В современном мире дети и молодежь одновременно являются его надеждой и опасностью, проблемной группой и главной силой движения в будущее. Информационно-коммуникационные системы (ИКС), порожденные новой технологической революцией, сближают страны и народы, одновременно порождая очаги напряженности. В главе на основе историко-культурного подхода, анализа отечественной и зарубежной литературы и собственных исследований выдвигаются следующие положения.

Первое, под воздействием ИКС общество превратилось в сложную СБТ-систему. Второе, благодаря деятельности ИКС, дети и молодежь оказываются гораздо более продвинутыми, чем старшие поколения, что ломает привычные перегородки между сферами воспитания, обучения и «взрослой» жизни. Третье, существующие институты социализации все более отстают от ускоряющихся темпо-ритмов и форм развития общественной жизни.

Четвертое, ребенок, школьник превращается из «объекта управления» в агента социального действия. Соответственно, его первичная ячейка социализации трансформируется в социальную сеть. Пятое, ИКС сжимают время и пространство,

поэтому «ступенчатая» социализация ребенка и подростка «по предметам» противоречит его многостороннему практическому опыту. В-шестых, российский и зарубежный опыт обучения школьников и молодежи действием (learning by doing) дает долговременные позитивные результаты.

В-седьмых, комплексное познание структуры и динамики мира детства необходимо для теоретической социологии, изучающей динамику глобального мира. В- восьмых, методы изучения этого мира должны соответствовать его сложности и динамике. В заключении обозначены некоторые актуальные вопросы теории изучения проблемы детства в обозначенных выше рамках глобальной динамики, проблемно­ориентированного и междисциплинарного подходов.

Методы и инструментарий исследования

В работе использован исторический метод, состоявший в изучении основных этапов и способов социализации детей и подростков в России/СССР/РФ и за рубежом, с особым акцентом на изменения этого процесса под воздействием глобализации и ИКС. Проведены исследование теоретических подходов к проблеме социализации детей и подростков в современной зарубежной литературе, с последующей рефлексией и теоретизированием и вторичный анализ имеющихся материалов по ранней социализации детей и школьников на основе изучения случаев. Использован метод

глубинных интервью с учеными, преподавателями и лидерами гражданских инициатив

и движений в России. Наконец, в течение 2014-2016 гг. осуществлялся мониторинг СМИ и, прежде всего, радио-дискуссий по проблемам воспитания, школы и волонтерской деятельности подростков (в частности, результатов таких дискуссий как «Родительское собрание» и программы «Чувствительно» о волонтерском движении в

РФ).

Основные тренды

В современном мире дети и молодежь одновременно являются его надеждой и опасностью, проблемной группой и главным мотором движения в будущее. Функционирование ИКС сближает страны и народы, изменяя характер и формы социализации. Практически все виды и формы деятельности общества (функционирование финансово-экономической сферы, маркетинг и кодификация, информирование населения, образовательные и культурные процессы, управление, контроль, мониторинг за состоянием природной и социальной среды) осуществляются посредством ИКС. Иными словами, сетевые системы стали основным каркасом воспроизводства молодого поколения, что справедливо для всех уровней общественной жизни: локальной региональной и глобальной. Независимо от степени общественного развития стран и регионов все его агенты осуществляют свои намерения посредством информационных сетей. Соответственно, борьба противостоящих сил, конфликты и меры по их разрешению, а также формы и степень вовлеченности в них детей и подростков, осуществляются посредством ИКС.

ИКС приобрели такое социальное значение по ряду причин: быстрота и дистанционный способ коммуникации, относительная дешевизна по сравнению с прошлыми средствами общения, универсальный и потому общепонятный язык ИКС и др. Но главное их достоинство - это возможность изучения и моделирования процессов взаимодействия между природными, социальными и техническими системами. Как уже отмечалось, сегодня любой агент социального действия имеет дело не с «обществом» в привычном смысле слова, а со сложными СБТ-системами. И только универсальный язык коммуникации позволяет исследователю и практику как-то соотносить взаимодействие их качественно различных сфер. Основным «инструментом» для такого соотнесения (и перевода данных одной дисциплины на язык другой) являются метаболические процессы, происходящие на макро, мезо и микроуровнях.

