Вопрос о времени возникновения научного исторического знания в России до сих пор остается предметом полемики в отечественной историографии. Начало исторической науки связывается и с созданием Петербургской Академии наук, и с написанием первого обобщающего труда по русской истории В.Н. Татищевым, и с публикацией «Истории Государства Российского» Н.М. Карамзина.

Для полноценного функционирования исторической науки как определенной системы получения и распространения знаний необходимы не столько научные прозрения одиночек, сколько наличие определенной профессиональной исторической корпорации, ее включенность в научную и образовательную структуру общества, существование и взаимодействие школ и направлений, наличие массового потребителя производимых знаний.

Для XVII-XVIII вв. говорить о существовании такой системы еще рано. В этом смысле историческая наука как система начинает развиваться в России не ранее 20-30-х гг. XIX в. В то же время нельзя отрицать того, что многие исторические произведения, написанные в XVII-XVIII вв., носят принципиально иной характер, чем исторические сочинения средневековья. Отдельные тексты того времени соответствуют многим критериям научности. Поэтому кажется, наиболее рациональным рассматривать конец XVII- начало XIX в. как период становления исторической науки в России.

Петровские преобразования предъявили государственный спрос на новую историческую картину мира, в которой творцом выступал человек, руководимый теми или иными идеями. Они сформировали поколение людей, которые были рационалистами, прагматиками, стремящимися и в историческом прошлом России увидеть действие человеческих сил.

Просвещенческие идеи Т. Гоббса, Вольтера, Ш. Монтескье, Д. Дидро, Ж.-Ж. Руссо попали в России на подготовленную ходом исторического развития страны в первые десятилетия XVIII в. почву. Произведения первых отечественных национальных историков (В.Н. Татищев, М.М. Щербатов, И.Н. Болтин, Н.М. Карамзин) убедительно свидетельствуют о вполне просвещенческой основе их мировоззрения,

Важной особенностью этапа становления исторической науки в России стало ее формирование в результате взаимодействия двух творческих сил. Первой из них стала Петербургская Академия наук, деятельность связанных с ней историков-профессионалов, правда иностранного происхождения. Второй творческой силой выступили отечественные историки-самоучки, наиболее талантливые из которых сумели создать первые обобщающие труды по русской истории, заложившие фундамент наших представлений об историческом прошлом России.

Между представителями этих творческих начал научной историографии в России периодически возникали дискуссии (норманская и антинорманская теории), но их взаимодействие оказалось крайне благотворным для быстрого становления исторической науки в стране. Соединение передовой на тот момент немецкой исторической школы, особенно сильной в приемах работы с источниками, с патриотическим энтузиазмом и увлеченностью национальных историков уже на рубеже XVIII-XIX вв. создало фундамент, на котором выросла и государственная школа, оказавшаяся высшим достижением отечественной историографии XIX в.

Среди иностранных ученых, приглашенных в разные годы для работы в Академию наук, наибольшую роль в становлении русской исторической науки сыграли Г.З. Байер, Г.Ф. Миллер, А.Л. Шлецер.

К числу их заслуг следует отнести следующие:

1.   Привнесение и распространение в России уже господствовавшего в европейской исторической мысли рационалистического взгляда на историю, что значительно ускорило усвоение аналогичного взгляда отечественными авторами.

2.   Применение самых передовых по тому времени приемов и методов работы с источниками, их научной критики, принципов построения научных исследований, образно говоря, обучение русских историков «азам профессионализма».

3.   Организация целенаправленной работы по поиску, систематизации, научной обработке и публикации источников по русской истории, особенно по древнейшему периоду. Собственно говоря, их усилиями и началось введение в научный оборот ценнейших материалов летописного и актового характера, в том числе и Начальной русской летописи (более известна впоследствии как «Повесть временных лет»).

4.    Проведение оригинальных исследований по частным сюжетам русской истории.

5.   Распространение в Европе достоверных знаний о русской истории. А.Л. Шлецер по возвращении в Германию стал одним из создателей немецкой школы русистики.

