Неоценимый вклад в создание теории правосознания человека (а по сути и фактически теоретической модели развитого полноценного правосознания правореализатора) внес И.А. Ильин. Он сформулировал и обосновал основные аксиомы правосознания: «Аксиом [правосознания] можно указать три: 1) чувство собственного духовного достоинства и его проявления: уважение к себе, начало чести и духовного измерения жизни; 2) способность к волевому самоуправлению и ее проявления: принципиальность, убежденность, самодеятельность, дисциплина и долг; 3) взаимное доверие и уважение — гражданина к гражданину, гражданина к власти и власти к гражданину»1.

В современной теории государства и права к числу аксиом правосознания относятся: актуализация, творческий характер, свобода, чувство достоинства, терпимость, разумная консервативность, лабильность (подвижность), критичность, сильная энергетика1.

Основные признаки (аксиомы) развитого полноценного правосознания правореализатора в соответствии с методологией данного исследования классифицируются по двум основаниям. Во-первых, в зависимости от того, к какому элементу структуры правосознания они больше всего относятся. Например, вышеупомянутые, сформулированные И.А. Ильиным аксиомы дают представление преимущественно о нравственном сознании как элементе правосознания; наряду с этим есть признаки, характерные для: 1) правовой памяти; 2) рационального правового мышления; 3) эмоционально-чувственного восприятия социально-правовой действительности; 4) воли и т.п. Некоторые из этих признаков выше были освещены.

Во-вторых, если в качестве критерия взять правосознание в целом, то можно выделить аксиомы, характеризующие, как функционирует структура правосознания и каким оно может и должно быть у публичного правореализатора, особенно у высокопрофессионального юриста. Обозначим в порядке постановки проблемы основные признаки:

постоянное самообразование и самовоспитание (саморазвитие);

стремление к справедливости и добру (категорический нравственный императив);

позитивное отношение к праву и его реализации (категорический правовой императив);

ответственность и дисциплинированность;

патриотизм и верность профессиональному долгу;

конструктивная критика права, правореализации и активная гражданская позиция;

самоуважение и уважение других людей;

готовность к конструктивному сотрудничеству на основе права и разумное доверие к людям;

энергоемкость правосознания и психическая устойчивость;

личное обаяние и коммуникабельность;

неагрессивность и основанные на ней толерантность, конфликтоустойчивость;

отсутствие комплекса неполноценности;

рациональный и прагматичный консерватизм;

гармоничное сочетание духовных и материальных ценностей;

стремление к свободе в рамках права-нравственности и социально целесообразный альтруизм;

несовместимость правосознания и правового нигилизма;

профессиональная методология.

Дополнительно к универсальным признакам развитого полноценного правосознания правореализатора необходимо добавить характеристики отдельных элементов структуры правосознания:

наличие в памяти системного необходимого и достаточного для эффективной правореализационной деятельности социально-правового знания и опыта его применения;

развитое и творческое рациональное правовое мышление;

развитое эмоционально-чувственное восприятие и оценка социально-правовой действительности;

сильная, разумная и контролируемая воля;

правовая интуиция и профессиональное конструктивное воображение.

Более подробно охарактеризуем аксиому, в соответствии с которой правосознание и правовой нигилизм несовместимы, и аксиому о профессиональной методологии правосознания юриста.

Есть необходимые и достаточные данные практики и методологические принципы более точного понимания правого нигилизма[1], следовательно, изменения и уточнения идеологии противодействия правонарушениям. Эта терминологическая конструкция по исторически сложившемуся понятийно-смысловому содержанию не соответствует в полной мере современным реалиям: она искажает содержательные параметры социально-правовой действительности Российской Федерации, создает иллюзию точного и глубокого понимания причин противоправного поведения человека, социальной группы, общества, государства. Данная категория, как любая идеологема с элементами неточности, служит основой мифа массового правового нигилизма в Российской Федерации и в силу этого является негодным (дефектным) инструментом мышления и действия законодателя, государственного деятеля, социально ответственного частного и публичного субъекта, она не способствует эффективной деятельности по укреплению законности и правопорядка.

