Деструктивная секта может быть определена как особый тип организации, которая формирует у своих членов антисоциальное сознание и поведение, а потому выступает фактором не столько социализации, сколько десоциализации человека. В типологии А. В. Мудрика такие объединения получили название контркультурных организаций [67, с. 387].

Десоциализация адептов задается общим вектором развития секты, а именно ее социальной имплозией (имплозия — «взрыв, направленный внутрь») — отделением членов от их прежних систем поддержки, а также групповой изоляцией всех адептов внутри одной общины [223, с. 258].

Обособление сект от остального общества, как правило, носит не абсолютный, а дискретный характер. Это связано с тем, что, во-первых, секта постоянно нуждается в новых последователях, а потому заинтересована в построении каналов притока человеческих ресурсов. Во- вторых, зависимость секты от социума обнаруживается, как ни странно, именно в ее оппозиции к остальному обществу. Не желая быть стигматизированным меньшинством, секта отвечает социуму враждебностью и через противопоставление ему обретает собственную идентичность.

Ряд исследователей (М. Сингер, С. Хассен, Дж. Лалич, М. Тобиас, А. И. Хвыля-Олинтер и др.) склонны считать, что современные секты могут носить не только религиозный (квазихристианский, неовосточный,

оккультный, спиритуалистический, языческий) характер. Существуют также политические, психотерапевтические (т. н. психокульты) и коммерческие (мультимаркетинговые) секты.

Одновременно с этим вариабельность феномена деструктивных сект заключается в неоднородности их размера. Наряду с крупными сектами, имеющими структуру организаций, существуют общины, численность которых не превышает 3-20 человек и которые правильнее было бы маркировать малыми группами. Учитывая их существование, тем не менее в своем анализе мы будем сосредотачивать внимание преимущественно на крупных контркультурных объединениях.

Деструктивные секты имеют как общие, так и специфические организационные черты.

К общим признакам организации относятся: фиксированное членство; социальная структура, включающая в себя формализованную и неформализованную подструктуры; структура власти и система управления и координации; иерархия ролевых позиций в формализованной подструктуре; разделение и описание функциональных обязанностей по всем ролевым позициям; иерархия статусов в неформализованной подструктуре; каналы вертикальной и горизонтальной коммуникации; нормативная регуляция поведения членов организации; система социального контроля: надзор, позитивные и негативные санкции [67, с. 387].

К специфическим признакам относятся: систематичность контркультурных практик и массовость участия в них членов таких организаций.

Последовательно охарактеризуем каждую из названных характеристик.

Фиксированное членство выступает важным системообразующим признаком организации любого типа. Процесс достижения членства в деструктивных сектах условно включает в себя четыре этапа.

Первый этап — стадия вербовки, или рекрутинг, в рамках которого вербовщики стремятся вызвать у человека интерес к группе и ее учению. Главная цель — добиться от человека согласия прийти в организацию для более глубокого и основательного знакомства с ней. Завершением данной стадии служит возникновение в сознании человека привлекательного образа организации.

Второй этап — стадия индоктринации (от лат. in — «внутрь» и doktrina — «учение, теория, доктрина»; букв. «введение в доктрину»), где осуществляется процесс усвоения основных положений учения группы, приобщение к ее нормам и ценностям. Данная стадия тождественна образовательному процессу, в котором, однако, полностью исключаются методы критического осмысления предоставляемой информации (дискуссия и диспут). Если на первых двух стадиях человек все еще не покинул организацию, то он переходит к третьей стадии.

Третий этап — стадия инициации, знаменует переход человека из статуса новичка в статус действующего члена общины. В сектантских организациях обряды инициации могут принимать различные формы: смена имени, клятвоприношение, присвоение человеку личной молитвы (мантры) и т. д. Известны прецеденты, когда инициации сопровождаются человеческими жертвами. Так, Род Фарелл, лидер небольшой оккультной секты в США, 25 ноября 1996 года спустя шесть часов после инициации одной из своих последовательниц зверски убил ломом ее родителей [246, с. 1]. Отечественный криминолог А. И. Хвыля-Олинтер отмечает, что убийства, совершаемые оккультными сектами, в частности сатанистами, готовятся заранее и весьма тщательно, с последующим уничтожением следов. Маскируется их ритуальная и религиозная окраска, в результате практически не существует доказанных убийств со ссылкой на религиозный мотив [127, с. 346]. Какую бы форму ни представляла собой инициация, она всегда выражает символическую смерть и рождение

«нового» человека.