Теперь, почему речь идет именно о детях, ведь ИКС оказывают влияние на все слои и группы общества? Прежде всего, потому, что от того, как следующее поколение воспримет и использует накопленные нами знания и опыт, зависит будущее общества. Дети и школьники - гораздо более информационно-продвинутая часть населения страны, и уже сейчас очевидно, что взаимопонимание между старшим и младшим поколениями затруднено. Распространение ИКС постепенно меняет всю систему первичной и последующей социализации ребенка, которая нам, старшим, казалась единственно возможной. Далее, все, столь привычные для нас среды социализации - семья, улица, школа и теперь уже весь мир изменили свои назначение и форму воздействия на ребенка и подростка. Наконец, ИКС ломают привычные для нас перегородки между сферами воспитания, обучения и «взрослой» жизни. Сам процесс вхождения во взрослую жизнь становится комплексным, интегрированным, для познания которого и соответствующего обучения ему нужны интегративные подходы и приемы. Искусственное разделение этого интегрированного мира на математику, физику, химию и т.д., созданное еще в эпоху Просвещения, более не отвечает его интегрированному качеству. Существенно, что существующие социальные институты все более отстают от ускоряющегося темпа и форм развития общественной жизни.

Поскольку в отечественной литературе тема социализации детей и подростков всегда обсуждалась (работы И. Кона, Д. Константиновского, В. Магуна, В. Семеновой, Ф. Филиппова, В. Шубкина, В. Ядова и многих других), попытаемся подвести некоторый промежуточный итог. Во-первых, анализ исторических траекторий социализации в разных странах мира выявил их разнообразие, детерминируемое экономическими, социальными и культурными особенностями стран и регионов. Ни в бывшем СССР, ни в нынешней объединенной Европе единой модели социализации детей и подростков не существовало. В истории РФСР/СССР/РФ периодически наблюдалось «возвратно-поступательное» колебание процессов социализации и их концептуального осмысления: от шквала экспериментов и нововведений (типа Дальтон плана) к возврату к модели классической гимназии в 1940-1950-х гг., и наоборот.

Теоретики процессов социализации то «забывали» об их зависимости от изменяющейся действительности под грузом текущих проблем, стремясь хотя бы уберечь детей от разрушительного влияния войн, голода и репрессий. То в периоды «оттепели» стремились наверстать отставание теории и практики социализации от социально-экономических перемен. Иными словами, в данной сфере теории и социальной практики тоже наблюдался феномен «рецидивирующей модернизации». Мой собственный опыт советского школьника 1940-1950-х гг. был вполне «классическим», если не считать отсутствия уроков латыни, греческого и закона Божия. Школа давала некоторый «стандарт знаний», а свободное время поглощалось множеством форм внешкольной работы и досуга.

Во-вторых, советское общество жестко контролировало процессы и формы всех последующих этапов социализации. Техникум и вуз были построены по тому же общему принципу: обязательное овладение некоторым «стандартом» знаний и умений и достаточно большой выбор форм деятельности за пределами учебного заведения. Естественно, что и этот выбор жестко контролировался партийно-государственными структурами. По окончании техникума или вуза молодого человека, как правило, «распределяли» по заявкам местных или региональных органов власти. К тому же в советский период существовало множество форм вечернего и заочного образования, позволявшего сочетать учебу и работу. Так или иначе, образование всегда рассматривалось как «путевка в жизнь». Обширная сеть общественных организаций не только позволяла компенсировать учащемуся жесткие рамки образовательного «стандарта», но и была той социальной средой, которая позволяла развивать индивидуальные способности и интересы. Более того, некоторые вузы были чемпионами по «производству» знаменитостей. Так Московский архитектурный институт (теперь МАРХИ), в котором я учился, дал стране выдающихся поэтов художников, певцов, книжных графиков, театральных художников, предложил несколько моделей «города будущего» и т.д.

