В науке давно уже подчеркнуто значение исторического метода в познании любых правовых явлений и процессов. Так, А.Ф. Кистяковский замечал, что история «указывает на естественную причину существующей уродливости и вообще того или другого состояния уголовного права, она констатирует источник его прогрессивности и дает данные для оценки как старых, так и новых теорий и учений уголовного права»[1] . Следовательно, сравнительно-правовой анализ проблем правовой регламентации уголовной ответственности за предоставление ложной информации правоохранительным и судебным органам России, стран континентальной Европы и США логично предвосхитить освещением как истории развития соответствующих норм отечественного законодательства, так и эволюции их зарубежных аналогов.

Уже авторы старейших памятников отечественного права Древней Руси - Русской Правды и княжеских уставов - понимали, что "ложь" в правосудии не только безнравственна, но и заключает в себе угрозу принятия несправедливого решения. Неслучайно одним из первых закрепленных в русском уголовном праве составов правонарушений против правосудия стала конструкция ложного обвинения перед судом, чему была посвящена ст.20 Пространной редакции

Русской Правды «О поклепной вире»[2]. Современники по-разному определяют значение выраженной здесь нормы. Например, по мнению Л.В. Лобановой, названная статья «вполне может рассматриваться в качестве прообраза положения, устанавливающего ответственность за заведомо ложный донос»[3]. С.А. Новиков же проводит параллель между рассматриваемой статьей Русской Правды и статьей 307 действующего УК РФ[4]. Представляется, что резонно в составе ложного обвинения перед судом видеть исторические корни современных законодательных конструкций и заведомо ложного доноса, и так называемого лжесвидетельства[5]. Во всяком случае речь в данной статье идет об ответственности за предоставление суду информации обвинительного характера, которая может быть содержанием как ложного заявления о совершении преступления, служащего поводом к возникновению процессуальной деятельности, так и ложных показаний, даваемых в ходе осуществления последней.

Правда, по характеру это вряд ли была уголовная ответственность, поскольку правовые последствия за ложные обвинения по Русской Правде были легки и напоминали процессуальную санкцию[6]. Однако очень скоро отношение княжеской власти к ложному обвинению как к общественно опасному деянию становится очевидным. Это, надо полагать, связано с повышением роли правосудия в древнем государстве, с усилением позиций суда, прежде всего церковного. Так, согласно Уставу Князя Владимира Святославовича «О церковных судах» ложный оговор в трех проступках: блуде, изготовлении зелий и ереси (так называемое «урекание») находился в подсудности церковного суда, по сути дела получая такую же резко отрицательную оценку со стороны церкви, как изнасилование, похищение женщины, кровосмесительная связь, церковная кража, скотоложство и некоторые другие опасные для общества того времени деяния (ст.9)[7]. С развитием церковного правосудия, по всей вероятности, следует увязывать и создание предпосылок для установления уголовной ответственности за так называемую ложную присягу. О том, что правовое значение придавалось торжественной клятве говорить правду, свидетельствует уже ст.99 Псковской судной грамоты, согласно которой сторона, отказавшаяся от принесения присяги, признавалась проигравшей[8].

Очередной вехой в развитии положений уголовного законодательства, предусматривающего ответственность за предоставление ложной информации судебным и правоохранительным органам, может признаваться, на наш взгляд. Судебник 1497 года. В этом памятнике русского права, пожалуй, впервые для отечественного законодательства был четко зафиксирован запрет лжесвидетельствовать. Так, согласно ст.67 «О взятках и послушничестве» Судебника, было велено объявить по торгам в Москве и во всех городах Московской земли, и Новгородской земли, и по всем волостям приказать ... послухам, если они не видели (обстоятельств дела), не давать показаний, а если видели, сказать правду. При этом, запрет дачи ложных показаний послухам, не видевшим обстоятельств дела, подкреплялся установлением материальной ответственности: с того послуха взыскивались все потери истца вместе с судебными издержками[9]. С Судебником 1497 года принято также связывать возникновение понятия «ябедничество» в значении ложного доноса с целью обвинить и привлечь к уголовной ответственности невиновного[10]. Действительно, ст.8 этого памятника права не исключает такой интерпретации, поскольку устанавливает суровую ответственность в виде смертной казни за злостную

клевету с целью вымогательства[11].

В Судебнике 1550 года сделан значительный шаг вперед в дифференциации оснований уголовной ответственности за предоставление ложных сведений судебным и другим государственным органам, а равно в ранжировании мер ответственности за подобные посягательства на правосудие извне. Более ощутимой становится граница между различными видами ложного обвинения и лжесвидетельства, конкретизируются наказания за эти деяния. Так, статьи 6-11 предусматривают суровые виды наказаний (торговая казнь, тюремное заключение, битье кнутом) за ложное обвинение в должностных

злоупотреблениях[12]. Особый интерес вызывает ст.99, развивающая в частности положения Судебника 1497 года, касающиеся лжесвидетельства. «А послух опослушествует не видев, лжыво, - говорится здесь, - а обыщется то опосле, ино на виноватом послухе гибель истцова и убытки все, а в вине казнити торговою казнью»[13].

В юридической литературе верно замечено, что порицание

лжесвидетельства не обошли своим внимание и так называемые губные грамоты[14]. Так, ст.4 Приговора о губных делах от 22.08.1555 года уравнивала правовые последствия лжесвидетельства с наказанием за разбой («потому лживых казнити по приговору, как и в разбойных делах» [15]). Приговор о лжесвидетельстве и ложных исках от 12.03.1582 года наряду с наказанием для лжесвидетелей и виновных в ложном доносе устанавливал также правовые последствия для должностных лиц, содействовавших или попустительствовавших подобным деяниям[16].

