Российское правительство пытается повышать эффективность отечественной науки, действуя по накатанному с начала 1992 года бюрократическому алгоритму. Когда в стране возникает какая‑либо острая проблема, то для ее решения на госбюжетные деньги создается новая управляющая надстройка с огромным штатом чиновников и массой исполнителей с целью устранения следствий негативных явлений, а не их причин.

Например, для борьбы с коррупцией, угрожающей существованию Российской Федерации, в органах МВД создали структуры внутренней безопасности и даже Главное управление экономической безопасности и противодействия коррупции. Однако эти новые структуры сами оказались наиболее пораженными этим пороком, а руководитель Главного управления – главным коррупционером. Когда возникла ранее неведомая нашей стране проблема наркомании, угрожая физическому и психическому здоровью нации, правительство создало Федеральную службу нарококонтроля (ФСНК) с 40 тыс. наркополиции. Тем не менее, по оценкам ее главы и экспертов, удается задержать и ликвидировать не более 10 % наркотиков, поступающих из‑за рубежа и производимых в России. Огромного уважения заслуживают честные сотрудники, которые, нередко рискуя жизнью, борются с коррупционерами и наркомафией. Эффективность их действий невелика потому, что высшее политическое руководство страны направляет их усилия на борьбу со следствиями, а не с причинами преступности, коренящимися в преступном происхождении самой «демократической» власти.

Другой пример: советская система пенсионного обеспечения работала четко, почти автоматически, не нуждаясь в каких‑либо огромных управленческих структурах. В результате «рыночных реформ» эту жизненно важную сферу охватил кризис, десятки миллионов престарелых граждан оказались нищими. Чтобы предотвратить социальный взрыв, «демократическая» власть создала так называемый государственный пенсионный фонд с 121 тыс. служащих. Вместе с тем она дала зеленый свет всем желающим делать бизнес, проще говоря, наживаться на предоставлении пенсионных услуг, как это успешно делала, например, Ольга Голодец в бытность управляющей пенсионным фондом «Норникель». Видимо, с ее легкой руки частные пенсионные фонды размножаются, как поганые грибы в дождливую теплую погоду. Количество их в последние годы колеблется от 145 до 250 с общей численностью служащих, видимо, не меньшей, чем в государственном фонде. Однако неразберихи и явной несправедливости в принципах и методах определения размеров пенсий лишь прибавилось.

***

По тому же бюрократическому алгоритму – путем создания новой управляющей надстройки правительство пытается решать гораздо более сложную и тонкую проблему повышения эффективности российской науки. Так появилось Федеральное агентство научных организаций (ФАНО), которому подчинены все научно‑исследовательские организации, и не только. Согласно публикуемым документам, это творение московской бюрократии – федеральный орган исполнительной власти, управляющий Федеральным имуществом, осуществляющий нормативно‑правовое регулирование и оказание услуг в сфере не только науки, но также образования, здравоохранения и агропромышленного комплекса. С одной стороны, ФАНО формально подчинено Минэкономразвития и внутри его Госимуществу, которое возглавил некто Д. Пристанков, недавно извлеченный, как и О. Голодец, из «Норникеля» (воистину правительственный круг безобразно тесен). С другой стороны, деятельностью ФАНО руководит не министр, а непосредственно правительство, назначая его руководителя по согласованию аж с президентом РФ.

Противоречивость и неопределенность статуса ФАНО говорят о надуманности и отсутствии объективной необходимости в существовании этого монстра. Тем не менее оно наделено беспрецедентно широкими полномочиями, выходящими за рамки не только своего названия, но даже Минобрнауки. Думалось, что после скандальной истории с назначением Сердюкова В. В. Путин, «обжегшись на молоке, будет дуть на воду» и впредь не допустит подобных ошибок. Но, видимо, в его сознании прочно засела догма «рыночного фундаментализма» о том, что финансист якобы способен эффективно управлять любой организацией, независимо от особенностей содержания ее деятельности.

