Исследования национальных учебно-воспитательных программ приобретают все большее значение в образовательном пространстве современного мира. Отделить влияние одной культуры от другой в контексте современных глобализационных процессов довольно сложно. В этом свете познание воспитательных традиций и образовательных систем зарубежных стран, в частности США, не только позволяет давать им научное толкование, но и обогащает отечественный опыт превентивной педагогики — отрасли педагогического знания, изучающей пути и методы предупреждения социальных отклонений в подростковой и молодежной среде. Интерес к американскому опыту, несмотря на существующие исторические и ментальные различия, продиктован наличием общих с российскими культурных и правовых характеристик общественной жизни, в которых и развивается учебно-профилактическая работа. Применительно к проблеме деструктивных сект, в частности, можно выделить следующие:
— свобода совести как конституционно закрепленный принцип, позволяющий человеку разделять любые религиозно-философские взгляды и убеждения, косвенно содействующий возможности зарождения и развития контркультурных организаций религиозной или квазирелигиозной направленности;
— мировоззренческий плюрализм, выражающийся в присутствии
множества независимых религиозных, нравственно-философских
концепций и ставший удобной почвой для развития нетрадиционных форм религиозной жизни;
— идеолого-культурный кризис и социальные противоречия,
послужившие катализатором появления деструктивных форм религиозной жизни. В США обозначенные процессы пришлись на 1960-е годы. Социальные трансформации были связаны с тем, что сперва события Второй мировой войны, а затем и убийство Кеннеди и М. Лютера Кинга, вторжение во Вьетнам и подавление лагеря антивоенного протеста подорвали доверие американской молодежи к существующим политическим силам. Подрастающее поколение чувствовало себя отчужденным от капиталистических ценностей, предпочитая отстраниться от существующего социального мейнстрима. Поиски подлинной и осмысленной жизни приводили многих из них в субкультуру битников и хиппи, а через них прививали интерес к нетрадиционным религиозным движениям и сектам. Дж. Г. Мелтон отмечает, что каждое лето хиппи пополнялись тысячами студентов, которые путешествовали по стране и мечтали хотя бы на несколько месяцев присоединиться к хипповскому миру, чтобы осенью вновь вернуться к учебным занятиям. В течение своего пребывания на улицах американских городов (преимущественно в Калифорнии) некоторые из таких искателей вовлекались в ориентированные на молодежь религиозные группы, в число которых входили такие секты, как «Христианская наука», «Дети Бога», «Церковь объединения» и др. [219, c. 13-14].
В нашей стране подобный кризис, вызванный распадом СССР, пришелся на 90-е годы XX века. Идеологический вакуум, в котором оказались наши соотечественники, рост преступности, смещение в сознании молодежи акцента с коллективных ценностей на индивидуалистические, популяризация т. н. философии личного успеха, коммерциализация подавляющего большинства областей сферы услуг и общественных институтов и обусловленная ею потребность в получении легкого заработка содействовали появлению разного рода религиозных проповедников, занимающихся мошенничеством. Нарастающие процессы секуляризации и урбанизации привели к тому, что молодые люди решали самостоятельно формировать ценностные ориентации и мировоззрение без опоры на традиционные церковные вероучения. Новые религиозные движения для некоторых из них показались более современными и лишенными «ханжества», деструктивные секты и психокульты нарочито спекулируют обещаниями финансового успеха, личностного роста и процветания в противовес серьезной аскезе, нравственному подвигу и труду, разделяемым традиционными конфессиями.
Таким образом, проблема предупреждения культового насилия в молодежной среде стала актуальной как для России, так и для Соединенных Штатов.
В нашей стране к проблеме педагогической профилактики вовлечения молодежи в деструктивные секты обращались немногие исследователи. Среди них: И. А. Галицкая, А. Н. Елизаров, И. В. Метлик, А. А. Михайлова, Т. К. Мухина, И. П. Пронин, Ж. В. Садовникова, А. Ю. Соловьев и др.
Так, И. А. Галицкая, И. В. Метлик, А. Ю. Соловьев в методических рекомендациях для директоров школ и работников органов управления образованием «О предупреждении внедрения нетрадиционных религиозных объединений и культов деструктивной направленности в учебные заведения» отмечали важность следующих мероприятий:
— «Мониторинг фактов внедрения сект в образовательные учреждения и органы управления образованием, прессы по проблеме деятельности религиозных объединений деструктивной направленности в образовательных учреждениях; анализ обращений граждан и организаций по фактам внедрения сект в образовательные учреждения, документов и материалов о деятельности религиозных объединений деструктивной направленности, поступающих в порядке должностной подчиненности;
поступающих в органы управления образованием материалов на лицензирование новых образовательных учреждений и утверждение их образовательных программ» [20].
