В правореализации, особенно при введении в действие инновационных норм и особенно в частноправовой практике, где субъектам разрешено в процессе частного индивидуально-правового нормотворчества доурегулировать то или иное нетипичное (неустоявшееся и массово нераспространенное) отношение, неизбежно возникают сложные правореализационные ситуации в виде системного взаимодействия комплекса норм объективного права, правосознания субъ- ектов-участников и социокультурной среды.

Сложная правореализационная ситуация складывается и тогда, (1) когда нет в полном объеме абстрактно-общих норм для создания качественного ситуационного права (пробел в объективном праве) или (2) когда у сторон или хотя бы одной из них реализация законного интереса требует индивидуальной правовой формы, отличающейся от правореализационных стандартов практики. Здесь создается в форме, например, частного договора суррогатного материнства ситуационное право. Формально-содержательные параметры этого «живого» права во многом связаны с уровнем развития правосознания участника-интере- санта, в частности с умением целенаправленно, социально-предметно акцентировать и профессионально грамотно интерпретировать регулятивный потенциал объективного права применительно к сложной правореализационной ситуации.

Зачастую это непростая, иногда творческая, сопоставимая с пра- ктически-прикладным исследованием задача. В результате ее успешного решения формируется (должна формироваться) качественная индивидуально-определенная нормативная конструкция или ситуационное право — юридическое основание легального, структурированного и функционального эффективного осуществления конкретного законного интереса с эффектом высокой степени гарантированности охраны и защиты со стороны представителей институтов государства и общества. В этом случае важную роль играет высококлассный юрист- консультант. Именно он в конечном счете разрабатывает и рекомендует модель ситуационного права, а затем может в качестве доверенного представителя интересанта участвовать в ее реализации.

Трудно учесть, проанализировать и спрогнозировать, насколько эффективно практикующий юрист проявит себя особенно в сложной жизненной ситуации. Но можно выделить принципы, следуя которым вполне вероятно повысить результативность профессиональной исследовательской деятельности по обеспечению перехода объективного в ситуационное право. С другой стороны, знание этих принципов поможет интересанту понять разработанную для него правореализационную тактику и при необходимости проконтролировать ее действие.

Создание и последующая реализация ситуационного права юристом и интересантом в сложной правореализационной ситуации состоят из ряда последовательно совершаемых действий и представляют из себя специализированный социально-психологически-правовой процесс. В нем, как в любом процессе, можно выделить относительно самостоятельные этапы (стадии):

социально-психологическая адаптация к ситуации.

На этом этапе между юристом и интересантом, например будущими биологическими родителями, согласовываются интересы, ставятся цели, устанавливается психологический контакт (в идеале — высокая степень доверия и взаимопонимания), а в целом — психологическая аура (психологическая зрелость или психологическая нормативность ситуации), которая необходима для совместной продуктивной работы. Наряду и параллельно с психологической «притиркой» выявляются условия, объект, ресурсы, факторы содействия и противодействия, другие существенные и несущественные обстоятельства, а также, если еще не определена сторона, контрагент, подается объявление о готовности вступить в отношение и осуществляется поиск противоположной стороны, например суррогатной матери. При этом у юри- ста-консультанта должно сложиться не только в правосознании, но и в виде теоретической формализованной модели исчерпывающее, максимально глубокое и адекватное, необходимое и достаточное для последующей разработки ситуационного права понимание и видение социально-предметной (фактической) специфики ситуации (социальная нормативность ситуации) и внешней среды, в которой она будет развиваться. Результаты данного этапа закрепляются в письменной, в том числе правовой, форме, установленной в объективном праве. Вообще формализация — важное условие и одновременно средство и принцип деятельности юриста на первой и последующих стадиях перехода объективного права в ситуационное право;

анализ нормативной основы ситуации, содержащейся в объективном праве.

Здесь юристом проводится исследование:

первичных формальных источников объективного права на предмет выявления комплекса абстрактно-общих норм (общерегулятивного правоотношения), так или иначе регулирующих конкретную ситуацию и адресованных ее участникам, в том числе общепризнанных норм и принципов международного права, а также норм действующих договоров Российской Федерации с другими государствами;

правореализационных стандартов, если есть таковые, и правоположений правоприменительной практики;

рекомендаций и разработок социально-целесообразной юридической доктрины и других наук.