Даже если утверждение о неполной адекватности данного теоретического знания реалиям практики для кого-то покажется чрезмерно категоричным, тем не менее в условиях высокой динамики развития социума полезно на примере правового нигилизма проанализировать некоторые актуальные проблемы функционирования правовой системы современной России.

Зависимость цикличности развития социума и правового нигилизма.

В норме человек, социальная группа, общество, государство стремятся взаимодействовать в соответствии с правом, и тогда возникают стабильность и структурно-функциональная устойчивость в жизнедеятельности. В этой естественной (нормальной) социально-правовой среде есть элементы ситуационной и локальной конфронтации. К элементам конфронтации относятся все умышленные правонарушения независимо от мотивации и особенно преступления, прежде всего преступления в политических практиках. При определенных условиях элементы конфронтации неизбежно начинают множиться и доминировать, и тогда стабильность одномоментно трансформируется в свою противоположность — нестабильность социума.

Если сам факт чередования стабильности и нестабильности, т.е. перехода стабильности в нестабильность и обратно, вряд ли оспорим, то особенности этого процесса недостаточно исследованы в отечественном обществоведении, в том числе в юридической науке применительно к правовому нигилизму и правовой системе. В предельном подходе нестабильность может находиться: 1) в фазе возникновения она воспроизводится и обобщенно фиксируется с помощью синонимического ряда терминов — предкризисное состояние, социальная напряженность, революционная ситуация и т.д.; 2) в фазе кульминации — кризис, в том числе революция как радикальный и нежелательный исход нестабильности, смутное или «бунташное» время, хаос и т.д.; 3) в фазе прекращения — выход из кризиса в виде нормализации обстановки, снятие остроты противоречий, устранение конфронтации и т.д.[2]

Эту цикличность развития (и соответствующий методологический принцип) необходимо учитывать в исследовании правового нигилизма и функционирования правовой системы Российской Федерации. Именно в стадии нестабильности, особенно в ее острой фазе разрушения социокультурных структур, связей и коммуникаций общества и государства, правовой нигилизм или массовое психическое помрачение многих людей (по терминологии Гиппократа) становится катастрофически избыточным, массовидным и широко распространенным деструктивным фактором разрушения правовой системы.

Для образной иллюстрации проведем аналогию с сообществом пчел. В период роения доминирующие в спокойном состоянии функциональные структуры распадаются, и хаос приходит на смену порядку. Точно так же в ситуации обострения нестабильности (что необязательно происходит везде и всегда) люди с неустойчивой психикой, прежде всего социопаты, а за ними в силу инстинкта подражания и другие члены социума не воспринимают и отвергают не только ментально, но и поведенчески-реально, казалось бы, незыблемые ценности общества и государства, в том числе и объективное право.

В стабильной стадии складываются позитивная социально-психологическая аура права и в целом высокий уровень социально-правовой культуры отдельных социальных групп, общества, государства. Действия (бездействие) в соответствии с правовыми нормами становятся для человека высокозначимой ценностью-приоритетом и модным социальным стереотипом, а правовой нигилизм если и существует, то только на уровне радикально настроенной части маргинального слоя общества. Нравственно обоснованное, осознанное многими субъектами правомерное поведение преобладает в структуре правореализации, а правовая активность и социально целесообразная солидарность большинства законопослушных граждан и публичных субъектов препятствуют и минимизируют правонарушения. Подавляющая часть граждан и публичных субъектов, прежде всего государственных и муниципальных чиновников, позитивно оценивает право, доверяет и поэтому готово конструктивно сотрудничать с представителями правоохранительных, следственных и судебных органов. В результате уровень конфликтности и социального напряжения в обществе и государстве снижается до минимально допустимого, формируются реально действующая правовая система и в целом социальная система, в которой доминируют порядок и структурнофункциональная стабильность.