Рассмотрение избранной нами темы предполагает обращение к еще одному правовому источнику того периода - Судебнику Федора Иоанновича 1589 года (3-й Судебник). Содержание некоторых положений указанного нереализованного законопроекта свидетельствует о намерениях законодателя оптимизировать средства противодействия предоставлению суду ложной информации. Так, ст. 111 устанавливает уголовную ответственность для «те (х) 10-20 человек детей боярских или добрых крестьян, которые оговорили невиновного человека, если вина откроется повальным обыском» [17]. В отношении некоторых составов, связанных с предоставлением ложных показаний, происходит усиление наказания. Например, ст.6 Судебника предусматривает за оговор судьи кроме тюремного заключения еще и уплату бесчестья. «А сыщут, что солъгал - и того жалобника, - отмечается здесь, - повинити, бесчестье на нем взяти, да бити его кнутом да вкинути в тюрьму да поруки взяти»[18].

Особый интерес для освещения изучаемой нами темы представляет Соборное уложение царя Алексея Михайловича, датированное 29 января (8 февраля) 1649 года. Для нас оно примечательно тем, что «в этом памятнике феодального права прослеживается тенденция на консолидацию норм, предусматривающих ответственность за преступления против правосудия»[19]. Так, указанный нормативный акт содержал специальную главу (глава X) «О суде». В этой главе находим положение, касающееся ответственности за необоснованное обвинение в некоторых преступлениях. При этом нельзя не заметить излишнюю, с точки зрения современного законодательства, дифференциацию составов преступления не только с учетом вида преступления, о котором делается ложное сообщение, но и с учетом адресата доноса, а также лица о поведении которого информируется этот адресат. Так, здесь предусматривалась ответственность за поклепные челобитные на имя государя (ложные кассационные жалобы) - ст.14, ложные судебные иски - ст.18-19, ложный донос на судью - ст.106, ложное обвинение, вынесенное судьей - ст.107[20]. При этом самое суровое наказание устанавливалось за ложные обвинения судьи (в виде битья кнутом, тюрьмы «до государева указа», а равно выплаты судье за бесчестие)[21]. Именно в этой главе были закреплены составы лжесвидетельства и отказа от дачи показаний при повальном обыске, т.е. массовом опросе (ст.161-166)[22]. При этом здесь также закреплялась суровая ответственность за неправдивые показания. «А скажут они не по правде, - гласила все та же ст.161, - и им за то бытии от государя в великой опале, и в казни»[23]. Что же касается крестьян, то для них устанавливался такой вид наказания, как битье кнутом[24]. Вместе с тем, исследователи справедливо замечают, что далеко не все нормы, предусматривающие уголовную ответственность за лжесвидетельство и ложный донос, были аккумулированы в упомянутой главе Соборного уложения. Отмечается, например, «что вне рамок гл.10 Соборного уложения оставались некоторые составы преступления против правосудия: ложное обвинение в великом государевом деле или измене (ст.17 гл.2), ложный донос царю по обвинению бояр и воевод во взяточничестве (ст.12 гл.7), ложное обвинение военнослужащего в преступлении (ст.31 гл.7), лжеприсяга и лжесвидетельство (ст.ст.27-29 гл.11), ложное крестоцелование (ст.49 гл.21), подкидывание вещей с целью обвинения в краже (ст.56 гл.21)»[25]. Различное место сходных по своей сути (с точки зрения современника) деяний объясняется тем, что соответствующие нормы создавались средневековым законодателем для защиты отнюдь не одинаковых объектов уголовно-правовой охраны (интересов правосудия, безопасности государства, интересов военной службы, отношений собственности). Отметим, кроме того, что с принятием Соборного уложения усилилась репрессивность уголовного законодательства, в том числе в части закрепления видов уголовного наказания за преступления, рассматриваемые нами. К таким суровым видам санкций, как смертная казнь, торговая казнь, тюремное заключение, добавились наказания членовредительского характера (отсечение языка за ложную присягу, например[26]).

Определенный интерес для освещения рассматриваемой темы имеют нормативные документы, появившиеся в эпоху Петра Великого. Так, Указ Петра I от 21 февраля 1697 года «Об отмене в судных делах очных ставок, о бытии вместо оных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказании лжесвидетелей и о пошлинных деньгах» знаменателен, во-первых, тем, что в нем сконструирован состав лжесвидетельства не зависимо от существа дела и характера преступного деяния, относительно которого давалось показание. Во-вторых, тяжесть наказания за это преступление достигла своего апогея. «А буде же кто лживо, - гласила ст.10 данного Указа, - и про то сыщется: и за то его ложное свидетельство казнить смертью»[27]. Установление столь суровой санкции за лжесвидетельство было связано с тем, что именно в этот период смертная казнь в России приобрела качество универсального наказания.

Однако, в более поздних документах, принятых при непосредственном участии Петра I, ответственность за лжесвидетельство была несколько смягчена благодаря ее дифференциации. Так, в ст.17 Краткого изображения процессов или судебных тяжб» от 24 апреля 1715 года за дачу ложных показаний предусматривались уже «отсечение пальцев, публичное покаяние в церкви, изгнание с земли, отправление на каторгу, кроме того, устанавливался запрет на

29

допрос таких лиц, в качестве свидетеля»[28].