Поскольку ФАНО все‑таки появилось, то, для того чтобы оно было хоть сколько‑нибудь полезным, а не вредным, руководить им должны авторитетные ученые, сочетающие глубокое понимание специфики проблем науки с высокими организаторскими способностями. Однако его главой назначен некто М. Котюков – специалист в сфере «финансы и кредит», понимающий в науке меньше, чем Сердюков в военном деле. Под стать ему первый зам. А. Медведев с дипломом по специальности «экономика и финансы» и руководитель Сибирского территориального управления ФАНО А. Колович, набивший руку на управлении госимуществом. Причем все трое из Красноярска. Вполне очевидно, что в вопросах науки они компетентны не больше, а еще меньше, чем даже вышеназванные лица в правительстве. Этот парадокс объясняет второй закон Паркинсона: «чиновники стремятся множить число подчиненных, а не конкурентов». В соответствии с ним ФАНО с начальным штатом 500 чиновников в центре (плюс не меньшее число занятых в региональных отделениях) раздувается соответственно квадрату вреда, причиненного им науке и обществу. В 2015 г. на содержание ФАНО государство затратило 93 млн руб., а в 2016 году – 2,2 млрд рублей, то есть в двадцать с лишним раз больше.

Руководство этой надуманной структуры, по‑видимому, в силу физической невозможности в ближайшее время «проглотить» всю подведомственную ему сферу в 2016 году «скромно» заявило следующие приоритетные цели: «1. Обеспечение сохранности и эффективности использования федерального имущества, 2. Структурная модернизация сектора исследований и разработок, 3. Повышение инновационного потенциала научных организаций, 4. Развитие кадрового потенциала научных организаций».

Даже студент понимает, что здесь поставлены не цели, а задачи, решение которых – прямая обязанность Министерства образования и науки. Однако Ливанов, Голодец, Дворкович, проявив явную неспособность с ними справляться, вместо того чтобы подать в отставку, с благословения Медведева подбросили Путину идею создать под эгидой правительства еще одну огромную структуру федерального уровня, чтобы переложить на нее ответственность за последствия «реформирования» российской науки. Очевидно, что нужно было не создавать новую армию чиновников, а, отправив нынешнее правительство в отставку, укомплектовать новый состав вполне компетентными и честными патриотами.

Изначально провозглашалась благая цель – освободить больших ученых от финансово‑имущественных забот, чтобы они могли целиком посвящать себя великим открытиям. Однако облеченные чрезвычайными полномочиями Котюков и его команда вообразили, что знают гораздо лучше, чем все вместе взятые академики, как надо повышать эффективность российской науки. Последствия их деяний было нетрудно предвидеть.

Правительство, пишет, например, эксперт Центра Сулакшина А. Басманов, упорно продвигает реформу науки, не обращая внимания на протесты видных ученых, а в результате не только снижается эффективность их труда, но и стремительно тает интеллектуальный потенциал. Утечка научных кадров грозит перейти критическую черту. Согласно исследованиям Сибирского отделения РАН, 70 % молодых ученых не принимают реформу науки, 40 % рассматривают возможность вообще уйти из науки. Условия, в которых существует российская наука, заставляют даже самых мотивированных и преданных своему предмету специалистов уходить из науки. Причем дело здесь не только в материальном положении самих научных институтов, но также в общем политическом тренде российской власти.

***

Вопрос, сегодня задаваемый учеными президенту и правительству: «Будет ли открыта тайна рождения замысла реформ российской науки?» Для ответа следует обратить внимание, что первый пункт «целей» ФАНО: «обеспечение сохранности и эффективности, использования федерального имущества» исходит из ложной посылки о том, что руководство научно‑исследовательских учреждений заведомо неспособно решать такие задачи, а потому необходимо поставить над ними армию контролирующих чиновников. Но это – видимость. Немаловажную роль в появлении ФАНО сыграли потребности господствующего класса в устройстве детей, внуков и друзей на «хлебные и непыльные» места. Однако главная причина другая.

«Тайна» рождения замысла реформ науки – в том, чтобы разворовыванию российской «элитой» государственного имущества, закрепленного за научными учреждениями, придать видимость законности путем процедуры «приватизации». Особо привлекательная часть этого госимущества была пожалована Академии наук еще российскими императорами, плюс имущество, созданное и переданное ей советским государством в бессрочное бесплатное пользование и распоряжение ученых. Главная, но негласная задача ФАНО – обеспечить приватизацию имущества РАН в пользу давно положивших на него глаз «очень уважаемых лиц». Не случайно на острие проблем так называемого «реформирования» науки оказался конфликт между РАО и ФАНО. Среди желающих отхватить из академического имущества «кусок пожирнее», по‑видимому, и некоторые члены правительства, поведение которых трудно объяснить иначе.