Цель этого исследования — формализация нормативной основы с последующим уяснением для себя (при необходимости и разъяснением интересанту) объективно существующих правовых возможностей (правовая нормативность ситуации) поведения и легальных пределов реализации законного интереса в рамках ситуации;

формирование ситуационного права в виде текста-проекта документа, разъяснение его положений интересанту-заказчику и согласование-доработка с противоположной стороной нормативной модели будущего конкретного правоотношения, надлежащее оформление, подписание и регистрация, если необходимо, окончательной редакции текста-документа;

выявление и анализ факторов содействия и противодействия реализации ситуационного права и прогнозирование, как будет развиваться его реализация, какие результаты могут быть получены и какие организационно-правовые, информационные, социально-психологические действия надо предпринять, чтобы реализация протекала без сбоев и деформаций;

реализация ситуационного права в соответствии с согласованными условиями и в определенной последовательности, оформление необходимых документов, т.е. выполнение принятых на себя обязательств, использование прав, соблюдение запретов и ограничений, удовлетворение интересов и потребностей сторон отношения;

дополнительно можно выделить стадию по конкретизации, уточнению, изменению или даже отмене ситуационного права, если объективные и субъективные условия требуют и допускают это.

Конечно, выделение тех или иных этапов (могут быть разные градации) весьма условно и возможно только в ходе научного анализа. В реальной действительности это единый и целостный процесс частного индивидуального нормативного правового регулирования с последующей реализацией ситуационного права, это сложная правореализационная ситуация с присущими ей противоречиями, нереализованными или частично реализованными намерениями, непредвиденными случайностями (фактор Х) и ситуационно гениальными решениями, ошибками и просчетами и т.п. Здесь неприменимы стандартные правореализационные схемы (тактики), а зачастую их просто нет (они еще не сформировались в правореализационной практике). Поэтому не каждый, а только высококлассный практикующий юрист способен реализовать регулятивный потенциал объективного права применительно к сложной жизненной ситуации. Такая (с уверенностью можно сказать — творческая) интеллектуально-эмоционально-волевая деятельность, сопоставимая с практически-прикладным теоретическим исследованием, обязывает субъекта знать и уметь применять современный профессионально-правовой методологический инструментарий. Одним из элементов этого инструментария являются принципы интерпретации юристом сложной правореализационной ситуации.

В сложной ситуации целесообразнее и эффективнее действовать не в одиночку, а в составе творческой группы (команде). Исследовательская работа в коллективе — и это подтверждает практика — позволяет существенно ускорить процесс формирования качественного ситуационного права. Но и в этом случае важно знать и понимать методологическую роль и значение принципов интерпретации сложной ситуации.

Прежде чем сформулировать и охарактеризовать некоторые основные принципы, необходимо уточнить, как они соотносятся с принципами права и какова функциональная роль последних в индивидуальном нормативном правовом регулировании.

Если принципы права, в частности принципы конкретного правового института, непосредственно адресованные участникам сложной правореализационной ситуации, выполняют функцию системообразующего нормативного элемента для ситуационного права, то ниже означенные принципы вместе с соответствующими процедурными нормами призваны прежде всего упорядочить, оптимизировать и повысить эффективность процесса индивидуального нормативного правового регулирования[1]. Следовательно, они в конечном счете опосредованно влияют на содержание ситуационного права.

Вместе с тем принципы объективного права, особенно так называемые общие принципы права (и в данном случае они взаимодействуют- дополняют интересующие нас регулятивные структуры), регламентируют и сам процесс создания ситуационного права. Действительно, такие межотраслевые принципы права, как, например, добросовестность, справедливость, гуманизм, законность, единство прав и обязанностей и др., проявляются и на уровне ситуационного права, и в процессе его разработки и создания. В этом плане можно сформулировать вполне актуальную проблему: перед практикующим юристом и ученым-юри- стом стоит практически-прикладная и научно-теоретическая задача выявления, анализа, как взаимодействуют эти две группы принципов, и использования этого знания в своей деятельности.

