Предметом данной главы является исследование микросоциальной динамики российских мегаполисов на уровне микрорайона. На основе проблемноориентированного и междисциплинарного подходов, личного опыта как теоретика и практика градостроительства и длительного изучения четырех случаев мною были сделаны следующие выводы. Несмотря на солидные успехи в развитии социологии личности в прошлом, российская социология уделяет мало внимания микропроцессам на городском уровне. В течение 50-60 лет моих наблюдений, включая период Великой отечественной войны (1941-1945 гг.), человеческие контакты в масштабе микропространства (квартира, двор, улица, микрорайон) сокращались, а в макропространстве (национальном и глобальном) росли. Сегодня под воздействием комплекса научно-технических и социальных изменений межличностное общение горожан происходит на трех уровнях: сетевом профессиональном, сетевом общечеловеческом и локально-территориальном, причем индивидуальное поведение на всех из них формируется масс-медиа. Последствия микро-динамики в результате климатических изменений и «химизации» жизни горожан не анализируются.
Постановка вопроса
Современная социологическая наука внутренне парадоксальна. Акцентируя внимание на значимости человеческого и социального капитала индивида, его растущей мобильности и творческих потенциях, она, тем не менее, уделяет все большее внимание динамике общественного сознания и массового поведения, тем самым (по факту) становится дисциплиной, обслуживающей принятие решений и геополитические процессы в целом. Социальная антропология и бихевиоризм, некогда занимавшие ведущие позиции в социологии, теперь все более отодвигаются на второй
план, концентрируясь на изучении состояния и динамики традиционных и архаических сообществ. Концепции «индивидуального жизненного плана» и «истории жизни индивида» были заявлены, но не разработаны [Thompson, 1978]. Сегодня ведущие современные исследователи трактуют процессы производства и принятия пищи как сугубо массовые процессы, уделяя меньшее внимание индивидуальным и микрогрупповым предпочтениям [Кравченко, 2014].
В целом, агрегирование информации (методы Big Data и ему подобные) все более превалирует над микро-групповым и индивидуальным анализом. Теория современных малых групп практически остается на уровне Д. Морено и других ее создателей. Если воспользоваться языком естествоиспытателей, то акцент в современной социологии делается на массовых процессах как на движущей силе социальных изменений. Индивидуальные социальные «мутации» практически не изучаются. Это тем более удивительно, что в естественных науках преобладает противоположная динамика: чтобы познать физические основы мироздания исследователи идут, по их собственному выражению, «вниз», то есть ищут (и находят!) все более мелкие его частицы, как, например, недавно открытый Бозон Хигса. Поэтому, на мой взгляд, пора в полной мере реанимировать теорию и методы изучения сопряженной индивидуальной и коллективной динамики, тем более что в истории России/СССР/РФ периодически наблюдалось смещение фокуса социологического интереса с индивидуального успеха и достижений к коллективным усилиям, и - наоборот. Наконец, остается практически неизученным влияние на индивидуальную жизнь глобальных изменений климата и тотальной химизации среды обитания человека, включая воздух, воду, пищу и другие важнейшие ресурсы его жизнеобеспечения.
Основы теории и методики исследования
Кратко изложу только те теоретические предпосылки, которые имеют прямое отношение к предмету данного исследования. Первое, это необходимость анализа любых явлений и процессов современного мира с двух точек зрения: сверху-вниз и снизу-вверх [Whyte, 1977, 1984], то есть как макро и микропроцессов, что отвечает современной теории глобализации как локально-глобального феномена [Robertson, 1994] или, в иной терминологии, «универсально-партикулярного» характера этого процесса [Wallerstein, 1994]. Второе, это понимание индивидуальной и групповой жизни как целостного и динамичного структурно-функционального образования, детерминируемого меняющимся соотношением факторов его прошлого, настоящего и будущего. Это понимание было достигнуто мною на личном опыте и наблюдении за поведением других, а позже было сформулировано как концепция первичной социально-экологической структуры [Yanitsky, 1988; 2012]. Третье, это необходимость проблемного подхода к исследуемому предмету, то есть как к сложной и многосторонней проблеме. Для изучения подобных интегрированных явлений мною была использована концепция СБТ-системы, что отвечает принципам подхода к изучению сложных систем в мировой социологии [Keen, 2008; Urry, 2011]. Как подчеркивал Д. Урри, социальный, физический и предметный миры настолько переплетены, что «дихотомия между ними есть идеологический конструкт, который необходимо преодолеть». И далее, «наш мир нуждается в социологии, способной заменить доминирующие <сегодня в ней> модели человеческого поведения» [Urry, 2011: 8, 16].