По логике вещей управлять конкретными объектами государственного имущества, обеспечивая их сохранность и эффективное использование, должны конкретные уполномоченные государством люди (директоры, начальники, председатели и т. п.) под контролем определенных министерств. Именно такова мировая практика. Однако самые пронырливые и наглые «реформаторы» во главе с Чубайсом придумали и создали новую огромную структуру, распоряжающуюся всеми объектами государственной собственности независимо от их ведомственной принадлежности, так называемое «Госимущество» (ныне «Федеральное агентство по управлению госимуществом»). Главная задача этой бюрократической надстройки, как убедился случайно и очень недолго побывавший во главе ее честный человек В. П. Полеванов, – обеспечивать разворовывание государственного имущества путем приватизации и организации залоговых аукционов, тем самым создавая условия ускоренного вымирания населения.

На этом поприще «демократические приватизаторы» добились выдающихся успехов: еще недавно самая социалистическая в мире страна стала самой буржуазной. В книге, вышедшей в свет в 2015 г., я писал, что в 2010 г. доля государственной собственности в России составляла 20 % и в Украине 16 %, в США – 32 %, Японии – 35 %, Германии – 48 %, Франции – 52 %, Швеции – 62 %, Китае – 66 %. В Беларуси доля в ВВП продукции, произведенной принадлежащими государству или предприятиями, контролируемыми государством, – около 70 %. Хотя понятие госсобственности как в России, так и в Украине, весьма растяжимо. Например, даже главный телеканал страны – «Первый», который принято считать государственным, принадлежит Росимуществу только на 38 %, совладельцами его являются на 24 % лондонский житель Р. Абрамович и на 25 % – ЗАО «Национальная Медиа Группа», принадлежащая очаровательной А. Кабаевой.

Вполне очевидно, что в результате новой обвальной приватизации в течение последних пяти лет доля государственной собственности в 2016 году, по сравнению с 2010 г., не могла не сократиться. По всей вероятности, она стала меньше, чем в Украине, составляя в 2016 г., согласно некоторым оценкам, менее 3 %, хотя эта цифра весьма сомнительна. По данным председателя совета директоров ПАО «Аэрофлот» К. Андросова, представленным на Гайдаровском форуме, вклад государства и государственных компаний в ВВП Российской Федерации в 2005 году равнялся примерно 35 %, а в 2015 г. может составить около 70 %. Однако последняя цифра явно завышена, о том говорит уже то, что, по данным ОЭСР3, в 2005 году доля одних только расходов госбюджета в ВВП равнялась 34,2 %, а в 2013 году – 38,7 %.

***

Вышеприведенные количественные оценки зависят от методик расчета. Тем не менее все они указывают на еще не замеченный исследователями парадокс: хотя в России доля собственности государственного сектора меньше 20 %, но его макроэкономическая эффективность выше частного сектора, по крайней мере в два раза, и причем увеличивается даже при сокращении принадлежащей ему доли собственности. Следовательно, с точки зрения национальных интересов России необходимо обеспечить опережающие темпы развития именно государственного сектора.

Однако Д. А. Медведев постоянно говорит о необходимости дальнейшего уменьшения доли государственной собственности. Его первый заместитель И. Шувалов заявляет, что власти рассматривают амбициозный план приватизации на 2016–2017 гг., предусматривающий доходы от приватизации в размере 1 трлн руб. за 2 года. Хотя в 2015 г. доходы от приватизации составили чуть больше 5 млрд руб., а ущерб национальной экономике, причиненный этой акцией, тем более от новых, проводимых медведевским правительством, никто не считает.

Почему же руководство страны маниакально стремится любым способом избавляться от госсобственности, которая по Конституции РФ (ст. 3, п. 1) принадлежит, строго говоря, не ему, а народу, являющемуся «носителем суверенитета и единственным источником власти»? «Тайна» этой порочной страсти лежит на поверхности. Как было показано выше, именно дальнейшая «приватизация» и прямое разворовывание общенародной государственной собственности служат главным источником беспрецедентного обогащения «новорусской элиты», включая членов правительства и парламентариев… Даже в условиях обостряющегося с 2014 года экономического кризиса, когда резко ухудшается положение большинства населения, эта «элита», как показано выше, наоборот, умножает свои доходы.

Таким образом, узкоэгоистичные интересы верхушки господствующего класса, одержимой жаждой беспредельного личного обогащения, не совместимы с развитием национальной экономики и лишают нашу страну будущего. Видимо, Шувалов и вся «новорусская элита» полагают, что результаты приватизации будут перенесены в загробную жизнь. В этом отношении они поразительно едины со своими украинскими подельниками, возомнившими себя египетскими фараонами.