Варяжская версия впоследствии была опровергнута в основном своем тезисе о решающей роли иноземного элемента в формировании древнерусской государственности. В выдвижении подобной точки зрения решающую роль (за исключением Г.З. Байера) играли не идеологические, а чисто научные причины, Это реальное состояние обнаруженных ими русский источников и господствовавшая в европейской исторической науке того времени так называемая теория завоевания.

При всей ошибочности варяжской версии сам факт ее выдвижения сыграл в конечном итоге позитивную роль в становлении отечественной исторической науки, став мощным стимулом для полемики, двинувшей вперед все историческое знание в стране.

Отечественные историки XVIII в. в отличие от своих иностранных коллег являлись в науке дилетантами. Как правило, исследовательская деятельность совмещалась у них с той или иной государственной службой, иногда весьма заметной. Обращение к истории проистекало, как правило, из начальных патриотических побуждений, стремления противопоставить искаженным представлениям о России, господствовавшим в Европе, знание истинное, основанное не на легендах, а на точно установленных фактах.

Обратной стороной дилетантизма стали ошибки в работе с источниками, неверная трактовка тех или иных сюжетов. Если иметь в виду таких историков, как В.Н. Татищев, М.М. Щербатов, И.Н. Болтин, то правильнее будет говорить об их «блистательном дилетантизме», умении самостоятельно, не обладая надлежащей выучкой и школой, создавать, тем не менее, произведения, не уступающие работам профессионалов.

По праву первое место среди этих историков отводится В.Н. Татищеву. Его «История Российская» явилась первым нелетописным систематизированным изложением русской истории с древности почти до конца XVI в.; изложение проведено с последовательно рационалистических позиций, основано на уникальных источниках, часть которых была впоследствии утрачена; содержит первую целостную концепцию русской истории, традиционно называемую «монархической».

С монархических позиций рассматривали русскую историю практически все авторы XVIII-XIX вв., которые сходились в том, что монархия выступает главной движущей и организующей силой русского исторического процесса (М.М. Щербатов, И.Н. Болтин, Н.М. Карамзин). Но само понимание монархии у разных авторов далеко не совпадало.

Русскими историками XVIII в. монархия понималась:

•               как наиболее рациональный способ организации общества, обеспечивающий в максимально возможной степени интересы всего общества как целостности;

•               как определенный морально-этический принцип, обеспечивающий соответствие между способом управления и нормами православно-христианской этики.

Применительно к В.Н. Татищеву можно говорить о преимущественно первом понимании монархии. Здесь сказалась его принадлежность к кругу петровских администраторов, разделявших предельно рационалистический взгляд Петра I на

монархию как образцово организованное полицейское (т.е. надзирающее за жителями) государство. В.Н. Татищев считал необходимым нарастание организованности, управляемости обществом со стороны верховной власти в лице князя, великого князя, царя, наконец, императора. Не менее важно в представлении В.Н. Татищева то, что повышению уровня управляемости общества, повышению качества монархического института в России прямо способствовали успехи просвещения в России, распространение знаний и образования.

Закономерно и то, что монархизм В.Н. Татищева носил ярко выраженный дворянский характер. Именно в служивом дворянстве он видел не просто самую верную опору монархического трона, но и инструмент упорядочивания общества и системы власти в целом.

Поэтому общий подход В.Н. Татищева к русской истории можно было бы охарактеризовать как рационально-монархический, имея в виду тождественность для него понятий «монархия» и «рационально организованное общество».

Князю М.М. Щербатову принадлежит вторая после В.Н. Татищева попытка дать целостное хронологическое описание русской истории. Наряду с летописями он первым широко использовал разнообразный актовый материал. М.М. Щербатов впервые использовал периодизацию русской истории по правлениям князей и царей - это деление оказалось заразительным даже для историков середины следующего века.

Главным достоинством этого труда является иная трактовка монархического принципа и в соответствии с этим иная, зачастую диаметрально противоположная по отношению к татищевской «Истории», оценка событий и персонажей отечественной истории. На исторические взгляды М.М. Щербатова решающее влияние оказала его общемировоззренческая позиция. В ее основании лежало убеждение в ключевой роли в историческом процессе морально-этических принципов, воплощенных не только в монархии как институте и в царе как личности, но и в потомственной, родовитой аристократии как хранительнице и носительнице этих высших этических ценностей и высшего, подлинного знания.