В порядке постановки проблемы сформулируем основные принципы деятельности юриста в сложной правореализационной ситуации:

принцип социально-психологической нормативности ситуации;

принцип идентификации ситуационного социально-правового статуса субъектов — участников ситуации;

принцип выявления в системе объективного права комплекса норм, необходимых и достаточных для доурегулирования ситуации;

принцип конкретизации нормативной основы (общерегулятивного правоотношения) применительно к социально-психологической предметности ситуации;

принцип многовариантности моделей поведения и свободы воли субъекта;

принцип надлежащей формализации итогов интерпретации юристом сложной ситуации в рамках ситуационного права;

принцип правовой определенности избранной правореализационной тактики и модели поведения;

принцип выявления и анализа факторов содействия и противодействия реализации избранной тактики;

принцип выявления дефектов объективного права в данной ситуации с целью последующего их устранения;

принцип соразмерности материального вознаграждения за проделанную работу;

принцип приоритета процесса создания качественного ситуационного права и последующей его реализации над результатом реализации;

принцип нравственной обусловленности ситуации;

принцип персональной нравственной и юридической ответственности юриста.

Более подробно охарактеризуем неоднозначный принцип многовариантности моделей поведения и свободы воли субъекта, а также принцип нравственной обусловленности ситуации. Частный и публичный субъект участвует в правореализации помимо своей воли и желания сравнительно редко, например ответчик, потерпевший. Главным образом он вступает в простые и сложные конкретные правовые отношения в состоянии свободы воли и, как правило, на основе возможности выбора оптимальной модели поведения.

В простом отношении, например проезд в общественном транспорте, есть два варианта поведения — правомерное и противоправное. В сложном — в зависимости от ситуации и ее общего нормативного правового регулирования (императивные или диспозитивные — рекомендательные абстрактно-общие нормы) и частного индивидуального нормативного правового регулирования — объективно может быть два и более вариантов правомерного поведения, а в некоторых сложных правореализационных ситуациях, где субъектам разрешается с санкции государства самим доурегулировать отношение, их количество возрастает и, говоря образно, стремится к бесконечности.

Однако на практике более предприимчивый и правоосведомленный субъект навязывает другому субъекту отношения, в частности через так называемые стандартные (типовые) договоры организации, единственный выгодный для себя вариант поведения. Это относится к страхованию, купле-продаже, кредитованию и т.д.

Государство вместе с саморегулируемыми организациями должно создавать обязательные типовые договоры (иные юридические формы-документы), например типовой договор медицинского страхования. В этом документе необходимо прописать несколько алгоритмов поведения с пошаговой детализацией, в которых соблюдается баланс интересов сторон, закрепляется их статус равноправных партнеров. Надеяться на правопорядочность и эффективность частного индивидуального нормативного правового регулирования в такого рода отношениях (где одна сторона объективно сильнее другой в силу своих функциональных, а не правовых возможностей) наивно и малопродуктивно в плане выстраивания правореализации как целостной системы, а также воспитания уважения к праву и государству. Тем более, как показывает практика, наличие типового договора не запрещает субъектам доурегулировать ситуацию, не ухудшая положения какой бы то ни было из сторон.

Кстати сказать, составление таких псевдоюридических документов юристами и санкционирование их руководителем организации не являются проявлением правового нигилизма. Эти люди не отрицают право и нормы, регулирующие профессиональную деятельность, у них нет такого мотива. Здесь все проще и прозаичнее и одновременно серьезнее: такая социально безответственная стратегия и тактика характерна для людей с низким уровнем нравственного сознания и профессионального правосознания, является признаком его деградации и деформации, в основе которой лежат жадность, корысть, в определенном смысле социальная и профессиональная ущербность.

В идеале правореализатор обязан выявить, проанализировать-прос- читать все возможные (даже правонарушающие) на его уровне компетенции варианты поведения в конкретной ситуации и выбрать наиболее приемлемую правомерную альтернативу. Поэтому юрист-консультант должен смоделировать максимально допустимую в данной ситуации систему сценариев (планов) деятельности или систему правореализационных тактик. Это напрямую связано со свободой интересанта и свободой его воли. Чем многообразнее и многограннее, следовательно, адекватнее и точнее понимание социально-правовой ситуации и внешней среды, в которой она формируется и развивается, тем больше степень интеллектуально-эмоционально-волевой и реальной поведенческой свободы, в том числе свободы воли, потому что посредством волеизъявления (воления) осуществляются социально-правовой выбор и реализация избранной правореализационной тактики.

