Гуманитарная интеллигенция в России оплакивает свое поражение, и христианская в том числе. Не будем сейчас спорить о терминах (что есть интеллигент, гуманитарий, христианин и что есть поражение), кто в теме, те видят это примерно одинаково. Еще меньше смысла в том, чтобы обсуждать, выходить ли по этому поводу на пикеты протеста и не пора ли паковать чемоданы — такие решения принимаются индивидуально или на семейном совете.

А вот проблемы у нас как у класса или сословия общие, и прежде, чем переходить к проблемам христиан, скажу о гуманитариях в целом. Оказалось, к примеру, что в стране стремительно сокращается журналистика. Есть массовая агитация и пропаганда, есть резервации для фриков, а вот проведи качественное журналистское расследование — и ты почти наверняка останешься без работы. Причем не только ты — глобальный рынок русскоязычных СМИ перенасыщен высококлассными специалистами в поисках вакансий.

Точно так же сокращается пространство для гуманитарных наук, прежде всего связанных с историей. Проще всего это увидеть на примере денег: зарплаты в государственных институтах сильно просели даже в рублях, «Династия» оказалась иностранным агентом и самораспустилась, гуманитарный РГНФ слит с РФФИ, а по сути, ликвидирован. Далее, архивное дело переподчинено напрямую президенту, в библиотеках и ВУЗах меняется руководство, диссертация по истории вызывает шквал обвинений в экстремизме и т. д. Уже понятно: это не случайные флуктуации, а ясно выраженный тренд. Стране, встающей с колен, нужна память о славных деяниях предков, а вовсе не независимый анализ произошедших, а в особенности происходящих событий.

Техническая интеллигенция, представители точных и естественных наук могут пока расслабиться: ракеты должны летать и танки стрелять, а средствами агитации и пропаганды этого от них не добьешься. Отставание в технической сфере от Запада очевидно, так что им дадут пожить спокойно. А вот тот тезис, что любая наука и техника эффективно развиваются лишь в обществе, ориентированном на прогресс, а не на былую имперскую славу и родо-племенную архаику, пока не кажется всем очевидным.

Средний предпринимательский класс, который поддерживал те или иные гуманитарные проекты, тоже, по сути, схлопывается и «оптимизирует расходы». Не до свободных ныне искусств. Так что мы, гуманитарии, на данный момент по определению лишние люди в своей стране. Впрочем, и в других странах нас, русскоязычных, уже слишком много, и вакансий там слишком мало, чтобы можно было на что-то всерьез рассчитывать. Плюс у многих из нас есть привычка не просто зарабатывать на хлеб с маслом (способы остались), но и какое-то ощущение личной причастности к судьбам Родины — может быть, очень наивное, но привычное.

А ведь мы наглядно увидели, что у нас как у граждан не осталось совершенно никаких механизмов влияния на политическую жизнь страны. В этих условиях смешно даже спорить о том, за кого именно голосовать и голосовать ли вообще — по-видимому, любое (не)участие в электоральных процедурах сегодня скорее очищает совесть (не)участвующих, чем влияет на состав парламента...

Но перемены (никто не знает когда и какие) неизбежны, как в нашей стране, так и в церкви. Она есть часть нашего общества и разделяет его судьбу. Никогда не знаешь, какие это будут перемены и когда произойдут, но многие их предчувствуют. Мы, конечно, опять окажемся к ним неготовыми... или не надо заранее обрекать себя на поражение? Или можно хоть чему-то научиться на собственных ошибках?

Когда в августе 1991 года мы поняли, что победили гекачепистов, радости не было предела. И каждый был уверен: Россия навсегда избавилась от авторитарного прошлого, она сделала свой европейский и демократический выбор. Если бы нам, тогдашним, рассказали, что будет дальше, мы бы просто не поверили.

Немало говорилось о том, что происходило в девяностые. У тех, кто определял развитие страны, возникла иллюзия, что «рынок все расставит по местам», в том числе и рынок идей: демократия и либерализм ведут к экономическому прогрессу и потому победят во всех странах. Соответственно адаптируется и православие — для тех, кому оно вообще интересно. А в глазах остальных оно выглядело чем-то вроде коллекционирования марок или вышивания крестиком — безобидное увлечение, даже отчасти полезное.