В-третьих, теперь - о периоде 1970-1990 гг. С одной стороны, индивидуальные носители гражданской активности в России и СССР были всегда, они боролись за свои идеи даже в годы большого террора. Но на публичной арене их не было, или же их «разоблачали» как носителей мальтузианства или других «идеологически вредных идей». Для возрождения гражданского общества нужна были новые агенты и «питательная среда», и ими вначале 1960-х гг. оказалась студенческая молодежь. Речь идет о многолетнем и успешном опыте вовлечения школьников и студентов в природоохранную деятельность [И мир пройдет по нашим вехам, 2001: 287; Помнишь.., 2011: 254]. В ряде вузов страны были созданы «Дружины охраны природы» (ДОПы), которые затем просуществовали более 50 лет. Их главной чертой была самодеятельность и самоорганизация, основанные на научном знании и практическом опыте. Поначалу ДОПы маскировались под помощников официальных общественных организаций, но на самом деле их сфера деятельности была гораздо более широкой. Их протестная активность никогда не была радикальной, скорее она была вынужденной формой защиты природы и самих себя. Плюс эта активность всегда был формой обучения реальной жизни в критических обстоятельствах.

Участие в дружинной работе было важнейшим каналом и формой социализации школьников и молодежи. В нем оптимально комбинировались свободный выбор и строгая дисциплина. Столь же оптимально (и динамично) сочетались обучение и научение, то есть обретение навыков практической работы, то есть впервые в массовом порядке был реализован принцип «обучение действием». Веер возможностей был гораздо шире, чем в любой «традиционной» общественной организации. ДОПы идеально сочетали возможность адаптации к городской жизни студентов из глубинки и самостоятельную творческую работу наиболее продвинутых из них. Деятельность групп дружинников всегда была работой в разнообразных и непредвиденных обстоятельствах. Наконец, ДОП была построена и функционировала как сеть, факт невиданный в то время. Поэтому неслучайно, большинство бывших дружинников смогли не только адаптироваться, но и найти свое место в новой жизни.

В-четвертых, уже в течение последних 15 лет бывшие дружинники, ставшие педагогами или научными работниками, передают свои знания и опыт школьникам в самых разных регионах страны. Но этот процесс - отнюдь не череда конференций или дополнительных занятий. Школьники (при консультации учителей или ученых) самостоятельно выбирают тему и проводят полевые исследования, а потом обсуждают результаты на ежегодной конференции. Однако это - не единственная форма их самостоятельной работы, есть еще школьные лесничества, дети участвуют в программе возрождения лесного пояса Москвы, причем опять же не только «сажают» саженцы, но проводят массу других работ, начиная от выбора места, где будут размещены посадки и вплоть до привлечения местных жителей к их работе. И те, и другие говорят: «это - наш лес». В этой и других работах школьники используют современные методы: картирование местности, геолокацию, моделирование и т.д.

В-пятых, сегодня на смену последовательно расширяющихся ячеек социализации ребенка и подростка (семья, ближний круг, двор, школа, вуз) приходит принципиально иная система: сетевые сообщества, глобальные и национальные, относительно стабильные и постоянно меняющиеся, дружественные и враждебные. Социализация ребенка и подростка становится вероятностным нелинейным процессом с постоянно открытыми границами. ИКС не предлагают детям каких-то «уроков» или «заданий» как в школе, они лишь вовлекают подростка в неизведанный и бесконечный мир.

В результате происходит кардинальная смена самого способа социализации: из

информационно-ограниченного и дискретного он превращается в неограниченный и бесконечный, где ребенок может «выбирать». Но как именно выбирать - этому взрослые научить не могут, они могут лишь временно ограничить доступ ребенка к некоторым информационным ресурсам. Более того, возникает социальная напряженность, так как старшие материально лучше обеспечены, чем их дети и внуки, но последние знают о мире больше и не боятся его. Поэтому существовавшая много веков концепция приватности теряет смысл, начинается повседневная борьба между ограниченным набором средств социализации, предлагаемых ребенку семьей и институтами воспитания и образования, и бесконечной возможностью «свободного выбора». В действительности эта бесконечность хорошо структурирована и имеет своего хозяина. Соответственно, требует пересмотра и концепция первичной эко­структуры, предложенная мною еще в конце 1980-х гг.