В связи с этим нельзя не заметить: неразвитое правосознание юриста или гражданина не только не способно надлежащим образом реализовать и максимально задействовать ресурс своего социально-правового статуса, установленного в объективном праве (социально-правовой статус в статике на уровне объективного права), а в случае необходимости защитить законные интересы и потребности, оно в действительности ограничивает свободу личности в правореализации, не обеспечивает в полном объеме формирование режима законности, не осознает реально существующие правовые возможности самореализации и по сути блокирует свободу воли; полноценное правосознание, наоборот, генерирует духовно-правовую свободу и на этой основе способно конструировать проект максимально доступной в конкретной ситуации реальной поведенческой свободы в виде множества (две и более) моделей поведения и через механизм свободы воли обеспечивает ее. Если правореализатор в сложной ситуации видит только два варианта поведения (и один из них противоправный), хотя потенциально их больше, если нет альтернативы выбора, то говорить о свободе воли и свободе в целом весьма проблематично.

Здесь есть еще один важный аспект — влияние государства и социума. В социально-правовом государстве и гражданском обществе на выбор и волю праводееспособного человека не должны воздействовать внешние субъекты, например представители государства, институтов гражданского общества, церкви, криминальных структур. Само собой разумеется, это не касается императивных диспозиций норм — правил поведения, а также применяемых негативных санкций и некоторых норм публичного права. Опосредованное влияние будет всегда, но это именно опосредованное влияние с помощью СМИ, Интернета, культуры, идеологии, общественного мнения и т.п., а не прямое или завуалированное требование — делай так и только так. В этих социально-правовых и духовно-правовых условиях создается благоприятная внешняя среда для формирования высокого уровня законности и правопорядка в правореализации и воспитания в человеке ответственности, свободы воли и в целом развитого полноценного правосознания.

В сложной правореализационной ситуации важно сделать правильный выбор, безупречный с точки зрения юридической регламентации и защиты и отвечающий ситуационно сложившемуся интересу правореализатора. Это не просто волевое решение — начало воления. Это результат многоплановой нравственной и аналитико-оценочно- познающе-преобразующей деятельности правосознания. Далее, когда начинается реализация избранной модели поведения и ситуационный социально-правовой статус частного и публичного правореализатора наполняется реальным содержанием, свобода воли способствует преодолению возникающих трудностей, преград и препятствий как объективного, так и субъективного свойства. На этом этапе волеизъявления также важную роль играют правовое мышление, позитивное эмоционально-чувственное восприятие и нравственная самооценка процесса правореализации, в частности по ходу реализации плана-тактики в него при необходимости вносятся коррективы, изменения и дополнения.

При этом свобода воли должна быть разумной, эмоционально и нравственно подкрепленной. Если воля не коррелируется с мышлением, позитивными эмоциями и нравственностью субъекта, в определенных границах не контролируется этими подсистемами, то такая воля неэффективна, она провоцирует внутренний конфликт и в конце концов приводит к деформации правосознания и психики человека.

Виды моделей поведения. Интересанту необходимо (и юрист должен это учитывать) проявить силу воли как в начале воления при выборе модели поведения, так и в последующем в процессе ее воплощения в правореализующей деятельности. На первом этапе сила воли проявляется в выборе только того варианта, который находится в правовом поле ситуационного социально-правового статуса конкретного правореализатора и не выходит за пределы правомерности, на втором — в соответствии поведения избранной правореализационной тактике и соответствующей юридической форме. Какие типичные модели поведения присущи правореализации и соответственно какие модели воспроизводятся в правосознании субъекта? Исходя из специфики интересов правореализаторов и без учета правовой регламентации можно выделить следующие модели:

недальновидная и стратегически ущербная индивидуалистическая (эгоистическая) модель связана с приоритетом частного интереса и личной выгоды. Это те случаи, когда одна формально-юридически равная, но более сильная с точки зрения функционального ресурса сторона навязывает другой стороне, как правило, с неразвитым правосознанием благоприятную для себя правореализационную тактику в форме, например, кредитного договора, трудового договора, бюрократизма государственных чиновников;

