Основополагающим для индийского мировоззрения является миф о принесении себя в жертву, о самопожертвовании — атма- яджня. В акте самопожертвования божество порождает вселенную, в этом же акте человек, следуя божественному примеру, воссоединяется с божеством. Акт, в котором мир создается, и акт, в котором мир гибнет, это один и тот же акт — отречение от собственной жизни.
Космогония в представлении древних индийцев — это вечная игра, в которой надо отбрасывать мячик сразу, как только его коснешься. Вот как характеризует индийское мировосприятие английский востоковед и популяризатор науки Алан У. Уоттс.
Основной миф индуизма: мир — это божество, играющее в прятки само с собой. (Другой вариант: божество спит и видит всех нас во сне.) Под именем Праджапати, или Вишну, или Брахмана божество создает мир в акте самоотречения (или самозабвения)16.
Единое становится многим. Один-единственный актер исполняет все возможные роли. В конце пьесы он возвращается к самому себе только для того, чтобы начать пьесу с самого начала — Один, умирающий во многих, и многие, умирающие в Одном:
Тысяча голов, тысяча глаз и тысяча ног у Пуруши! Он наполняет собой всю Землю! Пуруша — это все, что было, есть и будет... Он властелин всего, что растет и жрет. Огромно его величие, но еще огромней сам Пуруша... Боги, совершая жертвоприношение, принесли Пурушу в жертву.
На сколько же частей его разделили? Чем стали уста его, чем — руки, чем — бедра и чем — ступни? Кастой брахманов стали его уста, руки — кшатриев кастой. Бедра его стали вайшья, из ступней появились шудры. Луна родилась из ума его, из глаз возникло Солнце. Из дыхания — Индра и Агни. Из пупка вышел воздух, из головы — небо. Из-под ног вышла земля, уши обозначили страны света. Вот так-то и образовались миры («Чхандогья Упанишада»)[1].
Эти тысячи голов, глаз, ступней Пуруши — части людей и других живых существ. То, что знает и понимает каждое живое существо изнутри, это и есть само божество, атман, или «я» мира. Каждая жизнь — это роль, которая на мгновение занимает весь ум божества, как роль Штирлица полностью занимает ум актера Вячеслава Тихонова. Человек, исполнявший роль Максима Максимовича Исаева, вдобавок играл Отто фон Штирлица и совершенно забывал о том, что он — Вячеслав Васильевич Тихонов. Эта самозабвенная актерская игра превращает божество во все живые существа, но, однако же, оно остается божеством. Божество жертвует собой, на одно свое мгновение забывает себя ради меня. Но я тоже благородное существо, в знак благодарности и признательности я тоже должен пожертвовать собой — забыть себя во имя божества.
Приведем пример. Предположим, что одно из заданий школьного учебника «Окружающий мир» для первого класса выглядит так:
Внимательно рассмотрите рисунок. Сравните изображенные на нем предметы.
Пояснение для родителей: Здесь вы должны объяснить ребенку, что всё — иллюзия. Реальности не существует.
Исполняя роли всех живых существ, играя и куражась, божество разделяется на части, но лишь на время игры, «на сцене», «понарошку», ибо в действительности божество едино. Когда пьеса подходит к концу, каждое индивидуальное сознание пробуждается и осознает свою принадлежность к божественному сознанию.
Сначала в мире был только атман («я»[2]) — Пуруша. Он оглядывался вокруг себя, но не находил ничего, кроме себя самого. Ну, он и сказал: «Азъ есмь» — «Я (есть)»! Вот так-то и появилось слово «я». Даже сейчас, когда произносят фамилию человека, он прежде всего отвечает: «Я!» («Чхандогья Упанишада»)[3].
Мир — это лила, божественная игра. Каждое живое существо — это роль, которую исполняет Пуруша. Это не философский дискурс и не констатация научного факта! Это чистейшая мифология! Это поэзия, а не логика. Как говорится в Упанишадах:
Атман и правда блуждает по нашей земле, переходя из одного тела в другое, — так говорят поэты («Чхандогья Упанишада»).
Словами нельзя выразить подлинную реальность. Так полагают индийские мудрецы:
В знании нет ни «я», ни «ты». Нет ни «того», ни «этого». Нет ни субъекта, ни объекта. Нет ни причин, ни следствий. Невыразимое, несравнимое, не поддающееся описанию знание — что это? Ничего невозможно сказать!
Индийский мудрец высказывается поэтически или мифологически. Когда западноевропейский ученый типа «scientist» (но не «scholar»!) требует от индийского мудреца объективности, он предлагает ему (мудрецу) точные определения божества. А мудрецу только и остается,
что бормотать: «Да не-е-е!.. Я не о том!... Не-е... Не то!.. И это тоже не то!»
Ибо то, что может быть названо и классифицировано, неизбежно
принадлежит конвенциональной сфере[4].
Гарсон номер два, гарсон номер два,
На наших ветвях пожухла листва,
И, может, права людская молва,
И все только сон, гарсон номер два.
Вот стол, где я пил, вот виски со льдом.
Напиток стал пылью, стол сдали в музей.
А вот за стеклом
Мумии всех моих близких друзей.
А я только встал
На пять минут купить сигарет
(Борис Гребенщиков).
Божественная игра охватывает обе противоположности: и наслаждение, и боль, и добродетель и порок, и славу, и позор, и жизнь, и смерть, и здоровье, и болезнь.
Сокровенное «я» святого отшельника вмещает в себе божественное начало. Сокровенное «я» развратника, труса и безумца — тоже его вместилище. Даже «я» голодного демона — это вместилище божественного начала. Противоположности (двандва) — свет и тьма, добро и зло, наслаждение и боль, слава и позор, жизнь и смерть — непременные, необходимые, неизбежные элементы божественной игры.
Хотя само по себе божество есть Истина (Сат), Осознание (Чит) и Блаженство (Ананда), другими частями божества являются и оборотные стороны трех этих приятных вещей. Ведь каждому телесериалу нужны и свой Мейсон, и Сиси, и Иден, и Круз Кастильо, и Джина, которая в очередной раз потеряла Брендана. Даже игра в карты будет чистым абсурдом, если в колоде будет 36 тузов пик! Карты должны различаться, иначе играть не получится.
Так что для индуиста не существует проблемы победы добра над злом. Добро и зло — необходимые элементы мира, так же как Гордая, Но Доверчивая Девушка и Коварный Искуситель — необходимые элементы любой мелодрамы.
[1] Цит по: Уоттс А. Путь дзэн.
[2] Правильнее было бы сказать «себя». Атман на санскрите — это возвратное местоимение «себя».
[3] См.: Уоттс А. Путь дзэн.
[4] Цит. по: Уоттс А. Путь дзэн. Имеется в виду конвенция (условность), молчаливая договоренность людей о том, что если что-то нельзя точно обозначить словами естественного языка или символами искусственного языка, то этого не существует вовсе.
|