Состояние вопроса

Российская и зарубежная литература по вопросам детства и особенно, молодежи огромна и разнообразна (ее наиболее полный обзор см.: [Социология в России, 1998]). Однако в основной своей массе авторы, пишущие о детях и молодежи, шли по проторенному пути. Я имею в виду, прежде всего, их разделение по возрастным группам. Затем - это важные, но все же, традиционные размежевания исследований: проблемы целей и ценностей отдельных когорт молодого поколения, профессионального самоопределения и жизненных притязаний молодежи, ее отношения у власти, престижу и богатству, специфика «этики успеха» у некоторой возрастной группы и т.д. Исследовался и ряд других отношений: к родителям и старшему поколению в целом, к текущим и перспективным реформам, к модернизации страны и путям ее осуществления, к руководителям и подчиненным, а также их оценочные суждения, касающиеся желаемого уровня благосостояния, распределения ролей в семье, относительно собственных возможностей и желания преодолевать жизненные трудности. Весьма обещающим был подход к изучению пределов личной активности, направленной на приобретение высокой квалификации и социального капитала. Для исследуемой проблемы методологически также важна степень ориентации молодежи на Запад как олицетворение более высоких жизненных стандартов [Магун, 1998: 32-34], а также изучение ожидаемой помощи со стороны родителей для осуществления этой цели.

Однако в упомянутых и других подобных работах интересующая нас проблема не затрагивалась, хотя в советское время было много фундаментальных исследований, посвященных социальным последствиям научно-технического прогресса. Косвенно эта проблема была теоретически затронута в исследовании Л.А. Гордона относительно проблем «переходного» времени [Гордон, 1994: 300-309]. В работе Б.В. Дубина был намечен такой методологически важный момент как «разрыв поколений» [Дубин, 1995, с 16-20]. Наконец, еще в 1969-1970 гг. появился ряд теоретических исследований, посвященных общим проблемам динамики СССР под воздействием НТР [Ахиезер, Коган, Яницкий, 1969; Яницкий, 1972]. В середине 1970-х гг. была предложена концепция баланса «включения-обособления» как некоторая социально­психологическая норма социализации и развития личности [Абульханова-Славская, 1980: 276]. Позже на ее основе была предложена упомянутая выше сетевая модель первичной жизненной ячейка индивида. Показательно, что выдающийся российский исследователь личности И. Кон лишь однажды обратился к теме НТР, отметив, что макросоциальные процессы социализации «находятся вне сферы прямого педагогического контроля взрослых» [Кон, 2008: 383].

Западная литература традиционно уделяла проблеме детства и молодежи значительное внимание. Классической работой 1980-х гг. может быть признана коллективная монография канадских авторов. Это многостороннее исследование, единственное в своем роде. Авторы пришли к выводу, что социализация есть «открытый процесс» (open-ended process) [The Children and the City, 1979: 297-298]. Во втором томе, обозначенном как «сегодня и завтра», никакой специфики этого завтра не выявлялось. Различение делалось только между аграрным и индустриальным обществом, хотя до всеобщего распространения концепции постмодерна в англо­саксонских странах оставалось каких-нибудь пять-семь лет. Авторы этого исследования утверждали, что «независимо от специфических технологических или экономических условий жизни детей решение их проблем всегда важно» [The Children and the City, 1979: XV].

В других статьях этого коллективного труда рассматривались вопросы влияния специфика места жительства ребенка на его взросление и социализацию, отмечалось, что планировщики недостаточно учитывают потребности детей, анализировались негативные эффекты воздействия перемещения детей из семьи в другую среду обитания и т.д. Подчеркивалось, что по мере урбанизации ребенок все более теряет контроль над этой средой. В работе, посвященной специфике жизни в пригородах, автор, ссылаясь на известную работу Д. Рисмена, [Riesman, 1957], отмечет, что «пригородный образ жизни» ориентирован на детей гораздо более [Thurns, 1972: 175].

