К 1840-м годам потребность педагогической практики в новых учебных формах изучения отечественного языка и словесности была осознана специа­листами системы образования различных уровней (от рядовых учителей до ра­ботников Министерства народного просвещения). Поочередное внедрение формы литературных бесед в 1840-1860-х годах в четырех учебных округах (Казанском, Санкт-Петербургском, Одесском, Киевском) было связано с поис­ком путей удовлетворения этой потребности.

2.2.1.    Литературные беседы в Казанском учебном округе

В 1827 году М. Л. Магницкий был уволен с поста попечителя Казан­ского учебного округа [145], и эту должность занял М. Н. Мусин-Пушкин [146]. Стоит отметить пристальное внимание, с которым относился новый ру­ководитель округа к письменным работам гимназистов (особенно старшеклас­сников) по русскому, французскому, немецкому и латинскому языкам. В 1838 году в циркулярах от 3 февраля и 30 сентября [170, с. 245] предписывалось раз в 3 месяца представлять на рассмотрение попечителю округа сочинения уче­ников 6 и 7 классов. Причем каждый ученик должен был ежемесячно пред­ставлять сочинение по русскому языку, а ученики 7 класса дополнительно еще и сочинения на иностранных языках. Учителю предписывалось дважды про­верять работы гимназистов. После первой проверки он делал устные замеча­ния на уроке, затем ученики дорабатывали свои сочинения и представляли учителю чистовик. В чистовых работах наставник производил исправления на полях, и уже в таком виде они направлялись попечителю округа.

Заметим, что ещё в 1826 году Училищный комитет, который ведал учеб­ными заведениями округа до 1835 года, требовал от гимназий предоставлять опыты учеников в сочинениях и переводах по третям года [99, с. 42]. Таким образом, упомянутое выше предписание М. Н. Мусина-Пушкина было не чем иным, как усовершенствованным повторением этого требования.

Есть сведения, что практика ежемесячного рассмотрения ученических сочинений сначала визитатором училищ, а затем профессорами университета существовала в Казанском учебном округе и ранее: в начале 1820-х годов [122, с. 128].

В. В. Владимиров указывает, что упражнения учеников в стихах и прозе, присылаемые попечителю согласно циркуляру от 30 сентября 1838 года, тоже рассматривались профессорами Казанского университета [54, с. 290]. Препо­даватель 2-й Казанской гимназии А. А. Камков пишет, что в том же году од­ним из них - К. К. Фойгтом было составлено «Наставление учителям словес­ности», которое было повторно разослано в гимназии в 1840 году [115, с. 136].

В этом документе формулировались цели практических занятий гимна­зистов по русскому языку: 1) усвоение законов языка, 2) направление вообра­жения, чувства и ума, 3) образование вкуса, 4) определение форм, «принятых в применении словесности к общежитию» - и предлагались формулировки тем сочинений [115, с. 137]. Следует обратить внимание на интересный факт: сам К. К. Фойгт в автобиографии [54, с. 28] называет 1842 год (а не 1838 год, как утверждается в цитируемой выше работе) годом написания «Краткого настав­ления учителям русской словесности в гимназиях». Поэтому мы не можем быть полностью уверены в том, что А. А. Камков анализирует именно «Наставление», составленное К. К. Фойгтом, а не какой-то другой документ, имеющий соответственно и другого автора.

В 1840 году предписание попечителя от 30 сентября 1838 года было по­вторено с дополнением о необходимости присылать хотя бы одно сочинение на каждого ученика [54, с. 307]. С этого же года упражнения «филологиче­ского содержания» учеников 6 и 7 класса, представляемые попечителю округа, стали рассматриваться и рецензироваться вышеупомянутым профессором Ка­занского университета К. К. Фойгтом. Он делал отзывы о качестве работ, при­сылаемых из каждой гимназии, а также выделял лучшие сочинения и писал подробные разборы на некоторые из них, которые затем печатались в «Началь­ственных распоряжениях округа». Ежегодно общее число проверяемых про­фессором работ составляло от 1500 до 2500 [54, с. 27].