В каком стабильном или нестабильном (или переходном) состоянии находятся современное российское общество и государство? Сегодня в Российской Федерации есть элементы ситуационной конфронтации и даже локальной конфронтации, но они не преобладают и не выходят за пределы функционально допустимой нормы. Поэтому нет объективных предпосылок и оснований для правового нигилизма (и его действительно нет) на уровне социальной группы, общества, государства. Необходимо отметить: правовой нигилизм в генезисе вторичен, он не первопричина нестабильности, поскольку, как показывает практика, массовидный правовой нигилизм появляется только там и тогда, где и когда в фазе кульминации нестабильности накапливается критическая масса отрицательной социальнопсихологической энергии социума. В функционале правовой нигилизм становится деструктивным фактором-катализатором деградации и распада правовой системы общества и государства, он ускоряет и многократно повышает разрушительное действие породивших его негативных процессов.

Таким образом, на макроуровне (социальная группа, общество, государство) в современной России правовой нигилизм отсутствует. Отрицательную оценку деятельности представителей правоохранительных, судебных и других институтов государства, которую дают граждане по результатам социологических опросов, нельзя рассматривать как правовой нигилизм. Объектом такой оценки является не право, а деятельность государственных чиновников и служащих. Кроме того, нельзя не учитывать возможность инициирования иностранными агентами, террористами, представителями недружественных государств и т.п. правового нигилизма с помощью современных информационно-телекоммуникационных инструментов и технологий, в частности какая-то составляющая часть права Российской Федерации, например конкретный закон, становится объектом информационной войны. Это может провоцировать «всплески» правового нигилизма, но вне и без системы факторов конфронтации, такие атаки локализованы на уровне той или иной социальной группы и при адекватном реагировании в рамках права со стороны государства и легальных институтов гражданского общества должны незамедлительно подавляться.

Правосознание и правовой нигилизм несовместимы. Для понимания природы, возникновения и функционирования правового нигилизма, выстраивания комплекса эффективных мер его блокирования и подавления необходимо установить, как соотносится данный феномен с правосознанием. Очевидное утверждение об антагонистической оппозиции, о взаимоисключении в соответствии с правилом «либо правовой нигилизм, либо правосознание — третьего не дано» требует пояснения.

Правосознание (подсистема-часть) не существует само по себе в отрыве от сознания (система-целое) человека, а сознание (следовательно, и правосознание) есть синтез: 1) духовно-психического (интеллектуально-эмоционально-волевой процесс) и 2) его материального носителя — головного мозга (материально-физиологическая составляющая). Они в свою очередь есть высшее проявления системного взаимодействия психики и физиологии человека. У каждого человека правосознание уникально и неповторимо. Безусловно, есть базовые общечеловеческие социально-правовые ценности, принципы, стандарты прав, свобод, обязанностей, запретов, ограничений и т.п., которые формируют правосознание и противостоят идеологии правового нигилизма, но глубина и точность их понимания, тем более знание конкретных норм права, практики правореализации во многом обусловлены индивидуальными особенностями правосознания конкретной личности.

Как бы ни было уникально правосознание человека, оно имеет универсальные закономерности. Одной из закономерностей (и методологическим принципом) является несовместимость правосознания и правового нигилизма в современном высокообразованном обществе и государстве, особенно в условиях стабильности, поскольку у них разные ценности и цели, принципиальное (взаимоисключающее) различие идей и принципов, процедур и алгоритмов взаимодействия человека, социальной группы, общества, государства и т.д. Даже такой «мягкий» правовой нигилизм, какой исповедовал Л.Н. Толстой, не совпадает с правовой идеологией, на которой основано правосознание современной личности.

Кроме того, антагонизм оппозиции между правосознанием и правовым нигилизмом отчетливо прослеживается в практике образования, пропаганды и агитации. Идеология правового нигилизма не запрещена законом (насколько это оправданно — вопрос для дискуссии), но де-факто она в отличие от правовой идеологии не осуществляется институтами государства и легальными институтами гражданского общества.