Определенное значение в развитии законодательства об уголовной ответственности за предоставление суду ложной информации имели и Воинские артикулы от 26 апреля 1715 года, содержащие отдельную главу (глава XXII «О лживой присяге и подобных сему преступлениях»). Особый интерес представляют Артикулы 196-198. Прежде всего обращает на себя внимание, что здесь законодатель дифференцирует ответственность за ложную присягу, используя для этого квалифицирующие признаки. Так, согласно Артикулу 196 клятвопреступник лишался 2-х пальцев и посылался на каторгу. Однако, виновный подвергался более жестокому наказанию вплоть до смертной казни, если он «чрез свою лживую присягу кому чинит вред на теле или в имении» (Артикул 197) или оговаривает невиновного, причиняя тому вред (Артикул 198). Указанные наказания дополнялись церковным покаянием. Особо следует отметить так называемое Толкование к Артикулу 196. Здесь было закреплено следующее положение: «Сие надлежит точию разумети о том, который лживую присягу подлинно учинил, но ненадобно так оное распространять, чтоб и того сим же наказанием отягчать, который не омыслясь к присяге представит себя. Ибо сие безпамятству причитается...» [29] . Представляется, что тем самым уточнялась форма вины в составе ложной присяги, т.е. подчеркивался умышленный характер преступления. В Петровскую эпоху произошло значительное сужение круга лиц, способных выступать свидетелями. Так, ст.2 Краткого изображения процессов или судебных тяжб содержала обширный перечень лиц, относимых к «негодным и презираемым свидетелям». Особо следует указать из этого перечня на так называемого «свидетеля по собственному делу» («также в собственном деле никто не может свидетельствовать, понеже, который сам делу причастен, оный может в преосуждение себе противу свидетельствовать» [30] ). Это служило основой для исключения из круга лжесвидетелей и клятвопреступников этих категорий лиц.

внимания уголовной ответственности за предоставление суду и правоохранительным органам ложной информации было уделено в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных, хотя природа этих преступлений и в этом документе еще не была определена так, как это сделано в современном российском Уголовном кодексе. Несмотря на то, что здесь была выделена отдельная глава (глава V раздела V) «О неправосудии», нормы,

предусматривающие уголовную ответственность за ложный донос и различные варианты лжесвидетельства, содержались в других главах Уложения, причем расположенных в разных разделах. Так, ложный донос был отнесен законодателем к числу преступлений и проступков против общественного благоустройства, и благочиния (Отделение 4, Раздел VIII)[31]. В этом же отделении регламентируется также ответственность за лжесвидетельство (ст. 1168-1171)[32]. Однако, следует заметить, что составы ложных показаний, данных под присягой, имели уже другую суть, поскольку были выделены в отдельную главу (глава V «О лжеприсяге» раздела II, именуемого «О преступлениях против веры»)[33]. При прочих равных условиях лжеприсяга наказывалась более строго, чем ложное показание, данное без присяги. Вместе с тем, следует заметить, что дифференцирующим ответственность за ложное показание обстоятельством являлось совершение этого преступления под влиянием подкупа. В этом случае данное преступление согласно ч.2 ст. 1169 наказывалось столь же строго, как и ложная присяга (в соответствии со ст.258, 259 и 262 Уложения). Особый интерес представляет ст. 1170, которая предусматривала смягчение наказания за ложное показание без присяги для лиц, связанных с прикосновенным к делу субъектом узами близкого родства или супружества при условии, что ложное показание было сделано виновным по желанию спасти этого субъекта[34]. Отдельная статья (1171) предусматривала ответственность за несправедливые показания при повальных обысках. Интересно, что термином «несправедливое показание» при этом охватывалось умолчание о некоторых обстоятельствах, известных лицу, упорные отговорки незнанием дела или некоторых обстоятельств, а также совершенно лживые показания [35] . Что же касается дифференциации ответственности за ложный донос, то таковая различалась «смотря по важности обвинения и по роду средств, употребленных для вовлечения начальства в заблуждение, а равно и по мере причиненного сим вреда»[36]. Вместе с тем, следует отметить, что применительно к ответственности за ложный донос неизменным осталось то, что ее основанием по-прежнему являлось ложное обвинение в совершении преступления, а не всякое ложное сообщение о последнем.

Принципиально иной подход к регламентации ответственности за заведомо ложный донос был проявлен лишь в Уголовном уложении, утвержденном Николаем II 22 марта 1903 года. Хотя указанный нормативный акт в полном объеме так и не вступил в силу, его ретроспективный анализ для целей нашего исследования имеет весьма важное значение по ряду причин. Во-первых, различные составы представления заведомо ложной информации правоохранительным и судебным органам здесь впервые были объединены в одну главу (глава VII «О противодействии правосудию»), наряду с другими посягательствами на правосудие со стороны частных лиц. Тем самым достаточно четко была определена природа этих посягательств именно как преступлений против правосудия. Во-вторых, уровень дифференциации ответственности за изучаемые нами преступления, в том числе и с позиции обоснованности, в Уголовном уложении 1903 года был на порядок выше, чем в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных. В-третьих, большей четкостью отличалось описание некоторых признаков данных составов преступлений. В частности, обращает на себя внимание, что в Уголовном уложении, помимо состава заведомо ложного обвинения перед властью (ст.157), содержалась конструкция заведомо ложного заявления о совершении преступления без указания на лицо, его совершившее. Так, ст.156 этого нормативного акта гласила: «Виновный в заведомо ложном заявлении власти, от которой зависит возбуждение уголовного преследования, о несовершившемся тяжком преступлении наказывается: арестом»[37]. Подчеркивая общественную опасность подобного сообщения, Н.С. Таганцев отмечал, что «ложное заявление о преступном деянии, без указания на лицо его учинившее, хотя и не причиняет вреда прямого частным лицам, но оно несомненно причиняет оный правосудию, направляя его на ложные поиски, а иногда может грозить опасностью и частным лицам, так как, производя дознание по искусно обставленному мнимому преступлению, следственная власть легко может заподозрить и даже привлечь к следствию невиновное лицо»[38].

Признание преступным ложного сообщения о совершении преступления независимо от того, содержит ли оно указание на лицо его совершившее, характерно и для действующего УК РФ (ч.1 ст.306). Однако, современный Уголовный кодекс России, к сожалению, не унаследовал ранжирования пределов уголовной ответственности за ложный донос, произведенного в Уголовном уложении 1903 года с учетом опасности необоснованного обвинения в совершении преступления для конкретного лица. В упомянутом же уложении санкция за ложное обвинение перед властью была более строгой, чем за необременённое обвинением конкретного лица ложное сообщение. Здесь значилось в качестве наказания заключение в тюрьме.

