Петровские реформы оказали значительное воздействие на всю культурную жизнь России, и в том числе на историографию. Правда, в средних учебных заведениях, созданных при Петре Великом, история как особый предмет не преподавалась. Как отметил С. Л. Пештич, такого рода предмета не было в программах цифирных школ и Школы навигацких наук, и только в частной школе Феофана Прокоповича было предусмотрено преподавание истории. Появление военных и гражданских светских учебных заведений, введение более легкого для восприятия гражданского алфавита и печатание светских книг, появление газеты и другие меры культурного характера способствовали последующим успехам в деле создания и распространения исторической литературы. Первым историко-публицистическим произведением, напечатанным гражданским алфавитом, было «Рассуждение о причинах свейской войны» П. П. Шафирова, выдержавшее за шесть лет три издания тиражом в 20 тыс. экземпляров.

Особо должно быть отмечено развитие светского образования, освобождение научных знаний и всей культуры от преобладающего влияния церкви и религии. Без такой секуляризации науки и культуры в России невозможно было создание в послепетровское время новой, нетеологической дворянско-абсолютистской концепции русской истории и развитие исторической критики религиозных мифов и легенд о чудесах, невозможно было утверждение построений, в которых события совершались без вмешательства божественных сил.

Соответствующее поручение было дано справщику московской типографии Ф. Поликарпову. Петр не забывал о своем поручении, знакомился с опытами Поликарпова, но остался не вполне доволен ими, хотя и наградил автора двумястами рублями. «История» Поликарпова никогда не была напечатана. Больше в этом отношении повезло «Ядру Российской истории», написанному А. И. Манкиевым во время его пребывания в шведском плену в период Северной войны. «Ядро» было напечатано в 1770 г. Но поскольку к моменту издания оно уже безнадежно устарело, да и в момент написания не отличалось новизной трактовок, нет надобности на нем особо останавливаться.

Новые черты исторического познания, о которых шла речь в прошлой лекции, в петровское время ярко проявились в тех опубликованных произведениях, которые были посвящены новей-, шей истории, прежде всего Северной войне и в меньшей степени реформам. Историей войны и реформ заняты были виднейшие военные и политические соратники Петра. В составлении «Гистории Свейской войны», которая в рукописных редакциях начала XVIII в. называлась «Журнал или поденная записка Петра Великого», принимали участие Шафиров и Прокопович под главенством царя. Он же выступал и в качестве автора представляющих наибольший интерес абзацев.

Исходя из новых светских представлений о справедливости или несправедливости войн Шафиров старался опровергнуть распространявшиеся шведские утверждения, «будто его величество [царь Петр] оную войну без правильных и законных причин начал». Шафиров доказывал, что Петр «не токмо должен, но и необходимо принужден был начать сию войну против короны шведской», которая была враждебна России. Шафиров писал, что русский государь проявлял в ходе войны умеренность и склонность к примирению, нежели к войне, тогда как политика шведов была обратной. Шафиров не был беспристрастен в суждениях и поэтому старался как можно основательнее документировать свой труд. Для него специально подбирались интересные данные из дипломатических русско-шведских документов и договоров XVI-XVII вв.

«Гистория Свейской войны» написана в духе лучших традиций военной историографии эпохи древнего мира и периода Возрождения. В ней сообщается о замыслах командования и приводятся данные о силах сторон, об обстановке, в которой осуществлялись эти замыслы. Ход боев излагается с точностью и скрупулезностью. Для истории боевых действий русской армии в Северной войне «Гистория» является незаменимым источником, причем множество драгоценных деталей и оценок внесено рукой Петра I как, например, с характеристикой значения битвы под Лесной 1708 г. Подробно описав ход Полтавского сражения, авторы заключают, что «с легким трудом и малою кровию» достигнута «совершенная виктория (которой подобной мало слыхано)». До «Гистории» в русской исторической литературе так внимательно не был проанализирован ход военных действий.

В соответствии с расширившейся при Петре регламентарной деятельностью государства в «Гистории Свейской войны» и в исторических записках видного петровского дипломата Б.И. Куракина находим данные о разнообразных законах и постановлениях петровского правительства. Так, Б.И. Куракин сообщает об указах носить «новоманерное» платье, заведении школы математической, секуляризации монастырских доходов, начале строительства вышневолоцкой водной системы, введении налогов с бань, ульев, мостов и перевозов и о многом другом, что входило в сферу законодательной деятельности петровского правительства.

