Классическая доктрина понимает суверенитет (от нем. и фр. «верховенство, господство») как независимость государства во внешних и верховенство государственной власти во внутренних делах. Классики отмечали, что государственный суверенитет единый, неделимый и непередаваемый. Но этот подход в значительной мере нуждается в актуализации.

Тезис о единстве государственного суверенитета ставится под сомнение в любом федеративном государстве, так как суверенитет разделяется на два уровня - общегосударственный и уровень субъектов. Оба уровня подразумевают наличие суверенитета, хоть и неравнозначного.

Конфедеративное государство (не являющееся государством, строго говоря) вынуждено сталкиваться с чистой воды делением суверенитета между государствами-членами конфедерации.

Но указанные вопросы уже в достаточной мере изучены и не представляют серьёзных споров. Однако есть иной вопрос о суверенитете государства в контексте передачи тех или иных своих полномочий и возможностей на наднациональный уровень. Теоретики и практики международного права исходят из замысловатой и довольно противоречивой по своей природе концепции, согласно которой государственный суверенитет реализуется на двух взаимосвязанных и взаимозависимых уровнях - внутригосударственном и надгосударственном (международном). Выше применительно к проблеме исполнения решений наднациональных судов и соблюдения Конституции данная проблема была рассмотрена с иного ракурса. Повторим лишь, что, с одной стороны, ни одна внутренняя норма (в том числе конституционная) не может противоречить (а в случае противоречия применяться) международному обязательству государства по ратифицированному им в установленном порядке договору, с другой - это не означает безусловного примата международного права в случае неоднозначного толкования договора наднациональными органами, а также применения истолкованных международно-правовых норм международными судами.

Эта проблема становится практически неразрешимой не только для России, но и для многих государств. Так, конституционное право Европейского Союза сегодня находится в глубоком институциональном кризисе. Ни один юрист с полной уверенностью не может сказать, что право ЕС выше национальной Конституции, тем более, что решения в области конституционного права часто лишь опираются на отдельные принятые государствами обязательства, но не вытекают непосредственно из них.

Эта проблема ставит более общую - проблему международных стандартов и их учёта в национальном праве. Будет огромной ошибкой утверждать, что нет объективных, выработанных на основе общего консенсуса стандартов поведения в мировом сообществе. Но их интерпретация и толкование - это вопрос политических дебатов и разногласий между ведущими державами.

Так, например, необходимость защиты личности от произвольного лишения жизни очевидна всем, принято множество деклараций, конвенций и резолюций, но каждый раз вызывает сложности привлечение к ответственности даже за столь опасные международные преступления (к которым относится, например, геноцид и военные преступления).

Уместно будет сравнить три различных международных трибунала. Нюрнбергский трибунал, созданный странами-победительницами после Второй мировой войны, отражал явно выраженный всеобщий, не подлежащий оспариванию ни одним государством, консенсус по поводу событий войны и военных преступлений, совершённых руководством нацистской Германии в военной время. Международный трибунал по Руанде, учреждённый ООН для расследования преступлений 1994 года отражал так же, хоть и не всеобщий, но консенсус ведущих держав, что сделало работу этого органа возможной и относительно эффективной.

В свою очередь, Международный уголовный суд, созданный как первый постоянный международный орган уголовной юстиции, в компетенцию которого входит преследование лиц, ответственных за геноцид, военные преступления, преступления против человечности в 1998 году, остаётся лишь амбициозной идеей, так как нет единого понимания о том, какие преступления и в каких случаях должны попасть под его юрисдикцию и, что ещё важнее, ни Россия, ни Китай, ни США не ратифицировали Римский статут, который и создал данный орган. По этой причине этот суд остаётся лишь средством политического давления одних стран на другие в условиях объективной невозможности создать полностью объективный и независимый суд.

Но международные стандарты - это ещё и ценности и принципы современных демократических государств. Например, бесспорно, что демократические выборы - это периодические, свободные, альтернативные, прямые, равные выборы. Это не общеобязательная норма международного права, но это те принципы, которые государство, претендующее на роль демократического, должно соблюдать.

Это не означает, что любой стандарт, разработанный в то или иной мере определённо обязателен к соблюдению всеми. Нужно говорить о безусловной обязательности учёта и обоснования для населения необходимости отступления от них в тех или иных случаях.

Суверенитет государства не является неким раз и навсегда заданным мерилом, он переживает драматические трансформации в условиях всё большей интернационализации, но эти изменения не исключают, а наоборот обязывают государства защищать свой суверенитет. Любое международное обязательство, участником которого является государство, для государства обязательно, но любые другие международно-правовые принципы, идеи, стандарты являются лишь ориентирами для законодателя и правоприменителя.