Содержался в Уложении 1903 года и квалифицированный состав заведомо ложного обвинения. Ответственность существенно усиливалась, если было учинено заведомо ложное обвинение в тяжком преступлении [39] . За это квалифицированное преступление ответственность устанавливалась в виде заключения в исправительном доме, являющегося вторым по тяжести после каторги в лестнице наказаний, связанных с лишением свободы[40]. Примечательно и то, что весьма существенным был максимальный срок данного наказания[41]. Особый интерес вызывает закрепление в Уголовном уложении ответственности за ложную явку с повинной в тяжком преступлении или преступлении (ст.169). Следует при этом отметить, что с учетом места, которое занимала в рассматриваемой главе Уложения соответствующая статья, данное посягательство не рассматривалось законодателем как разновидность заведомо ложного доноса, а было, говоря словами Н.С. Таганцева, особым видом укрывательства[42]. Хотя мы не считаем абсолютно правильным определение законодателем природы ложной явки с повинной, тем не менее признаем важность подобного рода норм, ведь дореволюционный законодатель вполне определенно высказал свою позицию относительно преступности такого рода посягательства на интересы правосудия, посчитав вредоносным для последнего самооговор лица в совершении преступления. Это, думается, полезно учесть и современному правотворцу.

Изменился подход законодателя и к регламентации уголовной ответственности за ложную присягу и лжесвидетельство. Ложная присяга не рассматривается более как преступление против веры, кардинально отличающееся по этой причине от лжесвидетельства. В то же время дача показаний под присягою не утратила своего уголовно-правового значения, а превращала лжесвидетельство в более опасное, квалифицированное преступление, за которое устанавливалось такое же суровое наказание, как и за лжесвидетельство вследствие подкупа - заключение в исправительный дом (ч.2 ст.158). За обычное лжесвидетельство наказанием служило заключение в тюрьме. Отметим еще одно положение рассматриваемого нормативного акта. Часть 3 ст.158 предусматривала основание для исключения уголовной ответственности за лжесвидетельство для лиц, совершивших это преступление в пользу обвиняемого и имевших по закону право отказаться от дачи показаний, если на такое право лицу не было предварительно указано. Данное положение важно не только для уточнения круга лиц, обладающих свидетельским иммунитетом, но и для ограничения субъектного состава лжесвидетельства. Думается, что определенную пользу оно способно принести и в процессе научного толкования положений ст.307 современного УК РФ. Значение Уголовного уложения можно усмотреть также и в том, что в нем давалась характеристика адресата заведомо ложного обвинения, а также ложного обвинения перед властью. Устанавливалось, что таковым выступает орган, от которого зависело возбуждение уголовного преследования (ст.156), либо орган от которого зависело возбуждение уголовного преследования или привлечение к дисциплинарной ответственности (ст.157). Немаловажно и то, что непосредственно в Уложении в качестве субъекта заведомо ложного показания назывались не только свидетель, но и сведущее лицо или переводчик. Определялось и время совершения преступления (при производстве следствия или суда, или при дознании).

Логика развития интересующих нас положений уголовного законодательства была несколько нарушена революционными событиями 1917 года. Это прежде всего выразилось в том, что в последующих кодифицированных актах уголовно-правового содержания вплоть до принятия УК 1960 года нормы о преступлениях против правосудия не обособлялись в отдельную главу. Это, однако, не означало, что законодатель не стремился защитить процессуальную деятельность компетентных органов от ложной информации. Так, 24 ноября 1921 года Совет Народных Комиссаров РСФСР принял постановление «О наказаниях за ложные доносы». Постановление содержало 3 статьи, каждая из которых устанавливала ответственность в виде лишения свободы на срок не менее одного года за самостоятельное преступление. Таковыми признавались: заведомо ложный донос органу судебной или следственной власти о совершении определенным лицом преступного деяния, ложное показание, данное свидетелем, экспертом или переводчиком при производстве дознания, следствия или судебного разбирательства по делу, заведомо ложное сообщение в письменном заявлении государственному учреждению или должностному лицу в ответе на официальный запрос. В примечании к статье второй по сути дела содержалось указание на квалифицирующие признаки преступлений, указанных в 1 и во 2 статьях. Здесь подчеркивалось: «Мера наказания усиливается на срок не менее двух лет при установлении: а) ложности обвинения в тяжком преступлении; б) корыстных мотивов доноса или показания; в) искусственного создания доказательств обвинения»[43].

Почти дословно положения приведенного постановления были отражены в Уголовном кодексе РСФСР, введенном в действие постановлением ВЦИК от 01 июня 1921 года[44]. В последнем документе законодатель определил различное место нормам о заведомо ложном доносе, видимо, посчитав неодинаковой природу описываемых посягательств. Так, в разделе втором «О преступлениях против порядка управления» главы I «Государственные преступления» устанавливалась ответственность за заведомо ложное сообщение в письменном заявлении государственному учреждению или должностному лицу о деятельности государственных учреждений или должностных лиц, или заведомо ложный ответ на запрос таковых (ст.90). В свою очередь ответственность за заведомо ложный донос о совершении определенным лицом преступного деяния и за заведомо ложное показание данное свидетелем, экспертом или переводчиком при производстве дознания, следствия или судебного разбирательства по делу регламентировалась в разделе V «Иные посягательства на личность и ее достоинства» главы V «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности» (соответственно, ст.177 и 178). Квалифицированным же видом заведомо ложного доноса и показания была посвящена ст.179 этого же раздела. В УК РСФСР, введенном в действие постановлением ВЦИК от 22 ноября 1926 года, положения об уголовной ответственности за заведомо ложный донос уместились в одной статье (ст.95), которая была помещена в главе «Преступления против порядка управления».