наиболее предпочтительная компромиссная (консенсуальная) модель на основе согласования интересов сторон и третьих лиц (специфическая модель добропорядочного поведения);

социально и правопоощряемая альтруистическая модель деятельности в интересах другой стороны, третьих лиц, социальной группы, государства и общества в форме, например, дарения, благотворительности, отказа от права требования и т.п. (наиболее очевидная модель добропорядочного поведения);

этатистская (государственная) модель, в которой преобладают до известных пределов интересы государства и общества: например, уплата налогов в полном объеме, добровольное выполнение административных предписаний и требований, некоторые виды предпринимательской деятельности, добросовестное и ответственное выполнение должностных полномочий государственными чиновниками и служащими, муниципальными чиновниками и служащими;

социально осуждаемая и запрещенная правом девиантная модель поведения, ущемляющая и нарушающая интересы другой стороны, третьих лиц, социальной группы, государства и общества: например, рейдерство, коррупция и т.п. Такую модель полезно и даже необходимо проанализировать особенно в сложной правореализационной ситуации. Это помогает, во-первых, выявить слабые, уязвимые позиции правомерной правореализационной тактики и попытаться усилить ее, найти эффективные правовые средства и формы защиты; во-вторых, психологически и организационно подготовиться к возможным противоправным действиям другой стороны; в-третьих, зная о потенциально существующих в данной ситуации противоправных вариантах (схемах) поведения, можно более конкретно представить возможную негативную юридическую ответственность, понять, насколько она соответствует тяжести конкретного правонарушения. Это понимание — когнитивная ситуационная ответственность — важный элемент правосознания человека, стимулирующий и одновременно сдержива- юще-ограничивающий свободу воли[2].

Внутри каждой из вышеозначенных моделей в зависимости от общего нормативного правового и индивидуального нормативного правового регулирования могут быть различные комбинации правореализационных тактик и соответственно конкретных моделей правомерного поведения. Но в любом случае высококлассный юрист выберет или порекомендует ту модель, которая никак не связана с неисполнением обязанности, злоупотреблением субъективным правом или должностными полномочиями, нарушением запрета или ограничения, применением запрещенного средства, отказом от надлежащей правовой формы, отступлением от утвержденной процедуры или промедлением по срокам. Как бы ни было трудным конструирование многовариантной системы моделей поведения в рамках ситуационного социальноправового статуса правореализатора, установленного в объективном праве, оно не только позволяет открыть «окно возможностей» и найти наиболее рациональный вариант, например, в сложной частноправореализационной ситуации, но и развивает правосознание, тренирует его и поддерживает в высоком функциональном состоянии.

Принцип нравственной обусловленности правореализационной ситуации. В сложной частной, а иногда и публичной правореализационной ситуации — и с этим вряд ли можно спорить — есть несколько моделей правомерного поведения. Среди них выделяется модель добропорядочного (добросовестного) поведения. Она связана с тем, что большинство таких ситуаций имеют нравственное измерение и в этом смысле обусловлены нравственными принципами, правилами, ценностями, идеалами. Практикующий юрист использует (вместе с юридическими) эти нравственные инструменты, определяет содержание и форму возможного в данной правореализационной ситуации добропорядочного поведения, проводит анализ перспектив его реализации и возможных социально-правовых последствий.

Каждый высокопрофессиональный юрист обязан, как бы пафосно это ни звучало, несмотря на динамику развития конкретной ситуации (а она порой вынуждает действовать быстро и торопит правореализаторов), наряду с теми или иными допустимыми вариантами правомерного и противоправного поведения предложить модель добропорядочного поведения, особенно если он консультирует публичного субъекта (государственного и муниципального чиновника, руководителя юридического лица, лидера публично-правового образования). При этом выбор всегда остается за интересантом. Практикующий юрист не должен навязывать и тем более, злоупотребляя доверием, сам определять правореализационную тактику. Но чтобы эти рекомендации были актуальными и акцентированно-предметными, а не абстрактно-отвлеченными в стиле нравственного поучения, он должен обладать развитым нравственно-правовым сознанием.