Именно пристальное внимание попечителя к литературному и языко­вому развитию старшеклассников, к развитию их речи (особенно письменной) привело к такой мере, как введение в 1844 году литературных бесед [200, с. 148], а сформировавшаяся система отправки сочинений учащихся руководству округа обеспечила сравнительную долговечность этой формы, наблюдавшу­юся в Казанском округе.

Однако инициатива организации бесед исходила всё же от рядового учи­теля словесности Пензенской гимназии В. А. Васильева. В мае 1844 года ин­спектор этого учебного заведения, исполнявший обязанности директора, г-н Брунон-Ольшевский, представил на рассмотрение попечителю копию прото­кола заседания педагогического совета гимназии. Одним из вопросов, обсуж­давшихся на педсовете, был вопрос об устройстве «литературного совета».

Старший учитель словесности В. А. Васильев предложил ввести в практику преподавания эту новую учебную форму, утверждая, что «соревнование есть одна из главных побудительных причин к увеличению успехов на поприще отечественной словесности». На литературном совете, по мысли педагога, уче­ники 6 и 7 классов, избранные учителем, в присутствии членов педагогиче­ского совета должны были прочитывать свои сочинения, предварительно рас­смотренные преподавателем, «поверяя друг друга» и совместно разбирая встречающиеся погрешности [148, л. 4].

М. Н. Мусин-Пушкин, который и ранее ревностно следил за успехами гимназистов в отечественной словесности, конечно, обратил внимание на предложенную меру и отправил копию протокола профессору Казанского университета К. К. Фойгту, который фактически руководил в то время препо­даванием словесности во всем учебном округе [115, с. 137]. Попечитель пору­чил ему дать заключение о возможности введения «некоторого рода литера­турного совета» не только в Пензенской, но и в остальных гимназиях Казан­ского округа [148, л. 2]. К. К. Фойгт в ответном письме, датированном 29 сен­тября 1844 года, признал устройство литературных собраний «мерой... полез­ною», однако предложил, во-первых, дать им название «литературные бе­седы», а во-вторых, приглашать на собрания не весь педагогический совет, а только учителей, к предметам которых будут относиться представляемые к разбору и прочтению сочинения [148, л. 3]. К своему донесению профессор приложил и разработанные им правила для организации литературных бесед [148, л. 5-6].

Документ К. К. Фойгта по форме своей похож на аналогичные проекты 1820-х (И. И. Лажечников, Д. И. Дмитревский) и 1830-х годов (Х. А. Экеблад) и цитируется (правда, без указания авторства) во многих исследовательских работах [см.: 5, с. 155-156; 226, с. 185-186], в том числе современных [65, с. 30], поэтому мы укажем только его отличительные особенности. Во-первых, обращает на себя внимание императивный характер правил: после прочтения сочинения учащиеся «обязаны» делать замечания, а сам автор «обязан» отста­ивать свою позицию, в том числе избранный способ изложения [148, л. 8]. Во- вторых, только в проекте К. К. Фойгта есть указания на то, чего должны были касаться замечания учеников-оппонентов: 1) формулировки самой темы, 2) позиции автора, 3) композиции, 4) фактической точности и полноты раскры­тия темы, 5) стилистики текста и грамотности («исполнения условий в отно­шении языка и слога»). В-третьих, по казанским правилам, не велся протокол беседы, но все замечания, сделанные во время прений, прописывались на по­лях сочинения; после заседания автор должен был с учетом сделанных ему возражений исправить текст работы и переписать его набело. В-четвертых, черновик письменной работы и её исправленный вариант было необходимо отправлять ежемесячно попечителю округа. В-пятых, правилами К. К. Фойгта конкретизировалась роль учителя-словесника в ведении беседы: по окончании прений между учениками он должен был дать свою оценку читавшейся пись­менной работе, выполнить её подробный разбор и оценить степень справедли­вости сделанных гимназистами возражений, а кроме этого, исправить все об­наруженные ошибки (последнее разрешалось сделать уже «вне класса»). В-

шестых, литературные беседы вводились не только «для усиления успехов»

учащихся «в русской словесности», но и для «возбуждения... соревнования»

по предмету [148, л. 8].

