ВВЕДЕНИЕ
Современная наука, изучающая общество во всех его проявлениях, все чаще оперирует такими понятиями, как «модернизм» и «постмодернизм». Их использование в самых широких и разнообразных контекстах порой затрудняет понимание их конкретного значения, но при этом дает понять, что речь идет о каких-то тотальных и всепроникающих явлениях жизни современного общества.
Абсолютно все философские концепции имеют свои достоинства и недостатки. В чем-то они прогрессивны, в чем-то консервативны, в чем-то революционны. Постмодернизм не стал исключением: он имеет как сторонников, так и оппонентов. Критикуя модернизм, в тоже время сам подвергается резкой критике. Однако при всех плюсах и минусах философской концепции постмодернизма, он явился причиной многих изменений в политической, социальной, культурной, экономической сферах жизни.
Относительно оценки постмодернизма различные исследователи также расходятся, как и в определении его сущности. Одни учёные считают, что постмодернизм является кризисом западного рационализма. Другие полагают, что возникновение постмодернизма следует рассматривать как реакцию на марксизм и структурализм с характерной для них обезличенностью понимания человека в истории.
Актуальность постмодернистской парадигмы для современной политической науки продиктована оригинальным подходом к исследованию общества и политических явлений, предлагаемым в ее рамках.
Целью работы является анализ постмодернистской философской парадигмы в рамках политической науки.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
– сформулировать основные теоретические концепции постмодернизма;
– охарактеризовать развитие постмодернистской парадигмы на современном этапе;
– перечислить достоинства и изъяны концепции постмодернизма в рамках политической философии.
Объект исследования: постмодернистская парадигма политической философии.
Предмет исследования: политико-философские, идейные аспекты постмодернизма.
ГЛАВА 1. ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПОСТМОДЕРНИЗМА В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
1.1 От модерна к постмодернизму: историческая преемственность
В свете исторических событий последних десятилетий не вызывает сомнения тот факт, что человечество находится на грани принципиально новой фазы своей истории. Данная граница проходит по линии «модерн» как исторической эпохи, охватывающей период с ХVII-го по ХIХ вв., и «постмодерн» – принципиально новой, следующей за модерном эпохой. Таким образом, постмодерн является историческим преемником модерна. Чтобы ответить на вопрос, как и почему появился постмодерн, надо ответить на другой вопрос: как развивался модерн и что с ним случилось в 1980 – 90-е годы? [1].
В характеристике известного зарубежного мыслителя Ю. Хабермаса модерн, модерность выступает в качестве интегральной характеристики европейского общества и культуры, и ее использование связано с обозначением этапа становления и эволюции промышленного общества, приходящего на смену традиционному [2, с. 395]. Развитию представлений о модерне в общественных науках, и в частности в социологическом знании, способствовала динамика социальных изменений. По этому поводу И. Пригожин и И. Стенгерс пишут, что человеческие сообщества в наше время имеют существенно более короткие временные масштабы, и с увеличением динамической сложности роль стрелы времени и эволюционных ритмов возрастает [3, с. 265], что, в свою очередь, приводит к изменению интерпретаций модерна, появлению новых концепций, созданию новых теоретических подходов к исследованию современного общества.
Интегральной характеристикой общества модерна является индустриализация и секуляризация, обозначающие исторический процесс перехода от традиционного аграрного общества к современному индустриальному секулярному обществу. Индустриализм – это явление, охватившее экономические, социальные, политические и культурные сферы жизнедеятельности общества, и вызвавшее кардинальные перемены в них, в результате чего общества приобретают современный облик и характеризуются такими основными чертами, как: ориентация на инновации, светский характер социальной жизни, поступательное (нециклическое) развитие, демократическая система власти и демократизация социальных отношений, массовое образование, преобладание универсального над локальным, повышение роли человеческого фактора и т. д.