Почему практикующий юрист должен проводить анализ нравственной обусловленности сложной правореализационной ситуации и предлагать альтернативу в виде добропорядочного поведения? Какие есть для этого основания и причины? Можно выделить по крайней мере две причины-основания.

Во-первых, социально и профессионально ответственный юрист — и это не просто высокие слова, это объективно существующее требование-реальность — является проводником добра и справедливости в конкретной правореализационной ситуации. Именно в этом заключаются его социально-правовая функция (миссия) и профессионально-нравственный смысл деятельности. По аналогии с клятвой Гиппократа — а ее необходимо ввести в структуру профессиональной подготовки — клятва практикующего юриста в качестве основного положения должна бы включать обязательство служения добру и справедливости или стремление, как мечтал И. Кант, к торжеству категорического нравственного императива. Только тогда право становится действительно правом, а человек, социальная группа, общество, государство, не подавляя друг друга, гармонично взаимодействуют и сосуществуют на основе права и нравственности, только тогда правореализация выстраивается в целостную систему инициирования, поддержки, упорядочивания, обеспечения структурно-функциональной стабильности социально-целесообразной, в том числе инновационной, деятельности, а при необходимости охраны и защиты здоровья и жизни ее участников, их законных интересов и ценностей, если правореализующая деятельность подавляющего большинства юристов, других социально ответственных частных и публичных субъектов нацелена там, где возможно, на добро и справедливость.

Во-вторых, в некоторых как частных, так и публичных сложных правореализационных ситуациях поведение, совершенное с целью, противной основам правопорядка и нравственности, является ничтожным. Здесь добросовестное поведение вообще наиболее целесообразно и оптимально, поскольку такая модель строится не только исключительно на нравственности, но и на тех ее принципах, ценностях, правилах, которые закреплены в объективном праве, например в гражданском, семейном, налоговом, избирательном, административном праве.

Особенно принцип нравственной обусловленности сложной правореализационной ситуации актуален для субъекта правоприменения, прежде всего для судьи (коллегии судей). В частности, Федеральный закон от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» дополняет п. 4 ст. 167 Гражданского кодекса РФ дискреционной нормой[3], в соответствии с которой «суд вправе не применять последствия недействительности сделки (пункт 2 настоящей статьи), если их применение будет противоречить основам правопорядка или нравственности».

Добропорядочное поведение в правореализационной ситуации имеет неоспоримое преимущество перед той или иной моделью допустимого поведения, прежде всего с точки зрения духовно-психологического и правового результата. Для многих здравомыслящих людей, особенно для тех, кто ценит и понимает жизнеутверждающую силу добра и справедливости в конкретной правореализационной ситуации, это порой важнее, чем социально-правовые, например материальные, результаты, в особенности если юрист способен детально и предметно объяснить интересанту-правореализатору, что он может потерять и приобрести, действуя добропорядочно.

Структура ситуационного права и его связь с правоотношениями. Таким образом, ситуационное право — это формально выраженный синтез:

социального фактического (социального предметного содержания сложной ситуации);

субъективного психологического (интеллектуально-эмоционально-волевого освоения ситуации);

формального правового (выявление и интерпретация абстрактнообщих норм объективного права, его нормативности применительно к данной ситуации и закрепление формального де-юре ситуационного социально-правового статуса правореализатора).

В свете изложенного вполне уместно отметить следующее.

1. Нельзя действующее право обозначать с помощью прилагательного «позитивное». Это вносит двусмысленность и неопределенность в правореализационную практику, поскольку получается, что есть еще и негативное право. Ведь для большинства правореализаторов, не обладающих профессиональным правосознанием, позитивное и негативное сосуществуют в диалектическом единстве, на понятийном уровне — это парные, взаимодополняющие друг друга категории, это универсальный принцип бытия социальной материи. Если быть точным в соответствии с теорией юридического позитивизма (именно на ее основе и отчасти естественно-правовой теории возникло это определение), то надо говорить о позитивистском понимании права. Но данная терминология относится не к современной практике, а к теории, скорее даже к истории теории права.

В качестве доказательства приведем такие аргументы.

Во-первых, действующее объективное право Российской Федерации (и любого современного общества и государства) по содержанию значительно многообразнее и объемнее, чем естественные права человека.