Другие пункты правил: состав участников (учащиеся 6 и 7 классов; ру­ководство гимназии - директор, инспектор, учителя других предметов), рас­порядитель (учитель словесности), регулярность (еженедельно) - встречались и в более ранних документах, регламентировавших литературные беседы.

Проект К. К. Фойгта был утвержден М. Н. Мусиным-Пушкиным с од­ним незначительным исправлением: беседы предписывалось проводить не каждую неделю, а дважды в месяц. Наконец, произошло одно из важнейших в истории литературных бесед событие - их введение в целом учебном округе - в 12 учебных заведениях (10 гимназиях и 2 дворянских институтах). Об учре­ждении новых занятий попечитель сообщил директорам в циркуляре от 2 но­ября 1844 года [148, л. 7].

Тем же числом датировано донесение М. Н. Мусина-Пушкина об учре­ждении литературных бесед министру народного просвещения С. С. Уварову

[148, л. 9-10], ответом на которое стало предписание главы министерства от 14 декабря 1844 года с одобрением нововведения и выражением признатель­ности за этот «знак попечительства» о пользе молодых людей [148, л. 20]. Со­общая директорам гимназий и дворянских институтов положительный отзыв министра циркуляром от 30 декабря 1844 года [148, л. 23], руководитель округа уже выражал благодарность руководителям большинства учебных за­ведений за представленные ему в ноябре-декабре ученические сочинения.

Следующий циркуляр, касающийся литературных бесед (от 18 апреля 1845), стал для М. Н. Мусина-Пушкина одним из последних на посту попечи­теля Казанского учебного округа - весной 1845 года он возглавил Санкт-Пе­тербургский учебный округ. Этот документ ещё раз позволяет убедиться во внимании, с которым попечитель относился к внедрению новой организаци­онной формы во вверенных ему гимназиях: к циркуляру прилагалась сводная ведомость «О сочинениях, читанных... на литературных беседах в ноябре-де­кабре 1844 года», составленная К. К. Фойгтом, в которой публиковались темы всех присланных письменных работ гимназистов с краткими отзывами про­фессора. Особо выделяя гимназии, приславшие лучшие сочинения и разборы, М. Н. Мусин-Пушкин требовал такого же внимания и от руководителей остальных учебных заведений, вменяя в «непременную» обязанность дирек­торам и педагогам постоянное исполнение распоряжения о литературных бе­седах [148, л. 38].

Традиция составления и рассылки сводных ведомостей продолжилась и в последующие 2 года, когда обязанности попечителя округа исполнял вели­кий русский математик Н. И. Лобачевский. Методика проведения литератур­ных бесед под влиянием К. К. Фойгта, рассматривавшего и рецензирующего все поступающие в округ сочинения учащихся, также продолжала совершен­ствоваться. В начале 1846 года в очередном циркуляре Н. И. Лобачевский, «согласно желанию профессора Фойгта», предписывал учителям всех гимна­зий «содействовать успехам бесед», сообщая ученикам, избирающим темы по их предметам, «советы» и указывая необходимые источники для написания работы [149, л. 126]. В конце того же года, по требованию профессора К. К. Фойгта, избранные гимназистами темы письменных работ стали прохо­дить утверждение учителем [149, л. 140].

В некоторых гимназиях литературные беседы были очень тепло при­няты учениками. По крайней мере, об этом сообщают попечителю директора. Так, руководитель Нижегородского дворянского института М. Ф. Грацинский (бывший профессор греческой словесности Казанского университета [25, с. 68]) в донесении М. Н. Мусину-Пушкину от 5 марта 1845 года сообщает, что старшеклассники с таким восторгом участвуют в литературных беседах, что позволения допустить их к этим занятиям просят и пятиклассники [149, л. 16].