В истории мировой политической мысли всегда присутствовали представления о модерне, под которыми обычно подразумевалось, во-первых, новое состояние социального и культурного развития общества и, во-вторых, предлагавшиеся теории его осмысления, которые в совокупности образовывали специфическую метапарадигму со своим характерным теоретико-методологическим инструментарием [4]. Так, в рамках интерпретативной метапарадигмы (М. Вебер и др.) присутствует представление об альтернативности социума, плюрализме субъективно сконструированных миров, что противоречит позитивистской метапарадигме с ее универсальностью законов общественного развития; интегральная метапарадигма (П. Сорокин, Т. Парсонс и др.) стала результатом ускоряющейся социальной динамики и была призвана объяснить процессы социокультурной динамики в современном обществе. Популярностью пользуется теория «радикального модерна» Э. Гидденса, который таким названием – радикальный модерн – в 1990-е гг. определил состояние современности, а развитие, предполагающее выход за пределы его институтов, может, по его мнению, привести к постмодерну, который характеризуется им как эпоха в развитии человечества, для которой характерно качественное увеличение неопределенности многих человеческих и социальных реальностей: усиление хаоса, случайностей, альтернативности развития и т. д. [1]. Относительно того, наступила ли эта эпоха, автор не делает никаких утверждений, но отмечает крайний динамизм, неимоверно возросшую скорость изменения всех процессов в обществе, в результате чего мир не просто меняется – он становится «ускользающим», т. е. приобретает принципиально иную социокультурную динамику [5, с. 54].
Интересная попытка осмысления сущности процесса модернизации и ее направленности была предпринята немецким ученым У. Беком, в результате которой на свет появилась концепция рефлексивной модернизации, а также сделавшая У. Бека всемирно известным теория «общества риска» [6, с. 87].
У. Бек считает, что если ранее люди были, прежде всего, обеспокоены благосостоянием, социальным равенством, то теперь – рисками. Их сознание все больше волнуют проблемы, связанные с предотвращением и минимизацией рисков. Риски вошли в противоречие с благосостоянием. Дело в том, что дальнейшее наращивание производства благ неминуемо ведет к увеличению рисков. «В индустриальном обществе, – замечает У. Бек, – «логика» производства богатства доминирует над «логикой» производства риска». Причем новые риски, в отличие от традиционных, не привязаны жестко к конкретному месту и времени. Так, чернобыльская катастрофа затронула целый ряд государств, а её генетические эффекты могут проявиться у будущих поколений [21].
В числе других теорий модернизации можно назвать также теорию «латентных структур» современного американского социолога Э. Тириакьяна, созвучную рефлексивной модернизации У. Бека; теорию рецидивирующей модернизации, предложенную Н. Ф. Наумовой как реакция на теории запаздывающей модернизации, сформировавшиеся на Западе.
Основанием для разделения модерна и постмодерна, считает А. М. Бекарев, следует считать время: в такой связке как «традиционализм – модернизм – постмодернизм» традиционализм ориентирован на прошлое, модернизм выражен в прогрессистских вариантах развития и обращен к будущему, а на стыке традиции и модерна возникает постмодернизм, сконцентрированный вокруг проблем настоящего [7].
Чтобы понять постмодерн, надо понять, что он отрицает в модерне и о чем постулирует. Например, существует мнение, что модернизация современного общества успешно завершена, что сакральные измерения в социально-экономической и политической сферах исчезли вместе с традициями и национально-культурными факторами [1], и на этом основывают свои идеи теоретики постмодерна. Приверженцы теории постмодерна также отрицают поступательное развитие истории, ее непрерывность, тотальность, смысл, цель развития и движение человечества к прогрессу и идею прогресса как таковую. Почему же это произошло?
Причиной великого провала модерна и идеи общественного прогресса можно считать нереализовавшиеся проекты модернизации мира, ликвидации пропасти между «богатыми» и «бедными» странами и народами, в результате чего «постмодерн, по существу, становится идейно-политической, теоретической и мировоззренческой реакцией на данную, гигантскую по масштабам и значимости, неудачу модерна» [1]. Вместе с тем, постмодерну не удалось вытеснить модерн из сферы научного знания, полностью занять его место, и по-прежнему, теория модерна остается привлекательной и живучей, что неудивительно, если учесть истоки модерна: марксизм, культурная антропология, социальная психология, учения М. Вебера и Э. Дюркгейма (Подробно о различиях модерна и постмодерна см. Приложение 1).