Но материал имеет свойство сопротивляться, в особенности человеческий. Правителям и властителям дум в очередной раз достался «не тот народ», и в какой-то момент как бы из ниоткуда появились и новая идеология, и властное православие, и многое иное. Но ведь у этого «ниоткуда» были имена и адреса. Пока условные «либералы» почивали на лаврах и делили советское наследие, тихие, неприметные люди, всем казавшиеся лузерами и фриками, писали и обсуждали тексты и создавали некую новую идеологию. И когда на определенном этапе государство и, в меньшей степени, общество задали в пространство вопрос: так, у нас тут где-то была идеология и куда-то делась — где бы новую взять? — они предложили свой конструкт, и он был с успехом принят.

Мы можем сегодня каждый «возделывать свой маленький сад», мы можем встречаться за рюмкой чая и ужасаться происходящему. Нас из поколения в поколение приучали именно к этому, и с какой-то горькой радостью мы впадаем в привычное и уютное состояние «мы всему знаем цену, но от нас опять ничего не зависит». В текущей политике, в том числе и церковной, — да, ничего. Но контуры будущего развития никогда не определялись ни административными директивами, ни голосованием большинства.

Сейчас очень неплохое время для спокойных дискуссий: пока мы не покушаемся на телеаудиторию и не выходим на митинги, никто не мешает нам обсуждать в любом формате любые насущные вопросы. Все это, кстати, прекрасно совмещается с возделыванием собственных садиков и с частными чаепитиями. Правда, христианская вера и церковная жизнь мало кому интересны: светские СМИ следят лишь за скандалами, церковные в основном транслируют официоз, а независимых православных почти нет, можно назвать разве что портал «Православие и мир», да и то он вынужден соблюдать определенные ограничения. Кроме того, он ориентирован скорее на массового читателя, которого более всего занимают текущие новости и «вечные ценности».

Только ленивый не процитировал в последние годы пророческие слова монахини Марии Скобцовой, сказанные в далеком 1936 года: «Если в церковь, одаренную терпимостью и признанием со стороны советской власти, придут новые кадры людей, этой властью воспитанные, то... в какую-то минуту, почувствовав себя наконец церковными людьми по- настоящему, по полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению, они скажут: „Вот по этому вопросу существует несколько мнений — какое из них истинно? Потому что несколько одновременно истинными быть не могут. А если вот такое-то истинное, то остальные подлежат истреблению, как ложные". Они будут сначала запрашивать церковь, легко перенося на нее привычный им признак непогрешимости. Но вскоре они станут говорить от имени церкви, воплощая в себе этот признак непогрешимости... Тут нельзя иметь никаких иллюзий — в случае признания церкви в России и в случае роста ее внешнего успеха она не может рассчитывать ни на какие иные кадры, кроме кадров, воспитанных в некритическом, догматическом духе авторитета. А это значит — на долгие годы замирание свободы».

Мы с удовлетворением ставим галочку: пророчество сбылось. И добавляем вторую галочку: мы-то на стороне матери Марии, антиномического мышления и церковной свободы, но мы опять остаемся непонятыми. А не пора ли что- нибудь по этому поводу сделать? Представим себя на месте миссионеров, отправившихся проповедовать христианство народу с другой культурой и образом мышления. Например, советскому. Разве не должны мы приспособить свою проповедь к представлениям и верованиям аудитории? Разве мы вправе требовать, что аудитория целиком и полностью будет соответствовать нашим ожиданиям?

Так вот, дорогие просвещенные друзья, другого народа у нас нет. Да, он страдает, как и любой другой народ, от своих предрассудков и комплексов, он бывает крайне невосприимчив к тому, что кажется нам очевидным. Но если мы себя считаем интеллигентами, мы обязаны принять этот факт и действовать в предлагаемых обстоятельствах, заниматься просвещением и образованием на понятном народу языке. Если мы этого не сделаем, у нас не будет никакого права жаловаться, что после очередных великих потрясений Россия зайдет на очередной круг имперской левиафанианы при полном одобрении трудящихся.