Сформулируем еще одну закономерность правосознания. Противостоять правовому нигилизму независимо от внешней среды способна прежде всего личность с развитым и высокоразвитым правосознанием. В основе такого типа правосознания лежат проверенные на практике, научно обоснованные и востребованные в современных условиях общечеловеческие ценности, принципы, цели. Они формируют духовно-нравственную структуру сознания и психики социально ответственного человека и одновременно являются духовно-нравственной основой права. Отрицание права означает не только отрицание его духовно-нравственной сущности, но и отрицание человеком самого себя, своей духовно-нравственной идентичности, утрату чести и достоинства. Люди с низким, тем более деформированным правосознанием, если к тому же имеют неустойчивую психику и склонны к социопатии, могут быть, особенно в ситуации нестабильности, носителями правового нигилизма.

Социально-психологическая аура права и правовой нигилизм. Правосознание человека формируется под влиянием разнообразных факторов. Среди них выделяется социально-психологическая аура права социальной группы, общества, государства. Это внешняя среда — элемент духовно-правовой культуры социума (а не правосознание народа) в виде доминирующих позитивных и негативных оценок права и практики его реализации, стереотипов и обычаев поведения прежде всего государственных чиновников и иных публичных субъектов, преобладающих социально-правовых настроений, идей и тому подобных проявлений социальной психологии, под прессингом которой правосознание человека постоянно находится.

Социально-психологическая аура права выступает в качестве критически важного (системообразующего) фактора для перестройки неполноценного, например слаборазвитого и особенно деформированного, правосознания в свою противоположность — правовой нигилизм. Она по отношению к праву может быть позитивной (идеальный вариант) или негативной или сочетать в себе и то, и другое. Особенно нежелательна и даже опасна для социально ответственного субъекта и социума в целом негативная социально-психологическая аура права. Образно говоря, негативная социально-психологическая аура права — это своеобразный «социально-психологический белок», который запускает необратимые и разрушительные для правосознания процессы его распада и перерождения в правовой нигилизм личности. Поэтому вряд ли правильно характеризовать правовой нигилизм как разновидность правосознания, как его особую форму или даже как деформированное правосознание. Вместе с тем следует отметить: в теории и прежде всего в практике юридической квалификации трудно провести грань между правовым нигилизмом и деформированным правосознанием, но она несомненно существует. Поведение человека с деформированным правосознанием отличается от поведения правового нигилиста, во-первых, по интеллектуально-эмоциональноволевому критерию (человек с деформированным правосознанием не отрицает право, но считает для себя возможным в ситуации приоритета личного интереса нарушить правовые требования; правовой нигилист отрицает право и всегда готов его нарушить), во-вторых, по степени социальной опасности как самого поведения, так и его результата и, в-третьих, зависимостью от влияния внешних факторов. Если нормой для правового нигилиста являются правонарушения, в том числе самые опасные — экстремизм, терроризм, при этом явно и с очевидным вызовом для социума нарушаются правовые требования, особенно в период нестабильности, то субъект с деформированным правосознанием склонен к правонарушениям только в определенной ситуации и стремится хотя бы формально соблюсти требования норм права. Он позиционирует себя в социально-правовом пространстве как равный среди правопослушных, как свой среди своих; правовой нигилист — это правобунтующий изгой, радикальный маргинал, отрицающий не только право, но и противопоставляющий себя обществу и государству. Но не каждый, кто отрицает право, правовой нигилист. К их числу вряд ли можно отнести: 1) молодых людей — правовых эгоцентристов, отрицающих право с целью привлечь к себе внимание; 2) людей, страдающих психическими заболеваниями.