Четвертое, как уже отмечалось выше, сегодня, как никогда, социологическая наука нуждается в комплексном, то есть междисциплинарном взаимодействии. Это взаимодействие, по моему мнению, сегодня является не столько теоретической конструкцией, сколько политической практикой, или, как я ее называю, политикой повседневности. Только она способна преодолеть сложившиеся дисциплинарные размежевания и институциональные барьеры. Как показали исследования экологического движения в СССР/РФ за 40 лет, именно в его ходе вырабатывались инструменты «междисциплинарных переходов» и достигался целостный взгляд на изучаемые микропроцессы [Краснова, 2001; И мир пройдет по нашим вехам, 2001]. Пятое, подобное сближение позиций разных наук и политических практик происходит ежедневно в самых разных сферах общественной практики, но социологи и науковеды обращают на них мало внимания. Шестое, еще один парадокс нашего времени состоит в том, что это сближение и взаимопонимание достигается, прежде всего, в критических ситуациях, когда ресурсы для ее разрешения ограничены, а времени на разработку методов «междисциплинарных переходов» просто нет. Наконец, необходимо учитывать, что сегодня понятия агент и контекст, в котором он действует, весьма относительны. Потенциально и агенты, и их среда могут попеременно выступать в той и другой роли.
Во всех изученных мною случаях использовались (с некоторыми вариациями) такие качественные методы, как наблюдение, включенное наблюдение и глубинные интервью. Особое внимание придавалось изучению человеческих документов (личной переписки, семейных фотографий, записных и телефонных книжек, квитанций об оплате коммунальных и иных платежей, личные удостоверения о членстве в общественных организациях). Также по памяти и документам была восстановлена структура систематических межличностных и опосредованных человеческих связей в рассматриваемых случаях.
Случай № 1: микрорайон в Москве
Объект: микрорайон (3 многоэтажных дома и их дворы) на внешней стороне Садового кольца.
Предмет: социальная экология их жизни.
Время наблюдения: 1938-1990 гг.
Теоретическая основа: концепция индивидуально-групповой социальной экологии и основанная на ней концепция первичной социально-экологической структуры.
Методы исследования: социально-антропологический анализ, качественные методы (изучение случаев), микро-социологические методы, изучение детства.
Инструменты исследования: изучение бюджетов времени индивидов, включенное наблюдение, наблюдение, короткие интервью, изучение человеческих документов (фотографий, писем, квитанций, удостоверений, записных и телефонных книжек и др.).
Описание объекта наблюдения: жизнь населения двух пятиэтажных домов постройки 1930-х гг. и одного многоэтажного дома постройки 1910-1920 гг. («доходный дом»). Их территории сначала были разделены деревянными заборами, а потом объединены в единый административный и социально-экологический комплекс. Дома со всеми удобствами, до 1957 г. без лифтов, потом с лифтами. Заселены эти дома были как отдельными, так и коммунальными квартирами. Эти дома представляли собой «расширение» той территории центра Москвы, которая уже была заселена преимущественно научными работниками и творческой интеллигенцией. «Ядро» этой зоны (улица Старый Арбат с прилежащими к ней переулками) находились в зоне пешеходной доступности населения изучаемого микрорайона, включая пенсионеров и детей школьного возраста. В течение 1945-1980-х гг. вокруг микрорайона был создан полный комплекс учреждений культуры, торгово-бытового, медицинского и иного обслуживания.
Процесс формирования объекта наблюдения: «Доходный дом» существовал весь период наблюдения как государственный, а два шестиэтажных дома сначала были жилищными кооперативами, а в 1938 г. кооперативы были ликвидированы, и дома также перешли в ведение Моссовета. Строительство шестиэтажных домов было осуществлено за счет сноса ветхой малоэтажной застройки, «островки» которой (с сараями, голубятнями и др.), тем не менее, сохранялись до 1980-х гг.
Изменение состава жителей домов: в 1930-х гг. дома преимущественно заселялись советской интеллигенцией (профессура, учителя, врачи), однако к концу срока наблюдения социально-демографический состав их населения изменился: резко возрос процент совслужащих, включая работников территориально-хозяйственных служб и органов НКВД/МГБ. Постоянно росло число их детей и родственников, переезжавших к ним из провинции и других республик СССР, а в 1970-1990 гг. к ним прибавились так называемые «лимитчики» и их многодетные семьи, а также семьи, переселяемые из подвальных этажей. То есть, выражаясь языком тех лет, происходил процесс «выравнивания» социально-демографического состава объекта наблюдения.