Четвертый этап — стаДия укрепления в организации. На данном этапе заканчивается процесс формирования идентичности с сектой. У человека возникает стойкая культовая зависимость. Нравственным или допустимым считается все, что служит интересам культа. Все внутренние (здоровье, интеллект, работоспособность и т. д.) и внешние ресурсы (деньги, недвижимость и время) человек использует для нужд организации.

С. Хассен также отмечает, что при оценке деструктивности религиозной группы важно также учитывать такие аспекты, как способы поддержания членства в группе и право ухода из нее. Поддержание членства в группе достигается через организацию системы мероприятий, направленных на подрыв отношений новообращенного с семьей и друзьями. Один из способов достижения этой цели заключается в вербовке человеком в секту всех, кого он знает. Пока друзья и семья выступают «сырым мясом», как принято называть их в среде сайентологов, ему дозволяют видеться с ними. Однако, как только домочадцы и друзья начинают выражать свои опасения и сопротивляться вступлению в группу, лидеры сект призывают новообращенного прекратить тратить на них свое время. В конечном итоге неофиту непременно велят разорвать все контакты с критически настроенной семьей. При этом организация не оставляет за человеком права добровольного выхода из нее. Деструктивные секты культивируют у последователей страх и чувство вины покинуть группу. Одновременно с этим некоторые секты преследуют отступников и пытаются заставить их молчать через прямое насилие, судебные преследования, эмоциональное запугивание и шантаж [192, с. 101-104].

Как и любая организация, деструктивная секта характеризуется наличием в ней структуры власти, системы управления и координации. М. Сингер указывает, что иногда руководство сектами сосредотачивается в руках женщин, но в большинстве случаев оно находится у мужчин. Вне зависимости от гендерной принадлежности лидеры контркультурных сект имеют три сущностные характеристики. Во- первых, они позиционируют себя теми, кто обладает особой миссией или уникальным знанием. Во-вторых, они четко определяют свой статус и стремятся доминировать над остальными членами группы. В-третьих, лидеры неизбежно порождают культ собственной личности [244, с. 8]. Согласно Дж. Лалич (J. Jal^h) и М. Тобиас (M. Tobias), аффективная сторона такого лидерства определяется как харизматическое руководство (charismatic authority). Оно представляет собой эмоциональную связь между лидером и его последователями, которая придает легитимность всем его действиям и одновременно укрепляет последователей в преданности ему и (или) его идеям и целям [202, с. 15]. С. Хассен также отмечает, что, вопреки общепринятому мнению, далеко не все лидеры сект пускаются в погоню за деньгами и властью и их изначальные интенции могут быть вполне достойными. Впрочем, в ряде случаев лидеры сект действительно формируют общины ради денег, но за этим скрывается пресловутая жажда внимания и власти. Последнее уподобляется наркотику. Не выдерживая искушение властью, человек сам начинает верить, что он «бог» или «мессия» [192, с. 97-98].

Серия социально-психологических экспериментов (С. Милгрэма и Ф. Зимбардо) продемонстрировала глубоко укорененную готовность большинства людей следовать указаниям авторитета (даже вопреки бессмысленности или жестокости таких директив). Аналогичные социально-психологические механизмы обнаруживаются в

протекционистских группах с авторитарным лидером во главе. Руководство здесь становится давящим и всеобъемлющим, что, в частности, объясняет прецеденты коллективных самоубийств, совершаемых по приказу одного-единственного человека — духовного вождя общины. (Стоит вспомнить о трагедиях, инициированных сектами «Храм народов» (1978), «Орден храма солнца» (1994-1997), «Небесные врата» (1997), «Движение за возрождение десяти заповедей Бога» (2000) и т. д.). Фигура лидера легко может стать предпосылкой, превращающей религию в террор.

Внутриорганизационная система управления выстраивается по принципу пирамиды, что создает определенную иерархию ролевых позиций в формализованной подструктуре. По замечанию С. Хассена, многие из таких организаций имеют советы директоров, однако все они оказываются всего лишь марионетками в руках лидера. Ниже гуру располагаются подконтрольные ему помощники. Еще ниже — более мелкие руководители (сублидеры) и т. д. Операционная структура секты не терпит никаких сдерживающих и противовесных факторов. Только лидер обладает абсолютной властью [192, с. 97- 98].