Лично для меня таким просветительским проектом стала серия общедоступных книг по прочтению Библии и новый перевод новозаветных Посланий, над которым я работаю в последнее время (он был представлен в 11-й главе). Речь идет не просто о «приращении знания» или популяризации современной библеистики, но о попытке вернуться к базовым текстам, с которых начиналось христианство, и показать, как мы можем прочитать их сегодня. Разумеется, в других случаях это могут быть и другие проекты, и желательно коллективные, хотя я прекрасно осознаю, что российский интеллигент обычно яркий индивидуалист (собственно, потому он чаще всего и проигрывает).

Есть дело, которое всегда будет востребовано, которое практически невозможно запретить и которым можно заниматься почти в любых условиях, — это образование и просвещение. И если уж рассуждать о судьбах Родины, то ее основная проблема не столько в фамилиях людей, стоящих у власти, сколько в готовности подданных поддаваться на примитивные манипуляции, принимать пропаганду за истину и искать слишком простых ответов на сложные вопросы. Гуманитарное знание в конечном счете учит человека эффективно и независимо общаться с другими людьми и существовать в обществе — недаром эти науки называли в СССР «общественными». И чем больше людей обладает навыками критического текстового мышления, тем меньше шансов, что любое развитие событий в стране приведет только к новой диктатуре.

А может, бежать от всей этой политики, экономии, идеологии? И вот огромное число верующих людей в это смутное время не просто выключают телевизор, но резко сужают поле зрения, уходя в подробности богослужебной жизни, в посты и праздники, в сложную систему табу, в богословские размышления и молитвенное делание. Некоторым удается, но зачастую они остаются христианами в одной четверти, в одной десятой или одной сотой своей жизни, где всё расписано и предписано, а основную часть проводят, как придется. Там всё слишком неочевидно.

А порой земной прозы вообще нет, а есть сплошь тихое и безмятежное житие в затонувшем граде Китеже, и проповедь обычно сводится к разговорам о красоте и великолепии этого града и к обличениям насущной действительности, которая не хочет ему соответствовать. Православие — всё больше о правильных словах на правильную тему, и всё меньше о реальной жизни. И жизнь течет сама собой и для «православного большинства», которое так гордится тем, что оно — большинство.

Словом, торжество субкультуры, которая оторвалась от своих изначальных смыслов: принято так говорить, делать и думать, потому что так принято, а иное не благословляется.

Со стороны церкви в последнее время всё чаще звучит еще и обычный корпоративный пиар, который почему-то выдается за миссию: нам рассказывают, какая наша церковь замечательная, нам разъясняют принятые руководством решения, призывают сплотить ряды и поддержать материально. Всё это вполне естественно для любой корпорации (а церковь, помимо всех ее мистических качеств, есть еще и человеческая корпорация), но это совсем не ответ на вопрос «как нам жить?».

Иногда политики пытаются использовать церковь и всё с ней связанное в своих собственных целях. Но свято место пусто не бывает, и если мы перешли на язык политического пиара, значит, прежде того забыли о чем-то евангельском. И наш «миф о вечном возвращении» дурного и жестокого прошлого так и остается с нами.

Да и когда мы пытаемся разобраться с внутрицерковными проблемами, мы обсуждаем всё те же технические подробности, что и четверть века назад: можно ли молиться на русском языке? можно ли развести причастие с исповедью? какая иерархия самая каноничная, а какая, напротив, самая независимая от кесаря? кто должен перед кем публично покаяться, чтобы восстановить разрушенное единство? да и не пора ли нам избирать духовенство и епископат всеобщим и равным голосованием? Словом, заменить неправильный, сер- гианский, неканонический и еще какой клерикализм — правильным, каноническим и демократическим? Те же идеология и политика, но в церковных ризах.

Кто виноват, для христиан очевидно: мы сами. Лучше задумаемся, что делать.

Всё больше людей, которые хотели бы разорвать порочный круг. Множество людей в наших странах живет свободнее и сытнее, чем жили их предки с Рюриковых времен, но им остро не хватает смыслов и ценностей, превосходящих потребительскую рекламу и политическую демагогию. Грубо говоря, они хотят знать, что живут не только ради новой марки автомобиля или партийного флага, они хотят иметь более высокие цели, но не всегда знают какие, хотят уважать себя и свою страну, но не всегда видят за что.