1.2 Постмодернизм в политической философии: характеристика и основные черты
Постмодерн, с позиции Э. Гидденса, характеризуется следующими чертами: изменения бытия происходят в контексте разрывов познании; социальные трансформации обретают центробежный и беспорядочный характер; личность индивида подвергается разрывам, расчлененности в результате того, что жизненный опыт носит фрагментарный характер; истина обретает контекстуальный характер; ощущается теоретическая беспомощность перед лицом глобализирующихся тенденций; возникает «опустошение» повседневной жизни как результат вторжения в нее абстрактных систем; координация политических усилий лишена благоприятных возможностей из-за возрастания роли локального фактора и дисперсии [8].
Отдельные исследователи характеризовали постмодернизм как вызов культуре, базирующейся на идеалах Просвещения, по мнению других, в постмодернизме, в первую очередь, следует видеть ответ неолиберализму и вызванному им процессу «столкновения цивилизаций» [9]. Как отмечает И. Н. Полонская, «интеллектуальный опыт и философское содержание постмодернизма не могут в полном объеме быть постигнутыми вне культурной и социальной почвы, на которой они возникли» [10, с. 79].
«Родившись вначале как феномен искусства и осознав себя сперва как литературное течение, – пишет И. П. Ильин, – постмодернизм затем был отождествлен с одним из стилистических направлений архитектуры второй половины века, и уже на рубеже 70-х – 80-х годов стал восприниматься как наиболее адекватное духу времени выражение и интеллектуального, и эмоционального восприятия эпохи» [11, с. 5]. Если для одних исследователей постмодернизм представляется обществом плюрализации и мультикультурализма, то другие видят в нем возрождение традиций, уничтожавшихся в эпоху модерна (ссылаясь, опять же, на пример возвращения к консервативным ценностям, в особенности – в современном американском обществе). Аналогичным образом, как совершенно полярные крайности, трактуется постмодернизм и в отношении научно-технического прогресса –одни связывают с ним дальнейшие технические инновации, тогда как для значительной части исследователей постмодернизм – общество, в котором будет положен конец технократии, на смену сциентизму придет гармония человека с природой. Применительно же к гуманитарному знанию понимание постмодернизма также варьирует от возвращения к традиции, поколебленной модернизмом, до продолжения модернистского отрицания опыта прошлого, причем – более радикального отрицания.
М. Фуко, рассматривая постмодернизм, заметил, что постмодернисты провозгласили «право на восстание против разума» [12, с. 372]. Ж.-Ф. Лиотар назвал постмодерном состояние общества после трансформаций, существенно изменивших правила игры в науке, культуре, литературе, при этом охарактеризовав постмодернизм как недоверие к метанарративам, возникшее в современном обществе в результате разочарования в дискурсе Просвещения [13, с. 10]. Можно согласиться с А. В. Лубским, утверждающим, что в целом постмодернистская парадигма не имеет отношения к науке в ее классическом понимании, поскольку игнорирует основополагающие принципы научного исследования [14, с. 230]. Для постмодерниста, пишет М. О. Мнацаканян, не существует внешняя, независимая от человека реальность, социальные процессы и феномены он будет рассматривать лишь через призму собственных ощущений, представлений, личного опыта, что часто приводит к крайнему субъективизму, агностицизму, к тому, что Э. Гидденс называл «разрывами в познании», «фрагментации знания» [1].
Постмодерн отличается от модерна не только своим методологическим инструментарием, крайним субъективизмом, но и самим мироощущением. Если мироощущение эпохи модерна и представителей данного направления характеризует безудержный оптимизм, принимающий разные формы – от веры в бесконечный линейный прогресс до убежденности в абсолютной, исчерпывающей познаваемости мира и всесилии позитивной науки, то мировосприятие постмодерна, напротив, отличается глубинным пессимизмом и скептицизмом в отношении ко всему и, прежде всего, к познанию и истине. Нелинейный характер социокультурной динамики снижает стабильность и равновесие социальной системы, адаптация которой в данных условиях принципиально иная и требует большей гибкости и рефлексивности, как от системы, так и от самих акторов, поскольку в упорядоченном хаосе, как называют постмодернисты современный социум, целостный традиционный тип развития общества нарушен, как и соответствующая ему адаптационная, ценностная, идеологическая система. Поэтому основным фактом постмодернизма и его идеологии является крах всех «великих идей», идеалов, ценностей, которые возникли в предшествующую эпоху модерна.
