Приближается очередной Великий пост и с ним ощущение какого-то долга, который надо бы отдать Богу и этой весной. Ограничить себя в пище и развлечениях, больше молиться, а главное, почаще ходить в храм, выслушать Великий канон, исповедаться, причаститься. Мы ведь православные, мы обязаны это делать, так надо. Кому надо? Ну, наверное, Богу... И тут же мы сами одергиваем себя: но ведь Он не нуждается ни в чем, уж менее всего в наших рассеянных мозгах и усталых ногах. Так, может, не ходить?

Сдается мне, когда мы так рассуждаем, мы просто неверно расставляем приоритеты. Мы исходим из слова «надо». Кому-то обязательно должно быть надо, чтобы мы пришли в определенное место и выполнили ряд действий — то ли Богу, то ли нам самим, то ли окружающим. Ну заведено так, в конце концов. И тут же мы ловим себя на «ветхозаветном отношении»: дескать, мы исполняем определенные обряды просто потому, что они предписаны свыше, вот просто ради послушания. Вроде как в Ветхом Завете постоянно приносили в храме положенные жертвы.

Их, конечно, приносили, и мы знаем (хотя бы из Евангелия), что к новозаветным временам и в самом деле для многих, слишком многих они стали связываться с какой-то «обязаловкой», зачастую утомительной: вот исполнил, что положено, и свободен. В результате одни (условно назовем их фарисеями) подходили к делу слишком формально и приправляли это свое благочестие изрядной долей гордыни, а другие (условные мытари) и вовсе оставляли всё это в стороне и шли заниматься бизнесом и развлечениями.

Только не для этого строил царь Соломон в Иерусалиме самый первый храм, не таким было его отношение. Я процитирую здесь молитву Соломона при освещении храма из 8-й главы 3-й книги Царств в собственном переводе с краткими комментариями. Итак, закончена колоссальная, сложная, дорогостоящая работа — воздвигнут храм, чтобы возник в Иерусалиме единый и постоянный центр поклонения Единому Богу, свидетельство Его величия и неизменного присутствия среди Своего народа. Впервые в мире! И что же говорит царь? Что само по себе это место — лишь символ (привожу его речь в собственном переводе):

«Жить ли Богу на земле? Если небеса и даже небеса небес не вместят Тебя — уж тем менее этот храм, построенный мной. Но снизойди к молитве раба Твоего и к просьбе его, Господи, Боже мой! Выслушай смиренную мольбу, которую обращает к Тебе ныне раб Твой. Да будет пред взором Твоим этот храм денно и нощно — место, на котором обещал Ты наречь Собственное имя, чтобы слышать молитвы, которые будет обращать к Тебе в этом месте раб Твой. Выслушай просьбу раба Твоего и народа Твоего Израиля, которую об- ратят-к Тебе в месте этом — а Ты услышь там, где пребываешь на небесах, выслушай и помилуй».

Но это не просто лекция по богословию, о трансцендентности и вездесущии Бога. Соломон дальше переходит к практическим случаям, которые будут происходить именно в этом месте:

«И если кто согрешит против ближнего своего, и прибегнут тогда к клятве, и придут совершать клятву к Твоему жертвеннику в этот храм — тогда Ты услышь с небес и рассуди рабов твоих, обвини виновного и обрати зло его на его же главу, но оправдай правого и воздай ему по правоте его.

Когда потерпит народ Твой Израиль поражение за грех перед Тобой, но вернется к Тебе и восхвалит имя Твое, обратившись к Тебе с молитвой в этом храме, Ты услышь на небесах и прости грех твоего народа Израиля, возврати их в землю, которую Ты дал их праотцам. Когда затворятся небеса и не будет дождя за грех их, но помолятся они в этом месте и восхвалят имя Твое и отвратятся от греха своего, ибо Ты смирил их, тогда услышь на небесах и прости грех рабов Твоих и народа Твоего Израиля. Тогда научи их благому пути, по которому им ступать, и даруй дождь для земли, которую ты дал Своему народу в наследие.

И если будет в стране голод, или чума, или пагуба и болезнь на растениях, или саранча нападет, или враг приступит к городским воротам — какая бы то ни была беда и погибель — то на всякую молитву и просьбу, кто бы с ней ни обратился из народа Твоего Израиля, когда сознает он беду, что на сердце у него, и прострет ладони в этом храме, тогда услышь его на небесах, где Ты пребываешь, сотвори прощение и воздай каждому по путям его. Ведь Тебе открыто его сердце — Тебе единственному открыты сердца всех сынов человеческих, чтобы боялись они Тебя, покуда живут на земле, которую дал Ты праотцам нашим».

В беде человек обращается к Богу, это вполне естественно. Но не просто обращается — сначала ему предстоит осознать всю трагичность собственного положения и понять, что причиной стали его собственные грехи. И одной просьбы будет мало, ведь Господь воздаст каждому «по путям его». Если не изменить собственного поведения, то можно ходить в храм хоть каждый день, можно мозоли на коленях натереть — и при этом ничего в твоей жизни не изменится. Соломон это ясно понимал!