Ролевая структура деструктивных сект предполагает четкое разделение функциональных обязанностей по всем ролевым позициям и неизменно включает в себя:

лиДера, осуществляющего выработку групповых целей, стратегии развития организации и контроль над ее членами;

вербовщиков, привлекающих в секту новых людей;

работников, выполняющих обязанности по удовлетворению ежедневных нужд общины;

зрителей, симпатизирующих организации или антуражу, который она создает [200, с. 25].

Здесь также важно отметить врагов (паршивых овец, вероотступников) — экс-адептов, которые покинули организацию и (или) заняли по отношению к ней обвинительную позицию. Несмотря на это, роль «паршивых овец» и вероотступников крайне важна для жизни секты, поскольку воинствующая риторика и образ врага служат дополнительными факторами сплочения группы.

Следующей характерной чертой протекционистских сообществ является жесткая регламентация неформальных отношений в группе.

Любые спонтанно возникающие привязанности подчиняются общему ритму социального механизма. Заданный порядок служит выявлению потенциальных бунтарей и обеспечивает внутригрупповой конформизм. Дж. Лалич, М. Тобиас отмечают: «Того, кто подвергает сомнению установленный авторитет, выставляют чудаком или клеймят изменником, шпионом, лазутчиком, безбожником, сатаной — любым приготовленным для таких случаев эпитетом» [202, с. 31]. Тотальное послушание становится краеугольным камнем деструктивной секты. Различая авторитарные и гуманистические религии, Э. Фромм подчеркивал: «Сущностным элементом авторитарной религии и авторитарного религиозного опыта является полная капитуляция перед силой, находящейся за пределами человека. Главная добродетель этого типа религии — послушание, худший грех — непослушание. .Гуманистическая религия, напротив, избирает центром человека и его силы. Человек должен развивать свой разум, чтобы понять себя, свое отношение к другим и свое место во Вселенной» [125, с. 167-168]. Протекционистские сообщества не нуждаются в творческой и самостоятельной личности, но нуждаются лишь в идее, которую эта личность должна обслуживать.

Следующий важный аспект — это коммуникация внутри деструктивных сект. Специфика коммуникации в таких группах заключается не просто в обмене информацией, а в выработке общих смыслов. При этом каждый коммуникативный процесс реализуется в контексте заданных групповых норм общения.

Вертикальная коммуникация по нисходящей линии (от лидера к адептам) осуществляется как прямо, так и опосредованно. Прямые каналы коммуникации реализуются в форме проповеди и публичных выступлений лидера. В религиозных сектах проповедь выступает одним из элементов духовной культуры, оказывающих мощное влияние на социализацию входящих в них людей. Обращенная к большой аудитории, она служит средством религиозного просвещения. В традиционных конфессиях проповедь реализуется через отношения учительства и ученичества. Свидетельствуя о своем опыте, учитель обучает ремеслу духовной жизни. Однако он не отвечает за ошибки своих учеников — и в этом свобода учителя. Свобода же ученика заключается в личном волеизъявлении приобщения к засвидетельствованному опыту или отказу от него. Свобода составляет основу зрелой духовности. Однако в инфантильной, незрелой религиозной жизни отношения всегда лишены свободы. В закрытых религиозных общинах, имеющих характер сект, проповедь является зачастую единственным источником информации о мире, особенно если обращена к людям с низким уровнем образования. Это позволяет ей становиться сильным, но опасным средством авторитарного воспитания, манипуляций, способом создания психического напряжения у верующего, ощущения собственного ничтожества, слабости и многочисленных фобий. Особое место в психодинамике искаженной религиозности отводится формированию острого чувства вины верующего, которое отличается от чувства греха. По замечанию А. В. Лоргуса и О. М. Красниковой, «чувство вины и чувство греха не совпадают, прежде всего, в том, что чувство вины есть отношение к себе самому, к своему поступку и мысли как части себя, а чувство греха есть отношение к иному, чуждому мне... Гипертрофированное чувство вины является следствием искажения религиозной практики, но не в меньшей степени невротическим симптомом, имеющим иное, не религиозное, а психопатологическое происхождение» [53, с. 166-167]. Таким образом, в закрытых харизматических общинах происходит искажение духовного руководства: ученичество становится раболепием, а учительство — диктатурой. Несколько иной характер проповеди обнаруживается в харизматических группах с диффузными границами. Если в первом случае проповедь направлена на подавление свободы членов немногочисленной и закрытой группы, то во втором — на поиск незрелых личностей, готовых самостоятельно отказаться от внутренней свободы и ответственности за собственную жизнь. В сектах нерелигиозного характера роль проповеди выполняют публичные выступления, осуществляющие функции просвещения, группового сплочения и эмоциональной экзальтации адептов.