Становление постмодернистской парадигмы в современной политической науке во многом оказалось связанным с влиянием постструктурализма, в первую очередь – французского. Постструктурализм – в самом общем смысле этого слова – широкое и необыкновенно интенсивно воздействующее, интердисциплинарное по своему характеру, идейное течение, которое проявило себя в самых разных областях человеческого знания [15, с. 3].
В политическом плане концепции постструктуралистов, в особенности французских, были отмечены значительным критическим пафосом, который обусловливался социально-политической ситуацией в Европе и США в конце 1960-х – 1970-х гг., т.е. того конкретного исторического периода, когда происходило формирование и развитие концепций ведущих постструктуралистских авторов. Прежде всего, речь идет о массовых протестных движениях молодежи, которые приобрели особый размах во Франции – на родине ведущих постструктуралистских теоретиков, многие из которых стали идейными вдохновителями протестующей молодежи. Начиная с 1968 г., пишет Ж. Бодрийяр, все наполнилось политическим содержанием –«и повседневная жизнь, и безумие, и язык, и средства массовой информации, и желания приобретают политический характер по мере того, как они входят в сферу освобождения и коллективных, массовых процессов» [16, с. 16].
Следовательно, и изучение всех этих областей приобрело политическое значение, переплелось с собственно политической теорией.
Одним из первых современное общество как постмодернистское охарактеризовал Жан-Франсуа Лиотар – философ и бывший участник французской леворадикальной группы «Социализм или варварство», опубликовавший в 1979 г. свою знаменитую работу «Состояние постмодерна», в которой попытался дать адекватный анализ существующей действительности и ее отличиям от реалий предшествовавшей эпохи, рассматривая проблему трансформации знания в современном обществе. Модерну, с присущей ей диктатурой «великих повествований», Лиотар противопоставляет постмодерн – постсовременность, которая, по его мнению, и заключается в недоверии к «великим повествованиям» и принципиально плюралистическом понимании действительности. Если современность заключается в господстве «великого повествования», то для постмодерна становятся неприемлемыми любые правила и принципы, претендующие на истинность, всеобщность и неизменность [13, с. 10]. В постмодерне ни одна позиция не должна претендовать на господство, поскольку нет, и не может быть никаких всеобщих правил.
Таким образом, постмодернизм, в противовес модерну с его диктатурой единого, устанавливает плюрализм и равенство позиций, поскольку любое сведение иного к единству ставит под угрозу саму человеческую идентичность.
ГЛАВА 2. РЕАЛИЗАЦИЯ ФИЛОСОФСКИХ КОНЦЕПЦИЙ ПОСТМОДЕРНИЗМА, ИХ ЭВОЛЮЦИЯ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ
2.1 Критическое видение постмодернистской парадигмы в политической философии
Зигмунт Бауман видит особое значение постмодернистской парадигмы в том, что она лишает философа самонадеянной уверенности в благополучном политическом финале, в разумности политической эволюции. Постмодернизм избавляет от благодушия, он дарит исследователю те «роковые сомнения», которые являются предпосылкой для всякой творческой интерпретации политики. У постмодерниста «есть предпосылка для утверждений, что та история, в которой современная цивилизация чувствовала себя в своей стихии, по сути, пришла к концу...».
Таким образом, политика – не существующее настоящее, не ступени прогрессивного развития человечества, а зона риска. И пути научно-технического прогресса весьма неоднозначны: они отмечены появлением атомной бомбы, трагедией Хиросимы и Чернобыля. По остроумному замечанию Баумана, постмодернизм «грубо выбрасывает нас из сладкого сна» и мгновенно отрезвляет. Постмодернистские откровения заставляют заново переписывать историю современной гуманитаристики, но на этот раз как историю ошибок и искажений.