В первой четверти XVIII в. в России предпринимались шаги к расширению источниковедческой базы исторических работ. Помимо включения в «Гисторию Свейской войны», в книгу Шафирова и в записки Куракина копий и подлинных документов заслуживают внимания и специальные указы Петра Великого об отыскании, копировании и сохранении исторических источников. В 1720 г. он предписал губернаторам и вицегубернаторам собирать жалованные грамоты, письма, исторические рукописные и печатные книги для переписки и пересылки на хранение в Сенат, а в последствие и в Сенод.

В петровское время были начаты исторические исследования выдающегося русского историка, географа и этнографа XVIII в. В.Н. Татищева (1686-1750 гг.), который был активным участником реформаторской деятельности правительства, выступавшим на военном, дипломатическом и административном поприщах. Аристократ по происхождению, он стал участником петровских войн и походов.

В конце петровского царствования Татищев был послан в Швецию знакомиться с горным и монетным делом и мануфактурами, а заодно с тайной миссией передавать настроения, разговоры и помыслы шведов. Татищеву было также поручено «наведаться тамо о людех ученых и призвать в профессоры» в организуемую Российскую Академию наук.

Татищев, как и другие дворяне, выступил в 1730 г. сторонником некоторых конституционных ограничений самодержавия. Однако они решительно предпочитали самодержавие олигархии. Да и самые умеренные конституционные прожекты очень непрочно обосновывались в их сознании. Во всяком случае, во второй половине 1730-х годов в трудах Татищева эти прожекты никак не проявлялись. Бироновский режим был глубоко антипатичен Татищеву и дворянам его круга. А с А. П. Волынским и с привлеченными по его делу «конфидентами» (сообщниками) у Василия Никитича были тесные связи. По свидетельству самого Татищева, Бирои «говорил, яко бы Татищев главный враг немцев». Обвиненный во взяточничестве, Татищев до 1734 г. находился под судом, затем его освободили от суда и вновь послали на Урал «для размножения заводов». За день до смерти к Татищеву приехал курьер с сообщением о снятии с него всех обвинений и с указом о награждении орденом Александра Невского, который он не принял, сославшись на то, что дни его сочтены.

Биография В.Н. Татищева мало походит на биографии ученых-теоретиков. Активная практическая деятельность должна была, конечно, оказать влияние и на ход научной работы, и на его научные воззрения. Как и другие деятели петровского времени, он стремился заимствовать полезное из-за рубежа, чем отличался от официальных историков-патриотов XVII в. Борьбу с западными порицателями русской истории, утверждавшими, что Россия «исторей древних не имела», В.Н. Татищев считал своей главной задачей.

«История Российская» В.Н. Татищева состоит из четырех частей: первая посвящена древнейшей истории страны и доводится до 860 г., вторая - охватывает время от Рюрика до татарского нашествия, третья - «от пришествия татар до 1480 г. четвертая - от Ивана III Великого до 1613 г.

В первую часть «Истории» вошли сведения о скифах, сарматах и других народах, населявших Восточную Европу, и прежде всего о древнейших судьбах славян. При этом автора особенно интересовали проблемы этногенетических связей между народами.

Одновременно с переработкой и составлением второй редакции второй части «Истории» и с написанием первой ее части Татищев в 1740-е годы подготовил материалы и писал третью и четвертую части. Хотя работа и не была завершена (примечания не составлены, некоторые разделы еще носили фрагментарный характер), все же было создано цельное историческое произведение, начиная с древнейших времен и кончая бурными событиями начала XVII в.

Должно было пройти без малого двадцать лет, прежде чем в 1768 г. «Историю» начали печатать. А что касается последней, четвертой, части, то она вовсе затерялась и вышла из печати лишь после обнаружения ее М.П. Погодиным в 1840-е годы. Полное же научное издание «Истории Российской» было осуществлено по инициативе академика М. Н. Тихомирова в 1960-е годы.

Кроме «Истории Российской» перу В. Н. Татищева принадлежит ряд других трудов. К их числу относится «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ». Помимо обстоятельных доказательств важности, насущной необходимости распространения просвещения и «высоких филозовских» наук здесь развиваются философские воззрения самого автора и дается обоснование идей естественного права. Ряд соображений в пользу своей концепции русской истории Татищев выдвигает и в записке «о правлении государственном», отражающей споры дворян, собравшихся в 1730 г. в Москве. Отдельные мысли по истории рассыпаны и в экономических сочинениях. В настоящее время мы располагаем превосходным научным изданием всех этих сочинений.