Современные исследования в данной области относительно немногочисленны. Рассмотрим основные темы и выводы по материалам специального номера международного журнала «Current Sociology», 2010. Отмечается, что социология детства - все еще молодая отрасль социологического знания, и разрабатывается время времени. Есть целая область проблем, которая исключается или остается на периферии интереса социологов. Отмечается необходимость компаративных исследований. Подчеркивается необходимость переноса акцента «с будущего на настоящее, от приготовления детей к периоду взрослой жизни к их текущим повседневным взаимодействиям здесь и сейчас». Другой важный поворот - это «отход от взросло- центричности данной дисциплины к акценту на роли ребенка как социального агента, участию детей в принятии решений относительно частной и общественной жизни. Сравнительный анализ пространственно-временных параметров этих перемен также необходим» [BChler-Neiderberger, 2010]. Далее обобщается опыт отдельных Европейских стран.

Так, финский социолог подчеркивает сдвиг от исследований детства как закрытого сообщества к нему как к встроенному во «взрослые» структуры, отмечая необходимость междисциплинарного подхода к теме [Strandell, 2010]. Рефлексия социолога из Великобритании иная. Отмечается, что политический статус детства стал общественной проблемой, тем самым выходя за академические рамки. Обеспокоенность выходом «подростковой культуры» за рамки существующего социального порядка (fears about out of control) растет, что частично объясняется ограниченностью прав молодежи национальным законодательством. Французские исследователи детства развивались в рамках парадигмы «Возвращение актора» (return to the actor), предложенной А. Туреном. Вот основные направления исследований: изучения дискурса по данной теме, ребенок как социальный актор, политика и культура в данной публичной сфере. Так или иначе «черный ящик» классной комнаты был открыт, социология детства вышла из тесной шинели социологии образования, что привело к осознанию множества архетипов детства и поведенческих моделей. Автор

отмечает, что некоторые исследователи склоняются к архетипу детства как к

‘paradoxical alter ego' [Moran-Ellis, 2010].

В Италии социология детства до сих пор является маргинальной академической дисциплиной. Упор делается на развитии форм участия детей и подростков в конструировании их отношений со сверстниками и подростками, где взрослые должны выступать только в роли помощников этого процесса. Возникает противостояние двух подходов: один настаивает на саморазвитии подростков, их роли как граждан, тогда как другой на их подчинении правилам, которые сконструировали взрослые [Baraldi, 2010]. Надо сказать, что позиция итальянского социолога близка мне не только потому, что в России/СССР/РФ дети рано социализировались и начинали трудиться, но и потому, что ментальность итальянцев, по моему мнению, наиболее близка к российской ментальности. Немецкий автор расставляет акценты по-иному: самоопределение и активная позиция подростков (child as a subject), их зависимость от социальной динамики, рынка, СМИ и типа городской среды, влияние на его поведение межпоколенных отношений (generational order) и смены поколений. То есть два измерения одинаково важны: единовременное и последовательное во времени. Технологии увеличивают скорости передвижения, размежевания, разделения, в результате которых происходит обособление детей и взрослых в общественном пространстве города. Это, в свою очередь, изменяет формы контроля над детьми-вне- школы от личностного к институциональному (через интернет, социальные сети и СМИ). Идет процесс «модернизации детства» при том, что этот мир одновременно обособляется от контроля института образования и трудовой сферы. Боле того, размывание социальных границ порождает двойной эффект. В практике процесс социализации детей выходит все дальше за рамки институтов воспитания и образования; в теории этот эффект ведет к размыванию границ между разными отраслями общественных наук, то есть порождают ограниченный междисциплинарный эффект [Zeiher, 2010].

Опыт Нидерландов свидетельствует, что индустриальное развитие и высокий достаток основной массы населения не всегда означают прогресс в развитии социологии социализации. Отмечается, что в стране с сильными семейными традициями дети оказались между сферами частной и общественной жизни, внешним контролем над их поведением и самоконтролем, то есть, опять же, «между» разными институциями и, соответственно, между разными специализированными сферами социального знания. Как оказалось, именно политики и эксперты, а не независимые ученые, формируют повестку дня в интересующей нас области. Как и в Германии, границы процесса социализации детей размываются, где-то влияние нуклеарной семьи еще сохраняется, а где-то подростки уже ведут половую жизнь так, как им хочется. По оценке некоторых международных организаций, дети в этой стране самые счастливые в мире.