— «Экспертиза актуальной ситуации силами: специализированных подразделений органов управления образованием; сторонних научных организаций и религиоведческих научных центров, с которыми органом управления образованием заключены договоры; специалистов общественных организаций, в том числе созданных для противодействия деятельности религиозных объединений деструктивной направленности; специалистов традиционных религиозных конфессий. Вынесение вопроса об экспертизе религиозных объединений деструктивной направленности на всеобщее коллегиальное обсуждение родителей учащихся данного образовательного учреждения» [20].
— «Административные меры: пресечение нарушений законодательства о светском характере образования в РФ; дисциплинарные меры в отношении руководителей и сотрудников образовательных учреждений и органов управления образованием, допустивших нарушения законодательства о религии и школе; аннулирование противоправных договоров образовательных учреждений и органов управления образованием с религиозными объединениями (об образовательной деятельности, использовании помещений); обращения в правоохранительные органы; принятие инструктивных документов о запрещении контактов образовательных учреждений и органов управления образованием с представителями религиозных объединений деструктивной направленности» [20].
— «Профилактика: cбор информации, анализ ее при лицензировании образовательных учреждений; правовая подготовка сотрудников образовательных учреждений и органов управления образованием; взаимодействие специалистов органов управления образованием с местными управлениями юстиции и внутренних дел;
выработка у учащихся научной методологии в познании окружающего мира в учебной деятельности; гражданское воспитание; религиоведческое образование учащихся, изучение в образовательных учреждениях традиционной духовной культуры» [20].
В свою очередь, А. Н. Елизаров и А. А. Михайлова делают акцент на способности учащихся задавать критические вопросы вербовщикам потенциальных деструктивных сект [32, с. 40-46].
Ж. В. Садовникова в своем исследовании «Подготовка будущих социальных педагогов к профилактике вовлечения молодежи в религиозные секты» отстаивает идею о том, что основными моделями превентивной антисектантской работы с молодежью являются:
— «информационная модель, в рамках которой используются такие формы, как лекционные занятия, семинары, конференции, беседы, дающие наиболее полную и объективную информацию о религиозных сектах» [98, c. 193];
— «модель поведенческих навыков, ориентированная на формирование умений и навыков поведения, позволяющих преодолеть негативное социальное давление и избежать вовлечения в секту, при реализации которой применяются тренинги, ролевые игры и т. д.» [98, c. 193];
— «конструктивно-позитивная модель, основывающаяся на формировании у молодых людей позитивных поведенческих навыков и представлений о социальных функциях современного сектантства и факторах, обусловливающих его распространение, в рамках которой используются такие формы работы, как коммуникативные тренинги, тренинги личностного роста, ролевые игры, дискуссионный клуб, круглый стол, вернисаж и т. д.» [98, c. 193].
Особо следует выделить исследование Т. К. Мухиной
«Педагогические условия предупреждения вовлечения молодежи в
религиозные секты», в рамках которого автор разработала педагогическую модель, включающую три основных направления деятельности:
1. «Теоретико-методологический блок, цель которого — создание оптимальных педагогических условий для максимального удовлетворения потребностей саморазвития и самореализации личности ребенка» [70, c. 126-127].
2. «Психолого-педагогический блок, ориентированный на выявление молодых людей, подверженных риску вовлечения в религиозные секты; проведение систематических целенаправленных антисектантских мероприятий с молодыми людьми и их родителями; повышение уровня профессиональной компетентности педагогов и научно-методическое обеспечение профилактической деятельности; повышение психологопедагогической культуры родителей с целью их вовлечения в антисектантское воспитание; реализацию педагогической модели предупреждения вовлечения молодежи в религиозные секты» [70, c. 126127].
3. «Технологический блок, основными этапами которого являются: организация психолого-педагогического наблюдения и диагностики; профилактическая работа с учащимися; коррекционная работа с учащимися группы риска; работа с семьями учащихся; отслеживание результативности работы» [70, c. 126-127].
При этом Т. К. Мухина отмечает: «Полезным также является использование зарубежного опыта, накопленного в этой области применительно к нашим условиям, т. к. это позволит отечественным ученым и практическим работникам выбрать наиболее конструктивные пути и средства предупреждения и преодоления последствий вовлечения молодежи в религиозные секты» [70, c. 126-127].
Обзор отечественных работ по рассматриваемой проблематике свидетельствует о схожем векторе профилактической работы с молодежью (развитие коммуникативной культуры учащихся, формирование у них способности идентифицировать протекционистские группы, развитие навыков противостояния манипулятивному общению и т. д.). Однако существуют и различия.