Если в обществе и государстве социально-психологическая аура права находится в состоянии неустойчивого равновесия (пропорциональное сочетание негатива и позитива), то правовой нигилизм на уровне личности минимален. Это можно наблюдать в современной Российской Федерации на примере должностных правонарушений. Правонарушения государственных чиновников не проявления правового нигилизма, поскольку какая-то часть совершается в состоянии аффекта либо из-за незнания, ошибки (где нет отрицания права, а есть низкий уровень конфликтоустойчивости профессионально-правового сознания, в некоторых случаях правовое невежество), либо под воздействием форс-мажорных обстоятельств; правонарушения по неосторожности и даже умышленные должностные преступления также не относятся к правовому нигилизму. Как свидетельствуют статистика и результаты криминологических исследований, у этих людей нет такого мотива, они не отрицают право в целом или отдельные нормы, регулирующие профессиональную деятельность. В основе их поведения лежат низменные мотивы — жадность, корысть, месть и т.п. Конечно, нельзя полностью исключать мотив отрицания права, но девиантность такого рода ничтожно мала, на макроуровне ее можно не учитывать и тем более вряд ли оправданно (как делают некоторые авторы, а вслед за ними неконструктивно и некритически мыслящие публицисты) все формы-разновидности девиантности сводить только к правовому нигилизму.

В действительности мы имеем дело с гораздо более сложным феноменом, чем принято считать. Если вещи называть своими именами, следовательно, глубоко понимать их сущность и на этой теоретической основе находить наиболее эффективные решения позитивного воздействия на деятельность представителей государства, то умышленные правонарушения и особенно преступления — это проявления системного кризиса личности, следствие деформации правового и профессионального сознания, отсутствия правовой культуры и деградации нравственности, в конечном счете особая разновидность социальноправовой и профессионально-психической ущербности чиновника, особенно очевидная в условиях модернизации.

Таким образом, люди с развитым и высокоразвитым правосознанием никогда, даже в условиях нестабильности, не станут правовыми нигилистами. Они отчетливо понимают: право закрепляет общечеловеческие ценности, является инструментом их реализации, охраны и защиты, и если имеет определенные недостатки, например дефектные нормы (пробелы, коррупциогенные нормы, устаревшие нормативно-правовые предписания и т.п.), то даже такое право лучше, чем его отсутствие.

Правовому нигилизму подвержены те, у кого деформированное правосознание, а также слаборазвитое и неразвитое правосознание, особенно если они имеют неустойчивую психику и склонны к социопатии. Именно они в период острой фазы нестабильности общества и государства являются, как правило, носителями правового нигилизма. В современной России нет объективных предпосылок к правовому нигилизму на макроуровне и его как массовидного явления нет в действительности.

Для перестройки правосознания личности в противоположность — правовой нигилизм критически важным становится негативная социально-психологическая аура социума по отношению к праву и правовой системе в целом. Правосознание и правовой нигилизм — антиподы: правовой нигилизм несовместим с правосознанием, он вне правосознания; правовой нигилизм — такое состояние сознания и психики человека, в котором нет места праву и его основополагающим ценностям, их замещают иные регуляторы и реальные или виртуальные асоциальные ценности.

Выстраивание эффективной системы мер противодействия правовому нигилизму предполагает, во-первых, постоянное правовое образование и самообразование личности; во-вторых, формирование позитивной социально-психологической ауры социума; в-третьих, устранение рисков трансформации общества и государства в состояние нестабильности.

Определение проблемы профессиональной методологии. В научном контенте нет точного и глубокого знания методологии практикующего юриста. Это знание, во-первых, является идеалом-ориентиром в процессе саморазвития конкретного юриста, в частности помогает целенаправленно и акцентированно-предметно совершенствовать свою профессиональную методологию, эффективно действовать на практике и быть лидером-инноватором; во-вторых, уточняет и дополняет существующее учение о методологии[3]; в-третьих, содействует оптимизации юридического образования.

Методология практикующего юриста неразрывно связана с правосознанием. Более того, только при высоком уровне развития правосознания появляется методология. Она есть вторичная структура высокоразвитого правосознания и как таковая в статике состоит из следующих элементов:

методы исследования конкретного объекта (если для ученого объект — та или иная практика, то для практикующего юриста — конкретная правореализационная ситуация и возникающие в ее пределе конкретные правоотношения); используя методы, субъект с учетом динамики развития практики точно и глубоко понимает форму, содержание, сущность объекта, создает инновационное знание и на его основе эффективно действует;

существующее в науке и усвоенное субъектом теоретическое знание об объекте и о внешней среде, о том, как взаимодействуют объект и внешняя среда; это знание формирует исходное понимание пространственно-временных параметров объекта, но оно создано предшественниками и может не соответствовать (устаревание знания) динамике развития практики, поэтому этот элемент методологии противоречив: он может быть позитивным, если субъект способен выйти за рамки существующей теории (что как раз и обеспечивает методология личности), и негативным, если стереотип знания не позволяет увидеть то новое, что появилось в объекте;

тактика и стратегия исследования объекта.