Во-вторых, нет фактологического основания для противопоставления естественного и позитивного права, поскольку задача адекватного формально-правового закрепления естественных прав человека (почему только прав, ведь существуют еще и естественные обязанности, в том числе естественные запреты, например инцест?) может быть и не так, как должно быть в идеале, но все-таки с учетом уровня развития решается (хотя остается проблема их правореализации). Кстати сказать, этот достаточно очевидный формально-правовой результат совместной деятельности, прежде всего правореализационной деятельности человека, социальной группы, общества, государства, подтверждает возможность социально ориентированной теории выступать в качестве идеологической предпосылки социально-правовой модернизации.

Кроме того, объективное право помимо позитивного содержания имеет дефекты, и в этой части оно не позитивно, а негативно действует прежде всего на правосознание человека и реализацию норм права. И с данной точки зрения терминологическая конструкция «позитивное право» вряд ли корректна.

Но самое главное заключается в следующем. Если право понимать как единство абстрактно-общих норм (общерегулятивное правоотношение, право как потенция — идеал) и их конкретизации в сложной правореализационной жизненной ситуации (ситуационное право, право как реальный факт), ведь только в этом случае право приобретает свойство реально действующего регулятора, то особенно применительно к ситуационному праву прилагательное «позитивное» не выдерживает никакой критики. В самом деле, приговор суда о лишении свободы на тот или иной срок для преступника, а зачастую и для его близких является отнюдь и далеко не позитивным. Можно привести и другие примеры, не связанные с административными и уголовными наказаниями, в частности договор кредитования, когда человек вынужден брать в долг на невыгодных для себя условиях. Назвать такое несправедливое с точки зрения человека ситуационное право позитивным можно с большой оговоркой.

2. Право, как было отмечено выше, двойственно по своей природе. С одной стороны, оно существует в виде формально-определенной потенциальной возможности (статутное право, статутная обязанность и т.п.) объективно, независимо от сознания и психики человека и даже реалий регулируемой практики. Здесь право представляет собой относительно самостоятельную статичную нормативную конструкцию, право в «чистом» виде. И эта его ипостась достаточно детально описана в нормативной теории, но в ней нет такого же подробного анализа функционирования — реализации права.

Вместе с тем право становится реально-действующим регулятором только там и тогда, где и когда оно востребовано-реализовано в конкретной ситуации, т.е. через сознание и психику, а затем деятельность персонифицированного частного и публичного праводееспособного субъекта в виде когнитивного или формализованного ситуационного права интегрирована в ту или иную общественно значимую практику и является неотъемлемым организующе-стабилизирующим элементом многообразных социальных отношений, урегулированных нормами объективного права.

В свете всего вышеизложенного кажется вполне логичным и обоснованным предположение о том, что в ближайшей перспективе сформируется единая теория права, структурными подразделениями которой будут выступать: а) теория объективного права; б) теория ситуационного права и в) теория правореализации.

Какова в правореализации связь между ситуационным правом и правоотношениями? Функциональную взаимосвязь — взаимопереходы между ними можно показать на примере логической модели:

простая полноценная (недеформированная) правореализация: общерегулятивное правоотношение (объективное право) — когнитивное ситуационное право (правосознание личности) — простое конкрет

ное правовое отношение или правомерные действия (бездействие) вне правоотношения (правореализационная практика);

сложная полноценная правореализация: общерегулятивное правовое отношение — когнитивное ситуационное право — формализованное ситуационное право (частное или публичное индивидуальное нормативное правовое регулирование) — сложное конкретное правовое отношение и, если необходимо, комплекс конкретных процедурных правоотношений.

[1] Об особенностях реализации принципов уголовного судопроизводства см.: Га- зетдинов Н.И. Реализация принципов уголовного судопроизводства. М.: Юрист, 2007.

[2] О других классификациях видов правомерного поведения см.: Оксамытный В.В. Правомерное поведение личности. С. 92.

[3] Характеристику дискреционной нормы см.: Валиев Р.Г. К вопросу о дискреционных нормах российского права / / Ученые записки Казанского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. Т. 154. Кн. 4. Казань: Изд-во Казан. унта, 2012. С. 7-15.