Однако главное в постмодернистской парадигме все-таки не отказ от центральных философских категорий, а освобождение от навыков мышления, связанных с использованием этих категорий. Философия политики становится не «сферой принципиальной координации» (Т. Парсонс), а «совокупностью шансов» (З. Бауман), причем шансов, явно не вполне определившихся и никогда до конца недетерминированных. Перефразируя Георга Зиммеля, можно сказать, что в постмодернистской парадигме политический процесс складывается из моментальных снимков, моментов движения, процессов, которые в равной мере составляют взаимопонимание и сотрудничество вместе с антагонизмом и борьбой, взаимное согласование усилий и одновременно взаимные помехи.
Постмодернизм вернул в философию политики вопрос о качественной весомости политических событий и фактов, давно закрытый позитивистской философией. Он напомнил, что не существует корреляции между частотой появления и значимостью определенных событий в политике: только будущие поколения способны это оценить. Статистика и социологические выборки не схватывают размаха политических событий и совершенно беспомощны в отношении динамики их саморазвития.
Наконец, постмодернизм по-новому поставил вопрос о призвании философа: «улавливать то, что выскальзывает из рук, либо до чего руки не доходят или чего не хотят трогать». В философии политики появилась неординарная задача: исследовать все появлявшиеся в прошлом альтернативные шансы и возможности, рассматривая их как равноправные. Достойны уважения постмодернистские призывы: разоблачать ложь обещаний успокоительной уверенности и навсегда устроенного порядка, высмеивать чванство продавцов единственного патентованного смысла, похваляющихся так, словно они побывали во дворце абсолютной истины и вкусили со стола конечной мудрости, бить тревогу, а не усыплять; но при этом укрощать страсти, вместо того, чтобы их подстрекать.
Действительно, постмодернистская парадигма не дает алгоритмических рецептов и знания непреложных истин, но она учит исследователя творить на перепутье, в горизонте вечно открытой политической истории, ключевой характеристикой которой стала стратегическая нестабильность [17].
В философии постмодернизма отмечается ее сближение не с наукой, а с искусством. Таким образом, философская мысль оказывается не только в зоне маргинальности по отношению к науке, но и в состоянии индивидуалистического хаоса концепций, подходов, типов рефлексии. Истинный идеал постмодернистов – это хаос, именуемый Делезом хаосмосом – первоначальное состояние неупорядоченности, состояние не скованных возможностей. В мире царствует два начала: шизоидное начало творческого становления и параноидальное начало удушающего порядка. Любое подобие порядка нуждается в немедленной деконструкции – освобождении смысла путем инверсии базовых идеологических понятий, которыми проникнута вся культура.
Постмодернизм, в отличие от модерна, рассматривает человека не как выражение самого себя, а как недоразумение, забавный казус природы. Человек уже не является самим собой, а трансформируется в нечто иное – постчеловека.
Одним из недостатков постмодернизма можно считать отсутствие веры в технический прогресс, который призван решить социальные проблемы. Постмодернизм утверждает, что не существует абсолютного разделения на субъект и объект, проповедует, что вообще нет ничего абсолютного. Прагматизм считается главным критерием социального прогресса. Информация рассматривается как базовый социальный капитал. Социальная жизнь представляет собой бесконечное производство ничего не обозначающих символов – симулякров. Постмодернизм проповедует весьма спорное утверждение о том, что все может называться искусством.
Политика, экономика, искусство, семья – все это «всеобъемлющий шоу-бизнес». Общество буквально представляет собой нескончаемый маскарад, социальный спектакль – «общество спектакля» [23, с. 22].
2.2 Практический анализ постмодернистской парадигмы в контексте современности
Исследователи культуры общества постмодерна отмечают, что целью нового поколения становится потребление, в том числе потребление торговых марок как чувственных образов. Как для потребляющего, так и того, кто его оценивает, потребление становится формой представления себя другим и общения с ними.
Потребление в свою очередь кардинально меняет свой характер: если прежде это было потребление хлеба насущного, то теперь это потребление символов. Меняется само представление о ценности, стоимости вещи. Ее ценность конструируется с помощью смыслов, представляемых вещами. Потребители экономически высокоразвитых стран Запада проявляют тенденцию отдавать предпочтение имиджу продуктов и таким торговым маркам, как обувь фирмы Nike, автомобили BMW и джинсам Levi. Потребители, которые могут их себе позволить, делают своего рода личное заявление с помощью потребляемых ими товаров.
