Литературные беседы, утвердившиеся в качестве организационной формы ближе к середине XIX столетия, имеют довольно долгую историю ста­новления, начавшуюся ещё в 1730-х годах открытием в Санкт-Петербургском сухопутном кадетском шляхетном корпусе первого в стране литературного об­щества, «составленного из учащейся молодежи». Кадеты, среди которых был и А. П. Сумароков, собирались для чтения собственных сочинений и перево­дов [13, с. 5].

Вторым подобным обществом [118] стало устроенное в 1781 году спо­движником и другом Н. И. Новикова И. Г. Шварцем «Собрание университет­ских питомцев» в Московском университете. Оно, по утверждению В. О. Клю­чевского, стало продуктом «общественного оживления» 1770-1780-х годов (в этот период возникли «Вольное российское собрание», «Дружеское ученое об­щество») [119]. Просветитель видел в «Собрании» средство «образования ума и вкуса» [118], нравственного воспитания студентов, приучения их к «прави­лам благонравия» [265, с. 134]. В состав общества входили не только старшие студенты, но и магистры и бакалавры словесных наук, а также выпускники университета. Встречи проходили, как правило, по субботам в вечернее время.

Заседание открывалось речью (обязательно нравственного характера) «черед-

ного» оратора, затем читались и обсуждались литературные опыты членов об­щества - стихотворные и прозаические произведения, переводы и рецензии, высказывались мнения о новых книгах, о развитии отечественного языка и словесности, «случались споры». Вообще, как отмечает С. П. Шевырев, собра­ния проходили в непринужденной обстановке («сыпались остроты»), но «бла­городно и прилично» [267, с. 270]. Одним из председателей этого общества был в 1780-х годах преподаватель Московского университета А. А. Прокопо- вич-Антонский, место которого занял в начале 1790-х годов П. А. Сохацкий, а затем В. С. Подшивалов.

В 1791 году А. А. Прокопович-Антонский становится инспектором Московского университетского благородного пансиона, а в 1799 в этом учеб­ном заведении (по примеру университетского собрания [261, с. 39; 265, с. 164]) учреждается литературное общество «Собрание воспитанников благородного пансиона», которое разными исследователями рассматривается либо как про­образ появившихся позднее литературных бесед (отличающийся от них направленностью на литературно-художественное творчество учеников) [261], либо как первый опыт организации этих занятий [74; 86; 192]. Цели со­брания, сформулированные в его «Законах», как и у «Собрания питомцев», были, прежде всего, нравственно-воспитательные: «исправление сердца, очи­щение ума» и развитие эстетического вкуса [239, с. 94].

Порядок ведения заседаний, строго регламентированный «Законами», также имел сходство с университетским литературным обществом. Здесь чи­тались и «разбирались критически» собственные сочинения и переводы вос­питанников, а также «образцовые» отечественные литературные произведе­ния и рецензии на них, в обязательном порядке вёлся протокол заседания [239, с. 95]. В 1819 году новый устав пансиона предписал воспитанникам на лите­ратурных собраниях также отдавать друг другу «отчет в еженедельном чтении своём» [206, с. 140]. По воспоминаниям участников, собрания под председа­тельством одного из воспитанников, в присутствии «начальства и преподава­телей» [138] проходили всегда очень оживленно и длились порой до четырех и более часов [261, с. 41], часто обсуждались вопросы, о которых речь не могла заходить на уроках [261, с. 43]. Все исследователи отмечают особую направ­ленность «Собраний» на воспитание товарищества, уважения друг к другу, на сближение воспитанников между собой и с наставниками. В §6 устава обще­ства обращалось внимание на «благопристойность» разговоров и поступков участников заседаний, а также на невозможность предвзятого отношения к кому-либо из членов собрания [239, с. 95].

Успех литературного собрания в благородном пансионе был признан со­временниками: нередко на заседаниях присутствовали почетные гости, в том числе известные литераторы: И. И. Дмитриев, Н. М. Карамзин, Ю. А. Неле­динский-Мелецкий, А. Ф. Мерзляков, В. Л. Пушкин и др. [239, с. 43].