Характеристика социально-экологической структуры объекта наблюдения.
«Доходный дом» был уже заселен, а 6-этажные дома заселялись постепенно по ордерам жилищного кооператива. Взаимопомощь «переселенцев» была и осталась характерной чертой этой структуры до сего времени (делились едой, одеждой, посудой и т.д.). У этого феномена есть несколько объяснений. Одно - это желание помочь как черта характера подавляющего большинства советских людей. Другое - излишнее «обособление» советским обществом не приветствовалось и могло навлечь на семью ненужные подозрения. Третье - объединяющим моментом были дети, за которыми требовался присмотр (вернуть их домой со двора, накормить вовремя, уложить спать и т.д.). В общем, вся жизнь обитателей микрорайона была практически на виду.
Все повседневная (бытовая) жизнь происходила в трех социально-экологических пространствах: семья, работа и двор. Это триединство пространств объясняется опять же и практически, и идеологически. С одной стороны, повседневные дела требовали такого взаимодействия (можно было приглядеть за ребенком, гуляющим во дворе, позвать его вовремя домой, попросить сходить в магазин и т.д.). С другой стороны, эти связи взаимопомощи часто переходили в дружеские знакомства, обмен мелкими услугами, а дети постепенно становились самостоятельными, по крайней мере, в текучке повседневности.
Конечно, репрессии 1937-1938 гг. резко повысили социально-психологическую напряженность населения всего города. Но и особенно обособляться (инкапсулироваться) тоже было нельзя, так как это могло повысить градус подозрительности. Однако к чести большинства жителей изученного микрорайона, они сохранили свое человеческое достоинство. Возник интересный феномен разрыва между «символическим» и реальным поведением. На словах, многие обличали «вредителей и других «врагов народа», а на деле продолжали жить и общаться с соседями так, как будто ничего не случилось. Но у этого терпения есть психологический предел: когда в 1952 г. началось «Дело врачей», а наша семья дружила с одним из них, моя мать упросила меня не общаться с семьей репрессированных, так меня, уже студента 2-го курса, за одно знакомство с сыном «врача-убийцы» начали таскать на допросы. Но одновременно мой «очень тихий» отец продолжал ежемесячно материально помогать другой семье репрессированных.
Москва, вопреки существующему мнению, не была закрытым городом. Во всех трех домах микрорайона была масса смешанных браков, жили русские, евреи, армяне, беженцы с Украины и т.д. Когда репрессии кончились, и наступила «хрущевская оттепель» большинство продолжало жить прежней жизнью (семья-квартира-двор- близлежащий район города). Однако чем быстрее увеличивался процент лимитчиков и их семей, тем интенсивнее они стали проникать во все поры изучаемой социальноэкологической структуры, устанавливая свои правила жизни, основанные на принципах родства и кумовства. Как и вначале века, жизнь московской интеллигенции снова стала перемещаться в дачные поселки или (реже) на садовые участки, которые быстро стали центрами интеллектуального общения наиболее образованных жителей Москвы.
Другой тренд, резко ослабивший социальные связи внутри микрорайона, - это формирование нового поколения, интересы которого вышли далеко за пределы «своего двора». Молодежь шла служить армию, обзаводилась семьями, становилась студентами и аспирантами, затем устраивалась на работу, которая была связана с длительными командировками и т.п. Третий тренд, действовавший в том же направлении, это стремление старых и молодых улучшить свои жилищные условия путем обмена, соединения-разъезда, вступления в жилищные кооперативы и т.п. В целом, территориальная мобильность, и старых, и молодых, постепенно росла. Тем не менее вплоть до 1990 г., когда моя семья переселилась в другой район Москвы, некоторые «дворовые» социальные связи сохранялись. Хотя в 1990-м г. я прекратил систематическое наблюдение за этими связями, живущие там и поныне мои знакомые свидетельствуют о начале «третьей волны» смены социального состава микрорайона и его социально-экологической организации.