В юридической литературе отмечено еще одно новшество УК РСФСР 1926 года, касающееся заведомо ложного доноса. Здесь законодатель исключил из диспозиции соответствующей статьи указание на органы, в которые сделано заведомо ложное сообщение. Это нововведение перекочевало и в УК РСФСР 1960 года. Однако нельзя сказать, что названное изменение имело исключительно положительные стороны. Отказавшись от указания непосредственно в законе на круг адресатов заведомо ложного доноса, законодатель тем самым создал повод для дискуссии относительно соответствующего признака объективной стороны этого преступления. Так, В.Д. Меньшагин в 1959 году продолжал утверждать, что объективная сторона заведомо ложного доноса заключается в сообщении ложных сведений о совершении преступления органам или должностным лицам, имеющим право возбуждать уголовное преследование[45]. Подобное мнение высказывалось и после вступления в силу УК РСФСР 1960 года[46]. В то же время широкое распространение получила позиция, согласно которой адресатами заведомо ложного доноса могут выступать не только органы дознания, следствия, суд и прокуратура, но и другие государственные органы и общественные организации,

призванные бороться с правонарушениями[47]. Существовала опасность и более широкого толкования текста уголовного закона, от которой предостерегал М.Х. Хабибуллин. «Нельзя, например, - отмечал ученый, - усмотреть состав заведомо ложного доноса, если сообщение о совершении преступления сделано директору школы, заведующему поликлиникой, председателю колхоза, директору совхоза и т.д., так как деятельность этих должностных лиц непосредственно не связана с борьбой с преступностью и правонарушениями»[48].

Многие специалисты одно из достоинств УК РСФСР 1960 года справедливо усматривают в том, что в нем была выделена специальная глава «Преступления против правосудия» (Глава 8)[49]. Помимо прочего, это позволило советскому законодателю подчеркнуть истинную природу рассматриваемых нами преступлений. Именно в этой главе были размещены статьи 180 «Заведомо ложный донос» и 181 «Заведомо ложные показания». Как видим, законодатель вновь вернулся на путь более четкой дифференциации оснований уголовной ответственности за предоставление заведомо ложной информации правоохранительным и судебным органам, посвятив различным формам введения в заблуждение указанных инстанций самостоятельные статьи нормативного акта. При этом различались и санкции за основные составы указанных общественно опасных посягательств. Максимальное наказание по ч. 1 ст.180 было определено в виде двух лет лишения свободы, в то время как по ч.1 ст.181 оно было установлено в виде лишения свободы на срок до одного года[50].

Минимум же наказаний был одинаковым и для заведомо ложного доноса, и для заведомо ложного показания (1 месяц исправительных работ). Содержание квалифицирующих признаков рассматриваемых нами преступных деяний в УК РСФСР 1960 года практически не изменилось, если не считать некоторой модификации формулировки одного из них. Здесь соответствующее свойство было обозначено следующей фразой: «соединенные с обвинением в особо опасном государственном или ином тяжком преступлении»[51]. Стоит обратить внимание на то, что, существовавшая классификация преступлений в УК РСФСР 1960 г. характеризовалась нечеткостью, поскольку отсутствовали критерии, лежащие в ее основе[52].

Вместе с тем, нельзя не заметить существенного ужесточения санкций за квалифицированные виды заведомо ложного доноса и заведомо ложного показания по сравнению с УК 1926 года. То, что в последнем было указано в качестве максимального предела (2 года лишения свободы) в УК РСФСР 1960 года значилось как минимум санкции. Максимальный же предел был определен в 7 лет лишения свободы. Отметим также два изменения УК РСФСР 1960 года, которые были внесены в ст.180 и 181 в период функционирования этого нормативно-правового акта. Первое из них было осуществлено законом РСФСР от 25.07.1962 года «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР» и коснулось диспозиции ч.1 ст.181[53]. В результате круг субъектов заведомо ложного показания был дополнен указанием на потерпевшего. Благодаря второму изменению была реконструирована санкция за основной состав заведомо ложного доноса. В итоге только за это преступление, но не за заведомо ложное показание суды получили возможность назначать наказание в виде исправительных работ на срок не до одного года, как за лжесвидетельство, а до двух лет.

Нормы, устанавливающие уголовную ответственность за заведомо ложный донос и лжесвидетельство нашли свое закрепление и во вступившем в силу с 1 января 1997 года действующем ныне УК РФ[54]. Заведомо ложному доносу здесь была посвящена ст.306, диспозиция ч.1 которой практически не отличалась от проанализированной выше диспозиции ч.1 ст.180 УК РСФСР 1960 г. В санкции же за так называемый «простой» ложный донос произошли существенные изменения: увеличилось (от 2-х до 5) количество видов наказания, один из которых мог бы выбрать суд, определяя наказание виновному. Так, наряду с исправительными работами и лишением свободы, были указаны штраф в размере от 100 до 200-х минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от 1-го до