Опосредованные каналы коммуникации реализуются через литературу и разносортный медиаконтент. Отдельные секты в массиве публикуемых текстуальных собраний выделяют главные («священные») книги. В сайентологии такой книгой является труд Р. Хаббарда «Дианетика: первоначальные тезисы»; в оккультных движениях — «Практический оккультизм» Е. Блаватской, «Книга закона» А. Кроули, «Сатанинская библия» А. Ла-Вея, в квазихристианских — библейские тексты и их вольные комментарии и т. д.

Каналы вертикальной коммуникации по восходящей линии (от адептов к лидеру) в сектах также могут иметь как прямой, так и опосредованный характер. Прямая коммуникация реализуется в форме исповеди или исповедального диалога. Р. Лифтон выделял культ исповеди, или, правильнее сказать, культивирование исповеди, в протекционистских сообществах (лагерях военнопленных, сектах и т. д.) как один из приемов воздействия на сознание: «Предпосылкой, лежащей в основе всеобщего разоблачения (помимо того, что связано с требованием чистоты), выступают требования социального окружения на тотальное владение индивидуальностью каждого, кто входит в группу. Личное владение своим сознанием и его процессами — воображением или памятью — позиционируется как крайне безнравственное. ...Среда здесь достигла такого идеального состояния просвещения, что любые попытки удерживания личных идей или эмоций оказываются устаревшими» [208, c. 426].

Каналы горизонтальной коммуникации (между адептами) в сектах, как правило, имеют прямой, непосредственный характер. Община позиционирует себя семьей, поэтому там действительно могут создаваться теплые, дружественные отношения между ее членами. Однако одновременно с этим там царит атмосфера слежки и доносов друг на друга. В своем исследовании деструктивных сект известные психологи Т. Лири и М. Стюарт отмечали: «Сплоченность предполагает привлекательность группы для ее членов и глубокую взаимную симпатию между членами группы, которая укрепляет их связь друг с другом и порождает доверие. Для сохранения доверия между членами группы и их доброго отношения друг к другу нужно манипулировать их действиями, взглядами и изгонять бунтарей, которых делают козлами отпущения. Все действия членов группы внимательно отслеживаются гласно или негласно назначенными наблюдателями» [52, с. 145]. Этими наблюдателями необязательно выступают сублидеры и наместники руководителя, фактически ими выступают все члены общины по отношению друг к другу.

Наряду с этим, М. Сингер отмечает двойственность коммуникативной этики, царящую внутри контркультурных сект: «Внутри группы участников призывают к открытости и честности, а также всеобъемлющей откровенности перед лидером. Но вместе с тем их поощряют к обману и манипулированию теми, кто не вхож в организацию. Для сравнения, традиционные религии и этические учения призывают быть честным во всем, оставаясь верным единому моральному кодексу. Однако философия (деструктивных) сект сводится к известной максиме “цель оправдывает любые средства”, которая позволяет устанавливать собственный тип морали, выходящий за рамки официально установленных в традиционном обществе норм» [244, c. 9].

Особым звеном коммуникационной культуры сект является наличие специального языка. Внутри группы он реализует несколько функций. Во- первых, специальный язык выполняет криптофорную, или конспиративную, функцию, заключающуюся в попытке утаить содержание речи от третьих лиц. В акте сокрытия информации заключено формирование чувства избранности, элитарности группы и тех, кто к ней принадлежит. Способствуя целенаправленному или неосознанному делению людей на «своих» и «чужих», особый язык служит процессам приспособления адепта к секте и обособления от остального общества. Во- вторых, специфика языка (его фонетика, лексика, семантика и т. д.) определенным образом влияет на когнитивные процессы человека. Непреложная связь мышления и речи позволяет закреплять необходимые стереотипы мышления, а также способы познания окружающей действительности. Таким образом, через регламентацию социальных отношений внутри группы, а также воздействие на сознание и поведение язык выступает важным средством социальной интеграции членов культовых объединений.