Соотношение территориальных и сетевых связей. В целом можно утверждать, что в течение исследуемого периода времени (1938-1990 гг.) периоды изменения социально-экологической структуры изученного микрорайона совпали с периодами смены его поколенческой структуры. Этот вывод не универсален, а относится к конкретному периоду истории г. Москвы. Общий тренд - это размывание триады семья-квартира-двор под воздействием ускоряющихся социальных и технологических трансформаций. Более существенным детерминирующим фактором было присущее социалистическому строю четкое разделение на рабочее и внерабочее время, принципы и детали которого отражены во многих исследованиях [Артемов и др., 1967], которое также постепенно размывалось по мере развития информационных технологий и роста социальной мобильности городского населения.
О соотношении подходов «сверху-вниз» и «снизу-вверх». У жителей всякого городского микрорайона со временем вырабатывается, как говорят психологи, динамический стереотип, с одной стороны, приспособленный с одной стороны, к его повседневным нуждам и с другой стороны, к ритму жизни большого города. Однако «третья сила» в виде строительных или ремонтных бригад, ритмам их финансирования, а также традиции приспособления жизни к некоторым датам» (конец квартала, года, «День Города») периодически нарушала согласованность этих стереотипов. Кроме того, жителей раздражала частая повторяемость ремонтных работ, производимых по принципу «латания дыр». За время наблюдения за жизнью этого микрорайона я обнаружил шесть слоев асфальтового покрытия вместо одного, сделанного по нормам. Вообще, в отношении придомовых территорий их жители остались совершенно бесправными, так как эта земля принадлежит городу.
Случай № 2: микрорайон в г. Казани во время Великой отечественной войны
(1941-1943 гг.)
Объект: микрорайон (3 двухэтажных дома и их дворы) на улице Щапова.
Предмет: формирование социальной экологии жизни временных мигрантов (эвакуированных) в экстремальных (мобилизационных) условиях войны.
Время наблюдения: июль 1941 - май 1943 гг.
Методы: включенное наблюдение, наблюдение, изучение человеческих документов (фотографий, писем, квитанций, записных и телефонных книжек и др.).
Описание объекта наблюдения: адаптация вынужденных переселенцев (эвакуированных из Москвы ученых и их семей) к совершенной новой среде обитания в экстремальных (мобилизационных) условиях войны происходила вполне организовано, но ускоренным и упрощенным способом, что не могло не иметь своих негативных последствий. После относительно благополучного переезда из Москвы в Казань, для мигрантов наступил период казарменного положения (жизнь в огромных аудиториях Казанского университета или же в малоприспособленных ветхих домах на окраине города). Затем постепенное расселение эвакуированных по жилым домам за счет уплотнения их и так переполненных коммунальных квартир, что временами вызывало резкое недовольство местного населения (вплоть до угроз физической расправы с эвакуированными).
Изменение состава жителей домов и состояние эвакуированных: страдали обе стороны. Коренные жители вынуждены были или «уплотняться» или переезжать в другие города или в деревню к родственникам, а эвакуированные жили чрезвычайно скученно, и в мало приспособленных помещениях. Естественно, что сложившаяся ранее социально-экологическая структура переселенцев резко «сжалась», эвакуированные были рассеяны по всему городу и потому не могли ни общаться, ни оказывать друг другу минимальную помощь. Несмотря на гигантские усилия местных властей по организованному размещению такого огромного притока эвакуированных, начались эксцессы. Заболеваемость их детей и внуков резко возросла, а старшим длительное время пришлось работать в экстремальных условиях, что также не могло не вызвать повышения числа заболевших. Участились случаи ограбления приезжих, в том числе, кражи талонов на питание, а позже - продовольственных карточек.
Затем начался период взаимной адаптации приезжих и местных, который благодаря усилиям взрослых переселенцев и местных властей продолжался не более полугода. Вот мои некоторые собственные впечатления: после двух месяцев непрерывных болезней, я стал понемногу осваиваться в этой новой обстановке. В этом процессе были два ключевых момента. Первый - это осторожное освоение совершенно незнакомой мне пространственной и социокультурной среды моего нового места жительства. В школу по состоянию здоровья я ходить не мог, и поэтому моими первыми «университетами» были длинные коридоры коммунальной квартиры в двухэтажном особняке на ул. Щапова, а затем - и его подвального этажа, где, находилось нечто вроде «воровской малины», куда мне мать строго запретила ходить, но я все равно ходил.