И еще он понимал, что храм — святыня для всего мира, а не только для израильского народа, пусть даже весь остальной мир оставался в то время языческим. Но и для израильтян он был не просто символом национальной гордости и идентичности, а зримым свидетельством о Боге, местом встречи с Ним — и точно тем же он должен был стать и для иноплеменников:

«Если и чужеземец не из Твоего народа, Израиля, придет из дальней страны ради имени Твоего — ибо и там прослышат об имени Твоем великом и о мощи простертой Твоей руки, — и придет он помолиться в этом храме, тогда услышь его на небесах, где Ты пребываешь, и поступи с чужеземцем по его обращению к Тебе. Так да узнают все народы земли имя Твое, чтобы бояться тебя, как и народ Израилев, и узнают, что имя Твое наречено на этом храме, построенном мной».

Впрочем, далеко не всегда из дальних краев приходили для того, чтобы помолиться — гораздо больше под стенами Иерусалима оказывалось завоевателей. Казалось бы, царь должен был просить о даровании победы над врагом, но он прекрасно понимал, что жизнь не состоит из одних побед. И в поражениях и даже национальных трагедиях он видел, прежде всего, средство Божественной педагогики, призванное вернуть заблудший народ к Богу:

«Когда выйдет народ Твой на битву с врагом по пути, указанному Тобой, то помолятся они Господу, обратившись к городу, избранному Тобой, и к храму, построенному мной во имя Твое, и тогда услышь на небесах молитву и прошение их и воздай им по правде их. Если же согрешат они пред Тобой, ибо нет человека, который бы не согрешил, то прогневаешься Ты на них и выдашь их врагам, чтобы пленили их и увели во вражескую страну, будь она близко или далеко. Но придут они в разум, и обратятся к Тебе с мольбой в земле их пленения и скажут: „согрешили мы, творили зло и нечестие", и обратятся к Тебе от всего сердца и от всей души в стране врагов, пленивших их, и помолятся к тебе, повернувшись к стране, которую ты дал праотцам их, и к избранному Тобой городу, и к храму, построенному мной во имя Твое. И тогда услышь на небесах молитву и прошение их и воздай им по правде их. Прости народу Твоему, в чем согрешил он пред Тобой, все совершенные ими пред Тобой преступления, и возбуди сострадание к ним в угнетателях их, ибо они народ Твой и наследие Твое, ведь Ты вывел их из Египта, из печи железной».

И заключает свою молитву Соломон такими словами:

«Да будут очи Твои благосклонны к просьбе раба Твоего и к просьбе народа Твоего Израиля, чтобы выслушать слезное моление их, ибо Ты отделил их из всех народов земли Себе в наследие, как обещал Ты через раба Своего Моисея, когда вывел их из Египта, Владыка Господь!»

Нигде здесь не говорит он «мы должны», но всюду только «мы можем». Храм становится местом встречи Бога и человека, местом, куда прибегают люди во всякой нужде и беде, чтобы, исправив свою жизнь, восстановить разрушенное доверие Творца и получить исцеление. Каждый из них выбирает сам, пользоваться ли этим средством, и народ как единое целое тоже делает свой выбор и несет за него полную ответственность.

Сегодня это мало кем осознается. Зато спрашивают батюшек: обязательно ли быть на всенощной накануне литургии? Или: обязательно ли поститься три дня и прочитывать все каноны и последование перед причастием? Ну, и еще про воздержание от супружеской близости и креветок в пост конечно же и про многое иное.

Если батюшка строгий, он ответит: да, обязательно, этому нас учит церковь, и мы обязаны ей доверять. Впрочем, и добавит: но если у вас особые обстоятельства, посоветуйтесь с духовником, потому что суббота для человека, а не наоборот.

Если батюшка нестрогий, скажет почти то же самое, только начнет с другого конца: все случаи индивидуальны, общих шаблонов быть не может, посоветуйтесь с духовником, а церковь дает нам общие ориентиры. Может добавить: вообще-то все эти правила писались для монахов в давние времена, жизнь нынешних горожан сильно отличается от жи-

тия византийских подвижников, и мы часто просто не можем им полностью соответствовать.

Я попробовал представить, как ответил бы на вопрос о всенощной Христос Своим апостолам или апостолы новообращенным христианам, — и не смог. Не только потому, что всенощных в нашем понимании тогда просто не было, а еще по одной причине. Они говорили о чем-то другом.

Ведь и в те времена существовало налаженное храмовое богослужение, в полном соответствии с требованиями Моисеева Закона люди молились, постились, приносили жертвы и совершали разные обряды. Христос и сам многократно с самого детства посещал Иерусалимский храм на праздники и участвовал в богослужениях. Так делали и апостолы, пока христианство и иудаизм окончательно не разошлись в разные стороны.