Тематика представляемых на собраниях письменных работ была разно­образна. Хотя по большей части это были литературные опыты пансионеров (которые сыграли не последнюю роль в истории отечественной литературы [74, с. 47], переводы, разборы современных литературных произведений [261, с. 41], встречались также научно-популярные статьи на исторические, этно­графические [210, с. 185] и философские темы, психологические этюды [261, с. 46]. А. Е. Грузинский отмечает, что работы воспитанников зачастую носили «полуотвлеченный, полуобщественный» характер [74: 54]. По мнению С. В Преображенского, литературное собрание в Благородном пансионе имело религиозно-нравственное направление [192, с. 5]. В. Ф. Чертов указы­вает, что одной из главных тем, обсуждавшихся на заседаниях литературного общества, была гражданская [261, с. 46], а литературные опыты воспитанни­ков благородного пансиона иногда противопоставлялись «литературным иг­рам» (С. В. Преображенский), преобладавшим в Царскосельском лицее [261, с. 47].

Педагоги, обращавшиеся к изучению опыта литературного общества благородного пансиона (А. Е. Грузинский, С. В. Преображенский, П. Н. Саку- лин, Я. А. Роткович, В. Ф. Чертов), хотя и по-разному оценивают литератур­ные опыты пансионеров, но все же признают роль «Собрания воспитанников» как в становлении методики литературных бесед, так и в развитии методики преподавания литературы вообще.

С успешным опытом благородного пансиона связана и попытка органи­зации подобного литературного общества при Царскосельском лицее его ди­ректором Е. А. Энгельгардтом [72]. В проекте устава «Общества лицейских друзей полезного» сформулированы основные цели его создания, они звучат достаточно общо: это расширение кругозора, «внушение охоты» к образова­нию. Е. А. Энгельгардт конкретизирует их в речи, произнесенной на первом запротоколированном собрании общества: «развить и использовать путем об­щения и обмена идеями» знания, полученные на уроках; сблизиться и завязать более тесные отношения [72]. Ход и порядок заседания, описанные в уставе, почти не отличаются от подобных в московских литературных обществах. Только собственные сочинения воспитанники должны были представлять пре­имущественно на иностранных языках.

Сохранились темы некоторых работ и протоколы 11 заседаний «Обще­ства лицейских друзей полезного, выдержки из которых приводит в своей

книге «Пушкинский лицей» (1911) К. К. Грот. Здесь встречаются темы рели­гиозно-нравственные - «Идеи о существовании Бога и о бессмертии души суть основы добродетели и высшего счастья человека» и др., исторические и соци­ально-исторические («Причины побед России над Швецией», «Полтавская битва, ее последствия и ее влияния на современные события») и даже остро­социальные («Торговля неграми», «Что более вредно для государства: частые войны или порочная администрация»). Литературных произведений лицеи­стов здесь крайне мало, а историко-литературная работа только одна - о «Ми­зантропе» Ж. Б. Мольера [72].

Литературное общество в Царскосельском лицее просуществовало около года [86, с. 8], заседания проводились на квартире директора, но по­пытка их легализации закончилась резким запретом со стороны министра А. Н. Голицына в начале 1822 года по причине «неприличности и ненужно­сти» таких занятий [72].

Параллельно со столичными учебными заведениями попытки разнооб­разить внеклассные формы работы с воспитанниками предпринимались и в

провинции. Так, уже в 60-70-е годы XVIII века в недавно открывшейся Казан­ской гимназии директором Ю. И. фон Каницем, обучавшимся в 1744-51 годах в Шляхетском кадетском корпусе, устраивались в праздничные дни публич­ные чтения литературных произведений. В первое время он «убеждал» учени­ков и «упрашивал» городскую знать бывать на этих мероприятиях, но доста­точно быстро чтения приобрели популярность и среди гимназистов, и среди жителей Казани [51, с. 112].

С 1802 года в той же гимназии директором К. Х. Пекеном вводится ещё одна форма внеклассной работы - ученики по воскресным дням начинают чи­тать с кафедры собственные сочинения как на русском, так и на иностранных языках. Главная цель этих чтений - «оживить... соревнование талантов, поощ­рить деятельность молодых умов». В постановлении совета гимназии указы­валось, что в каждый воскресный день письменные работы должны были пред­ставить как минимум двое учеников. В том же документе имеются предписа­ния относительно содержания этих сочинений. Рекомендовалось посвящать их либо описанию какого-нибудь исторического сюжета (обязательно с выве­дением «моральной цели»), либо рассуждению «о материях легких», но не из­бирать темы «свыше сил». Не приветствовалось использование в сочинениях «пышных» выражений и обращалось внимание на логическую стройность (верное «расположение мыслей»). Для мотивации воспитанников лучшие со­чинения предполагалось записывать в особую книгу и представлять посетите­лям публичных собраний гимназии [52, с. 51].