Морально-аристократический монархизм стал для М.М. Щербатова основой его «Истории Российской». Подобный подход закономерно приводил к рассмотрению допетровской, традиционно-сословной Руси с игравшей значительную роль в управлении Боярской Думой как своего рода высшей точки развития российской государственности. М.М. Щербатова дал критическую оценку деятельности Петра Первого и его наследников, предпочитавших видеть в роли главной опоры трона служивое, зачастую совсем не родовитое и малокультурное дворянство.

Определенная архаичность такой позиции, ее несозвучность екатерининской эпохе, в которую создавался и публиковался труд М.М. Щербатова, привели к непопулярности и сравнительной малоизвестности этого сочинения среди современников. Способствовали этому и намеренно усложненные, далекие от бытового языка екатерининского времени стиль и язык сочинения М.М. Щербатова. Тем не менее, историки последующих десятилетий охотно пользовались этим трудом, черпая из него не только фактический материал, которым он был обильно наполнен, но и отдельные оригинальные оценки и суждения.

И.Н. Болтин, третий виднейший отечественный историк XVIII в., в отличие от своих коллег не оставил после себя каких-либо монументальных обобщающих трудов или отдельных статей исследовательского характера. Его произведения были исполнены в виде развернутой аргументированной критики чужих исторических сочинений, поэтому сегдня нет развернутого систематизированного изложения собственных исторических воззрений И.Н. Болтина. Однако разбросанные по страницам его критических трудов соображения, замечания, сопоставления, фрагменты собственных изысканий оказались во многих случаях настолько оригинальны и ценны, что позволили такому авторитету, как К. Н. Бестужев-Рюмин, особо выделить И.Н. Болтина среди авторов XVIII - начала XIX в.

Общий взгляд И.Н. Боптина на русскую историю весьма близок позиции В.Н. Татищева и резко противостоит его основному отечественному оппоненту М.М. Щербатову. Рациональный монархизм И.Н. Болтина отличается лишь усиленной полемичностью, поиском все новых и новых аргументов, доказывающих позитивную роль дворянского сословия в централизации страны и, напротив, негативную роль в этом удельной княжеской и боярской аристократии.

Наиболее ценным в творческом наследии И.Н. Болтина оказались те его оригинальные подходы и соображения, которые впоследствии развивались в отечественной историографии XIX в.:

1.   Широкое применение сравнительно-исторического подхода, позволившего сделать вывод о значительной идентичности исторического развития России и большинства западноевропейских стран. Исходя из этого, И.Н. Болтин высказал предположение о существовании в России этапа феодализма, аналогичного французскому.

2.   Указание на исключительную роль в российской истории географического фактора как с точки зрения неблагоприятных климатических условий, так и постоянной внешней опасности.

3.   Подчеркивание роли колонизации в русской истории, которая носила характер не завоевания, а мирной ассимиляции.

Историография М.В. Ломоносова. Больше значение для развития отечественной историографии оказала влияние деятельность М.В. Ломоносова, результатом деятельности которого стало формирование основ национального самосознания. На развитие исторических взглядов М.В. Ломоносова оказали влияние труды и деятельность В. Татищева. В посвящение первой части «Истории Российской» Ломоносов пишет о том, что занятие историей является патриотическим делом, мотивом которой является «искренняя любовь и горячие усердие к отечеству». В основе историографии у Ломоносова, как и у Татищева, заложен принцип изучения деятельности монархов, которая тесно переплетается с жизнью народов и которым народ обязан своей славой.

Для Ломоносова характерно стремление понять прошлое своего народа в рамках всемирно-исторического процесса, представляющего собой последовательную смену ряда народов, проходящих циклы своего развития от расцвета до заката. «Начинаются народы, когда другие рассыпаются; одного разрушение даст происхождение другому».