В первую очередь следует подчеркнуть различие целей. Российские авторы делают акцент на первичной профилактике: содействие максимальному удовлетворению потребностей саморазвития и самореализации личности ребенка (Т. К. Мухина), нейтрализация и компенсация влияния неблагоприятных факторов социализации (Ж. В. Садовникова), формирование у учащихся научного мировоззрения, реализация гражданского воспитания и религиоведческого образования (И. А. Галицкая, И. В. Метлик, А. Ю. Соловьев) и т. д., что отвечает основной цели современного отечественного воспитания — всестороннему, гармоничному развитию личности. Специфика антисектантского просвещения в США обусловлена культурой и менталитетом самих американцев, которым присущ прагматизм и утилитаризм. Они руководствуются соображениями пользы и выгоды, склонны ставить индивидуалистические ценности выше коллективных. Это обуславливает особенное отношение граждан США к личным правам и свободам, в частности — к неприкосновенности личности, имущества и невмешательству в частную жизнь. Поэтому целью американской профилактики является создание негативного образа деструктивных культов и любых других протекционистских групп, ущемляющих свободу личности, а также развитие критического мышления как основного инструмента, защищающего автономность жизни и сознания индивида.
Следующее различие кроется в разном отношении к продолжительности профилактических мероприятий. Первичная профилактика, на которую ориентируются отечественные авторы, рассчитана на долгосрочные формы работы, в то время как американские специалисты тяготеют к краткосрочным программам. Последнее
объясняется склонностью американцев к интенсивному использованию учебного времени и опять же прагматизмом.
Еще одним важным отличием служит тот факт, что авторы отечественных публикаций настаивают на проведении профилактики среди учащихся школ, однако в США в большей степени делается акцент на высшие учебные заведения (колледжи, университеты), что не является случайным, поскольку школьники большую часть времени проводят в классе и дома, они менее сепарированы от родителей и учебного заведения, поэтому встреча с вербовщиком сект чрезвычайно низка, за исключением тех случаев, когда в роли вербовщиков выступают родственники или близкие друзья, а также сотрудники учебного заведения. В свою очередь, студенты более автономны, обладают дееспособностью в полном объеме и материальными ресурсами, которые могут привлечь мошенников. Поэтому студенты из числа молодежи более уязвимы к сектантской вербовке.
Если в 80-х годах профилактические мероприятия реализовывались и в школах, и в студенческих кампусах, то в настоящее время они фактически «осели» в рамках университетских курсов, преподаватели которых пользуются наработками ICEP.
Важно обозначить место программ по антисектантскому просвещению в системе американского образования. Ограничения в реализации подобных программ в первую очередь обусловлены действующим законодательством, а также федеральной политикой США в сфере религиозного образования, закрепляющими принцип светскости школы, основой для которого послужила первая поправка к Конституции США: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению религии или запрещающего свободное исповедание оной» [65, c. 192]. В этом свете администрация и педагоги должны избегать опасности возникновения межконфессиональных конфликтов и религиозной розни. Данное обстоятельство объясняет также тот факт, что
ICEP не имеет государственной поддержки, он возник и развивался как просветительский некоммерческий проект усилиями отдельных ученых, общественных деятелей, энтузиастов и инициативных родительских комитетов, а также иных лиц, обеспокоенных проблематикой сектантства. Педагоги, реализующие обсуждаемые профилактические мероприятия, являются специалистами, приглашенными администрацией с согласия родителей учащихся. Сами профилактические мероприятия реализуются как неакадемический курс. Что касается высших учебных заведений, то, как уже отмечалось ранее, профилактические мероприятия осуществляются при тесном сотрудничестве с администрацией студенческих кампусов, но интегрированы в содержание отдельных курсов социально-психологического цикла, обязательных к прослушиванию студентами, и выступают, по сути, академическими курсами либо могут реализовываться как неакадемические курсы по инициативе отдельных энтузиастов. Относительно структуры образовательного учреждения и системы его управления антисектантское просвещение напрямую связано с родительскими комитетами и общественно-просветительскими организациями, в первую очередь, с Международной организацией исследования культов.