Высказанную мысль подтверждают и воспоминания профессора Казанского

университета Я. С. Степанова, обучавшегося в 1844-1849 годах в Вятской гимназии; он пишет, что беседы вызывали интерес учащихся и посещались охотно [38, с. 79].

П. П. Зеленецкий отмечает, что в некоторых городах беседы были очень популярны не только среди воспитанников: на них часто присутствовали «са­мые интеллигентные лица города» [99, с. 101]. Это происходило, например, в Нижегородской гимназии во время обучения там будущих знаменитых рус­ских историков С. В. Ешевского и К. Н. Бестужева-Рюмина. Кстати, сочине­ние первого «Пребывание Петра I в Нижнем» было признано К. К. Фойгтом лучшим в округе в 1846 году [54, с. 349].

Видели в литературных беседах «новый и оригинальный способ разви­тия дарований» некоторые педагоги старшего поколения. Директор училищ Нижегородской губернии Я. П. Евтропов, которого Ф. И. Буслаев называл од­ним из первых [130, с. 9] и главных своих воспитателей и наставников в лите­ратуре [34], в своем донесении попечителю от 25 апреля 1845 года указывал на «двойную пользу» «методы» литературных бесед: во-первых, она помогает развиваться мышлению и письменной речи учащихся, а во-вторых, открывает наставникам неизвестные способности их учеников [149, л. 33].

Весной 1847 года в Казанском округе опять произошла смена руководи­теля - на пост попечителя был назначен военный генерал В. П. Молоствов [150]. В. П. Молоствов, служивший вместе с В. И. Далем [75] и приходив­шийся М. Н. Мусину-Пушкину троюродным братом [59, с. 185], уделял лите­ратурным беседам старшеклассников едва ли меньше внимания, чем его род­ственник и предшественник. Порядок представления сочинений учеников оставался тем же: директора гимназий и дворянских институтов присылали попечителю сочинения учащихся, тот в свою очередь перенаправлял их про­фессору К. К. Фойгту (а с начала 1850-х годов - Н. Н. Буличу), К. К. Фойгт рассматривал письменные работы и рецензировал их, затем отсылал попечи­телю и сами сочинения, и отзывы на них, и только после этого они отправля­лись обратно в гимназии. Таким образом, процесс пересылки занимал очень длительное время - полгода и даже более, а публикация итоговых ведомостей происходила порой через год. Например, ведомость за октябрь-декабрь 1845 года была выслана директорам в декабре 1846 года [149, л. 140]. Получалось, что некоторые гимназисты (бывшие семиклассники) узнавали об отзывах на свои работы, уже будучи студентами университета.

Наверное, именно это обстоятельство побудило руководство округа от­казаться от составления подобных сводных ведомостей и ограничиться от­правкой в гимназии профессорских рецензий; перестали появляться и цирку­ляры попечителя, касающиеся литературных бесед, а сами беседы было разре­шено в 1848 году назначать один раз в месяц [115, с. 139]. Вместе с тем сочи­нения учащихся стали поступать в округ реже, иногда сразу за весь учебный год, что послужило поводом для циркуляра от 15 ноября 1852 года, в котором попечитель В. П. Молоствов, указывая на значимость преподавания отече­ственной словесности, требовал, чтобы литературные беседы велись во всех учебных заведениях, а сочинения учащихся пересылались ежемесячно. Попе­читель предупреждал, что лично будет следить за выполнением данного рас­поряжения [153, л. 65].

Контроль за исполнением этого поручения действительно велся: после неполучения сочинений из той или иной гимназии директору отправлялось письмо с требованием указать причину непредставления (нередко такой при­чиной называлась болезнь учителя словесности [см.: 154, л. 52]). Показатель­ный случай произошел в 1855-56 учебном году в Астраханской гимназии. В течение учебного года оттуда не было прислано ни одного сочинения, а на требование попечителя директор ответил, что, несмотря на все его старания, старший учитель словесности С. А. Потемкин бесед не ведет. 30 апреля 1856 года попечитель в своем письме предупредил педагога-словесника, что «в слу­чае дальнейшего нерадения» к этой обязанности, он будет уволен, а летом 1856 года увольнение на самом деле состоялось [170, с. 247].