Второй - это был госпиталь на Большой Галактионовской улице, где мама работала сначала начальником медицинской части, а потом начальником госпиталя. Я приходил туда к вечеру, и там начиналась моя совершенно новая и счастливая жизнь среди раненых. Я носил им папиросы, какие-то сладости, в общем, все, что удавалось собрать. А раненые, те, кто поправлялся, потом стали приходить к нам домой, к моей сестре, и выпрыгивали в окно (у нас был первый этаж), если слышали, что идет мама. А потом сестра, работавшая в том же госпитале лаборанткой, с подругами организовали для раненых несколько спектаклей, и это уже было немыслимое счастье. Надо сказать, что сестра собиралась поступать в театральное училище. А еще позже, с апреля по сентябрь 1942 г. я жил в интернате Академии Наук СССР на станции Займище (рядом с большой сортировочной станцией Юдино). И вот там я уже поправился совершенно, потому что вокруг были знакомые лица академических мам, которые заботились о нас, как о своих детях.
Но мой взгляд, пребывание в своей привычной для себя среде обитания (неважно,
национальной, конфессиональной или профессиональной) чрезвычайно важно для адаптации к новым условиям жизни, подчас весьма далеких от тех, в которых мигрант жил у себя дома. Состояние психики, подростка или взрослого, есть важнейшее условие их адаптации к новым, в том числе экстремальным условиям. В Москву я вернулся в мае 1943 г. уже совсем другим человеком, гораздо более самостоятельным и психически устойчивым. Именно этот период помог мне (и многим другим) адаптироваться к жизни в холодной и подчас голодной Москве зимой 1943-1944 гг.
Соотношение территориальных и сетевых связей. В целом снова можно утверждать, что в течение исследуемого периода времени (1941-1943 гг. и в последующие годы) сохранение баланса территориальных и сетевых связей принципиально важно для сохранения индивидом (ребенком или взрослым) своей первичной социально-экологической структуры, концепция которой была изложена выше. Термин «сохранение» этой структуры не означает ее неизменности. Напротив, соотношение между ресурсами ее прошлого, настоящего и будущего постепенно меняется, и как показывает современная жизнь, чем дальше, тем быстрее. Вместо триады «семья-квартира-двор» сформировалась триада «семья-квартира-большой мир», что чрезвычайно важно. Конечно, представление о «большом мире» формируется множеством источников. Тогда это были, прежде всего, радио и книги. Но еще большее значение для меня имело постоянное пребывание в интеллектуальной и очень разнообразной среде (ученых, путешественников, врачей, военных). Теоретически это можно определить как необходимость постепенно меняющегося баланса между прошлым (опыт семьи, основы науки и культуры), настоящим (включение в течение современной жизни) и будущим, желаемым и реальным. Прошлое как нравственный фундамент, настоящее как максимально полная отдача и, одновременно реализация своих возможностей, и будущее как модель того, что человек стремится достичь, мобилизуя имеющиеся интеллектуальные ресурсы.
О соотношении подходов «сверху-вниз» и «снизу-вверх». В условиях начала войны и эвакуации господствовал мобилизационный подход (жесткий режим дня, карточная система, воздушные тревоги). Однако уже через полгода внутри директивного режима повседневной жизни возникли и стали расширяться ниши самоорганизации (легальные и криминальные). Этот тренд, проявился, прежде всего, в среде детей и подростков, которые были предоставлены сами себе. Причем, если в Москве ареал такой самоорганизации ограничивался квартирой и двором, то тут он уже распространился на близлежащие улицы и закоулки, а само поведение подростков находилось на грани криминального. Изменяется и смысл своего «жизненного проекта» в целом, в нем соединялись, казалось бы, несовместимые устремления: к самосохранению и к познанию нового, неизведанного. Социологи сегодня, кажется, забыли о таком неизбывном человеческом устремлении как любопытство.
Случай №3: новый микрорайон на периферии г. Москвы
Объект: микрорайон (6 пятиэтажных домов и их дворы) в районе Рублевского шоссе.
Предмет: социальная экология их жизни.
Время наблюдения: 1965-1990 гг.
Теоретическая основа: концепция индивидуально-групповой социальной экологии и основанная на ней концепция первичной социально-экологической структуры (человека).
Методы и инструменты исследования: включенное наблюдение, наблюдение, короткие интервью, изучение человеческих документов (фотографий, писем, квитанций, удостоверений, записных и телефонных книжек и др.)