Основываясь на теории естественного права и общественного договора, Татищев писал о «естестве», которое нас учит тому, что необъединенный в сообщество человек («единственный», как его именует Татищев) не способен создать себе спокойную жизнь и приобретать «пользу и удовольствие». Так обосновывается необходимость договоров о сообществе, начиная с простейшего договора мужа с женой, и на примере этого договора доказывается, что «никакое сообщество, малое или великое, без начальства и власти быть не может». Уже в семье властелином и главою становится мужчина, поскольку он «от естества» обладает большей способностью, т. е. большим проворством, искусством, силой или «можностью». Умножение детей привело к необходимости сообщества родового, тоже основанного на твердой власти и родовом «правительстве». Забота «родовладыки» о своих «чадах и приимышах», а также благодарность и верность последних лежат в основе родового сообщества. Подобные патриархальные отношения легли затем в основу монархического правления. Однако прежде чем возникла монархия и другие формы государства, по Татищеву, появились сообщества домовные или хозяйственные. Если первым сообществом была семья, вторым - род, включавший кроме разросшейся семьи и приемышей, то третья форма сообщества включала также служителей - холопов. Домовное сообщество основывалось на добровольном договоре будущих господ и будущих холопов. По мере размножения людей на земле некоторым, особенно старым, «з достаточным имением и смыслом», не хватало сил для работы и самообороны, у других же были здоровье, молодость и силы, но не было искусства и необходимого «наставления». Эти последние «согласились на таком договоре, что старейший имеет власть» ими повелевать и «на все полезное наставлять», а «младший» обязался все «повеления» старшего «прилежно исполнять». Принявший в услужение становился господином, а «поддавшиеся служители» именовались холопами. Так идеи общественного договора используются у Татищева для объяснения и оправдания холопства.

В. Н. Татищев отделял вытекающее из договора холопство от насильственного порабощения и отличал холопство от рабства. Власть господина над холопами уподобляется власти родительской. Господин не причиняет вреда своим служителям (холопам, крепостным), а неприятель, насильственно захвативший раба, имеет власть поступать с ним по своей воле. Сообщества, в которых господствует такое насильственное порабощение, нельзя считать «порядочными». Поэтому раб или невольник имеют право «неволи своея свободиться, если только случай улучит». А поскольку холопство происходит из договора, холопы «не имеют власти своему господину возпротивиться». К крепостным крестьянам этот запрет относился в полной мере.

Позднее домовных сообществ возникли их объединения в городах и других селениях. У греков они именовались ПОНЯТИЯМИ или правлениями гражданскими. Причинами их появления являлись грабежи и убийства, вызванные возрастанием зависти, ненависти н злости в сердцах нечестивых. Но кроме насилий в числе причин появления государств Татищев называет развитие ремесел и торгового обмена, не позволявшее ограничиваться рамками домовных сообществ и требовавшие создания гражданского правления и начальства. Дело, видимо, началось с собраний хозяев домов «для всякого совета и суда». Имели место и общие сходы для обсуждения важных дел.

В трактовке проблемы возникновения государства Татищев стоял ближе к Гроцию, чем к Гоббсу. У последнего первобытное естественное состояние выступало лишенным какого-либо развития и изменения. Кроме того, оно характеризовалось отсутствием земледелия, промышленности и даже общества. Поэтому не понятно, почему потребность в государстве возникла не раньше, чем оно было создано. Гроций же связывал возникновение потребности в государстве с развитием земледелия, скотоводства и ремесла. Но земледелие, скотоводство и ремесло создают условия для возникновения государства лишь тем, что развивают изобретательность, хитрость и соревнование, которые, в свою очередь, приводят к увеличению числа насилий и зверской дикости. И именно для борьбы с насилием и дикостью люди создали государство.

Последующая разработка идеи общественного договора в XVII - начале XVIII вв. заключалась не только в ее приспособлении к теологическим концепциям и к дворянскокрепостническим интересам. Философы и историки замечали слабость построений Гроция и особенно Гоббса. В.Н. Татищев принадлежал к ученым, которые стали рассматривать образование государств не как одноактный и никак не связанный с изменчивыми условиями жизни переход от войны всех против всех к государству, а как длительный процесс. Татищеву как историку, изучавшему древнейшие судьбы своего и других народов, именно такой подход представлялся правильным. После первого шага по пути к образованию государств, заключавшегося в собраниях домохозяев для решения отдельных вопросов, а также общих собраний домовных сообществ был сделан следующий шаг. Он заключался в избрании «неколико способнейших к правлению» людей. Так возникало аристократическое правление, которое затем было заменено более совершенной формой государства - монархией. Эти представления об этапах складывания государства не означали отхода от теории общественного договора; начало каждого нового этапа сопровождалось новым общественным договором. Образование государства уже представлялось как результат не одного, а серии последовательных общественных договоров.