В данном случае приходится вновь говорить об общих социально‑экономических корнях бедствий, переживаемых нашей страной с 1986 года трагедий, потому что без их учета этих простых горьких истин нельзя понять глубинные причины беспрецедентного разгрома отечественной науки. К середине второго десятилетия XXI века практически все созданные трудом многих поколений богатства оказались частной собственностью немногих людей, которых академик Заславская мягко звала «случайными». В небольшой части государственного имущества, остающейся в распоряжении и пользовании ученых, господствующая верхушка усмотрела золотое дно, которое надо немедленно «зачистить». Захват закрепленного за научными организациями имущества – заключительный акт тотального отчуждения государственной собственности, когда разворовывать, кроме природных ресурсов, по большому счету, уже больше нечего. Борис Березовский задушен петлей, но его заветное дело – приватизация Российского государства близится к завершению.

К сожалению, эту простую истину не понимает, скорее, не хочет понимать большинство ученых. Для того чтобы академики поменьше «возникали», властвующие чиновники ублажили их пожизненной рентой по 100 тыс. руб. ежемесячно. Одновременно они упорно ведут линию на удушение РАН и всей отечественной науки.

***

В июле 2016 г. более ста ученых РАН, в том числе с мировым именем, обратились к президенту В. В. Путину в связи с тем, что решение о реформе РАН было поддержано им и, следовательно, может быть изменено только на том же уровне.

«Российская фундаментальная наука, – отмечают они, – переживает кризис с начала 1990‑х годов, и не только вследствие бедственного финансового положения. На протяжении уже многих лет она подвергается беспрецедентному давлению со стороны государственных структур, затевающих все новые и новые “реформы”, результатом которых становится ее последовательная деградация». В 2013 году реформированием Российской академии наук (РАН) академической науке был нанесен почти смертельный удар. Сейчас, считают авторы письма, начался ее новый этап, который непосредственно коснется всех институтов и всех сотрудников. На уровне правительства и от имени Федерального агентства научных организаций (ФАНО) не в меру ретивыми «эффективными менеджерами» выдвинуты и реализуются совершенно нелепые проекты укрупнения институтов путем их интеграции на «междисциплинарной» основе. Делается это по злому умыслу или по недомыслию – вопрос второстепенный, важно то, что до «окончательного решения» судьбы науки в России осталось уже совсем немного. Время политкорректности закончилось, пишут ученые, давно пора назвать вещи своими именами.

Сейчас стало совершенно очевидным, говорится в письме, что последние три года реформы фундаментальной науки в России не принесли никаких положительных результатов. К явно отрицательным ее следствиям относятся: падение авторитета науки в обществе, а российской науки – в мире, полное разрушение системы управления наукой, демотивация и деморализация активно работающих ученых, новая волна научной эмиграции, особенно среди молодежи, резкая активизация бюрократов и проходимцев от науки, подмена научных критериев оценки бессмысленной формалистикой, уменьшение доли качественных отечественных публикаций в мировой науке.

«В результате мы стоим на грани окончательной ликвидации конкурентоспособной научной отрасли – одной из традиционных опор российской государственности. Ситуация стала критической и требует принятия неотложных мер со стороны высшего руководства страны. В этой связи мы считаем, что Федеральному Собранию и Правительству необходимо срочно внести существенные коррективы в программу научных реформ. Главными из них должны стать признание фундаментальной науки самостоятельной и самоценной областью деятельности, включение ее развития в список государственных приоритетов, восстановление единства системы научных институтов и РАН. Без этого невозможно создание современной инновационной экономики в нашей стране».

В качестве первых требуемых шагов авторы письма считают необходимым немедленно прекратить разрушительную кампанию по бессмысленной реструктуризации сложившейся за многие годы системы существующих институтов РАН, проводимой без одобрения научного сообщества и без ясного понимания целей и задач. Вывести академическую науку из‑под юрисдикции Минобрнауки, передав его функции воссоздаваемым Министерству образования и Государственному комитету по науке и технике, вернуть РАН права учредителя и научно‑методического руководителя научных институтов при кратном увеличении и радикальном пересмотре структуры финансирования академической науки. Обеспечить реальное включение активно работающих ученых, пользующихся доверием научного сообщества и мировым признанием, в систему государственного управления наукой, восстановление академических свобод и демократического самоуправления научных учреждений.