Описание объекта наблюдения и его динамика: жизнь населения пятиэтажных панельных домов постройки 1950-1955-х гг. и прилегающих к ним территорий. Дома со всеми удобствами, но без лифтов. Заселены эти дома были как отдельными, так и коммунальными квартирами, постепенно количество коммунальных квартир сокращалось. Эти дома и прилежащие к ним кварталы представляли собой «расширение» территории центра Москвы в Юго-Западном направлении. Вначале этот район не высоко ценился на рынке недвижимости по многим параметрам: нет рядом метро, развитой сети учреждений обслуживания и высокого качества товара в них, планировка квартир типовая, как и во всех «хрущевках», низкие потолки, маленькая кухня. Социальный состав разный: очередники райкома КПСС и райисполкома, гражданских и военных ведомств, старые большевики из расселяемых коммунальных квартир в центре города.
Однако, с открытием станции метро «Молодежная», и строительством сети учреждений обслуживания привлекательность этого района города стала быстро расти. К тому же, появились 9-этажные дома улучшенной планировки с лифтами. Население особенно привлекало близость больших лесопарковых зон в радиусе пешеходной доступности или на расстоянии двух-трех автобусных остановок. По степени доступности и качеству лесопарковой зоны этот район и сегодня входит в состав трех наиболее экологических чистых районов города (районы Юго-Запада города и район, примыкающий к Битцевскому парку и кольцевой магистрали). Рассматриваемый микрорайон долгое время имел еще одно существенное преимущество: он снабжался водой из Рублевского водозабора, лучшего по тем временам в городе.
Соотношение территориальных и сетевых связей примерно такое же, как и по всему городу. Но было одно существенное отличие: микрорайон заселялся отдельными семьями поквартирно, причем, несмотря на временные транспортные и иные неудобства, в нем соседский тип взаимопомощи, сформировавшийся в коммунальных квартирах, воспроизводился и здесь. И он был устойчивым именно потому, что в периоД 1960-1990-х гг. территориальная самоорганизация жителей Достигла своего пика в советское время. Это касалось всего: присмотра за детьми, обмена мелкими хозяйственными и денежными услугами («перехватить денег до получки»), взаимопомощи в критических случаях и т.д.
Основой этого самоорганизующегося сообщества были: вера в постепенное улучшение жизни горожан, доверие между жителями данного микрорайона, совместная работа по озеленению и благоустройству придомовых участков собственными силами и по собственному желанию. Работая в этот период над международным проектом «Города Европы: участие населения в формировании среды своего обитания», могу засвидетельствовать, что уровень местной самоорганизации в Москве был примерно таким же, как в Европе [Яницкий, 1991; Cities of Europe., 1991].
Сетевые (профессиональные, дружеские и иные) сети сохранялись и развивались, но они скорее помогали, чем мешали формированию местного сообщества. Снижение уровня территориальной самоорганизации началось в годы перестройки (19891992 гг.), когда жизненный уровень основной массы населения резко снизился, безработица выросла (чего в Советской России не было с начала 1930-х гг.), часть жителей была вынуждена зарабатывать уличной торговлей, преступность возросла, взаимное доверие соседей снижалось. Началась эпоха инДивиДуализации гороДской жизни, поиска источников быстрого обогащения, соответственно, семейно-соседские связи быстро ослабевали или исчезали совсем. Изменению рассматриваемого соотношения способствовали демографические процессы: старшее поколение выживало благодаря государственным пенсиям, а младшее, повзрослев, интенсивно искало средства для карьерного роста и материального достатка, многие уехали на учебу или на временную работу заграницу. Вывод: началась перестройка местного сообщества на капиталистический (рыночный) уклад жизни, которая продолжается и сегодня.
Случай №4: микрорайон № 2 в Москве
Объект: микрорайон (4 восьмиэтажных дома и их дворы) в районе метро «Университет».
Предмет: социальная экология их жизни.
Время наблюдения: 1990-2017 гг.
Теоретическая основа: концепция индивидуально-групповой социальной экологии и основанная на ней концепция первичной социально-экологической структуры (человека).
Методы и инструменты исследования: включенное наблюдение, наблюдение, короткие интервью, изучение человеческих документов (фотографий, писем, квитанций, удостоверений, записных и телефонных книжек и др.).
Описание объекта наблюдения: жизнь населения этих домов постройки 19501955-х гг. и прилегающих к ним озелененных дворов с детскими площадками. Дома со всеми удобствами, с лифтами (эти дома иногда назывались сталинскими). Заселены эти дома были как отдельными, так и коммунальными квартирами, постепенно количество коммунальных квартир сокращалось. Эти дома и прилежащие к ним кварталы представляли собой «расширение» территории центра Москвы в Юго-Западном направлении. Вначале 1990-х гг. этот район высоко ценился на рынке недвижимости по многим параметрам: близость метро, развитая сеть учреждений обслуживания и высокое качество товара в них, удобная планировка квартир, высокие потолки, высокая степень озеленения и ухода за посадками, тишина и покой. Социальный состав разный: генералитет (отставники), городская и районная администрация, ученые и артисты и другие категории московской интеллигенции. Первые этажи постепенно заселялись лимитчиками.