И когда люди вдруг открывают для себя нечто крайне важное: благотворительность, к примеру, или отстаивание прав слабых и угнетенных, — они обычно делают это вне и помимо церкви, даже если сами они верующие. Церковь в лучшем случае реагирует на запросы со стороны остального общества, но почти никогда не ведет его за собой. От соли земли, от света миру, от города на горе можно было бы ожидать более активной и значимой позиции. Как ее выстроить?

Для целостного и действенного мировоззрения характерна иерархическая структура. В основе его лежат вечные истины, которые не подвержены пересмотру. На них опираются базовые ценности, далее идут стратегические решения, а от них зависят сиюминутные тактические ходы и технические средства. Если эта иерархия построена и связи на каждом переходе очевидны, мировоззрение позволяет человеку разобраться в самых разных и неидеальных ситуациях «как жить?».

Но что произойдет, если оставить только ценности (догматы веры) и технические средства (устав и типикон), думаю, понятно. Связь между одним и другим теряется: люди живут «как придется», но четко знают, что они православные, что на Пасху надо красить яйца, а перед этим полтора месяца не есть мясного и молочного. Не очень, правда, понятно зачем, но так принято.

Связь между одним и другим — в основополагающих текстах, прежде всего в Библии. Казалось бы, как можно руководствоваться в нашей современной жизни книгами, написанными тысячелетия назад для людей, живших в совершенно ином мире и сталкивавшихся с иными проблемами?

Приведу только два очень разных примера, того, как это может работать, из области политики и экономики. Послевоенная Германия поднималась из руин и избавлялась от своего нацистского прошлого и милитаристских традиций в огромной мере благодаря политическим усилиям христианских демократов. Конрад Аденауэр, лидера ХДС/ХСС, занимал пост федерального канцлера в 1949-1963 годах и создал германскую демократию, а при другом лидере, Гельмуте Коле (канцлер в 1982-1998 годах), Германия воссоединилась и стала ведущей страной новой Европы. Из нацистского кошмара христианами были сделаны очень конкретные выводы, и первая статья конституции ФРГ звучит так: «Достоинство человека неприкосновенно. Уважать и защищать его — обязанность всей государственной власти. Посему немецкий народ признает неприкосновенные и неотчуждаемые права человека в качестве основы всякого человеческого сообщества, мира и справедливости на земле. Нижеследующие основные права обязательны для законодательной, исполнительной и судебной власти как непосредственно действующее право».

Это действительно библейский принцип, потому что в его основе лежит представление о человеке как об образе и подобии Божьем. Следовательно, высшая ценность в этом мире — достоинство этого человека, а не партии, нации, государства или какой-то иной структуры, которая не переходит в вечность и потому менее важна, чем одна отдельно взятая личность. И для двадцатого века нашей эры эта истина оказалась не менее актуальной, чем для первого.

Наши страны, внесшие основной вклад в победу над фашизмом, могли бы тут многому поучиться. Но сравним: у нас к православной риторике то и дело прибегает большинство политических партий, а чаще всего — впавшие в амнезию коммунисты. Но в России не заметно ни одной сколь-нибудь серьезной политической силы, которая последовательно руководствовалась бы христианскими принципами (как, к примеру, первая статья конституции ФРГ), а все попытки создать христианские партии в начале 90-х закончились провалом. В результате я с удивлением обнаруживаю на каждых выборах, что голосую примерно по тем же соображениям, что и мои неверующие соседи, и что сделать это «по- христиански» у меня просто нет возможности.

Совсем иной пример — из области экономики, и здесь мы посмотрим на исламский опыт, ведь и его не зазорно учитывать. Для правоверного мусульманина непозволительно пользоваться услугами обычного банка, поскольку Коран категорически запрещает ростовщичество, то есть проценты с займа или вклада. Кстати, такие же запреты мы встретим в христианском Писании и Предании, но их мало кто воспринимает всерьез, так как в условиях современной экономики и заметной инфляции без процентов, казалось бы, не обойтись.