Бесспорно, исключительно важную функцию в методологии выполняют методы, т.е. те инструменты деятельности и методики (процедуры или технологии) их применения, которыми владеет субъект.

В динамике методология ученого-юриста и практикующего юриста представляет собой сложный интеллектуально-эмоционально-волевой процесс и его результаты. Эффективность «работы методологии» в правосознании юриста обеспечивается индивидуальными психофизиологическими особенностями человека, в частности такими, как способность концентрировать память, мышление, внимание на исследовании объекта (глубина и сила «погружения» в объект), развитая профессиональная интуиция и профессиональное конструктивное воображение и т.д.

Можно сказать более категорично: кто не обладает необходимым психофизиологическим потенциалом, как бы старательно и хорошо он ни изучал те или иные методы, вряд ли в состоянии генерировать высокое интеллектуально-эмоционально-волевое напряжение, необходимое и достаточное для возникновения методологии научно-исследовательской и практически-прикладной деятельности. Но даже в этом случае постоянная и целенаправленная работа по формированию своей методологии, прежде всего методов, дает юристу преимущество по сравнению с тем, кто не работает над собой.

Исходным теоретическим основанием определения методологии служит понимание метода. Практическим основанием определения методологии становится метод как элемент деятельности человека. Для более наглядной иллюстрации приведем пример, в котором метод в значительной степени материально овеществлен (в реальности практикующего юриста метод имеет сложную виртуально-материальную природу). В процессе хирургической операции используются те или иные инструменты в соответствии с избранной методикой. Набор инструментов и методика зависят от характера заболевания (объект деятельности) и профессионального умения хирурга (субъект деятельности). Здесь метод включает: 1) конкретный инструмент, например самый простой — скальпель, и 2) методику или технологию его применения, а в целом задействуется комплексный метод в виде всего необходимого для данной операции инструментария и соответствующей методики. Заметим: выделение научной категории «метод» обусловлено потребностью показать, с помощью чего (какого инструментария) и как (какая методика или технология) осуществляется деятельность субъекта и какие результаты она имеет: правильно избранный метод — позитивные результаты, неправильный метод — негативные результаты.

Практикующий юрист в правореализационной деятельности не может обойтись без методов, т.е. профессиональных и научных инструментов-средств и методики их применения. Например, для следователя одним из профессиональных методов является такой инструмент, как обыск в месте проживания подозреваемого и процедура его проведения. Профессиональные инструменты, их характеристика и номенклатура закреплены в объективном праве (Гражданский кодекс РФ, Уголовно-процессуальный кодекс РФ, Трудовой кодекс РФ и т.п.), а методика (процедура) использования данного инструментария для наиболее сложных правореализационных ситуаций также установлена в нормативно-правовых актах. Поскольку инструменты и процедуры формализованы в правовом тексте, а сам текст по содержанию является высокоинтеллектуальным знанием, постольку существенное значение для метода практикующего юриста имеет уровень развития его правосознания, его профессиональные, нравственные и личные качества.

В сложной правореализационной ситуации юрист задействует наряду с профессиональными и другие не закрепленные в праве инструменты, например самые очевидные — средства профессионального этического кодекса. Его деятельность по многим параметрам сопоставима с научно-исследовательской деятельностью, она осуществляется не в социальном и психологическом вакууме, наоборот, как

правило, она интегрирована в ту или иную социальную практику, поэтому юрист должен учитывать социальную среду и психологию людей, участвующих в правореализационной ситуации. Поэтому метод (методы) практикующего юриста имеет системную природу: он содержит в своей структуре как профессионально-правовые инструменты и методики, так и научные, т.е. социальные, психологические и тому подобные структуры-инструменты познания, которые в конкретной правореализационной ситуации объективно необходимы и должны быть востребованы.