Нормативная регуляция поведения членов организации. Как

известно, социальные нормы выступают важным условием функционирования любого типа организации. Задавая образцы и правила поведения, они содействуют процессу социальной интеграции, превращая изначально самостоятельных и разрозненных индивидов в единую социальную общность.

В контркультурных сектах нормативная регуляция поведения включает в себя развитую систему обрядов и ритуалов. Церемониал как набор действий символического характера неотъемлемо присутствует не только в религиозной, но и в секулярной стороне общественной жизни, обнаруживая себя в инициациях посвящения, официальных приемах, свадьбах, погребениях усопших и т. д. Обрядово-ритуальные практики затрагивают одновременно разум, чувства и поведение человека. Будучи соблюдаемы не одним индивидом, а целой общностью людей, они цементируют группу, формируя у участников чувство сопричастности к чему-то единому. Р. М. Грановская отмечает: «Обряды и ритуалы, пробуждая определенные чувства, с помощью переживаний закрепляют общепринятые нормы поведения. <.> Даже если человек механически исполняет ритуалы с чувством и прилежанием, то он меняет свой внутренний мир в предусмотренном ритуалом направлении» [21, 561-562]. Аналогичным образом церемониал контркультурных организаций дисциплинирует и одновременно объединяет всех участников, становясь связующим звеном групповой идентичности. Ритуалы в сектах могут иметь как нейтральный характер (облачение в ритуальные одежды, вкушение ритуальной пищи, пение, танцы и т. д.), так и асоциальный (отречение от родных и близких) или антисоциальный характер (жертвоприношения, убийства или самоубийства).

Одновременно с этим устанавливаемые контркультурной организацией нормы регламентируют отношения в сексуальной, семейной, профессиональной, рекреационной и иных значимых сферах жизни ее членов.

Регламентация сексуальных и семейных отношений в деструктивных сектах. Сексуальные отношения в деструктивных сектах не имеют единообразного характера. Они могут принимать различные формы: целибата, моногамии, полигамии или промискуитета. Целибат как воздержание от сексуальных отношений чаще всего практикуется в сектах, где телесность рассматривается греховной, а потому требующей угнетения оболочкой. Нередко, однако, лидеры контркультурных сект демонстрируют ханжество в соблюдении практики целибата. Так, Р. Л. Сноу (R. L. Snow) отмечает, что в свое время Джим Джонс, основатель секты «Храм народов», требовал от членов сексуального воздержания, хотя сам располагал личным гаремом для удовлетворения своих сексуальных аппетитов. Супружеские пары, вступившие в «Храм народов», обязаны были спрашивать личного разрешения у лидера на близость друг с другом [246]. В некоторых организациях запрещены любые добрачные и внебрачные сексуальные связи. Однако моногамия здесь имеет строго контролирующий характер.

Например, лидер Церкви объединения Сан Мён Мун на правах «Второго Мессии» лично выбирает супругов для своих последователей. При этом важно, чтобы молодые люди не были знакомы друг с другом до церемонии бракосочетания. В 1992 году Мун организовал т. н. «массовую свадьбу» тридцати тысяч таких пар. Наряду с этим в отдельных организациях зафиксированы случаи полигамных отношений. Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней, более известная как мормоны, по сей день ассоциируется в первую очередь с многоженством. Возникнув в середине XIX века, движение официально приняло практику многобрачия и придерживалось ее в течение нескольких десятилетий, пока в конце 80-х годов XIX века правительство США не признало полигамию незаконной. Сегодня мормоны уже более ста лет не практикуют полигамные отношения. Однако ряд религиозных объединений, отколовшихся от основной деноминации мормонов (подобно Fundamentalist Latter Day Saints, сокр. FLDS) втайне продолжают практиковать многобрачие. Американский специалист Ларри Билл (Larry Beall), занимающийся проблематикой полигамии в современном обществе, использует альтернативный термин «плюралистический брак» (plural marriage). При этом автор подчеркивает, что в случае конкретной секты FLDS правильнее использовать термин «полигиния» (многоженство). Наряду с этим полигамия может включать в себя явление полиандрии (многомужества) [151, c. 4]. Наконец, промискуитет как тип сексуальных отношений имеет место в некоторых псевдохристианских сектах и оккультных сатанинских течениях. Алистер Кроули, оказавший серьезное влияние на современное оккультное движение и известный практиками сексуально-магических ритуалов, учил: «“Делай по своей воле” — вот и весь Закон. Нет Закона, кроме “Делай по своей воле”...» [6, с. 237].