Однако автор указывает, что есть ряд негативных трендов, в первую очередь касающихся детей мигрантов, процесс социализации которых не только, как следует, не обеспечен, но и недостаточно изучен. В ходе глобализации количество и разнообразие контактов детей все время растет, дети становятся зависимыми от растущего числа институтов социализации, поэтому общение детей становится фрагментарным. Автор называет две взаимозависимые проблемы: напряженность между частной и публичной жизнью и поиск баланса между контролем над детьми извне и их самоконтролем. Или, иначе, это противоречие между «внутренними» (семейными) и внешними сетями, в которые включен ребенок или подросток по своему выбору. И называет еще два источника озабоченности: жизнь ребенка в разных типах семьи и взгляд взрослых на ребенка как на социальную проблему.

В США принято совместно изучать проблему детства и юношества, что американский исследователь называет междисциплинарным подходом (cross­disciplinary researches). Автор выделяет три теоретических подхода к проблеме: социально-конструктивистский, социально-структурный и демографический. Последний предполагает подход «сверху—вниз», то есть рассматривает ребенка в связях с «большой семьей». Все названные подходы ограниченно междисциплинарные, предполагающие связь между общественными науками. Автор связывает будущее развитие этой области знания с социальной политикой и правами детей. Отмечу, акцент, сделанный на необходимости включения «голосов детей» и их участие в исследовании интересующей нас проблемы [Bass, 2010].

Отмечается, что социология детства во Франции все еще является фрагментированной областью, сочетающей многие социальные науки. Современные тренды - это подход к ребенку как к социальному агенту, рефлексия по поводу экспертного дискурса, социальная политика в данной области и специфика детской субкультуры. Детство как социальный феномен продолжает рассматриваться в рамках институционального подхода. Так или иначе, проблематика детства перемещается с периферии в центр социологического интереса и превращается в принципиальный пункт триединого подхода: производства, воспроизводства и трансформации общества. Другой методологически важный пункт - это понимание исторического анализа как междисциплинарного подхода. Третий - это синтез подходов, присущих французской, английской и португальской культурам. Автор приходят к выводу, что сегодня нельзя заранее задавать какие-либо междисциплинарные разграничения заранее. Обнаружилось, что добытое учеными знание циркулирует между (или одновременно) тремя сферами: исследованиями, здравым смыслом и «вульгарной культурой». С точки зрения социальной политики, необходимо сочетание трех подходов: ребенок как проблема, с которой должны справляться родители, ребенок как личность, обладающая правами, и ее зависимость от других. Наконец, что глобальный и локальный контекст социализации связаны посредством социальных сетей [Sirota, 2010].

Статья о детях и их изучении в Австралии заслуживает особого внимания, поскольку сильно отличается от остальных. Во-первых, ее автор [Van Krieken, 2010] указывает на влияние новых технологий и масс-медиа на поведение ребенка, особенно на феномен его «дигитализации» (виртуализации), на структуру семьи и семейных отношений. Во-вторых, отмечается очевидный переход общества от модели всеобщего благосостояния к господству рыночных механизмов. В-третьих, автор указывает на новое разделение семейных ролей: отец выступает как «менеджер» расходов на образование ребенка, тогда как мать как «семейный педагог», который призван максимизировать домашнее обучение детей и способствовать обретению навыков в конкурентном обществе. В-четвертых, автор указывает на качественные различия в социализации детей богатых (в частных школах и других корпоративных заведениях), с одной стороны, и детей бедных, ищущих приюта и защиты, детей австралийских аборигенов, с другой стороны. В-пятых, автор отмечает сохраняющуюся зависимость национальной социологии детства от англо-саксонской традиции, препятствующей в известной мере формированию собственного взгляда на проблему.

В-шестых, автор называет комплекс наук, занимающихся социологией детства, «эклектической междисциплинарной смесью» (eclectic interdisciplinary mix), тогда как, с моей точки зрения, это - весьма плодотворный путь. В другой своей работе автор называет организованное улучшение жизни детей культурным геноцидом [Van Krieken, 2003]. Поскольку еще в 1970-1980-х гг. я был знаком с работами австралийских ученых в данной области, хотелось бы отметить весьма профессиональный подход проф. Ван Крикена к проблеме. По контрасту весьма поучителен опыт румынских социологов, страны относительно бедной и недавно вошедшей в Европейский Союз. Проф.