Но исламские банки в разных странах мира прекрасно обходятся. Они не выдают кредитов, а покупают дорогую вещь и продают ее своему клиенту с платежами в рассрочку, ведь Коран не запрещает торговую прибыль. А вместо ипотеки банк покупает жилье и пускает человека жить за определенную арендную плату, а когда она достигает некоторого уровня, жилье переходит в его собственность. Казалось бы, какая разница по сравнению с ипотекой? Вспомним, как не раз в последние годы ипотечные должники вынуждены были продавать свое резко подешевевшее жилье и еще оставались должны банку немалую сумму. С исламским банком такое невозможно, клиент и банк тут делят возможные прибыль или издержки. И это уж не говоря о том, что подобному банку нельзя вкладывать деньги в греховные проекты (продажа порнографии, к примеру), равно как и спекулировать, покупая товар для немедленной перепродажи.

У нас в стране немало предпринимателей или банкиров считают себя православными и регулярно перечисляют деньги «на храм», получая за это церковные ордена, но мне не известен ни один банк, который попробовал бы в своей деятельности руководствоваться ясно выраженными требованиями Писания и Предания. Если бы он существовал и доказал бы свое намерение делом, я не побоялся бы взять в нем кредит... простите, купить у него что-нибудь в рассрочку.

Как жить? На какие базовые ценности опираться? Как принимать стратегические решения, какими тактическими приемами пользоваться? Народ интересуется, от маститых протоиереев до тех самых вечных неофитов. Да и мимо идущие хотели бы знать: что там у нас в церкви, кроме вечных истин и правил поведения?

Православные активисты предлагают на стогнах града свои ответы, притом тактические приемы и технические средства позаимствованы то ли у рекламистов (православным быть выгодно, удобно, престижно), то ли вовсе у хунвейбинов (громи всё неправославное). Но если есть подделка, значит, есть и спрос, значит, существует или может существовать и настоящее. И не стоит ждать, что его нам выдаст некий специально созданный синодальный отдел «по поиску смысла жизни», его мы вольны искать сами для себя и обмениваться по ходу поисков опытом.

И на что же опереться в поисках? Мой ответ будет банальным — на Писание, которое, казалось бы, должно стать центром всей христианской жизни, а на самом деле оно в лучшем случае стоит тихонечко на полке.

Да читаем ли мы Библию даже тогда, когда читаем? Или скорее повторяем привычные цитаты и формулировки, с которыми, как нам кажется, всё нам понятно? Вот только один небольшой пример: «Тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его в словах. И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря: „Учитель! мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице; итак скажи нам: как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет?" Но Иисус, видя лукавство их, сказал: „Что искушаете Меня, лицемеры? покажите Мне монету, которою платится подать". Они принесли Ему динарий. И говорит им: „Чье это изображение и надпись?" Говорят Ему: „кесаревы". Тогда говорит им: „Итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу"» (Мф. 22:15-20).

Кто же не знает, что кесарю, то есть государству, надо отдавать, что ему полагается, и вообще выполнять его законные требования, доколе они не противны нашей вере. Ну и с Богом, наверное, надо примерно так же — отдать, что положено: пост, посещение богослужений, благотворительный взнос... Не случайно родилось это митьковское: «кесарю — кесарево, а остальное на оттяг». Так ведь, на самом деле, оно и происходит в большинстве случаев, а Богу мало что остается.

А теперь давайте этот текст действительно прочитаем. К Иисусу сообща приступают иродиане и фарисеи, отноше

ния между двумя партиями были примерно такими же, как сегодня между Единой России и Яблоком. Это как же надо было достать тех и других, чтобы они согласились увидеть в Нем общего врага и объединиться! И вот они спрашивают, платить ли римскому кесарю эту унизительную подать, один динарий в год, — вроде и сумма ничтожна, но вопрос-то принципиальный.

И невозможно ответить так, чтобы все остались довольны. Скажешь «нельзя» — сдадут римским властям как мятежника, да и иродиане-коллаборанты будут очень недовольны. Скажешь «нет проблем, платите» — оскорбишь этим всех патриотов, а заодно и благочестивых фарисеев. Они, конечно, сами платят, но как-то так незаметно, без фанатизма, с сокрушением сердечным. Да и жалко ведь динарий отдавать! Народ такое тоже не поддержит.

Что делает Иисус? Он полностью переворачивает ситуацию. Просит показать ему самую ходовую монету, динарий, заодно точный размер подати. У Него с собой нет динария, Он как будто вообще его не видел никогда в жизни... а вот у вопрошающих есть, причем наверняка не один. Так-так-так, и что же на этой монете? Изображение человека, что строжайше запрещено Законом, да еще какого человека — римского императора, завоевателя и угнетателя Иудеи! А надпись? Это же вообще кошмар: там император Тиберий называется «верховным понтификом», то есть жрецом языческого культа, и даже «сыном Божественного Августа».