Динамика объекта наблюдения: в течение последующих 10-15 лет качество среды обитания в данном микрорайоне и качество самой жизни постепенно снижалось. Во-первых, вначале 1990-х гг. все кустарника были вырублены. Местная администрация объяснила этот факт необходимостью борьбы с возросшим вначале перестройки бандитизмом и другими правонарушениями. Уничтожение кустарников привело к резкому сокращению птиц и последующей природной сукцессии. Во-вторых, быстрое обогащение части населения привело к взрывному росту автомобилизма, дворы заполнились личными автомашинами, зеленые насаждения продолжали сокращаться. Однако городские власти и до сих пор не могут справиться с фактическим коллапсом всего наземного трафика в часы пик. Перенасыщенность легковым и обслуживающим транспортом возросла настолько, что местные проезды и даже жилые дворы используются для сквозного проезда всех видов транспорта. К тому же, ошибка в проектировании сквозных пешеходных путей через микрорайон привели к тому, что поток людей, идущих от метро к кварталам, находящихся позади микрорайона, не прекращается ни днем, ни ночью.
В-третьих, рынок у метро и вся сеть мелких торговых точек были ликвидированы. Это привело к двум последствиям: качество товаров и их разнообразие снизились, тогда как цены в сетевых магазинах-монополистах, напротив, резко выросли. В- четвертых, вследствие несоблюдения градостроительных норм частные застройщики соорудили (за счет зеленых насаждений!) еще один стадион внутри квартала, при наличии еще трех подобных стадионов в пешеходной доступности. Ни один из них не используется даже на 20%! В-пятых, Московский трест озеленения чрезвычайно редко и весьма небрежно производит восстановление травяного покрова внутри дворов. В- шестых, внутри-дворовые пешеходные дорожки запроектированы и построены с грубыми нарушениями правил их создания. В результате после каждой оттепели или дождя эти продольные дорожки превращаются в «корыта», которые надолго заполняются водой. В-седьмых, обрезка засохших деревьев производится с большим опозданием, что при сильном ветре создает угрозу безопасности жителям микрорайона. В-восьмых, ремонтные работы тепловых и других магистралей ведутся подолгу, иногда в течение года и более. Наконец, отсутствие специальной площадки для выгула собак означает, что ежегодно в почву попадает не менее 500 кг их фекалий. В общем итоге: птицы практически исчезли, травяной покров нарушен, автомашины периодически занимают пожарные подъезды к домам, детям и старым людям не всегда есть возможность для игр и отдыха.
Соотношение территориальных и сетевых связей или динамика собственно социальной экологии микрорайона. А что вообще позволяет говорить о ее наличии? Во-первых, это уже существующая включенность в сеть профессиональных и дружеских связей. Во-вторых, это сеть территориальная местных и более удаленных сетей обслуживания, которая, однако, постепенно вытесняется доставкой товаров и услуг на-дом. В-третьих, это сеть местных связей услуг (покупка лекарств, мелкий ремонт, стрижка, замена батареек и т. п.). В-четвертых, это территориальная привязка обусловленная наличием поблизости замкнутых дворовых пространств. Как выяснилось, жители, как и ранее, преДпочитают жить в относительно замкнутом пространстве «своего» Двора, и это при том, что последние 20 лет градостроители предпочитали свободную планировку микрорайонов. То есть жители продолжают предпочитать разделять прилежащее к домам пространство микрорайона на «свое» и «чужое», свое и ничейное и т. п. В-пятых, практика принудительного коллективизма («Делай как я!») в детских садах сохранилась с ранних пор советской власти, и их педагоги продолжают навязывать детям избыточный коллективизм. Наконец, в результате насыщения квартиры «умными машинами» и информационными коммуникациями семейно-соседское общение, включая общение детей, сведено сегодня к минимуму.