Почти одновременно с этим нововведением в только что основанном Ка­занском университете была введена другая форма учебной работы, ориенти­рованная прежде всего на развитие устной речи обучающихся. В параграфе 119 устава университета, утвержденного в ноябре 1804 года, профессорам ре­комендуется, «кроме теоретических чтений», устраивать для студентов сло­весных, философских и юридических наук «беседы» с целью «приучения их основательно и свободно» выражать свои мысли [93, с. 12]. Беседы эти пред­полагалось вести еженедельно преимущественно на латинском языке [53, с. 18].

В 1806 году несколько преподавателей Казанской гимназии (в числе ко­торых был выпускник Московского университета 1798 года Н. М. Ибрагимов) и студентов университета (В. М. Перевощиков, П. С. Кондырев, С. Т. Аксаков и др. [4]), желая «усовершенствовать себя в литературе», организовали «Об­щество вольных упражнений в российской словесности» (чуть позже переиме­нованное в «Общество любителей отечественной словесности») для чтения и обсуждения собственных литературных произведений и переводов [244]. Также на заседаниях критически разбирались журнальные статьи, поднима­лись вопросы о положении дел в отечественной литературе. По воспомина­ниям одного из первых членов общества С. Т. Аксакова, собрания проходили каждую неделю, представленные статьи порой сразу же исправлялись после выслушанной критики, «споров никогда не было» [4]. В общество мог всту­пить любой желающий, представивший «некоторые» литературные опыты

[147, л. 3-4], поэтому литературное общество в Казани хотя и было создано по инициативе учителей гимназии, всё же вряд ли может быть названо одной из учебных форм.

Однако нельзя не отметить роль этой организации в развитии методики внеклассной работы по литературе в казанских учебных заведениях. Напри­мер, один из основателей общества В. М. Перевощиков, преподававший с 1806 года в Пензенской гимназии, а в 1809 году переведенный в Казанский университет, почти сразу по прибытии в Казань решил по «добровольному по­жертвованию» устраивать со студентами «беседы», «желая... споспешество­вать» успехам их в изучении русской литературы [93, с. 245]. В этих занятиях, проводившихся каждую неделю, студенты могли принимать участие по соб­ственному желанию. По рапорту педагога в совет университета можно судить о содержании вводимых им бесед: на них предполагалось рассматривать и об­суждать, «замечая недостатки», сочинения студентов и выполненные ими пе­реводы произведений латинских, французских и немецких писателей. Можно предположить, что занятия эти велись В. М. Перевощиковым до его перевода в Дерптский университет в 1820 году.

За несколько месяцев до этого новый попечитель Казанского учебного округа, назначенный на этот пост летом 1819 года [144] М. Л. Магницкий (кстати, получивший образование в Московском университетском благород­ном пансионе), обязал директора наблюдать за тем, чтобы в университете не распространялись «вредные» чтения и беседы [94, с. 345]. А ещё ранее, весной того же года, М. Л. Магницкий, проводивший ревизию Казанского универси­тета, доносил министру, что беседы со студентами на латинском языке (упо­минавшиеся выше) в соответствии с параграфом 119 устава «никогда не имели места» [94, с. 555]. В то же время сам характер донесения М. Л. Магницкого, по замечанию историка Н. П. Загоскина, был проникнут «ненавистью» к уни­верситету [94, с. 292]. Вообще период попечительской деятельности М. Л. Магницкого (1819-1827 годы) оценивается современными историками неоднозначно. С одной стороны, проведенная ревизия стала благом для пре­бывавшего в кризисе Казанского университета [49; 138; 263], а с другой - стремление М. Л. Магницкого превратить учебные заведения округа в образ­цовые по благонадежности, дисциплине и «религиозному чувству» [131, с. 51] не могло не повлиять на развитие образования.

Однако рассматриваемый период точно не был исключительно эпохой запустения, в том числе и в процессе становления методики литературных бе­сед. Так, в практику одной из гимназий округа - Пензенской - входят «лите­ратурные и христианские беседы». Их устроителем стал директор гимназии, известный русский писатель И. И. Лажечников. Летом 1821 года он в своем донесении попечителю выступил с предложением учредить беседы с целью «доставить ученикам... занятия приятные и полезные в часы, свободные от учения». К донесению был приложен и проект правил для проведения этих занятий. Остановимся подробнее на содержании данного документа.