Дж. Лалич и М. Тобиас отмечают поливариативность смыслов сексуальных отношений в деструктивных культах. Секс здесь может выступать как часть ритуала, как вознаграждение, как тест и как наказание, принимая форму насилия [202, c. 180-195].

Секс как часть ритуала предполагает склонение человека к интимной близости, в процессе которой лидер использует символы и предметы культа, непосредственно связанные с групповыми верованиями или идеологией для удовлетворения собственных сексуальных потребностей. Такие перверсии засвидетельствованы во многих гуру- ориентированных сектах, а также группах движения «Нью Эйдж». После ритуального секса лидер требует от последователей соблюдения целибата, тем самым окончательно закрепляя лояльность группы к себе [202, c. 186­187].

Секс как поощрение. Секс с лидером может позиционироваться как честь, особый подарок или способ статусного роста в группе. Нередко члены организации подчиняются домогательствам лидера из чистого страха. Более низкий статус в групповой иерархии не позволяет человеку отказать в сексуальной близости [202, c. 183].

Секс как тест. Некоторые лидеры склонны проверять преданность и самоотверженность своих последователей через привлечение их к сексуальной близости. В отдельных организациях такая проверка принимает садистскую манеру исполнения, морально ослабляя адептов и делая их более зависимыми от лидера [202, c. 183].

Секс как наказание или сексуальное насилие в деструктивных сектах варьируется в довольно широком диапазоне, начиная от нежелательных прикосновений и заканчивая тотальным сексуальным контролем, включающим разнообразные формы физической жестокости [202, c. 182]. Профессор криминологии Калифорнийского государственного университета П. Х. Уоллис (P. H. Wallace) и его коллега профессор Западной школы права штата Калифорния К. Роберсон (C. Roberson) отмечают поразительное хладнокровие и гнусность физической эксплуатации людей (в том числе несовершеннолетних лиц) в оккультных сектах: «Сексуальное насилие здесь — это не просто сношение. Взрослые участники могут использовать детей как в группе, так и индивидуально. Насилие может продолжаться часами. на протяжении нескольких дней. Некоторые уцелевшие девушки оказываются связаны с культом, будучи беременными, для того, чтобы позволить принести в жертву их будущего ребенка» [257, c. 141].

Регламентация профессиональной сферы в деструктивных сектах. Реализация себя в профессиональной сфере для членов сект сведена к минимуму, поскольку человек должен прикладывать максимальное количество сил для развития и благополучия культовой организации. Однако в ряде крупных организаций культового типа человек может не только не покидать своей профессиональной сферы, но даже достигать в ней определенных успехов. Ярким примером в этом отношении служит сайентология. О членстве в данной организации публично заявляет ряд известных деятелей искусства и политики во многих странах мира. Декларируя непреложную связь между достигнутым высоким статусом в обществе и членством в организации, адепты культа усиливают ореол привлекательности данной организации.

Регламентация рекреационной сферы в деструктивных сектах.

Наконец, лидеры культов и сект достаточно жестко регламентируют рекреационную сферу жизни своих адептов. Праздники и церемонии подчинены общему характеру жизни в секте. Особо следует подчеркнуть, что для достижения максимального контроля над сознанием людей руководители деструктивных культов довольно часто ограничивают адептов в еде, сне и отдыхе. Продолжительность сна может составлять не более четырех часов. Ограниченный сон ведет к снижению сексуальной активности, что может позиционироваться как необходимое условие ритуальной чистоты. Однако продолжительное ограничение сна может иметь иную цель — повышение внушаемости и снижение критичности мышления адептов.

Система социального контроля: позитивные и негативные санкции. Как справедливо отмечают М. Кропвельд и М. Пеллэнд (M. A. Pelland), система наказаний и поощрений является хорошим индикатором норм секты [200, c. 25].