2- х месяцев; обязательные работы на срок от 180 до 240 часов и арест на срок от

3- х до 6-ти месяцев. Существенные изменения произошли вместе с тем в квалифицированном составе заведомо ложного доноса. В неизменном виде был сохранен квалифицирующий признак «то же деяние, соединенное с искусственным созданием доказательств обвинения». А вот признаку «те же действия, совершенные с корыстной целью» уже не нашлось места. Вновь преобразилась и редакция 3-го квалифицирующего признака. Теперь он подавался в следующей формулировке «то же деяние, соединенное с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления». Подобное изменение последнего квалифицирующего признака вполне объяснимо. Ведь в действующем УК не только отсутствует понятие особо опасного государственного преступления, но и произведена, с учетом единого критерия, категоризация преступлений, при осуществлении которой категории тяжкого и особо тяжкого преступлений законодатель рассматривает как самостоятельные. Изменилась и санкция, устанавливаемая за заведомо ложный донос, совершенный при квалифицирующих обстоятельствах. Она была несколько смягчена благодаря отказу от указания в ней на минимальный предел, а также понижению максимума с 7 до 6 лет лишения свободы. Лжесвидетельству в данном нормативном акте посвящалась ст.307. Его основной состав практически не изменился. «Новый Уголовный кодекс РФ, - отмечала в то время Л.В. Лобанова, - как и УК РСФСР 1960 г., устанавливает ответственность за заведомо ложные показание, заключение эксперта или неправильный перевод, но в нем уточнено название статьи, содержащей указанные составы преступления. Если ст.181 УК РСФСР именовалась «Заведомо ложное показание, заключение эксперта или неправильный перевод», то название ст. 307 УК РФ более точно передает ее содержание, охватывая все возможные виды предусмотренного здесь преступления: заведомо ложное показание; заведомо ложное заключение эксперта; заведомо неправильный перевод в суде либо при производстве предварительного расследования» [55].

Существенно была смягчена санкция, в результате чего самым суровым наказанием за данное преступление оказался арест на срок до трех месяцев, а самым мягким видом наказания штраф от 100 до 200 минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от 1 до 2-х месяцев. В качестве квалифицирующего признака был сохранен только один: «те же деяния, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления». При наличии данного признака лжесвидетельство влекло наказание в виде лишения свободы на срок до 5 лет. Пожалуй, самым существенным нововведением в регламентации ответственности за ложные показания, заключение и неправильный перевод является регламентация в УК РФ основания освобождения от уголовной ответственности за это преступление. В примечании к ст.307 было закреплено следующее положение: «Свидетель, потерпевший, эксперт или переводчик освобождаются от уголовной ответственности, если они добровольно в ходе дознания, предварительного следствия или судебного разбирательства до вынесения приговора суда или решения суда заявили о ложности данных ими показании, заключения или заведомо неправильном переводе»[56].

Не трудно заметить, что УК РФ 1996 года значительно усилил разницу между законодательными оценками уровня общественной опасности заведомо ложного доноса и заведомо ложного показания. Бросается в глаза по крайней мере два проявления этого. Первое - отсутствие в санкции ч.1 ст.307 указания на такой вид уголовного наказания, как лишение свободы; второе - отнесение квалифицированного вида заведомо ложного доноса к категории тяжких преступлений, в то время как квалифицированный вид заведомо ложного показания рассматривается законодателем как преступление средней тяжести. Все это в совокупности указывает на то, что к заведомо ложному доносу законодатель стал относиться как к преступлению, значительно более опасному, чем лжесвидетельство. Однако, причины этого нам представляются неясными.

В период действия рассматриваемого нормативного акта в ст.306 и ст.307 неоднократно вносились изменения[57]: произведена криминализация заведомо ложных показаний эксперта и специалиста (ч.1 ст.307); углублена

дифференциация ответственности за заведомо ложный донос путем перевода квалифицирующего признака «деяния, соединенные с искусственным созданием доказательств обвинения» в разряд особо квалифицирующего (ч.3 ст.306); изменены санкции за простые и квалифицированные виды обоих преступлений. В результате содержание ст.307 УК РФ приобрело следующий вид:

«1. Заведомо ложные показание свидетеля, потерпевшего либо заключение или показание эксперта, показание специалиста, а равно заведомо неправильный перевод в суде либо при производстве предварительного расследования - наказываются штрафом в размере до восьмидесяти тысяч рублей или в размере

заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев, либо обязательными работами на срок до четырехсот восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо арестом на срок до трех месяцев. 2. Те же деяния, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, - наказываются принудительными работами на срок до пяти лет либо лишением свободы на тот же срок.

Примечание. Свидетель, потерпевший, эксперт, специалист или переводчик освобождаются от уголовной ответственности, если они добровольно в ходе дознания, предварительного следствия или судебного разбирательства до вынесения приговора суда или решения суда заявили о ложности данных ими показаний, заключения или заведомо неправильном переводе»59.

А статья 306 Уголовного кодекса гласит:

Заведомо ложный донос о совершении преступления - наказывается штрафом в размере до ста двадцати тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного года, либо обязательными работами на срок до четырехсот восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо принудительными работами на срок до двух лет, либо арестом на срок до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет. 2. То же деяние, соединенное с

обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, - наказывается штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до двух лет, либо принудительными работами на срок до трех лет, либо лишением свободы на тот же срок. 3. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, соединенные с искусственным созданием доказательств обвинения, - наказываются принудительными работами на срок до пяти лет либо лишением свободы на срок до шести лет»60.

Изложенное в настоящем параграфе позволяет сформулировать следующие выводы:

Установление современным уголовным законодательством России ответственности за предоставление заведомо ложной информации, опасной для уголовного судопроизводства, имеет глубокие исторические корни. Уже в Пространной редакции Русской правды была закреплена конструкция ложного обвинения перед судом, служащая прообразом составов и заведомо ложного доноса, и так называемого лжесвидетельства.

По мере укрепления русской государственности, развития судопроизводства и превращения уголовного права в самостоятельную правовую отрасль запреты на дачу ложных показаний и создание путем сообщения компетентным органам искаженной информации ложного повода для обвинения в преступлении (уголовного преследования) не только подкрепляются санкциями уголовно-правового характера, причем суровыми, но и приобретают определенную автономность друг от друга. Наличие в действующем УК РФ двух разных составов преступлений - заведомо ложного доноса (ст.306) и заведомо ложных показания, заключения эксперта, специалиста или неправильного перевода (ст.307) - может рассматриваться в качестве проявления относительно устойчивой тенденции на дифференциацию оснований уголовной ответственности за предоставление ложной информации, опасной для судопроизводства, с учетом способа ее [информации] влияния на процессуальную деятельность, наметившейся в российском законодательстве еще в период судебников (15-16 вв.).