Е. Станчилеску выделяет три этапа развития социологии детства: структурный (изучение семьи и сельских сообществ), агентский (ребенок как социальный актор с его участием в исследованиях) и диктат глобальных процессов с трудно предсказуемыми последствиями. В названных периодах акцент делался на изучении детей-париев (excluded and vulnerable children). Автор выделяет критически необходимые области будущих исследований: фундаментальные исследования, взаимодействие детского и взрослого миров, растущая опасность меж-поколенных различий, различия моделей «взросления» детей в семьях с разным достатком [Stanciulescu, 2010].

Теперь перенесемся на другой континент, в Бразилию. Авторы отмечают масштаб проблемы, несравнимый с Европой. Молодое население Южной Америки (0-14 лет) составляет более 140 млн, а в Бразилии с ее населением в 170 млн чел., более 48 млн, что требует гигантских ресурсов. В начале ХХ в. социология детства развивалась в Бразилии правовиками и врачами, представлявшими медицинский взгляд на проблему, которую нужно «лечить». Соответственно, господствовал макроэкономический и легальный подходы. В гуманитарных науках дети трактовались как «отверженные и забытые», что выразилось в концепции «развивающегося ребенка» (developing child). Исследования развивались по двум направлениям: детская бедность и преступность и «безотцовщина». Однако потребовались десятки лет, чтобы начать развивать многосторонний подход, а не только видеть в проблеме детства недостаточный контроль. Когда в Бразилии установился демократический режим, ребенок был признан социальным агентом и субъектом права, однако разрыв между идеалом и его воплощением продолжал оставаться. Авторы приходят к выводу, что: наиболее перспективное направление исследований лежит между социальными науками и сферой образования; освоение знаний, производимых международными организациями и НКО; нужны большие и длительные вложения в подготовку соответствующих специалистов; преодоление патерналистского подхода к детям; и вообще поворот социальных наук к проблемам детства [Castro and Kosminsky, 2010].

В заключительной статье Д. Бюхлер-Нейдербергер результаты проведенного сравнительного исследования обобщает следующим образом. История этой дисциплины коротка, но она сегодня приобретает все большее значение, делая социологическое видение общества более объемным. Детство - все еще маргинальная часть социального мира, однако оказывающего растущее влияние на мир взрослых. Познание мира детства необходимо для теоретической социологии. Утилитарный подход к детям как к объекту «управления» вытесняется активистским. Бедные дети с девиантным поведением (children as endangered and victims), угрожающие существующему социальному порядку, представляют первостепенный интерес. «Кризисный дискурс» по теме преобладает, но иногда жаркие дискуссии о кризисе детства есть не что иное, как уловка государства с целью освободить себя от ответственности перед подрастающим поколением. Общий вывод: доминирующее восприятие детей как «социальной проблемы» означает, что социологические исследования в этой области все еще не являются приоритетными, что детство должно, наконец, обрести «свой дом» в социологической теории и в концептах социальных отношений между поколениями [BCchler-Niederberger, 2010].

Выводы

Сегодня социальные институты образования и воспитания не поспевают за происходящими переменами. Поэтому идея превращения подростка из объекта воспитания и обучения в агента социальной активности отвечает идее значимости социализирующей роли общественного участия детей и подростков. Под воздействием информатизации и глобализации среда бытия детей изменяется. По сей день процесс социализации имеет четкий «ступенчатый» характер, который постепенно расширяется во времени и пространстве. Движение по этой лестнице жестко контролируется множеством государственных и гражданских институтов. Теперь же посредством ИК- сетей, включение ребенка в общественную жизнь происходит сразу и в раннем возрасте. Раньше подрастающее поколение рассматривалось обществом как потенциальный социальный ресурс (для работы дома, в поле, по уходу за стариками и больными). Теперь же молодые люди в лучшем случае являются конкурентами родителей в сфере труда, в худшем они обречены на пособие по безработице. Одновременно в мире существуют миллионы молодых людей, которые социализируясь в критической среде, умеют только стрелять, грабить и убивать.