Принцип светскости школы запрещает администрации и педагогам покровительствовать конкретным религиям. Поэтому данный факт во многом определил содержание современных курсов антисектантского просвещения. Если на первых этапах такой деятельности педагоги прибегали к называнию конкретных религиозных культов («Дети Бога», «Секта Муна», «Международное общество сознания Кришны»), то вскоре после волны судебных разбирательств, инициированных сектантами в отношении анти- и контркультовых организаций, идеологи антисектантского просвещения старались создать усредненный портрет явления, избегая отсылок к конкретным движениям, допуская их только в крайних случаях в отношении организаций, чья деятельность запрещена официально. Так, А. Стайн следующим образом характеризует включение модуля антисектантского просвещения в курс социальной психологии: «То, чему учим наших студентов, — это, главным образом и прежде всего, не столько идеология, сколько поведение. Мы сосредотачиваемся на социальных структурах, методах оказания социального влияния и на шаблонах поведения, общих для всех экстремистских групп. Мы делаем меньший акцент на конкретных идеологиях или системах убеждений экстремистских групп (хотя мы касаемся идеологий и убеждений экстремистов, особенно исключающей структуры этих систем убеждений). Обучение этому сравнительным способом, на примере ряда, казалось бы, совершенно различных вопросов идеологического спектра, способствует достижению множества целей. Во-первых, такое обучение не выдвигает на первый план и не клеймит конкретные религиозные, политические или этнические группы и не дает дополнительного горючего, питающего заявленные экстремистскими группами обиды. Во-вторых, такое обучение дает студентам инструменты, позволяющие признать социально опасные отношения, независимо от идеологической овечьей шкуры, в которую может рядиться экстремизм. В-третьих, сосредоточение на проблеме в разрезе социально опасных отношений означает ее прямую связь с такими социальными проблемами, как грубое, издевательское обращение, демонстративное запугивание или фактическое насилие в семье» [248, c. 22-23].
Таким образом, подытоживая все вышесказанное, мы можем констатировать, что американский опыт может быть использован в российской действительности, с поправками на следующее:
— Сложность интеграции данного опыта может быть обусловлена отсутствием крупных общественно-просветительских организаций (ассоциаций исследователей культов: педагогов, психологов, социологов, психиатров, юристов, священнослужителей и родителей, подобно ICSA в США). В нашей стране существуют локальные антисектантские центры (Информационно-консультационный центр св. Иринея Лионского, Томский информационно-консультационный центр по проблемам сект и оккультизма, Тульский информационно-консультационный центр по вопросам сектантства, Миссионерский отдел Санкт-Петербургской епархии, Новосибирское региональное отделение Центра религиоведческих исследований, Центр по вопросам сектантства при соборе Св. благоверного кн. Александра Невского, Миссионерский отдел Екатеринбургской епархии, Центр реабилитации жертв нетрадиционных религий во имя св. Иосифа Волоцкого в Екатеринбурге, Саратовское региональное отделение Центра религиоведческих исследований, Информационно-аналитический центр св. Марка Ефесского в Твери, Информационно-консультационный центр по проблемам сект и оккультизма при миссионерском отделе Уфимской епархии, Миссионерский отдел Тульской епархии, Камчатский апологетический центр свт. Патриарха Ермогена в Петропавловске-Камчатском, общественный центр «Гражданская безопасность» в Ярославле, Миссионерский отдел Рязанской епархии, Информационноконсультационный центр по вопросам тоталитарных сект в Ставрополе, антисектантский проект «Гнев» в Великом Новгороде и др.), с которыми педагогам следует обмениваться информацией и обобщать опыт по проблеме минимизации культового насилия.
— Учебное кино и тематическая литература по проблеме деструктивных сект выступают одними из ведущих методов антисектантского просвещения в США. Однако российскими педагогами не разработаны аналогичные отечественные пособия, ориентированные на учащихся и студентов, а значит, это является одним из приоритетных направлений последующего развития педагогической профилактики сектантства в России.
— По сравнению с западной, в российской действительности в меньшей степени развита культура «публичных откровений», то есть
гласного повествования о пережитых человеком драматических событиях и сокровенных эпизодах его жизни (неслучайно первые ток-шоу возникли в США). Аналогичным образом, личные свидетельства экс-адептов и их родителей прочно вошли в набор основных методов антисектантского просвещения в Америке. В нашей стране те немногие педагоги, которые занимались антисектантским просвещением избегают использования данного метода, что, с одной стороны, объясняется сложностью поиска таких свидетелей, а с другой — частым нежеланием самих свидетелей публично признавать факт своего членства в деструктивной религиозной организации.
Учитывая изложенное, американский опыт антисектантского просвещения в том виде, в котором он существует в актуальный период, применительно к российской действительности может быть использован скорее в высших учебных заведениях, в особенности на факультетах социально-гуманитарных наук, в которых преподаются такие отрасли психолого-педагогического знания, как психология влияния, социальная психология больших и малых групп, психология веры и религии, психопатология религиозной жизни, социальная педагогика и социальнопедагогическая виктимология, в рамках которых возможно включение тем, посвященных деструктивному сектантству и религиозному экстремизму.
Анализ и сопоставление теоретических и практических аспектов антисектантского просвещения в США и России позволяет расширить используемый отечественными педагогами рабочий инструментарий в области превентивной педагогики. Проведенное нами исследование не претендует на окончательное и исчерпывающее решение рассматриваемой проблемы. Дальнейшее научное исследование может быть продолжено в следующих направлениях: подготовка педагогических кадров к реализации антисектантского просвещения в США, ресоциализация жертв культового насилия на Северо-Американском континенте, социально-педагогическая поддержка родственников жертв деструктивных сект в США.
|