Но Христос приходил к людям вовсе не для того, чтобы напомнить им о ценности богослужений, призвать народ посещать их или чтобы внести в них мелкие обрядовые изменения. Он, признавая всю их ценность и правильность, говорил о другом. И сурово обличал тех, кто думал, что соблюдение обрядов — самоценная и самодостаточная вещь, способная обеспечить нам место в Царствии Небесном вне зависимости от того, как протекает остальная часть нашей жизни. А уж как подробно писал об этом апостол Павел, излишне и напоминать.

Богослужение — средство, а не цель. Отличное, проверенное временем, необходимое средство, но все-таки не цель. Иначе не прославляли бы мы Великим постом преподобную Марию Египетскую, которая вообще на него не ходила в своей пустыне.

Как сообщает «Толковый Типикон» М. Скабалланови- ча 1913 года издания, однажды в Киеве решили отслужить всенощную в соответствии со всеми требованиями богослу

жебных книг, без малейших сокращений. К этой службе студенты Духовной академии готовились несколько месяцев, а служили ее восемь часов. Больше никто не рисковал повторять этот опыт.

Да и без Типикона ясно: если мы постоянно служим утреню вечером, а вечерню на Страстной утром, на практике мы вносим в богослужебный устав довольно существенные изменения, никакими книгами не предусмотренные. И собственно, почему бы нам этого и не делать, если суббота для человека, а не наоборот?

Ведь формы и раньше не раз менялись. Апостол Павел в 11-й главе 1-го Послания к Коринфянам дает нам, по сути, первый сколь-нибудь подробный рассказ о Евхаристии в раннехристианских общинах. Обычно все прекрасно помнят мелкое замечание из той же главы насчет необходимости женам покрывать голову во время молитвы, но слова о главном как-то проходят мимо нас. А ведь Павел сурово обличает коринфян за то, как недостойно они совершают Евхаристию.

Что же, коринфские христиане не ходили накануне ко всенощной? Или не вычитывали всех положенных канонов? Или не постились три дня, не исповедовались, чистили утром зубы или что там еще у нас служит препятствием?

Евхаристия тогда совершалась вечером, после дня, полного трудов и забот. По сути, она была частью братского ужина местной христианской общины. И вот апостол пишет: «... вы собираетесь так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается».

Отчасти именно поэтому Евхаристия очень скоро была отделена от застолья и стала совершаться не за накрытым столом, а в храме. Но принцип не изменился. Евхаристия, или Господня вечеря, — это собрание церкви как Божьего народа, наивысшее зримое проявление ее единства в Господе.

И Павел сетовал на отсутствие именно этого единства: христиане приходили со своей едой, каждый стремился побыстрее съесть свой личный лакомый кусочек...

А сегодня православные нередко приходят на литургию (само это слово переводится с греческого как «общее делание»!) за удовлетворением личных религиозных потребностей, не более того. Не похоже ли это на проблему коринфян?

Но вернемся к нашей всенощной. Конечно, проблема в нехватке времени и усталости, но далеко не только в них. Попасть на литургию они мешают куда меньшему количеству людей. Ведь Евхаристия ощущается как самый центр христианской жизни, без нее никуда, а вот «выстаивать» пусть даже самые уставные богослужения, понимая в них разве что отдельные слова...

Я бы сформулировал вопрос о всенощной иначе: а что делать, чтобы всенощная, или лучше вечерня вечером и утреня утром, становились частью этого общего делания, были бы подлинным местом, где собирается народ Божий, чтобы по возможности приготовиться к участию в вечере Господней?

Вот лишь одна догадка. Смысловой центр утрени — канон, каждый раз разный, а в некоторые дни соединяются по два-три канона. Каноны составлялись в то время, когда большинство верующих было неграмотно, а книги были редки и дороги. И вот канон был, по сути, такой богословской лекцией в поэтической форме, из которой молящиеся могли узнать основной смысл наступающего праздника.

Сегодня, если они хотят не «выстаивать» канон на полупонятном языке, а действительно уловить его смысл, им нужно сначала его прочитать, желательно с комментариями. Грамотность теперь поголовная, книги доступны, всё выложено в Сеть. Ситуация изменилась, и прежнее средство перестало достигать той цели, для которой было создано. Напротив, оно стало превращаться в цель, для достижения которой нужны новые средства.

Здесь приведу небольшую историческую справку. Канон как богослужебный жанр возник только в VII веке. То есть множество великих Отцов и Учителей Церкви за всю свою жизнь не слушали на утрени ни одного канона! А что же было вместо них? Да много чего, например, кондаки — так называлась не одна строфа, подобная тропарю, как сегодня, а целая поэма, в которой описывались (как правило, в драматической форме) основные события наступающего праздника — очень удобно для людей, не обремененных богословским образованием. И казалось бы, отчего не вернуть кондаки в богослужение сегодня, прежде всего прекрасные творения св. Романа Сладкопевца?

В нашей гимнографической и литургической традиции есть множество сокровищ, известных только узким специалистам в этой области. У нас есть явная потребность в том, чтобы просвещать народ и привлекать его к участию в богослужении. И у нас, очевидно, есть возможность это делать, подходя к службе не как к застывшей навсегда форме, но как к жизни церкви — народа Божьего.