В западной литературе по данной теме изучаются лишь общие тренды, ситуация с детьми богатых (элиты) и жителей гетто не изучается. Тем самым, нарушается базовый принцип методики исследования: соответствие его инструментов (архетипов, ценностей, поведения) разнообразию изучаемого общества. Характер и формы воздействия новой технологической революции на поведение детей и подростков изучаются недостаточно. Отмечается лишь «размывание границ» между отдельными институциональными сферами, призванными регулировать процесс социализации. Между тем, мировосприятие современного подростка парадоксально. Он уже владеет новейшими коммуникационными технологиями много лучше взрослых и убежден, что чем он богаче, тем сильнее. Но об истинных механизмах общества «Интернета вещей» он осведомлен плохо.

На мой взгляд, в исследованиях российских и зарубежных социологов дискуссия по данной теме идет по важным, но все же по частным вопросам. Нет развернутой дискуссии в рамках парадигмы локально-глобальной динамики, а именно по таким ключевым проблемам, как соотношение общего и особенного социального порядка, развития и деградации процесса ранней социализации, сравнительного анализа «мы, взрослые, - они, дети или подростки», кто агент и кто ведущий в этом взаимодействии? и т.д. В современной социологии детства нет попыток системно определить эту группу общих проблем. Далее, сегодня дети и молодежь рассматриваются как субъекты, которым взрослые чего-то не додали, каких-то их прав вовремя не легализовали и т. п. Но во всем мире именно эти две группы все чаще становятся агентами кардинальных социальных перемен. Представляется, что пора обсудить роль детей и подростков в динамике глобального социального порядка более детально.

Далее, из рассматриваемой области знания (и процесса социологического познания вообще) практически исчез компонент рефлексии, присущей всей истории социологии. Нет критического анализа позиций коллег по социологическому цеху. Иногда, кажется, что мы живем в каком-то «параллельном мире»: число ссылок в научных статьях превышает все мыслимые пределы. Причем даже заинтересованный читатель не знает и половины работ, на которые ссылается некоторый автор. Получается, что эти упоминания работ коллег суть ссылки ради ссылок, способ демонстрации своей компетентности, причастности к данному экспертному сообществу, но они непригодны для рефлексии. Проблема детства и молодежи трактуются в рамках «парадигмы развития», но ведь история человечества уже не раз доказывала, что всякое «развитие» соседствует с упадком и деградацией. А эти процессы чреваты выбросом гигантских масс социальной энергии распада. За примерами ходить далеко не надо: Афганистан, Африка, Ближний Восток и далее по списку.

Затем, проблема междисциплинарного взаимодействия. Как показал анализ, пока оно ограничивается кооперацией внутри гуманитарных наук, редко - привлечением медиков или биологов. Но ведь главный «интегратор» сегодня - это ИК-революция, именно она «решает», какие дисциплины и в каком качестве нужны для комплексных исследований. А кто ставит им задачи: только рынок, государство или же потребности человека и человечества? К тому же, упускается из виду, что «комплексность» исследования не ограничивается приглашением в очередной социологический проект ученого со стороны. Междисциплинарное взаимодействие - это сложная институциональная проблема, которая пока решается только в критических обстоятельствах.

И, наконец, самое важное. Дети и все молодое поколение - это социальные акторы. Но какие именно? И кто это определяет? Сколько красивых слов ни говорились бы, молодежь до сих пор, в понимании многих западных социологов, это - «потребительная» стоимость, которой распоряжаются в своих интересах сильные мира сего. Да, американцы берегут своих контрактников. Но за счет чего? За счет ведения военных или «мирных» разрушительных действий чужими руками! А выбор для «аборигенов» здесь прост: или умереть с голоду, или же заработать, если повезет, контрактником в частной армии в любой точке мира. Контракт - это экономическая, а не социальная или, тем более, не морально-этическая категория. Получается, что «монетарный подход» продолжает господствовать и в данной отрасли социологии. Более общая проблема заключается в том, что Европа и другие части мира периодически деградируют, погружаясь, по выражению У. Эко, в Средневековье. Так или иначе, и в данной области знания современный социолог должен работать в парадигме «динамика» vs. «статика и даже разрушение».