Таким образом, есть несколько ипостасей проявления метода:

описание метода в научном тексте, определение категорий и принципов как инструментов познания и методики их применения (то, что актуально для практикующего юриста в плане формирования профессиональной методологии). Это не метод в полном смысле, это его идеально-должная конструкция. Кстати сказать, выражение «метод науки» не совсем корректно. Наука как система знаний об объекте — прежде всего результат применения метода ученым. Даже работы по методологии науки содержат не сам метод, а лишь его характеристику;

нормативно-правовое закрепление метода (правовые инструменты и процедуры) в объективном праве. Здесь метод существует в виде формализованной в правовом тексте нормативной модели или в виде нормативного конструкта метода. Вот почему не совсем правильно говорить о методе права в целом, о методе финансового права, гражданского права и т.п.;

знание метода, в том числе знание — опыт применения метода, конкретным исследователем-юристом и практикующим юристом, т.е. (а) категории и принципы науки, (б) правовые инструменты и методики их применения, переведенные в понятийно-смысловые структуры памяти и мышления, пригодные для научно-исследовательской и практической деятельности;

творческое применение понятийно-смысловых структур науки и профессиональных методов в исследовании практики как объекта деятельности практикующего юриста, в результате которого субъект получает качественный результат. Именно здесь метод становится своеобразной производительной силой, здесь он предстает в полном объеме и реально существует.

Исходя из современного понимания взаимозависимости и взаимосвязанности сознания и мозга, психики и физиологии можно различать в структуре развитого полноценного правосознания юриста следующие элементы:

— категорический нравственный императив или нравственная природа развитого полноценного правосознания юриста;

память в виде системного социально-правового знания и эмоционально-чувственного опыта (правовая память) как результат социализации личности;

творческое рациональное социально-правовое мышление;

эмоционально-чувственное восприятие и оценка права и правореализации;

сильная, разумная и контролируемая воля;

правовая интуиция и профессиональное конструктивное воображение;

центр регуляции и самоконтроля;

категорический правовой императив[4];

как дополнительный элемент, непосредственно не входящий в структуру развитого полноценного правосознания правореализатора, но порой существенно влияющий на правосознание и поведение, можно выделить подсознание.

Какое место занимает методология в структуре правосознания практикующего юриста? Она возникает на достаточно высоком уровне развития социально-правового сознания и во многом зависит от психофизиологических особенностей личности, а также от постоянной и целенаправленной работы по самосовершенствованию. Методология становится своеобразной производительной силой тогда, когда развиты все элементы правосознания и они взаимодействуют как единая система. Методология практикующего юриста — это особое мультисистемное свойство и вторичная структура высокоразвитого правосознания.

[1] Характеристику правового нигилизма см.: Зрячкин А.Н. Правовой нигилизм: причины и пути их преодоления: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2007; Гуляи- хин В.Н. Правовой нигилизм в России. Волгоград: Перемена, 2005; Матузов Н.И. Правовой нигилизм и правовой идеализм // Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И. Мазутова, А.В. Малько. М.: Юристъ, 2005. С. 683-721.

[2] Подробнее см.: Погодин А.В. Элементы теории правореализации: Дис. ... докт. юрид. наук.

[3] О методологии как учении — элементе юридической науки более подробно см.: Керимов Д.А. Методология права (предмет, функции, проблемы философии права). 2-е изд. М.: Аванта+, 2001. С. 21-56, 87-101; Методологические проблемы советской юридической науки. М.: Наука, 1980; СырыхВ.М. Теория государства и права: Учебник для вузов. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юстицинформ, 2007. С. 663-679; Тарасов Н.Н. Методологические проблемы современного правоведения: Дис. ... докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2002.

[4] Подробнее о структуре правосознания юриста см.: Погодин А.В. Элементы теории правореализации: Дис. ... докт. юрид. наук.