Постсоветская Россия оказалась в противоречивом положении. С одной стороны, здесь не до конца решены проблемы модернизации. Наличие этих проблем является питательной почвой для воспроизводства модернистского мировоззрения. С другой стороны, Россия живет в мире с открытыми культурными границами, что обеспечивает приток сюда постмодернистских идей, новых технологий. Россия 1990-х гг. – это страна, живущая между двумя полюсами – лопатой и Интернетом. Кроме того, Россия не столь отсталая страна, чтобы жизнь Запада ее гражданам казалась чем-то совершенно чуждым. Она частично прошла эпоху модернизации и стоит на пороге эпохи постмодерна. Поэтому постмодернистский мировоззренческий сдвиг здесь также находит для себя питательную почву.
Этот постмодернистский сдвиг в общественном сознании и практике вызывает более или менее существенные подвижки в поведении потребителей. Говорить о потребителе в единственном числе и раньше можно было лишь с очень большими натяжками, в контексте же выше описанного сдвига уже нет единого потребителя, а есть множество типов, действующих по совершенно разным, порою противоположным правилам.
Ценности общества, оказывающие сильное влияние на потребительский выбор, все более и более дифференцируются, рассыпаются на множество вариантов. Грани между культурой и контркультурой размываются.
Мода теряет былую жесткость. В результате в ней мирно соседствуют черты совершенно разных стилей: юбки мини и макси, туфли на платформе и шпильки и т. д. – эклектика, немыслимая в 1960 – 70-е гг. Тенденция прогрессивного развития моды кажется уже исчерпанной: стало трудно создать что-то новое, не повторяясь. Поэтому мода постмодерна пестрит цитатами из стилей прежних лет, цитатами, которые легко узнаются.
Исчезает вера в единый эталон потребительского поведения. Для разных групп потребителей – разные эталонные группы. Поэтому одна и та же вещь почти всегда имеет шанс встретить совершенно разную реакцию.
На смену пренебрежительного отношения к прошлому, к старине пришел ее культ. Стиль «ретро» стал символом современной постмодернистской культуры, то, что еще недавно без колебаний выбрасывали на свалку, сейчас бережно восстанавливают за бешеные деньги и превращают в предмет гордости. Антикварные магазины в западных странах, особенно в США, встречаются чаще, чем продовольственные (правда, они по размерам поменьше). Каждая обеспеченная американская семья стремится иметь в своем доме предметы старины или псевдостарины, коллекционирует старые вещи, утварь, выставляя их напоказ как ценное украшение интерьера. Эта мода на старину на просторах бывшего СССР еще слаба, но ее развитие не вызывает сомнений [18].
Культурный плюрализм, культурная терпимость – атрибут постмодерна. Это проявляется в тенденции формирования и культивирования этнического плюрализма. В Америке, где с момента ее открытия европейцами упор всегда делался на ассимиляцию, на стирание памяти о культуре предков, сейчас развивается культ этнических корней, национальной культуры предков. На этой культурной тенденции возник огромный рынок. Так, американские негры сейчас предпочитают называть себя афро-американцами, многие из них подчеркивают свои африканские корни, этот интерес привел к формированию импорта из африканских стран в огромных масштабов предметов народных ремесел, к созданию производств, имитирующих африканское ремесло, в самой Америке. Во всех западных странах прослеживается аналогичная тенденция противодействия этнической ассимиляции, тенденция к формированию культурного национализма. Советский Союз испытал эту тенденцию во всей ее силе. Представители национальных меньшинств России, еще 10 – 20 лет назад предпочитавшие называться русскими, сейчас меняют записи в своих паспортах, изучают свои забытые языки, отдают детей в национальные гимназии, покупают предметы народных ремесел и т. д. Быть другим перестает быть стыдным. Этническая инаковость в контексте постмодерна не считается знаком культурной отсталости или деревенщины [19].