Изучение истории Ломоносова убеждает в том, что дела «смертных», преходящие «труды» отдельных лиц сообщают бессмертие народу. Всемирно-исторический процесс, по его мнению, свидетельствует о прогрессивном движении человечества, во время которого оставляют свой след в прошлом люди разных поколений и пароды разных времен. И историческая наука должна по этим следам воссоздать путь развития от прошлого к настоящему. История - это движение, она не знает ограниченных рамок времени и пространства, она дает беспредельные возможности дальнейшего роста.

Ученый поднимает вопрос о том, как из действий людей ряда поколений слагается история человечества. Если люди разных времен выступают раздельно, то история объединяет их деяния в общем всемирно-историческом процессе. Эта трактовка представляет значительный шаг по сравнению с развитым Татищевым пониманием истории как науки, изучающей цепь человеческих «деяний» и «приключений», к мысли об их преемственности и непрерывности. Ломоносов выдвигает задачу выяснения общих начал и черт своеобразия в развитии отдельных народов. При этом он исходит из идеи повторяемости явлений у народов, разновременно выступающих на всемирноисторической арене. Ломоносов сравнивает политическую историю России с историей Древнего Рима. Если римская история началась с единовластия «королей», то история России - с единовластия князей. Период, когда в Риме установилась республика, напоминает Ломоносову время феодальной раздробленности на Руси. Наконец, Римская империя, на его взгляд, аналогична по своему характеру «самодержавству государей московских». Таковы черты сходства истории русской и римской.

Ломоносов не только сопоставляет, но и противопоставляет историческое развитие России и античного Рима. Это противопоставление производится с целью доказать, что абсолютизм содействовал росту могущества России. Таким образом, «в единоначальном владении залог... блаженства» России. И в данном случае, выявляя параллели в истории отдельных народов и указывая особенности их исторической жизни, Ломоносов, выступая с позиций просвещенного абсолютизма, ушел значительно вперед от схемы Татищева с его выделением в развитии народов четырех «станов», подобных возрастам отдельных людей.

Сама идея «бессмертия» народа получила яркое звучание лишь в трудах Ломоносова с их демократической направленностью. Как и Татищев, Ломоносов поднимает вопрос о пользе истории. Он видит ее в правдивости изображения прошлого, которая является условием морального воздействия (силой примера) на людей. Представление о значении славных подвигов исторических деятелей прошлого как примера для последующих поколений свидетельствует о большом патриотизме Ломоносова. В то же время на исторических фактах он обосновывает роль просвещенного абсолютизма в развитии человечества. История «дает государям примеры правления, подданным - повиновения, воинам - мужества, судиям - правосудия, младым - старых разум, престарелым - сугубую твердость в советах, каждому незлобливое увеселение, с несказанною пользою соединенное». Здесь ученый в свете рационалистического мировоззрения рисует и сущность государства, и характер исторического процесса, подчеркивая также моменты, помогающие их пониманию, как «разум», «польза», «правосудие», «твердость», «мужество» и т.д.

По Ломоносову, «Древняя Российская история» делится на две части: 1) «О России прежде Рюрика»; 2) «От начала княжения Рюрикова до кончины Ярослава первого». Первый вопрос, который ставит Ломоносов, - это вопрос о древнем населении России и опроисхождении русского народа. Автор указывает, что по летописным данным «старобытными» жителями России являются славяне и чудь. В этом нет ничего унизительного для русских, так как «ни в едином языке утвердить невозможно, чтобы он сначала стоял сам собою без всякого применения». И далее Ломоносов выдвигает интересную мысль о том, что народы как этнические категории формируются в процессе «переселений» и «странствований», «в таком между собою сплетении», что часто нельзя сказать, какому народу отдать преимущество в смысле древности. Словом, не бывает «чистых» народов.

Затем исследователь подробно рассматривает данные древних и средневековых писателей (Плиния, Тацита, Птолемея, Прокопия Кесарийского, Иорнанда и др.) о славянах и их роли во всемирной истории. Он стремится доказать древность «словенского племени». Автор отмечает, что славяне, «ненавидя римского ига и любя свою вольность», сыграли свою роль в падении Римской империи. В этих утверждениях, подкрепляемых ссылками на источники, было много верного, несмотря на ряд наивных суждений, вроде того, что венеды переселились из Трои. Ломоносов проявил и известный критицизм в отношении легендарного материала, подвергнув, например, сомнению наличие грамоты Александра Македонского «славянскому народу», отметив вымышленный характер имен славянских князей Славена и Руса.

