Кубанское казачье войско (ККВ) в дореволюционной России яв­лялось частью казачества и размещалось в Кубанской области (ныне Краснодарский край и часть Ставропольского края) с центром в Екатеринодаре (ныне Краснодар). ККВ было образовано в 1860 г. за счет слияния Черноморского казачьего войска и части Кавказского линейного казачьего войска. Основу Черноморского казачьего войска составили запорожцы, переселенные на Кубань после разрушения Запорожской Сечи в 1775 г. Прежде чем переселиться на Кубань, черноморцы достойно послужили Русскому государству в войне с Турцией, показали чудеса храбрости, доказали свою боевую пригод­ность и право на самостоятельное существование. В 1792 г. посланцы запорожцев получили от императрицы Екатерины две жалованные грамоты, содержавшие положения, составившие основу общинного самоуправления черноморских казаков.

Геополитические особенности размещения кубанцев на южных рубежах России, их многочисленность и высокие боевые качества обусловили участие ККВ во всех войнах, которые вела Россия в XIX — начале XX в.

Пластуны — казачий спецназ

В Вооруженных силах СССР части специального назначения (спецназ) были включены в штаты общевойсковых и танковых армий, а также военных округов в 1950 г. Главное их предназначение заключа­лось в ведении разведки и уничтожении мобильных средств ядерного нападения в тылу противника. Кроме того, задачи спецназа включали вывод из строя и уничтожение объектов оперативного управления, тыла и инфраструктуры, организацию движения сопротивления в тыловых районах противника, уничтожение его политических и во­енных лидеров.

Сегодня развитие событий в мире, появление новых нетради­ционных вызовов и угроз национальной безопасности Российской Федерации настоятельно потребовало существенного качественного наращивания боевого потенциала сил специального назначения. Именно поэтому 6 марта 2013 г. начальник Генерального штаба ВС России генерал армии В.В. Герасимов объявил о начале создания Сил специальных операций — высокоподвижной обученной и оснащенной группировки сил Министерства обороны Российской Федерации, предназначенной для выполнения специальных задач за рубежом и внутри страны.

С учетом решаемых боевых задач, особенностей комплектования и тактики предтечей подразделений специального назначения можно считать российских сторожевых казаков. В 1571 г. царь Иван IV утвер­дил «Боярский приговор о станичной сторожевой службе» «на Поле», в котором сторожевым казакам были поручены разведывательно-ди­версионные задачи — обнаруживать неприятельские отряды (крымских и ногайских татар, «воровских» людей) и сообщать о том в ближайшие крепости, «имать» языков, скрытно прослеживать путь обнаруженно­го отряда, устранять вражеские дозоры и начальников. Сторожевые казаки обладали отменным здоровьем и физической силой, хватким умом, быстрой реакцией, умели маскироваться на любой местности, в совершенстве владели приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием своего времени.

В контексте боевого использования казаков несомненный интерес представляют действия России около 200 лет назад в период освоения земель на Северном Кавказе. В то далекое от нас время при заселе­нии казаками нижне-кубанской линии для решения задач по охране кордона и проведения, как сейчас бы сказали, разведывательно-ди­версионных действий в тылу противника эффективно применялись кубанские пластуны.

Конечно, размах операций пластунов и масштабы решаемых ими задач несравнимы с соответствующими показателями действий и предназначением современного спецназа. Однако можно отметить довольно много общего в характере задач, тактике, традициях. Эти обстоятельства позволяют говорить о несомненном «родстве» между пластунами и нынешним российским спецназом, о наличии очевидной исторической преемственности.

Пластуны (от слова «пласт», т.е. лежащие пластом) — личный состав пеших казачьих команд и частей Черноморского, а затем Кубанского казачьего войска в XIX — начале XX в. Их служба и самое звание по­велись с давних времен, когда казаки-запорожцы в днепровских ка­мышах залегали «пластом», высматривая подолгу степных кочевников или ляхов. Затем это славное имя перешло к потомкам запорожцев — казакам из числа профессиональных охотников, которые несли раз­ведывательную и сторожевую службу в камышах и плавнях на реке Кубань вдоль кордонной линии.