Помещение составов заведомо ложного доноса и лжесвидетельства в главу 31 УК РФ свидетельствует о восприятии современным российским правотворцем представления об указанных преступлениях как об общественно

опасных посягательствах на правосудие, присущего ряду предшествующих действующему Уголовного кодексу России нормативных актов. Соответствующая идея не только находила отражение в последнем УК советского периода развития отечественного уголовного законодательства, но и достаточно четко была выражена в Уголовном уложении 1903 года.

Исключение из круга субъектов лжесвидетельства обвиняемых и подозреваемых в совершении преступления произошло задолго до вступления в силу действующего УК РФ. В основе подобного правотворческого решения лежит укоренившаяся в отечественном законодательстве с петровских времен идея о недопустимости принуждения к свидетельству по собственному делу. Обращение к памятникам российского права с этих позиций должно служить дополнительным аргументом против заимствования из американского судопроизводства уголовной ответственности лиц, которые обладают либо должны обладать в уголовном процессе статусом обвиняемого, либо подозреваемого.

В Уголовном уложении о наказаниях уголовных и исправительных устанавливалась ответственность не только за ложное показание, но и за такой вариант несправедливого наказания, как умолчание об отдельных фактах (ст.1171). В целях разрешения существующей проблемы квалификации неполных показаний, указанная норма названного Уложения должна быть взята на заметку современным российским законодателем.

Закрепление в Уголовном уложении 1903 года конструкции заведомо ложного заявления о совершении тяжкого преступления без указания на лицо его совершившее (ст.156) было верным шагом отечественного законодателя, направленным на противодействие попыткам недобросовестных людей заставить компетентные органы заниматься бесполезной деятельностью в отношении мнимых преступлений, отвлечь эти органы от решения стоящих перед правосудием задач. Вполне закономерно, что данная мысль, развитая в УК РСФСР 1960 года (ч.1 ст.180), была воспринята и действующим УК РФ.

Преступным, согласно последнему, признается заведомо ложное сообщение о совершении любого преступления, независимо от того, содержит ли названное сообщение указание на лицо, его совершившее.

Современному российскому законодателю, однако, следовало бы обратить внимание еще на некоторые особенности регламентации уголовной ответственности за предоставление суду и правоохранительным органам ложной информации в Уголовном уложении, являющееся, на наш взгляд, преимуществами указанного нормативного акта по сравнению с действующим УК РФ. Таковые [особенности], выражаются в следующем: 1) усиление уголовной ответственности за ложный донос с учетом наличия опасности заведомо ложного обвинения для конкретного лица (ст.157); 2) четкое выражение законодательной позиции о преступном характере заведомо ложной явки с повинной (ст.169); 3) исключение уголовной ответственности за лжесвидетельство для лиц, совершивших это преступление в пользу обвиняемого и имевших по закону право отказаться от дачи показаний, если на такое право лицу не было предварительно указано (ч.3 ст.158); 4) конкретизация в уголовном законе адресата заведомо ложного сообщения о преступлении, заведомо ложного обвинения перед властью (ст.156, 157).

Усилившаяся в УК РФ разница между законодательными оценками уровня общественной опасности ложного доноса, с одной стороны, и лжесвидетельства, - с другой, является неоправданным нарушением преемственности в развитии отечественного уголовного законодательства в части построения санкций за предоставление ложной информации, опасной для уголовного судопроизводства. В большинстве уголовно-правовых актов, предшествующих действующему Уголовному кодексу России, санкции за заведомо ложный донос и лжесвидетельство, хотя чаще всего и не были тождественными, тем не менее обладали определенным сходством в степени репрессивности, отражающем относительную соразмерность параметров общественной опасности указанных преступлений.

[1] Кистяковский А.Ф. Элементарный учебник Общего уголовного права с подробным изложением начал русского уголовного законодательства. Часть общая. Второе исправленное и значительно дополненное издание. Киев: Тип. И. и А. Давиденко, на Мало-Житомирской улице, в собств.доме, 1882. С.41.

[2]Российское законодательство X-XX веков. Т.1: Законодательство Древней Руси. М., 1984. С.65.

[3]Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1999. С.16.

[4]Новиков С.А. Ранний этап развития мер ответственности за лжесвидетельство: от «Русской правды» до Соборного уложения // История государства и права. 2008. №19. С.28.

[5] Здесь и в ряде других случаев под лжесвидетельством могут пониматься заведомо ложные показания, заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод.

[6]Спектор Л.А. Проблема получения доказательств в российском законодательстве X - начала XX вв. // Правоведение. 2006. N 3. С.212.

[7] Церковный Устав Св. Князя Владимира по изданию: Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Кн.2. М., 1995.

[8] Российское законодательство X-XX веков. Т.1. ... С.340.

[9] Судебник Ивана III // 100 главных документов Российской истории [Электронный ресурс] - URL: док.история.рф (дата обращения 17.06.2015).

[10]Спектор Л.А. Проблема получения доказательств в российском законодательстве X - начала XX вв. ... С.212.

[11] URL: док.история.рф.

[12]Судебник Ивана IV // 100 главных документов Российской истории [Электронный ресурс] - URL: док.история.рф (дата обращения 17.06.2015).

[13] Российское законодательство Х-ХХ веков: Законодательство периода образования и укрепления русского централизованного государства / Под ред. А.Д.Горского. М., 1985. С.120.

[14]Малышев Я.В. Уголовное законодательство за заведомо ложные показания свидетеля и потерпевшего в дореволюционной России // Вестник Томского гос. ун-та. 2013. № 371. С.141.

^Законодательные акты русского государства второй половины XVI - первой половины XVII века. Тексты / Под ред. Н.Е.Носова. Л., 1986. С.40.