Христианские и литературные беседы предполагалось проводить еже­недельно, но попеременно (на одной неделе - христианские, на другой - лите­ратурные).

Для чтения рекомендовалось избирать следующие «предметы»: для христианских бесед - «рассуждения о важнейших истинах религии», «разбор некоторых священных песнопевцев», жития святых, речи знаменитых пропо­ведников, псалмы и их стихотворные переложения, выполненные «новей­шими писателями»; для литературных бесед - произведения «классических» отечественных авторов, «образцовые» переводы древних и новых произведе­ний зарубежной литературы, а также собственные сочинения и переводы уча­щихся и посетителей, включая критические разборы литературных произведе­ний и ученических сочинений.

Руководить «упражнениями любителей чтения» должны были учи­тель словесности и директор гимназии.

К участию в беседах допускались ученики двух старших классов - 3­го и 4-го, «отличные по способностям и успехам» 1-го и 2-го, а также все учи­теля гимназии и другие «особы» в качестве почетных посетителей.

Директор оставлял за собой право выбирать (по представлению учи­теля словесности) сочинения для чтения и определять порядок чтения.

Один из учеников должен был вести «записку занятиям» [95, с. 254- 255].

Кроме того, правилами предполагалось сделать гимназическую библио­теку публичной, доступной для всех участников бесед, книги («лучшие рус­ские журналы и периодические издания») из которой разрешалось бы выда­вать на дом под расписку.

Очевидно, что И. И. Лажечников намеревался устроить в гимназии, им руководимой, нечто подобное литературному обществу, а утверждение этого проекта попечителем М. Л. Магницким 9 сентября 1821 года, произошло, ско­рее всего, во многом благодаря названию «христианские беседы». По матери­алам, которыми мы располагаем, невозможно установить, как долго просуще­ствовали литературные беседы в Пензе. П. П. Зеленецкий, составивший в конце 1880-х годов исторический очерк гимназии отмечает только, что созда­вались они для «пользы учебно-нравственной христианам» [99, с. 59].

Известно, что проект И. И. Лажечникова не остался не замеченным со­временниками - педагогами других учебных заведений. Так, во Владимирской гимназии (Московский учебный округ) Д. И. Дмитревским (выпускником Московского университета, писателем и ревностным распространителем идей И. Г. Шварца и Н. И. Новикова [224, с. 64-65]) в 1823-1828 годах организу­ются «нравственно-литературные» беседы. Сохранился «Проект» бесед (пра­вила для их проведения), датированный 2 сентября 1823 года, по которому можно определить подробности организации этих занятий.

Распорядителем «упражнений» беседы назначался учитель словесно­сти гимназии, основными участниками - отличные ученики гимназии, а слу­шателями - все остальные гимназисты.

Учителя гимназии и уездного училища при ней, а также посторонние лица при желании могли участвовать в беседах на правах почетных посетите­лей.

Предметами чтения являлись: духовно-нравственные труды христи­анского содержания («рассуждения о христианских истинах»), произведения классических отечественных и зарубежных авторов, переводы произведений

древних и современных авторов, собственные сочинения и переводы уча­щихся и посетителей.

Заседания проходили по воскресеньям один раз в месяц.

Право выбора сочинений для чтения предоставлялось распорядителю

(учителю словесности) с одобрения директора.

Один из учеников старших классов вел протокол беседы.

О ходе мероприятия и тематике ученических сочинений можно судить

по сохранившейся «Программе», датированной февралем 1827 года. Во время этой беседы было прочитано 19 сочинений, причем читались попеременно ра­боты гимназистов и произведения русских писателей. Например, сначала пе­реложение 31-го псалма, выполненное Ф. Н. Глинкой, затем переложение 18 псалма, написанное одним из учеников; сначала «Чиж и еж» И. А. Крылова,

затем басня, сочиненная гимназистом и т.д. Из 12 письменных работ, принад­лежащих воспитанникам, ровно половина относится к литературным опытам - 4 стихотворения, 1 басня и одно стихотворное переложение псалма. Среди со­чинений, написанных прозой, больше всего рассуждений на отвлеченные темы преимущественно религиозно-нравственного характера («Рассуждение об истинном благородстве», «Мысли мои при чтении 50 псалма») [235, с. 130­131].