Поощрение представляет собой объект, событие или результат, которые расцениваются человеком как приятные, следовательно, они могут выступать как мощное подкрепление желаемого поведения. В сектах используются такие формы поощрения, как похвала, вознаграждение (в том числе и денежное), движение вверх в иерархии общины. Также стоит сказать об использовании в неокультах особого типа поощрений — поощрения без вознаграждения. Его выявила и описала Р. М. Грановская. Она отмечает: «Как известно, есть два способа поощрения: платить очень много либо совсем не платить. Если некоторое время неофитов побуждают выполнять работу без вознаграждения, в трудных условиях и без отдыха, то растет самоуважение и наступает сдвиг мотива на цель. Возникает такое изменение внутренней мотивации, при которой чем изнурительнее работа, тем больше люди убеждены, что если они ей отдаются, то только потому, что дело правое и благородное. .Так формируется убеждение, что они обладают высокими личными качествами и, как следствие, полностью преданы лидеру и его делу» [21, с. 504-505].

Наказание как метод относительно контролируемой социализации может принимать две формы. Первая форма — предъявление неприятного (негативного) стимула (телесное наказание, требование, угроза, порицание, осуждение и т. д.). Вторая — лишение приятного стимула (запреты, табу и т. д.). В сектах используются обе формы наказаний. Самым страшным наказанием считается коллективное осуждение. Его применяют в отношении отступивших от групповых целей членов. Коллективное осуждение нацелено на формирование у «провинившегося» мысли о наличии у него чего-то врожденно неправильного, неполноценного. Каждый покинувший общину человек объявляется предателем или богоотступником. Контакты с ним, как правило, запрещены. Крайней формой осуждения «предателя» является его убийство. Так, череде ритуальных самоубийств членов скандальной франко-швейцарской секты «Орден храма солнца» предшествовало убийство супружеской четы — бывших членов секты и их трехмесячного ребенка в сентябре 1994 года. Фанатики вогнали в младенческое сердце деревянный кол, убежденные, что перед ними сам антихрист [157, c. 134]. Тем не менее такие практики встречаются нечасто, поскольку они легко подвергают группу угрозе исчезновения, превращая ее в объект социального порицания и уголовного преследования.

Наряду с общими признаками организации особое внимание заслуживают специфические признаки контркультурных организаций. Необходимость выделения последних была продиктована справедливыми замечаниями апологетической школы сектоведения в лице ее видного представителя А. Баркер. Социолог заметила: «Всегда есть небольшой процент исследователей, яростно ругающих или, наоборот, защищающих любое новое религиозное движение, и эти две позиции недалеко ушли друг от друга. В основном можно сказать, что существует несколько движений, которые воспринимаются людьми положительно, и несколько почти однозначно порочных (немногие, например, будут защищать “Семью Мэнсона”). Большинство же движений в глазах окружающих имеют пеструю смесь положительных и отрицательных черт» [6, c. LIV]. Действительно, необходимо признать, что чисто одиозных сект существует крайне мало. Масштабы этого явления зачастую нарочито преувеличиваются. Однако отрицать его существование было бы также слепым игнорированием проблемы. Поэтому, диагностируя ту или иную организацию на предмет ее деструктивности, необходимо оперировать ясными, четко сформулированными критериями.

«Основной путь превращения сект в “опасные секты” — это путь, когда преступается закон», — отмечает магистр в области социальной работы с молодежью Западного университета штата Орегон Нори Мастэр в период совместной работы с Р. Сноу [246, c. 192]. С этим сложно не согласиться. Однако единичное нарушение официально установленных социальных норм представляется зыбким аргументом для маркера «контркультурный». Одним из критериев, позволяющих объективно оценить группу на предмет ее деструктивности, является систематичность контркультурных практик, т. е. повторяющийся характер противостояния конкретной организацией принципам, ценностям и правилам социума. Например, известно, что до массовых самоубийств членов франко-швейцарской секты «Орден храма солнца» здесь существовала скрытая борьба, разногласия и финансовые споры, разгоревшиеся на почве крупных хищений, проблем с законом и нелегальным владением оружием адептами секты, что вкупе и привело к прекращению существования организации и самоликвидации ее членов [201, c. 11].