Выводы
Микро-динамика социально-экологической структуры российского мегаполиса непрерывно изменялась под воздействием всего комплекса глобальных и национальных макроэкономических, политических и социальных факторов. Однако ввиду значительной инерционности этого организма их воздействие сказывалось на рассматриваемой динамике с запозданием на 5-10-15 лет. Эта микро-динамика зависела также от таких нематериальных факторов, как социалистическая идеология и созданные на ее основе образцы «должного поведения», уровень доверия в обществе, вера в обещания лидеров страны, степень ее открытости миру. Как только эти образцы переставали быть обязательными, уровень самоорганизации на микро-уровне быстро повышался.
Затем, начался обратный процесс институционализации и все более жесткого и всеобъемлющего регулирования гражданской активности населения мегаполисов. Чтобы продолжить свою легальную деятельность, большинство ранее возникших гражданских инициатив вынуждено было официально зарегистрироваться в Министерстве юстиции РФ в качестве некоммерческих организаций (НКО) с периодической отчетностью о своей деятельности перед административными органами городов. Возникающие снизу гражданские инициативы юридически квалифицировались как нелегальные и подлежали или регистрации или ликвидации (с возможным административным наказанием). Параллельно росла численность общественных организаций, которые по своим политическим или религиозным мотивам блокировали деятельность легальных гражданских инициатив, часто силовым путем (препятствование акциям протеста местного населения или их разгон).
Сегодня любые мирные, но несанкционированные формы деятельности или протеста местного населения фактически являются административно или уголовно
наказуемыми. Самоорганизация местного населения возможна только в домах кооперативного типа и в строгом соответствии с их типовым уставом. Процент таких домов в городе невелик. Фактическая передача застройки мегаполисов в руки частных компаний или отдельных дилеров вызвал к жизни движение обманутых дольщиков, которые внесли деньги за свое будущее жилье, но дома так и не были построены. Оборотная сторона той же проблемы, это наличие в мегаполисах множества выкупленных, но пустующих квартир, что рассматривается состоятельными людьми как одна из выгодных форм вложения капитала.
Иными словами, баланс между макро и микро-уровнями формирования социальной экологии города фактически нарушен. Городская жизнь все более регулируется «сверху-вниз». Понятия городские социальные движения, гражданские инициативы, самоорганизация фактически исчезли из политической практики и академического лексикона. Реабилитация, реновация, реконструкция всех элементов городской среды осуществляется административным путем, практически без общественных слушаний, общественной экспертизы и других форм общественного участия. В этом есть вина и самого населения, которое или инкапсулировалось в своих жилищах, или проводят время в виртуальных сообществах или перед телевизором. Масс-медиа настолько приучили горожан к ожиданию новостей о новых случаях аварий, катастроф пожаров, наводнений и т.п., что они потеряли всякий интерес к событиям на локальном уровне, если они не затрагивают их лично. И уж совсем они не задумываются о том, что среда их обитания становится все более «химической», что медленно, но неуклонно меняет их самих, их образ жизни и генетический код.
Население Москвы все более широко пользуется плодами взаимодействия наук, но не задумываются о том, что проблемный и междисциплинарный подходы также нужны для решения местных проблем. Несмотря на смену способа производства городской жизни, население мегаполисов продолжает считать, что если оно платит налоги в бюджет государства, то именно оно и должно решать возникающие в их микрорайонах проблемы. Это население фактически живет по принципу, некогда созданному американскими медиа: «Если вы не можете решить некоторую проблему, измените к ней отношение».
Длительное наблюдение за соотношением «агент-среда» позволили сформулировать некоторые гипотезы относительно этапов его динамики за период 1938-2017 гг. Первый, приспособление новой среды обитания к своим нуждам, т.е. формирование первичной эко-структуры. Второй, мобилизационный, когда происходило адаптация семьи в критических условиях (эвакуация и приспособление к новым условиям жизни в ситуации дефицита времени и других жизненных ресурсов). Третий, ре-адаптация к прежней среде обитания в критических условиях войны и послевоенного восстановления страны и всеобъемлющего политического контроля. Четвертый, «хрущевская оттепель» и постепенное расширение связки «новые возможности - новые требования к ней индивида». Первичная эко-структура все больше выходит за территориальные рамки микрорайона. Пятый, распад этой структуры и формирование новой вследствие резкого изменения социальноэкономического, политического и культурного режима. Шестой - это новые вызовы, такие как неконтролируемое изменение макросреды, климатические колебания, наплыв мигрантов, всеобщая «химизация» жизни, хакерские атаки. Иными словами, вся микросреда обитания человека становится мобильной и потенциально опасной для его жизни. Безопасность становится важнейшим требованием к среде обитания.
|
0%