Специальные главы «Древней Российской истории» посвящены чуди и варягам. В данном случае высказывается (вслед за Байером) неверное соображение о том, что чудь (финны, ливы, эсты) - это скифы. Варягами, по мнению Ломоносова, именовались вообще северные народы. Варягов-россов Ломоносов отождествляет с пруссами, говорившими на языке, близком к литовскому, который являлся «отраслью» языка славянского. Говоря о быте восточных славян до вокняжения Рюрика, Ломоносов указывает, что они жили семьями «рассеянно», редко имели «общих государей» и города. Киевские славяне (поляне) давали дань хазарам, новгородские - варягам. «Самодержавства российского основатель» Рюрик рассматривается Ломоносовым как «герой», отличающийся «разумом и мужеством». Утверждение «самодержавства», по Ломоносову вызывало сопротивление сторонников «общенародного прежнего владения».

Вторая часть книги Ломоносова разбита на главы, посвященные отдельным княжениям (Рюрика, Олега, Ольги, Святослава, Ярополка, Владимира, Святополка, Ярослава). Изложение построено на данных летописи, а также некоторых византийских источников (например, при описании походов Святослава в Болгарию). История Киевской Руси изложена хорошим языком, просто и доступно, в некоторых случаях имеет характер литературного произведения. Летописные тексты даны в пересказе на современном Ломоносову русском языке.

При рассмотрении внутренней истории Древней Руси проводится мысль о том, что киевские князья вели борьбу за единодержавие, добиваясь включения ряда славянских и неславянских племен в российское подданство. Эта борьба расценивается как выражениезаботы об этих племенах. В такой концепции, несомненно, сказалось присущее Ломоносову стремление подчеркнуть роль просвещенных государственных правителей. До нас, к сожалению, не дошли комментарии (цитаты, тексты документов и т.д.), которые Ломоносов предполагал приложить к своему труду.

В 1759 г. ученым был написан (а в 1760 г. издан) «Краткий Российский летописец» с родословием, посвященный царевичу Павлу Петровичу. Этот летописец состоит из трех частей. В первой части дан краткий очерк (на основе «Древней Российской истории»), посвященный древнему населению на территории России и истории славян до вокняжения Рюрика. Изложение пронизано идеей величия славянского парода. Во второй части помещены сжатые сведения о русских князьях и царях, кончая Петром Великим. Эта часть написана А. Богдановым и отредактирована Ломоносовым. Последняя часть содержит материал, касающийся брачных связей и генеалогии русских князей и царей вплоть до Петра I и его потомства.

Для понимания исторических взглядов Ломоносова представляет интерес его рукопись «Идеи для живописных картин из российской истории». Это - сюжеты исторических картин. Они могут быть разбиты на несколько групп:

1.   Темы из истории государства (единодержавия - абсолютизма) в России.

2.           Темы национально-освободительной борьбы. 3. Темы, касающиеся международного значения России. Самая идея создания живописных картин на исторические сюжеты показывает, что Ломоносов придавал большое воспитательное значение истории.

Среди исторических тем, интересовавших Ломоносова, важное место принадлежит сюжетам, относящимся ко времени Петра I. В 1757 г. ученый написал примечания на рукопись «Истории Российской империи при Петре Великом», составленной по предложению русского правительства Вольтером. Кроме внесения в текст Вольтера ряда поправок фактического характера, Ломоносов исправляет также его неверные утверждения, касающиеся уровня экономического, политического и культурного развития России.

Поправки Ломоносова отличаются заботой об историческом достоинстве русского народа. Вольтер указывает, что земля около города Архангельска стала известна в Западной Европе лишь в XVI в. Ломоносов же поправляет этот текст и утверждает, что датчане и другие северные народы торговали по Двине еще в XII в. Характеристику Вольтером Москвы как «нарочитого города» Ломоносов отказывается признать достаточной и с чувством законной гордости пишет: «Москва великий город, первого рангу во всей Европе».