В. Н. Татищев принадлежал к числу поборников теории естественного права, которые старались примирить ее с теологическими, провиденциалистскими концепциями доброго старого времени. Естественный закон, по его словам, «во всем, паче же в главнейшем согласен с письменным, законом», т. е. со священным писанием. А в числе причин, без которых в человеческой истории ничто «приключиться не может», он различает причины от бога и от человека. Но признавая теоретически возможность провиденциалистского объяснения событий, Татищев на практике не приводит в своей «Истории» никаких причин от бога. В какой-то мере признание теологического объяснения событий нужно было Василию Никитичу, чтобы избежать обвинений со стороны церкви. Ведь даже такой далекий от церковного мракобесия представитель духовенства, как Феофан Прокопович, выразил недовольство рационализмом Татищева, когда тот позволил себе сказать, что царь Соломон написал «Песнь песней», «распалясь похотью к царевне египетской».

Татищев должен был считаться с тем, что, минуя церковную цензуру, нелегко будет печатать свои сочинения, и тем не менее он высказывал неодобрительные отзывы о духовенстве: упадок просвещения после татарского нашествия был вызван ослаблением власти государей и увеличением значения духовных, а им «для приобретения больших доходов и власти полезнее явилось народ в темноте неведения и суеверия содержать». В «Разговоре двух приятелей о пользе наук и училищ» церковь обвиняется в том, что такие «высокого ума и науки люди, как Ян Гус, Коперник, Галилей, Декарт и Пуфендорф, были невинно оклеветаны и преданы проклятию от пап». Признавая существование святой, или, «лучше сказать, божественной», а также церковной истории, Татищев отделял от них гражданскую, или светскую, историю, которой он занимался и в которой на деле не оставлял места для провиденциализма.

При этом у Татищева рассуждения не об истории, а об историях древних, новых и «настоясчих времен». Эти многочисленные истории не связывались в единый последовательно идущий процесс. И все же представление о повторяющихся в силу неизменности естественной природы человека историях сочетается у Татищева с представлениями о развитии и изменчивости человеческого общества. Суть этого развития заключается в умственном росте человечества. Он насчитывает три великих «способа всемирного умопросвясчения»: 1) от «обретения букв», иначе говоря, с появлением письменности, 2) в результате пришествия Христа и 3) «через обретение книг», т. е. книгопечатание. Усматривая в просвещении и совершенствовании человеческого разума сущность поступательного движения истории, Василий Никитич в своей классификации исторических наук наряду со священной, церковной и светской историями определяет в качестве самостоятельной отрасли историю «наук и ученых». Если мы вспомним о ранее названных этапах образования государств, мы должны будем признать, что идеи общественного развития не были ему чужды.

Татищев принимает аристотелеву классификацию государств и признает, что в городах-государствах и других ограниченных по размерам областях демократия способна сохранить спокойствие и может быть полезна. В более крупных, но от нападения «не весьма опасных» государствах (вроде окруженной морями Англии) аристократия «довольно способною быть может». В обширных же государствах с открытыми границами «нужно быть монархии». Монархия особенно необходима там, «где народ учением и разумом не просвясчен» и потому должен содержаться в страхе. Обращаясь к опыту мировой истории, Татищев старается доказать, что как превращение демократии в аристократию, так и превращение республик в монархии способствовало росту могущества и славе государств. Падение же великих монархий оборачивалось для государств бедою. При этом падение монархий древнего мира связано было с «дерзновениями» подданных «власть монархов уменьшать».

Для России искони характерно было не просто монархическое правление, а правление «самовластных государей». Они обеспечивали спокойствие и безопасность еще в те далекие времена, когда славяне входили с состав народов, именуемых греками общим названием скифы. В течение многих столетий славяне «ненарушимо содержали» самовластных государей.

Схема русской истории, изложенная В. Н. Татищевым и развиваемая им в последующих томах «Истории» и в других произведениях, убеждала читателей, «сколько монархическое правление государству нашему протчих полезнее, чрез которое богатство, сила и слава государства умножается, а чрез протчие умаляется и гаснет».

Татищевская концепция, подобно концепциям русских историков XVI-XVII вв., должна была служить идеологической опорой самодержавного строя. Однако система аргументов Татищева существенно отлична от аргументов официальных историков Московской Руси.