Заметим, что правила Д. И. Дмитревского очень похожи на правила

И. И. Лажечникова, утвержденные в 1821 году М. Л. Магницким, и представ­ляют собой их краткое и несколько отредактированное переложение. Эта схо­жесть может быть объяснена тем, что правила для проведения бесед в Пензен­ской гимназии, скорее всего, были опубликованы в 1821 году [272, с. 161]. Ви­димо, эта публикация привлекла внимание владимирских педагогов и на её ос­нове был разработан собственный проект. Важным его отличием от пензен­ского является целевая установка бесед - литературоцентричная: «усовершен­ствование способностей и вкуса» в отечественной и зарубежной литературе [235, с. 130].

Ту же цель пытался достичь учитель А. Д. Галахова И. А. Гаретовский, преподававший в Рязани в начале 1820-х годов. Он устраивал публичные чте­ния в гимназии этого города (на них приглашались сторонние посетители, в

том числе и «почётные лица»); заседания, как правило, заканчивались разга­дыванием шарад [261, с. 153]. Позже, в 1830-40-х годах, класс чтения, в кото­ром читались произведения современных писателей, организовывал сам А. Д. Галахов в одном из женских учебных заведений. Здесь читались произ­ведения современных писателей [261, с. 158].

По воспоминаниям С. Л. Геевского, литературные беседы проводились в середине 1820-х годов и в Харьковском учебном округе - в Полтавской гим­назии. Писатель в своей автобиографии замечает, что любимыми занятиями гимназистов были литературные беседы [2, с. 428]. Правда, С. Л. Геевский называет «литературными беседами» обычные уроки словесности, практико­вавшиеся в гимназии. Эти уроки очень часто проходили без учителя, который, оставляя воспитанников на всё время занятия, задавал писать сочинения раз­ного жанра, а также разрешал брать из библиотеки книги и журналы. Такая свобода, по утверждению С. Л. Геевского, позволяла либо читать «с большой пользой» «что-нибудь новое и занимательное», либо заниматься совместным сочинительством [2, с. 428]. Неожиданно появлявшийся в классе учитель со­бирал сочинения, отбирал обратившие на себя внимание и сразу же подвергал их разбору. Может показаться странным, но С. Л. Геевский высказывается в пользу описанной методики занятий, считая, что только «при таком методе можно допустить возможность сочинения или выражения мыслей» [2, с. 428]. Если письменные работы не задавались, учащиеся, как правило, устраивали во время занятия чтения, причем читались современные произведения - «юмори­стические статьи» Ф. В. Булгарина, сочинения А. С. Пушкина, В. А. Жуков­ского и даже рукопись комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». Учитель редко объяснял прочитанное, чаще гимназисты сами объясняли друг другу, особое внимание уделяя слогу и литературному вкусу [2, с. 429-430].

В другой гимназии округа - Воронежской губернской - в конце 1830-х - начале 1840-х годов применялась форма занятий, тоже близкая литературным беседам. Известный собиратель фольклора А. Н. Афанасьев в своих воспоми­наниях пишет об устраивающихся там чтениях отобранных письменных работ учеников в присутствии «всей гимназии», включая педагогов и директора. Ме­муарист рассказывает о том, что в какой-то момент эти занятия превратились в профанацию. Учитель, устав от проверки сочинений гимназистов, стал да­вать ученикам «какие-то стихи и прозаические статьи», заставляя читать их на «литературных беседах» под видом собственных работ. Все эти сочинения, прочитанные, но не написанные воспитанниками, заносились в особую книгу [102].

Термин «литературные беседы» использует и Н. А. Лавровский в исто­рическом очерке Гимназии высших наук и лицея князя Безбородко в Нежине для описания организованных там в 1836 году внеклассных занятий. Эти бе­седы, учрежденные директором Х. А. Экебладом, проходили один-два раза в месяц и состояли в чтении сочинений, написанных студентами лицея и учени­ками гимназии на темы, заданные преподавателями. Оппоненты, назначавши­еся заранее, и другие присутствовавшие высказывали критические замечания на прочитанную работу, ход обсуждения заносился в протокол. В формули­ровках тем сочинений учащихся, отмечает автор, постоянно фигурировала христианская вера и её влияние на развитие образование, общества, цивилиза­ции [66, с. 115]. Это обстоятельство составитель очерка связывает с разослан­ным в 1833 году циркуляром министра народного просвещения С. С. Уварова, в котором были знаменитые слова о народном образовании в «соединённом духе Православия, Самодержавия и народности».