[16]Там же. С.60.

[17] См. об этом: Судебник царя Феодора Иоанновича 1589 г.: по списку Ф.Ф.Мазурина: с 4 фототипии. таблицами. - Москва: издание комиссии печатания государственных грамот и договоров при Московском главном архиве Министерства иностранных дел, 1900. - XXXIX, 56 [1] с., [2] л. Фототип.; 23 см.

[18]См. об этом: Судебник царя Феодора Иоанновича 1589 г. ...

[19] Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации ... С.20.

[20]Соборное уложение 1649 года / 100 главных документов Российской истории [Электронный ресурс] - URL: док.история.рф (дата обращения 17.06.2015).

[21] Джафарова А.А. Развитие отечественного уголовного законодательства о клевете до начала ХХ века // Проблемы в российском законодательстве. 2014. №6. С.337.

[22]Российское законодательство Х-ХХ веков: Акты Земских соборов / Под ред. А.Г.Манькова. М., 1985. С.127,128.

[23]Там же. С.127,128.

[24]Там же. С.127,128.

[25] Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации ... С.21.

[26] Федорова А.Н. Система телесных наказаний и особенности их применения по Соборному уложению 1649 года // Вектор науки ТГУ №2 (20). 2012. С.125.

[27] Российское законодательство X-XX веков: в 9 томах. Т.4: Законодательство периода становления абсолютизма / Под общ. ред. О.И. Чистякова; Отв. ред. тома А.Г. Маньков. М.: Юрид. лит., 1986. С.399.

[28] Малышев Я.В. Уголовное законодательство за заведомо ложные показания свидетеля и потерпевшего в дореволюционной России ... С.142.

[29]Артикул Воинский с кратким толкованием - Печатан в Санктпетербурге при Императорской Академии наук 1757 года. С.47.

[30]Российское законодательство X-XX веков: в 9 томах. Т.4. ... С.416.

[31]Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб.: Типография Второго Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1845. С. 479.

[32] Там же. С.482-283.

[33]Там же. С. 96-97.

[34]Уложение о наказаниях уголовных и исправительных ... С.482-483.

[35] Там же. С. 483.

[36] Там же. С.483.

[37]Новое Уголовное уложение, высочайше утвержденное 22 марта 1903 года. СПб.: Изд. В.П.Анисимова, 1903. С.64.

[38]Уголовное уложение 22 марта 1903 года ... С.279.

[39]Уголовное уложение 22 марта 1903 года ... С.64.

[40] См.: Упорнов И. Пенитенциарная политика России в XVIII-XX вв. СПб: Юридический центр Пресс, 2004. С.770.

[41] За основной состав лжедоноса без указания на лицо, совершившее преступление, виновный мог быть арестован на срок до шести месяцев, за основной состав доноса с указанием на лицо, совершившее преступление, виновный мог быть осужден к лишению свободы в тюрьме на срок до одного года и за квалифицированный состав ложного доноса лицо могло быть осуждено на пребывание в исправительном доме на срок до шести лет.

[42] Уголовное уложение 22 марта 1903 года ... С.326.

[43] Постановление СНК РСФСР от 24.11.1921 "О наказаниях за ложные доносы" // СПС КонсультантПлюс // "СУ РСФСР", 1921, N 77, ст. 639.

[44]Постановление ВЦИК от 01.06.1922 "О введении в действие Уголовного Кодекса РС.Ф.С.Р" (вместе с "Уголовным Кодексом РС.Ф.С.Р") " // СПС КонсультантПлюс // "СУ РСФСР", 1922, N 15, ст. 153.

[45] Курс советского уголовного права. Часть Особенная, Т.2. М.: 1959. С.464.

[46] Кульберг Я.М. Преступления против правосудия. М., Госюриздат, 1962. С.37; Юдушкин С. Ответственность за ложный донос // Советская юстиция. 1974. №2. С.12.

[47]Черных И.М.Преступления против социалистического правосудия: автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М. 1962. С.21; Хан-Магомедов Д.О. Ответственность за заведомо ложный донос // Советская юстиция». 1964. № 4. С.18; Власов И.С., Тяжкова И.М. Ответственность за преступления против правосудия. М.: Госюриздат, 1968. С.113.

[48]Хабибуллин М.Х. Ответственность за заведомо ложный донос и заведомо ложное показание по советскому уголовному праву. Казань. Изд-во Казанского университета, 1975. С.19.

[49]Власов И.С. Об объекте преступлений против правосудия // Ученые записки Всесоюзного научно-исследовательского института советского законодательства. Вып. 1/18. М., 1964. С.100; Ляпунов Ю.И., Мшвениерадзе П.Я. Основы систематизации норм Особенной части уголовного права // Правоведение. 1985. №3. - С.27-30; Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации ... С.25.

[50]"Уголовный кодекс РСФСР" (утв. ВС РСФСР 27.10.1960) // СПС КонсультантПлюс.

[51]См.: Уголовный кодекс РСФСР" (утв. ВС РСФСР 27.10.1960) // СПС КонсультантПлюс.

[52]Уголовное право России. Общая часть. Учебник. 2-е изд., испр, и доп. / под ред. В.П. Ревина. М.: Юстицинформ. 2010. С.54; См. об этом также: Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М.: Изд-во Московского ун-та, 1969. С.145.

[53]Закон РСФСР от 25.07.1962 «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР» // Ведомости ВС РСФСР. 1962. N 29. Ст. 449.

[54]Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации ... С.140.

[55] Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации ... С.21.

[56] Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. N 63-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации 1996. N 25.Ст. 2954.

[57]Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ "О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации" // Парламентская газета. 2003. 11 декабря. Федеральный закон от 7 декабря 2011 г. N 420-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" // Российская газета. Федеральный выпуск. №5654 (278).