Большинство из найденных нами воспоминаний о литературных беседах 1850-х годов посвящены учительской деятельности Н. Г. Чернышевского в Саратовской гимназии (1851-1853 годы). Ученики Н. Г. Чернышевского М. А. Воронов (в автобиографической книге «Болото») и И. А. Воронов [212, с. 34-35] особое внимание уделяют спору молодого учителя с директором А. А. Мейером по поводу литературных бесед: Н. Г. Чернышевский боролся против отвлеченных тем и против «дурного обращения» со старшими гимна­зистами [57].

О попытках оживить литературные беседы в Саратовской гимназии, предпринятых Н. Г. Чернышевским в 1851-1853 годах, пишет и советский ис­торик методики Я. А. Роткович: вместо «схоластических» («О благородстве души» и т.п.) Н. Г. Чернышевский предлагал «общественно направленные» темы [209]. Того же мнения придерживается и советский историк Е. Г. Бушка- нец: Н. Г. Чернышевский часто использовал определение “политический” в формулировках тем письменных работ своих учеников [36].

Интересны и официальные отзывы адъюнкта русской словесности Н. Н. Булича на сочинения воспитанников Н. Г. Чернышевского. Например, в 1852 году он замечает, что гимназисты, красноречиво рассуждающие о поли­тическом характере риторики Аристотеля или о содержании афинской жизни, зачастую почти не умеют писать по-русски и очень плохо отвечают на прием­ных экзаменах в университет [153, л. 97].

Однако, по утверждению историка второй половины XIX века Ф. В. Ду- ховникова, изучавшего воспоминания учеников и сослуживцев Н. Г. Черны­шевского, всё же именно знаменитому философу, критику и писателю принад­лежит «правильная постановка дела» литературных бесед в этом учебном за­ведении. Ф. В. Духовников упоминает и интересный организационный прием, использовавшийся Н. Г. Чернышевским - помимо трех официальных оппо­нентов на каждое сочинение назначались трое защитников, которые должны были отстаивать позиции ученика-автора. Историк отмечает усердие и серьез­ное отношение к делу учащихся - некоторые из них писали сочинения «листах на 14 и более» [85].

К сожалению, ученические работы, читавшиеся на литературных бесе­дах в 1850-х годах, в архивах обнаружить не удалось (только одно сочинение ученика Вятской гимназии за 1859 год [159, л. 8-18], однако почти полностью сохранилась вся обширная переписка в цепочке «директора - попечитель - университет - попечитель - директора». Следовательно, мы располагаем све­дениями о темах работ и рецензиями на сочинения гимназистов, читавшиеся и разбиравшиеся на литературных беседах. Рецензии написаны членами ка­федры русской словесности Казанского университета: профессором К. К. Фойгтом (за 1844-1852 годы), адъюнктом, а затем профессором Н. Н. Бу- личем (за 1851-1856 годы), который рассматривал почти все сочинения после перевода К. К. Фойгта на должность ректора Харьковского университета, адъ­юнктом В. Сбоевым (за 1850 год), исполняющим должность адъюнкта

В. Г. Варенцовым (за 1857-1860 годы).

В отзывах преподавателей университета не очень часто, но встречаются и краткие характеристики происходивших бесед (в основном в отзывах

К. К. Фойгта, реже - Н. Н. Булича): беседы проходили живо, с участием, удачно, оживленно и т.п. [148, л. 39]; замечания были незначительны, замеча­ний мало, довольно много, участие в диспуте было живым и деятельным и т.п. [149, л. 47], замечания оказались лучше самого сочинения [153, л. 47]; беседа могла быть лучше, была занимательна и поучительна, небесполезна, беседу оживило участие преподавателя и др. [149, л. 48]. Кроме того, порой указыва­лось на то, как характер самой беседы повлиял на чистовой вариант письмен­ной работы: исправленные сочинения благодаря живой беседе оказались «весьма хороши»; исправленное сочинение осталось неудовлетворительным [148, л. 39].