Однако критерий систематичности не представляется исчерпывающим, поскольку ни одна группа не застрахована от наличия в ней «паршивой овцы», которая в противовес всем остальным членам организации может регулярно вершить противоправные действия. Более того, общественность часто заведомо критично относится к прецедентам деструктивных практик представителей традиционных и новых религиозных движений, делая между ними предвзятые различия. В данном случае вновь уместна ремарка А. Баркер: «Если последователь НРД совершает самоубийство, внимание, скорее всего, будет сконцентрировано на членстве этого человека в движении, причем с таким подтекстом, что ответственность за самоубийство лежит именно на движении. С другой стороны, если самоубийство совершает прихожанин Методистской или Англиканской церкви, его религиозная принадлежность вообще вряд ли будет упомянута» [6, c. 45]. В этом свете наряду с систематичностью преступлений важно также учитывать массовость участия в контркультурных практиках ее членов. Данный критерий подразумевает вовлеченность системы руководства, большинства или всех участников объединения в антисоциальную деятельность. Уже упомянутая секта «Семья Мэнсона» в 1969 году совершила серию жестоких убийств, в результате чего все ее члены были приговорены к смертной казни. В 1972 году Высший суд Калифорнии изменил решение на пожизненное заключение [210, c. 347]. По сей день культ Мэнсона считается одним из самых жестоких в истории Соединенных Штатов.

Массовость участия в контркультурных практиках позволяет деструктивным сектам направлять свою агрессию не только на отдельных индивидов, но и на крупные социальные общности. В 1995 году мир потряс теракт в токийском метро, когда фанатики секты «Аум Синрикё» распылили яд зарин. В результате трагедии несколько тысяч человек получили тяжелые формы отравления, 12 человек погибли. Стоит также подчеркнуть, что известны случаи, когда практики деструктивных сект направляются на строго определенные группы людей. Так, в США существует религиозно-экстремистская организация «Народы ариев» (Aryan Nations), основанная в 1974 году как политическое крыло Церкви Иисуса Христа-Христианина (Jesus Christ-Christian). Сама церковь позиционирует себя как христианская, но вместе с тем является откровенно расистской, поскольку проповедует превосходство белой расы над всеми остальными. В 2000 году, когда очередной жертвой фанатиков стала индейская чета Кинон (к счастью, выжившая в потасовке), американский суд приговорил «Народы ариев» к выплате штрафа в размере 6,3 млн долларов. Сегодня эта организация служит одним из примеров т. н. расистских религий (‘racialist' religion) [168, c. 288].

В западном академическом дискурсе для обозначения контркультурных практик деструктивных сект существует специальный термин культовое насилие (cult abuse). Профессор Калифорнийского университета Дж. Ноблит (James Randall Noblitt) и директор местного совета по изучению сектантства П. Ноблит (Pamela Perskin Noblitt) отмечают: «Мы определяем культовое насилие просто — как любое противоправное действие, совершенное сектой. Культовое насилие, таким образом, оказывается близким, но не идентичным понятию “ритуальное насилие” (ritual abuse). Последнее мы определяем как травмирующую эксплуатацию индивидов в церемониальном или ограниченном контексте, специально организованном для создания или поддержания измененных состояний сознания. Разница между этими двумя понятиями состоит в том, что культовое насилие не всегда является причиной распада личности (диссоциации), а ритуальное насилие не всегда вершится в сектах» [227, c. 232]. Кроме того, противоправная природа культового насилия является характерным признаком деструктивных сект, в то время как ритуальное насилие в традициях некоторых культур, например, архаичных, может иметь нормативный (не нарушающий установленные правила и нормы) характер.

Членство в деструктивных сектах неизбежно оказывает травмирующее влияние на физическое, психологическое и социальное развитие входящих в них людей. В ряде случаев степень деструкции является столь сильной, что последующая ресоциализация оказывается невозможной.

Сложная структура и протекционистский характер деструктивных сект требуют для их поддержания больших человеческих ресурсов. Именно поэтому принято считать, что лидеры протекционистских контркультурных групп ориентированы на вербовку молодых дееспособных людей, которые способны материально, физически и (или) эмоционально обслуживать нужды таких сообществ. В этой связи перед педагогами встает вопрос, какие психолого-возрастные особенности подростков, юношей и девушек могут содействовать уходу молодежи в деструктивные секты. Рассмотрению этой проблемы посвящен следующий параграф нашего исследования.