Если для эпохи модерна характерна довольно жесткая связь классовой, профессиональной принадлежности и стиля потребления, то для эпохи постмодерна присуща тенденция к ослаблению этой связи. Символы прежних поколений уже не в состоянии передавать прежний смысл, так как ярлыки высокостатусных домов мод появляются на одежде и других товарах, которые доступны любому имеющему деньги и к которым может стремиться любой. Не имеющие достаточно средств для их приобретения могут их украсть и использовать [20].
2.3 Современное общество: общество симуляции и симулякров
Восприятие общества как знаковой реальности приводит к радикальной идее о его симулятизации, например, в концепции Ж. Бодрийяра. «Симулякр» – понятие, унаследованное от древних греков, которые (Платон) трактовали его как копию копий, обладающую крайне низким онтологическим статусом. Симулякр является отражением не подлинника-идеи, а всего лишь отражением отражения, он копирует вещь, которая суть копия (с той или иной степенью соответствия) идеи, вечного и абсолютного бытия.
Примерно с конца XX века термин «симулякр» становится ключевым для постмодернистского мышления. Помимо упоминавшегося Бодрийяра, его теорию разрабатывают Ф. Джеймисон, Ж. Делез, Ж. Деррида и др. В постмодернистских теориях трактовка понятия «симулякр» изменяется коренным образом, что связано с кризисом теории репрезентации. Она является базисом и теории отражения, и теории мимесиса, и, шире, – классического подхода к языку, как той или иной системе знаков, и реальности, которую он представляет. В основе этой теории лежит принцип соответствия (эквивалентности) между сознанием и реальностью, между копией и оригиналом, между понятием и вещью, между знаком и референтом и т. д. Копия не существует просто так, всегда есть образец, который она и воспроизводит. Уберите подлинник (образец), исчезнет и его копия. Знак всегда отсылает к своему референту, то есть указывает на некоторую реальность, знаком которой он и является. Ценность знака – не в нем самом, а как раз в заключенной в нем или стоящей за ним реальности.
Сторонники постмодернизма сомневаются в реальности, стоящей за знаком, и обосновывают самодостаточность знаков, полагая, что они создают не смысл, а «эффект смысла». Таким образом, означаемое оказывается иллюзией или миражом, представляет собой эффект, производимый взаимоотношениями тех или иных означающих [22, с. 122].
Можно сказать, что симуляция – способ существования современного «виртуализированного» общества. В нем знание о реальности заменило саму реальность, причем так, что вопрос о соотнесении знака и вещи, истинного и ложного больше не возникает. Описанная ситуация возникла в результате трансформации знания, которое определяется в данном контексте как совокупность представлений об окружающем мире. Следовательно, именно в эволюции представлений и необходимо искать истоки изменения в социуме.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, парадигму постмодернизма характеризует плюрализм, «множественность», проявляющаяся в методологии политологического исследования как признание права на существование различных концептуальных подходов, в том числе и взаимоисключающих. Оборотной стороной является отрицание универсальной истины, что лишает смысла вопрос о соответствии каких-либо научных направлений этому критерию. Плюралистичность постмодернизма противопоставляется характерному для модерна монизму в политической теории и идеологии. Методология постмодернизма в политическом исследовании состоит в критике и деконструкции метанарративов периода модерна, признании тоталитарной сущности рационализма и «мужского видения» в политологии и политических практиках. Постмодернистская парадигма выводит политологический дискурс за традиционные пределы, превращая его в метарефлексию, формируя качественно новое восприятие общества, делая акцент на тех проблемах, которые были табуированы для обсуждения. Взаимосвязь сексуального и политического, психиатрия, пенитенциарные учреждения как идеальная модель обществ контроля, – все эти вопросы поднимаются постмодернистами именно как имеющие не меньшее значение для общества, чем вопросы изучения политических институтов или борьбы классов в рамках традиционной политической науки.