Главная задача пластунов заключалась в том, чтобы предупредить казачьи станицы от внезапного нападения кавказских горцев. С этой целью им предписывалось вести непрерывное наблюдение за кордон­ной линией из потайных мест-секретов, залегать своеобразным живым капканом на путях возможного проникновения неприятеля в глубь ка­зачьих земель. Однако одним наблюдением из стационарных пунктов задачи пластунов не ограничивались. В знойное лето и в суровую зиму пластуны совершали рейды по неприятельской земле, патрулировали по обоим берегам Кубани, открывали неизвестные тропинки в болотах и броды в пограничной реке, обозначали такие места только им одним известными метками, вскрывали следы, своевременно обнаруживали подготовку к набегу. Выбрав удобный момент, наносили, по нынешней терминологии, «точечные» удары по небольшим отрядам горцев, гото­вившихся к набегу, уничтожали их вожаков, угоняли табуны лошадей, ограничивая этим мобильность противника.

Черноморские пластуны в Шапсугском отряде (Кавказ). В.Ф. Тимм. Тоновая литография. С фотографии братьев Блум.

Русский художественный листок № 20, 1862

Вначале пластуны не составляли самостоятельной части войска и располагались вдоль линии небольшими группами, как тогда их на­зывали, «товариществами», или «батареями». Каждая батарея имела небольшую сигнальную пушку, из которой пластуны давали тревожный выстрел при обнаружении неприятеля, идущего в набег большими силами. С учетом высокой эффективности действий пластунов реше­нием военных властей в 1842 г. в штатные расписания конных полков и пеших батальонов Черноморского казачьего войска были включены команды пластунов численностью соответственно 60 и 96 человек каждая. В 1870 г. пешие батальоны Кубанского казачьего войска были

переименованы в пластунские, а в 1894 г. — в Кубанские пластунские батальоны. В 70-х гг. XIX в. в составе ККВ в мирное время имелось 2, в 80-х гг. — 4, в 90-х гг. — 6 пластунских батальонов. В военное время их количество увеличивалось в 2—3 раза.

Искусство пользоваться местностью, наблюдательность, а при необходимости — меткий выстрел заменяли пластунам численную силу. Оружие они имели более современное, чем у прочих казаков, в частности, в 1843 г. первыми в русской армии получили дальнобойные штуцера с примкнутыми штыками (так называемый «литтихский штуцер»).

С учетом специфики трудной и полной опасностей службы было назначено пластунам и повышенное по сравнению с их однополчанами жалованье.

Боевые традиции и тактика пластунов складывались веками. Действуя всегда в самом опасном месте, пластуны несли передовую службу. В походе находились в передовом разведывательном дозоре, на привале — в засаде в боевом охранении. В полевом укреплении — они в постоянном поиске по окрестным лесам и ущельям. При этом пла­стуны ночью группами от 3 до 10 человек проникали глубоко в распо­ложение неприятеля, наблюдали за его действиями; зная язык горцев, подслушивали разговоры и в результате своевременно обнаруживали подготовку к набегу. В интересах скрытности ведения разведки пла­стунам разрешалось носить горскую одежду и даже крашеную бороду. Многие из них знали местные наречия, нравы и обычаи. В некоторых аулах у пластунов были приятели — кунаки, сообщавшие им замыслы противника. Однако сведения, полученные даже от самых закадычных друзей-кунаков, всегда подлежали тщательной проверке.

Привлекались пластуны и для разблокирования осажденных непри­ятелем казачьих укреплений. Так было, например, когда горцы числен­ностью около 3 тыс. человек предприняли попытку захвата Крымского укрепления, расположенного за кордонной линией на реке Кубани. На помощь осажденному гарнизону атаман направил отряд в составе 40 пластунов. Командовавший отрядом пластун Крыжановский по­ставил задачу оттянуть на себя возможно большее количество атако­вавших. При этом он умело выбрал позицию, рассредоточил и укрыл пластунов на берегу реки за стволами деревьев, принесенных во время весеннего половодья. Меткий огонь стрелков наносил неприятелю ощутимые потери. Попытки горцев в конном и пешем строю смять малочисленный отряд храбрецов успеха не принесли. После двух­часового боя пластуны во взаимодействии с гарнизоном укрепления вынудили нападавших отказаться от планов захвата и отойти.

Вот еще один пример умелых действий пластунов. В конце сороко­вых годов прошлого столетия у Верхнебарсуковского поста на линию проскользнула шайка горцев. Кордонные резервы Барсуковской и Невинномысской станиц загнали непрошеных гостей в поросшую лесом балку близ станицы Темнолесской и прочно их блокировали. На предложение сдаться те ответили выстрелами. Чтобы не «ходить в шашки», т.е. врукопашную, зря не подвергать смертельной опасности казаков, из Ставропольской крепости вызвали трех пластунов, которым было поручено стрелять «на хруст», если кто-либо из шайки вздумает скрыться под покровом надвигающейся ночи. Когда взошло солнце, вся банда из 14 человек оказалась уничтоженной. Три раненных горца были захвачены в плен...