Ломоносову кажется оскорбительным («бесчестным и поносительным») для русского народа, что Вольтер, описывая Лапландию, самоедов и т.д., обходит молчанием такие «многолюдные, плодоносные и наполненные городами... провинции», как Ярославская, Тверская, не упоминает Нижний Новгород, Владимир и «великое множество городов около Оки и других рек великих».

Примечания Ломоносова исполнены заботой и о военной славе России. На утверждение Вольтера, что в первое восемнадцатилетние XVIII в. единственным героем на севере был шведский король Карл XII, Ломоносов возражает, что «геройские дела», «великие предприятия и труды славны» Петра I стали известны еще до сражения при Лесной и Полтавской победе, а Карл XII своим бегством после Полтавской битвы показал задолго до 1718г. «больше себя героя в Петре Великом...». Совершенно неудовлетворительным разделом труда Вольтера признал Ломоносов текст, касающийся «стрелецких бунтов», и предложил исправить его на основе составленного им самим описания этих событий.

«Описание стрелецких бунтов и правления царевны Софьи», принадлежащее Ломоносову, сохранилось во французском переводе не дошедшего до нас оригинала. Это рассказ о политической борьбе конца XVII в., облеченный в художественную форму, с пересказом речей действующих лиц и психологическими мотивировками их поступков, с известной драматизацией всего происходившего. Рассказ написан живо и интересно. В целом выступления стрельцов характеризуются Ломоносовым как действия «солдатчины, всегда готовой к бунту». Говоря о стрелецких казнях, организованных Петром I, Ломоносов выступает с позиций просвещенного абсолютизма и пишет, что царь «заглушил в себе милосердие и обрушил справедливую кару...».

Характеристика Петра I и его царствования Ломоносовым в «Слове похвальном блаженныя и вечнодостойныя памяти государю императору Петру Великому», написанном в связи с празднованием дня коронования Елизаветы Петровны в 1755 г. Это - настоящий панегирик (в торжественной форме художественной прозы) Петру. Ломоносов говорит о распространении в России при Петре просвещения, развитии промышленности, торговли, создании регулярной армии и флота. В своих похвалах Петру Ломоносов выступает борцом за самостоятельное экономическое и культурное развитие России, все время проявляет интерес к производительным силам страны, заботится об условиях для их роста, о преодолении отсталости. Раньше, указывает Ломоносов, соседи России с основанием говорили, что это великое сильное государство не может организовать металлургическую промышленность, производство собственного вооружения, «не имея в недрах своих не токмо других металлов для монетного тиснения, но и нужнейшего железа к приготовлению оружия...». Благодаря деятельности Петра «исчезло сие нарекание... отверсты внутренности гор сильною и трудолюбивою его рукою. Проливаются из них металлы... Обращает мужественное российское воинство против неприятеля оружие, приуготованное из гор российских, российскими руками».

Конечно, Ломоносов понимал, какое значение для экономического и культурного подъема России, для усиления сношений с окружающими странами, а также для защиты имеет использование окружающих страну морей. Поэтому он считает особым достижением Петра I строительство флота; указывает на роль флота и в распространении торговых связей, и для географических открытий.

Демократические тенденции в трудах Ломоносова проявляются в его характеристике Петра I. Он стремится подчеркнуть, что Петр не только управлял как государь, но и трудился как рядовой подданный.

Для мировоззрения самого Ломоносова важно, что, возвеличивая Петра, он искал в нем такие черты, которые, по мысли автора, должны были приблизить его к людям труда.

Петр «собственным примером побуждал к трудам подданных!».

Несмотря на демократические тенденции в творчестве Ломоносова, его неумеренная идеализация абсолютизма Петра объективно означает и признание крепостничества. Так, введение подушной подати рассматривается как шаг к уравнению в повинностях трудолюбивых людей и лентяев, к уничтожению бродяжничества, праздности и нищеты.