Постмодернизм – явление, получившее в отечественной науке весьма неоднозначную оценку: от восторженного принятия до самого решительного отрицания. При этом постмодернизм как способ осмысления современной политической реальности предлагает неожиданные и оригинальные решения многих проблем, актуальных для политической науки и практики. В первую очередь, это касается проблемы интерпретации современности как способа существования общества, отличающегося от предшествующего, какое бы определение ему ни давалось – постмодернистское, постиндустриальное, информационное, общество знания, общество риска, глобальное общество или общество позднего радикального модерна. Очевидно, что этот список можно продолжать, как возможно и обоснование отсутствия специфики современности, достаточной для приписывания ей статуса особого этапа в развитии общества.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Мнацаканян, М. О. Модерн и постмодерн в современной социологии / М. О. Мнацаканян // СОЦИС: социологические исследования. – 2008. – № 12. – С. 46 – 53.
2. Хабермас, Ю. Философский дискурс о модерне / Ю. Хабермас. – М.: Издательство «Весь мир», 2008. – 416 с.
3. Пригожин, И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой / И. Пригожин, И. Стенгерс. – М.: Прогресс, 1986. – 432 с.
4. Кравченко, С. А. Модерн и постмодерн: «старое» и новое видение / С. А. Кравченко // Социологические исследования. – 2007. – № 9. – С. 24 – 34.
5. Гидденс, Э. Ускользающий мир: Как глобализация меняет нашу жизнь / Э. Гидденс. – М.: Весь мир, 2004. – 116 с.
6. Бек, У. Общество риска. На пути к другому модерну / У. Бек. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 384 с.
7. Бекарев, А. М. Социально-проектная деятельность в условиях глобальных перемен / А. М. Бекарев // Социология. – 2005. – № 1. – С. 45 – 61.
8. Кравченко, С. А. Социологическая теория: дискурс будущего / С. А. Кравченко // Социологические исследования. – 2007. – № 3. – С. 3 – 12.
9. Бузгалин, А. В. Постмодернизм устарел (Закат неолиберализма чреват угрозой «протоимперии») / А. В. Бузгалин // Вопросы философии. – 2004. – № 2. – С. 3 – 4.
10. Полонская, И. Н. Традиция: от сакральных оснований к современности / И. Н. Полонская. – Ростов-на-Дону: Издательство РГУ, 2006. – 269 с.
11. Ильин, И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа / И. П. Ильин. – Москва: Интрада, 1998. – 255 с.
12. Василенко, И. А. Философия истории / И. А. Василенко, А. С. Панарин, Е. А. Карцев; под ред. А. С. Панарина. – М.: Гардарики, 1999. – 431 с.
13. Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Ж.-Ф. Лиотар. – М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. – 160 с.
14. Лубский, А. В. Альтернативные модели исторического исследования / А. В. Лубский. – М.: Социально-гуманитарные знания, 2005. – 352 с.
15. Ильин, И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И. П. Ильин. – М.: Интрада, 1996. – 256 с.
16. Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла / Ж. Бодрийяр. – М.: Добросвет, 2000. – 258 с.
17. Политическая философия // Studme.org [Электронный ресурс]. – 2016. –Режим доступа: https://studme.org/55469/filosofiya/postmodernizm. – Дата доступа: 31.01.2018.
18. Постмодерн как образ жизни. Мироощущение постмодерна // Наша философия [Электронный ресурс]. – 2016. – Режим доступа: http://www.philosophy.co.ua/?p=442. – Дата доступа: 31.01.2018.
19. Позитивистская и постмодернистская парадигмы // Yurii.ru [Электронный ресурс]. – 2010. – Режим доступа: http://www.yurii.ru/ref1/singleref-4707.php. – Дата доступа: 31.01.2018.
20. Потребление в контексте позитивистской и постмодернистской парадигм // Books [Электронный ресурс]. –2015. – Режим доступа: http://bubook.net/book/116-povedenie-potrebitelya-lyubimova-n-g/7-14-potreblenie-v-kontekste-pozitivistskoj-i-postmodernistskoj-paradigm.html. – Дата доступа: 01.02.2018.
21. Теория общества риска Ульриха Бека // lektsii.org [Электронный ресурс]. – 2015. – Режим доступа: https://lektsii.org/13-82335.html. Дата доступа: 02.02. 2018.
22. Делез, Жиль. Логика смысла / Жиль Делез. – М.: Академический проект, 2011. – 472 с.
23. Дебор, Ги. Общество спектакля / Ги Дебор. – М.: Логос, 2000. – 284 с.
|