«Все эти меры, – считают авторы письма, – требуют существенного изменения существующей законодательной базы в области управления наукой, что должно быть в числе приоритетных задач нового состава Государственной Думы, Совета Федерации и правительства. Коррекция реформы российской науки должна разрабатываться и проводиться не вопреки, а вместе со всем научным сообществом. Научное творчество должно быть свободным, в том числе и от разного рода целеуказаний людей, ничего в нем не смыслящих. Только ученые могут определить, что в науке актуально, а что нет, чем надо заниматься, а чем нет, и как нужно организовать научную работу. Необходимо признать, что без базовой фундаментальной науки невозможны развитие прикладной науки и обеспечение достойного уровня высшего образования, современной промышленности и обороноспособности страны. Время не ждет, мы находимся на последнем рубеже, и отступать дальше некуда!»

***

Лично я считаю, что ученые должны не смиренно «просить» президента страны и председателя правительства, а настойчиво требовать обеспечить их конституционное право участвовать в принятии государственных решений. Эти вопросы я поставил в письме Председателю Сибирского отделения РАН А. Л. Асееву. Получил ответ от исполняющего обязанности главного ученого секретаря Н. Г. Никулина с разъяснением: «Российская академия наук не имеет полномочий для политической деятельности, так как не является политической организацией (по уставу)». Как известно, «политическими» являются организации, осуществляющие государственную власть и борющиеся за государственную власть (партии, движения). Запрета на политическую деятельность «неполитических» организаций отсюда не следует. Политической называется деятельность, направленная на защиту интересов государства, классов, социально‑профессиональных, этнонациональных групп. Ею занимаются чаще всего, не ведая о том, практически все неполитические организации уже потому, что любые социальные проблемы (производственно‑экономические, экологические, культурные, правовые, научные, педагогические и т. д.) имеют политическую сторону. В современном мире быть человеку вне политики невозможно. Если не хочешь быть субъектом политики – будешь объектом чей‑то политики.

Эту истину понимали еще древние мыслители. Конфуций, например, считал себя рожденным для улучшения мира и потому даже в условиях постоянных феодальных междоусобиц умел практически влиять на решения правителей. Термин «политика» от слова «полис» – так в античной Греции назывались города‑государства. Человек – существо политическое, утверждал Аристотель, имея в виду, что гражданин отличается от раба и животного тем, что принимает участие в делах государства и разделяет ответственность за его судьбы. Понятие демократии предполагает, что граждане имеют право не только выбирать государственное устройство, но и влиять на органы власти, на принятие ими решений и контролировать их. Но для реализации этого права они должны выступать не по одиночке, а объединяться с единомышленниками как в политические, так и в неполитические организации. Парадокс в том, что «демократы», свергнувшие правящую Коммунистическую партию Советского Союза в результате предательства ее высшего руководства, запретили заниматься политикой в образовательных и научных учреждениях, а наше научно‑педагогическое сообщество с этим покорно соглашается.

Ученые более, чем кто‑либо, не имеют морального права быть вне политики. Их прямой профессиональный и гражданский долг – критический анализ политики государства и борющихся партий, всестороннее и конструктивное научное обоснование политических решений, отвечающих нашим национальным интересам. Эффективно защищать результаты своих исследований ученые могут только через свои «неполитические» объединения (академии, ассоциации, ученые советы, научные конференции и т. п.).

Конституция РФ утверждает, что Россия есть демократическое правовое государство и что ее граждане имеют право участвовать в управлении государством. Наши СМИ, научные журналы и книги сегодня переполнены протестами научно‑педагогического сообщества по поводу некомпетентного или злонамеренного управления сферой образования и науки. Однако обнаглевшие властвующие чиновники действуют по гитлеровскому рецепту: «с массой нужно обращаться как с женщиной, а женщина любит покоряться силе».

Российская академия наук оказалась неспособной выработать общую научно обоснованную позицию по отношению ко всему тому, что творят «либеральные реформаторы» с нашей страной и народом. Ее руководство лишь иногда горько сетовало на крайне неудовлетворительное госбюджетное финансирование науки, что выделенные средства расходуются на провальные «инновационные» проекты и элементарно разворовываются, что насильственная перекройка отечественного образования по худшим западным образцам резко ухудшает процесс воспроизводства научных кадров. Морально разложившиеся высшие чиновники решили, что с этой академией, как со слабовольной женщиной, можно делать все, что угодно. Погром Российской академии наук происходит потому, что она, приняв всерьез миф о запрете на политическую деятельность, не осмелилась стать политической силой и позволила властвующим наглецам свершить над собой насилие.