Бывало, что профессор К. К. Фойгт характеризовал работу или даже сразу несколько работ одним-двумя предложениями [см.: 148, л. 39; 151, л. 109-110]. Но гораздо чаще отзывы были более основательны и касались в первую очередь содержания, а не формы сочинения. Причем концентрация внимания во время беседы на отдельных словах и выражениях, использован­ных в письменной работе, обычно не поощрялась рецензентами [см.: 149, л. 47]. С другой стороны, замечания относительно «языка, слога и... расположе­ния» тоже иногда признавались важными [148, л. 39].

С начала 1850-х годов, когда большую часть работ стал рассматривать Н. Н. Булич, из отзывов практически исчезли упоминания о ходе литератур­ных бесед. Преподаватель-словесник в своих рецензиях выдвигал на первый план содержание читавшихся и обсуждавшихся на них работ. Например, в от­зыве о сочинении ученика Пензенской гимназии «О стихотворении Лермон­това “Три пальмы”» Н. Н. Булич замечает и «чисто внешний» характер раз­бора, и отсутствие сравнения произведения М. Ю. Лермонтова со сходными по тематике стихотворениями А. С. Пушкина, но при этом хвалит ученика за любовь к литературному труду и за правильность и обдуманность выражений [153, л. 42].

Стилистическому и грамматическому оформлению сочинения придава­лось в рецензия немалое значение: слог правильный, вялый, живой, быстрый; язык хорош, стих правилен, ясен [см.: 153, л. 47; 154, л. 26; 155, л. 39; 156, л. 19; 170, с. 252]. Но всё-таки на первом плане была содержательная сторона сочинения: иногда в рецензии рядом с положительным отзывом о слоге или

языке стояла весьма критическая общая оценка работы [см.: 149, л. 73; 170, с.

251-252].

По правилам К. К. Фойгта, замечания критиков на беседе должны были касаться «избрания самой темы»; на верный или неверный выбор темы, её со­ответствие способностям ученика указывали и рецензенты из Казанского уни­верситета: сочинение не по силам автора, предмет трудный, тема нелегкая и т.п. [см.: 148, л. 39; 149, л. 47; 151, л. 111; 152, л. 28; 170, с. 250].

Уровень начитанности, источники, которыми пользовались учащиеся, играли не последнюю роль в оценке сочинения: о предмете автор читал «до­вольно», автор пользовался только учебником, автор пользовался только об­щими обзорами, автор прекрасно начитан и др. [см.: 38, с. 111; 135; 149, л. 47­48; 152, л. 28; 170, с. 247; 209].

Наконец, самостоятельность работы над сочинением, а точнее - наличие в работе собственных мыслей автора также учитывались рецензентами: в ра­боте мало самостоятельности, не выражено собственное мнение автора, мысли заимствованы, необходимо иметь самостоятельность и т.п. [см.: 149, л. 47; 152, л. 28; 153, л. 47; 154, л. 101; 170, с. 247].

В 1857 году после отставки В. П. Молоствова с поста руководителя учеб­ного округа и отъезда Н. Н. Булича за границу литературные беседы в Казани постепенно пришли в упадок. Важнейшую роль в исчезновении данной формы

внеклассной работы из практики казанских гимназий в начале 1860-х годов сыграло донесение инспектора казенных училищ Н. В. Чашникова, который стал рассматривать сочинения учеников после отъезда Н. Н. Булича, новому управляющему округом. В докладной записке он высказывает мнение, что ли­тературные беседы не приносят той пользы, которую от них ожидали устрои­тели [158, л. 33]. Уже самые первые аргументы в защиту данного утверждения не могут не вызвать недоумения: язык сочинений не улучшился за многие годы; в работах часто встречаются грамматические и орфографические ошибки; изложение «не возвышается выше» ученического [158, л. 33]. Н. В. Чашников явно упускает из виду тот факт, что одни и те же ученики редко принимали участие в беседах на протяжении более чем двух лет и рас­сматривает «язык сочинений» в отрыве от «носителей» этого языка. Замечание инспектора относительно «обыкновенного ученического» изложения тоже вы­глядит нелепо, если учесть, что в литературных беседах действительно участ­вовали обыкновенные ученики.