При боевом столкновения с неприятелем в ходе разведывательного рейда пластуны почти никогда не давались в руки противнику. Счита­лось правилом, что пластун, скорее, потеряет жизнь, чем свободу. Уме­ло выбрав позицию и заранее наметив пути отхода, пластуны в случае преследования отстреливались или скрытно укрывались на местности. В обоих случаях противник опасался немедленно открыто атаковать небольшой отряд разведчиков, зная меткость пластунского выстрела и опасность засады. Сбив таким образом «кураж» у преследователей, пластуны отходили. Раненых в беде не бросали, погибших хоронили на месте или, по возможности, уносили с собой. Иногда для прикрытия отхода выставляли напоказ шапки, башлыки или части другой одежды, сами же в это время скрытно перебирались на другую, более выгодную позицию или совсем покидали опасный район.

Пластуны были наблюдательными психологами. Например, учили молодежь, что в разведке при встрече с противником один на один «даже храбрейший из горцев не откажется немножко струсить, если на него никто не будет смотреть, если не случится свидетелей с длинны­ми языками. Когда речь не идет о добыче, горец любит, чтобы яркое солнце светило на его подвиг, чтобы на него смотрели если не сорок веков, так сорок земляков, у которых, разумеется, сорок языков». По­этому в такой ситуации, говорили опытные воины, горец вряд ли по своей инициативе пойдет на обострение и, скорее всего, уклонится от столкновения с вооруженным и готовым к схватке казаком.

Особенности службы пластунов, сложность и опасность поиска по тылам противника и непредсказуемые при этом случайности делали невозможными жесткий контроль и регламентацию их действий.

Поэтому в своих поисках, засадах и столкновениях с неприятелем пластуны исходили из складывающейся обстановки, опираясь на накопленный опыт, собственную предприимчивость и инициативу.

Считалось правилом, что они отдают своему командованию отчет только в упущениях. Именно эти обстоятельства и способствовали формированию особого типа воина-пластуна: инициативного, тер­пеливого, отважного, сноровистого, психологически устойчивого и обладающего ко всему несокрушимым здоровьем.

Вот как описывают современники наружность и нравственные свойства пластуна.

Это, как правило, дюжий, с походкой «вразвалочку» казак тради­ционного запорожского склада и закалки: тяжелый на подъем и неуто­мимый, не знающий удержу после начала движения; при желании — бегущий на гору, при отсутствии такового — еле плетущийся под гору; ничего не обещающий вне дела и удивляющий неистощимым запасом и разнообразием способностей в деле. Сквозь сильный загар пробива­ется добродушие, которое по первому впечатлению легко провести, и, вместе с тем, суровая сила воли и убежденность, которую трудно со­гнуть или сломить. Угрюмый взгляд и навощенный, кверху вздернутый ус придают лицу пластуна выражение стойкости и неустрашимости. Такое лицо, окуренное порохом и превращенное в бронзу непогодой, как бы говорит вам: не бойся, перед опасностью — ни назад, ни в сторону! Когда вы с ним идете в опасном месте или в опасное дело, — от его шага, от его взгляда и простого слова веет на вас каким-то спокойствием, каким-то забвением опасности. Вот так-то, куда там нынешним «Рембо»...

Ниже будут приведены воспоминания о службе с пластунами из­вестного русского журналиста В.А. Гиляровского.

Пластуны одевались как горцы, причем, как самые бедные горцы. Каждый поиск по теснинам и дебрям основательно изнашивал их обмундирование. Походное убранство пластуна составляли черкеска, потрепанная, покрытая разноцветными заплатами; вытертая, порыже­лая папаха, как правило, лихо заломленная на затылок; чувяки из кожи дикого кабана, щетиною наружу. В руках верный штуцер с тесаком, на поясе — кинжал и так называемые «причиндалы»: пороховница, мешо­чек для пуль, жирник-масленка, шило из рога дикого козла, котелок. Брали с собой в поиск и ручные гранаты. Если прижмет противник, зажигали фитили и забрасывали его гранатами, а сами — давай бог ноги. Иногда экипировку дополняли балалайка или скрипка — раз­влечь себя и товарищей в редкие минуты отдыха.