Да разве не жжет такая монета руки пламенных патриотов и благочестивых верующих? Немедленно отдайте, избавьтесь от скверны сей же час, тем более если хозяин требует ее обратно! Трудно пришлось подосланным фарисеям и иродиа- нам: до сих пор они видели в каждом динарии — просто динарий. А теперь они будут помнить, чье там изображение и чья надпись, и ведь у них у каждого далеко не по одной монете.

Требует ли тут Иисус аккуратности в уплате налогов? Запрещает ли брать в руки языческие монеты? Скорее он показывает: вы ставите ловушки этих мелочных «можно — нельзя», но живая жизнь никогда в них полностью не впишется, и при известной ловкости ума в ту же ловушку угодит сам ловец. Хочешь быть таким щепетильным благочестив- цем — откажись от римских денег, беги в пустыню питаться акридами. Не по силам? Тогда не привередничай. Задумайся лучше о том, чего от тебя ожидает Бог. Вот это действительно важно! Ты не забыл ли о Нем за всякими ритуальными подробностями, политическими новостями, острыми дискуссиями?

А чего требует Бог, сказано еще у ветхозаветных пророков, более чем на полтысячи лет раньше: «Ибо Я требую милости, а не жертвы, и познание Бога — выше всесожжений!» (Ос. 6:6). Эти слова звучат вполне актуально и в наши дни, когда, словно в древнем Израиле, люди «договариваются с Богом», жертвуя на храм, но не забывают при этом забирать последнее у ближнего своего.

Четыре раза в год, перед каждым многодневным постом, во всех СМИ нам расскажут, что можно и чего нельзя есть в эти дни, но никто не процитирует самых главных слов: «Вот какой пост Я избрал: разбей оковы неправды, сними ярмо угнетения, измученных отпусти на волю, уничтожь всякое ярмо! Раздели с голодным свой хлеб, нищего странника введи в свой дом, а увидишь нагого — одень его... И вот тогда позовешь, и Господь ответит, ты возопишь, и Он отзовется: „Я здесь!“ — когда не останется у тебя тяжкого ярма, надменного пальца и языка злого; когда разделишь своё с голодным, когда насытишь страждущую душу. Тогда свет твой засияет во тьме, мрак твой обратится в полдень» (Ис. 58:6-10).

Библия, как видим, очень неудобный текст. Поэтому намного проще сделать вид, что с ней мы уже целиком и полностью разобрались, думать о ней не стоит — надо теперь отражать происки врагов, бороться за принятие нужных законов, наращивать экономическое могущество... и так последовательно поддаваться всем искушениям, которые Христос отверг в пустыне: искать себе побольше хлебов, славы всех царств мира и общенародного признания заслуг.

Нам, христианам всех конфессий, профессий и убеждений, на самом деле предстоит открыть Библию и прочесть — не потому, что от нас этого кто-то требует, как от Тома Сойера в воскресной школе, а потому, что именно к ней естественно обращаться христианам в поисках ответов на актуальные вопросы. Часть этих ответов мы найдем в готовом виде (как в словах Исайи о посте), но гораздо чаще придется столкнуться с ситуацией, когда Библия помогает расставить приоритеты и правильно сформулировать вопросы (как в случае с динарием), но ответы придется искать самостоятельно и многие решения будут вовсе не очевидными. Впрочем, не мы первые, есть, на чей опыт опереться, и это не только германские христианские демократы, но и Святые Отцы. То, что мы привычно называем Преданием, и есть опыт прочтения Писания христианами прошлых веков, опыт жизни по нему. Условия изменились, базовые ценности — нет.

В конце концов, христианство стало главной религией Римской империи не потому, что апостолов было много, или что на их стороне были бюрократия и репрессивный аппарат, или что они выражали чаяния широких народных масс. Нет, они смогли предложить людям нечто очень для них важное и ценное — и сделать это на понятном языке.

Чтобы прервать дурную метафизику вечного возвращения, стоит вернуться к Библии. Именно там впервые было сказано слово «Исход».