Основную критику Н. В. Чашников сосредоточивает на предметах, из­бираемых для сочинений, а также на характере самих литературных бесед, ко­торые «редко бывают оживлены»: учащиеся часто делают замечания лишь на отдельные неудачные выражения и слова, а содержательная сторона работ остается в стороне [158, л. 34]. Учитывая приведенные выше цитаты из рецен­зий профессоров и адъюнктов Казанского университета относительно харак­тера бесед, нельзя не признать, что это утверждение Н. В. Чашникова близко к истине. Но в любом случае мера, предложенная им для устранения описан­ных недостатков, поставила крест на формировавшейся в течение почти пят­надцати лет системе организации ученических литературных бесед в Казан­ском учебном округе: в августе 1857 года был издан циркуляр, предписываю­щий представлять попечителю только те сочинения учеников, которые при­знаны педагогическим советом гимназии отличными, а о прочих сообщать в виде краткого ежегодного отчета [158, л. 36]. Такое распоряжение сначала привело к прекращению практики отправки письменных работ руководству округа (директора учебных заведений часто ссылались на то, что сочинения не заслуживают представления попечителю [159, л. 3; 160, л. 3], а затем в начале 1860-х годов и к постепенному исчезновению самих литературных бесед из гимназической практики.

Отметим также, что исполняющий должность адъюнкта кафедры рус­ской словесности В. Г. Варенцов, на которого в 1857 году была возложена обя­занность рассматривать сочинения гимназистов, сначала с большим усердием принялся за это занятие. Так, его рецензии на два сочинения учащихся Перм­ской гимназии занимают почти 7 страниц рукописного текста и поражают своей основательностью [158, л. 47-50]. Тем заметнее упадок бесед к началу 1860-х годов. Отзыв того же В. Г. Варенцова на несколько сочинений и пере­водов учеников 1-й Казанской гимназии, датированный 6 апреля 1860 года, ограничивается одним предложением [159, л. 22].

Одной из последних ярких страниц в истории литературных бесед Ка­занского округа 1840-1850-х годов стала «Записка о темах для литературных бесед» (1858), составленная преподавателем 2-й Казанской гимназии А. А. Камкова. Педагог, взяв в качестве примера одну из пьес Д. И. Фонви­зина, описал, как должна происходить подготовка гимназистов к литератур­ным беседам: ученик обязан не только познакомиться с другими произведени­ями автора, но и с критической литературой по теме, а также узнать больше об общественной жизни в данный исторический период. А. А. Камков утверждал, что нельзя требовать от воспитанника самостоятельного исследования, глав­ное, чтобы ученик: 1) усвоил разбираемое произведение; 2) понял отношение его к общественной жизни; 3) из различных мнений о произведении выбрал «более правдоподобные»; 4) соединил их в одно целое и изложил в «более или менее изящной форме» [115, с. 140]. Самим беседам учитель 2-й Казанской гимназии предлагал придать вид «частной дружеской беседы» «без всякой торжественности», а количество бесед в году привести в зависимость от «ка­чества и количества воспитанников 7 класса» и не регламентировать офици­ально. Сведения о проведении литературных бесед во 2-й Казанской гимназии после 1860-го года нами не обнаружены.

Дольше, чем в других учебных заведениях, литературные беседы суще­ствовали в Астраханской гимназии - до середины 1860-х годов, где активно связывались с внеклассным чтением гимназистов [170, с. 238].

Таким образом, литературные беседы, введенные в 1844 году, к концу 1860-х годов были прекращены во всех учебных заведениях Казанского учеб­ного округа. В то же самое время (1840-1860-е годы) литературные беседы проводились ещё в трёх учебных округах, причем в столичном учебном округе их устройство также было связано с именем М. Н. Мусина-Пушкина, который возглавил его весной 1845 года.