Сложилась своеобразная система отбора в пластуны. В пластун­ские команды казаки не назначались, а выбирались «стариками» из среды надежных и проверенных в деле воинов. Стремились брать молодое пополнение из проверенных и надежных пластунских дина­стий, в которых секреты боевого и охотничьего ремесла передавались по наследству от дедов и отцов. Пройти придирчивый отбор могли только казаки, способные на трудную пластунскую службу и, кроме природной удали и отваги, имеющие верный глаз и твердую руку для

стрельбы без промаха. Требование к особой меткости стрельбы было не чрезмерным — в засаде, в глуши, без надежды на помощь один по­терянный выстрел может дорого обойтись.

Совершенствуя свои стрелковые навыки в стычках с неприятелем и на охоте, пластуны владели техникой меткой стрельбы в ночных условиях, не на глаз — на слух, или, как говорили тогда, «на хруст»: на звук заржавшей лошади, подозрительный шум или хруст в зарослях, всплеск в камышах, на вспышку выстрела. Примеры стрелкового мастерства пластунов многочисленны, а нередко даже печальны. Приходила иногда в казачью станицу печальная весть, что в темную ночь пластун Левко застрелил пластуна Илька в глухой плавне, пустив пулю на хруст камыша. Пришлось издать приказ, строго запрещавший стрельбу «на хруст» без уверенного опознания неприятеля.

Особенно жесткими были требования к физической подготовке. Пластун должен быть в состоянии совершать длительные марши в горно-лесистой местности, в холоде и голоде. Необходимы были хлад­нокровие и терпение, чтобы в непосредственной близости от непри­ятеля пролежать многие часы в камышах, кустарнике и траве, нередко в ледяной воде, на снегу или летом в тучах надоедливой мошкары, не изобличив при этом своего присутствия неосторожным движением.

Тактика действий пластунов в полной мере соответствовала постав­ленным им задачам, характеру местности, особенностям противника.

Современники определяли ее как «волчий рот и лисий хвост». В поиске в тылу противника главным считалось обеспечить скрытность собственных передвижений, обнаружить неприятеля первыми, умело завлечь его в засаду. У пластунов не задерживались казаки, не умевшие убрать за собой собственный след, не освоившие искусство бесшум­ного передвижения по тростникам и лесному валежнику. Ценились люди, способные читать следы и определять по ним состав участников готовящегося набега и направление их движения.

Переправившись на сторону противника, пластуны исчезали.

А когда по росистой траве или снежному насту за ними тянулись предательские следы, умело их запутывали, хитрили, как старые зайцы: двигались вперед спиной, прыгали на одной ноге, всячески скрывали истинное направление движения и численность группы.

Прирожденные охотники, пластуны умело применяли в противо­стоянии с врагом многие охотничьи правила. Например, «преследуй с оглядкой». По этому поводу новобранцам-пластунам рассказывали поучительную охотничью быль.

Два пластуна, отец и сын, залегли ночью в плавнях на кабаньем следу. На рассвете послышалось пыхтенье и хруст: многопудовый черный кабан вел семью к водопою. Пластуны произвели легкий шо­рох, кабан насторожил уши и стал как вкопанный. Отец выстрелил первым, но только ранил зверя. Свинья с поросятами шарахнулись назад, а кабан сделал было прыжок вперед на запах порохового дыма, но, ощутив рану, повернул назад и побежал сквозь заросли вслед за стадом. Отец остался перезаряжать ружье, а сын со всех ног помчался за раненым зверем. Видит кровавый след и слышит хруст ломаемого камыша, однако самого кабана в густых зарослях не видно. Пробежал он так сотню шагов, кровавый след и треск все впереди. Вдруг что-то сзади толкнуло в ноги и больно, как косой, ударило по икрам. Упал пластун навзничь и очутился на спине у разъяренного зверя. Тряхнул кабан спиной и клыками располосовал пластуну черкеску с полу­шубком от пояса до затылка. Еще мгновенье, один удар клыками — и свирепое животное выпустило бы своей жертве все внутренности; но в это мгновенье раздался спасительный выстрел, и кабан рухнул замертво. Отец подоспел вовремя.

Удивительного тут ничего нет. Раненый кабан, чуя за собой близкую погоню и прикрывая бегство своей самки с детенышами, бежал-бежал, да вдруг вернулся назад по своему следу, прыгнул в сторону, сделал засаду на своего преследователя и напал на него сзади, как только тот миновал его.

«А що, хлопче, будешь теперь знать, как гнаться, да не оглядывать­ся», — промолвил старый пластун, перевязывая сыну раны и отчитывая его за неосмотрительность.