В 1836 году министр разрешает (по представлению попечителя Киев­ского учебного округа Е. Ф. фон Брадке) ученикам 1-й Киевской гимназии «иметь особые собрания» для занятия отечественной словесностью. Эти «осо­бые собрания» должны были принять вид заседаний ученического литератур­ного общества, хотя, согласно правилам, разработанным для их проведения, употребление самих слов «общества», «члены», «председатель», «секретарь» «строжайше» запрещалось [220, стб. 107].

В документе указывалось, что «собрание» должно состоять из 20 «со­трудников», это число могло пополняться другими учениками Киевской гим­назии, но только с согласия большинства и после утверждения директора. Каждый ученик, принятый в общество, должен был каждые три недели пред­ставлять не менее одного сочинения или перевода, а все письменные работы в обязательном порядке - сначала просматриваться директором, который мог допустить или не допустить их к прочтению на заседании. После одобрения директора сочинения предполагалось препровождать семи избранным учени­кам-сотрудникам, которые делали заключение о литературных достоинствах и недостатках работ [220, стб. 105]. Эти же 7 учеников-критиков должны были проверить сочинения на предмет вежливости выражений, отсутствия в них «личностей против кого бы то ни было», а также чрезмерных заимствований [220, стб. 105-106]. Только после такой двойной «цензуры» (директорской и ученической) литературные произведения и переводы разрешалось прочиты­вать на общем собрании, которые предполагалось посвящать исключительно прочтению работ (без их обсуждения).

Сам ход заседаний в соответствии с правилами регламентировался го­раздо строже и прямолинейней подобных же заседаний в благородном панси­оне: здесь запрещалось говорить что-либо не относящееся к занятиям [220, стб. 107].

Помимо этих собраний, в той же гимназии в 1835 году вводятся чтения произведений современных отечественных писателей, официально одобря­ются постановлением Училищного комитета Киевского университета для «усовершенствования учеников высших классов в русской словесности». По правилам, разработанным членами комитета, чтения русских сочинений назначались раз в неделю в послеобеденное время и должны были «иметь вид более занятия свободного и приятного, чем обыкновенных уроков». Для чте­ния предписывалось избирать сочинения воспитательного характера, содержа­ние которых могло бы развить в учащихся эстетический вкус, а названия про­изведений заносить в специальный журнал. Руководили этими занятиями все

учителя гимназии по очереди: читал либо сам учитель, либо один из учеников

[9, с. 59-60].

Подобные чтения произведений современной литературы во внеурочное время устраивались и во 2-м Московском кадетском корпусе в 1836-37 годах. Они назывались «вечерними беседами» и проходили под руководством наставника-наблюдателя по русской словесности [88, с. 367]. В те же годы «ве­черние литературные беседы» организовывались в 1-м Московском кадетском корпусе для занятий иностранными языками [109, с. 89].

Итак, литературные общества, организованные в конце XVIII века в мос­ковских учебных заведениях, положили начало развитию методики литератур­ных бесед [199, с. 131]. В первой четверти XIX века опыт московских педаго­гов перенимается и распространяется по стране. Постепенно методика этих внеклассных занятий изменяется. В частности, происходит уход от чтения на беседах литературных произведений, а на первый план выдвигается чтение и разбор ученических сочинений и переводов, т. е. из литературных собраний к 30-м годам XIX века выделяются две самостоятельные организационные формы: литературные чтения (существовавшие и ранее) и литературные бе­седы.

Литературные беседы в это время имеют крайне ограниченное распро­странение в практике отечественных учебных заведений, однако методика их проведения постепенно складывается, определяются основные организацион­ные моменты: обязательное протоколирование занятий; присутствие на них руководства гимназии; состав участников (ученики старших классов); регу­лярность проведения (раз в неделю, два раза в неделю и т.п.).

Сам термин «литературные беседы», хотя и входит в оборот в начале 1820-х годов, но всё же полностью не закрепляется: подобные занятия гимна­зистов называются и собраниями, и чтениями, и упражнениями в словесности и т.п.

Важными отличиями ученических литературных обществ конца XVIII - начала XIX века от литературных бесед 20-40-х годов XIX века являются: бо­лее высокий уровень регламентации заседаний литературных обществ (по уставу) и в то же время отсутствие непосредственного педагогического руко­водства ходом внеклассного занятия при высокой самостоятельности уча­щихся; преимущественно общеобразовательные и воспитательные цели, заяв­ленные устроителями ученических обществ. Эти отличительные признаки позволяют провести демаркационную линию между литературными обще­ствами и литературными беседами в соответствии с приведенным выше опре­делением литературных бесед.