Всех российских криминалистов по их отношению к вопросу о кризисе криминалистики можно условно разделить на три группы. Одна часть криминалистического сообщества не замечает или не хочет замечать кризисного состояния нашей науки; другая ее часть отмечает наличие кризиса, однако склонна преуменьшать его степень или опасность для дальнейшего развития науки; и лишь третья, сравнительно небольшая часть российских криминалистов отмечает огромную глубину кризиса отечественной криминалистики, его разрушительность и призывает к принятию неотложных мер по выходу из него. С учетом изложенного, считаем необходимым рассмотреть аргументы кризисного состояния российской криминалистики.

Произошедшее в постсоветской России коренное изменение за последние годы экономического, социально-политического и нравственного контекста российского общества не могло не оказать влияние на статус, функции, дисциплинарное строение и организацию научного криминалистического знания, призванного обеспечивать практические потребности правоохранительных органов в борьбе с преступностью в новых условиях жизни общества (в новом социально-экономическом контексте).

Трансформация российского общества самым непосредственным образом сказывается на практике борьбы с преступностью и научной рефлексией над ней. Криминалистическая наука не может не обращать внимания на произошедшие в обществе кардинальные изменения (новую реальность).

Следует признать справедливым следующее замечание С.В. Шошина: «Сегодня существующая на территории РФ криминалистика продолжает не замечать многочисленных, порой и радикальных изменений, встречающихся в экономике и обществе. Проблемный и неоднозначно воспринимаемый процесс движения к рынку, к рыночной экономике, демократии не нашел еще взаимного соотнесения с постулатами национальной криминалистики»1 .

Указанная негативная ситуация характерна не только для отечественной криминалистики, но и других правовых наук. В частности, В.И. Пржиленский справедливо отмечает: «Для современной российской юриспруденции характерна ситуация «глубокой заморозки» теоретического знания, что проявляется, например, в консервации ее терминологии»[1] [2].

А.Э. Жалинский констатировал, «что так или иначе теория уголовного права и ее носители, как мне кажется, во многих случаях просто не заметили или не пожелали заметить, что они оказались в иной эпохе, в иной экономико-социальной и политической ситуации»[3].

Попытки обособить криминалистику от произошедших изменений российского социума только усиливают ее оторванность от реальных жизненных процессов, от практики. При этом пропасть между научными исследованиями и криминалистической практикой только увеличивается.

В российском обществе распространено устойчивое чувство страха перед беспределом и разгулом преступности в стране[4].

Особо неблагополучная ситуация складывается в отношении нераскрытых преступлений. Так, в 2016 г. на территории России было зарегистрировано 2.160.063 преступлений (2015 г. - 2.388.476; 2014 г. - 2.166.399), из них раскрыто 1.189.770 преступлений из числа находившихся в производстве (2015 г. - 1.254.706; 2014 г. - 1.176.428).

К числу нераскрытых относятся 983.355 преступлений (2015 г. - 1.047.099; 2014 г. - 948.647), т.е. порядка 45,5% от всех зарегистрированных преступлений.

Из общего количества нераскрытых преступлений на тяжкие и особо тяжкие преступления приходится 21,8 % (2015 г. - 22,5 %; 2014 г. - 25,4%). В 2016 г. остались нераскрытыми 932 убийства и покушений на убийство (2015 г. - 1.203; 2014 г. - 1223), факты умышленного причинения тяжкого вреда здоровью - 2.171 (2015 г. - 2.733; 2014 г. - 3.385), краж - 559.636 (2015 г. - 613.214; 2014 г. - 542.093), грабежей - 23.806 (2015 г. - 29.883; 2014 г. - 33.361), разбойных нападений - 3.028 (2015 г. - 4.046; 2014 г. - 4.472)1.

В связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, не раскрыто 962.200 преступлений (2015 г. - 1.024.485; 2014 г. - 925.262).

В официальной статистке речь идет о нераскрытых преступлениях за отчетный период (как правило, год). Эти сведения не учитывают кумулятивного характера нераскрытой преступности и не добавляют к показателям преступности предыдущего года число нераскрытых преступлений прошлых лет (в пределах их сроков давности), общее количество которых составляет порядка 20 млн. преступлений, и по ним должна вестись работа[5] [6].

М.П. Клеймёнов обоснованно отмечает, что «накопленный массив нераскрытых преступлений - это материальное свидетельство плохой работы системы правоохранительных органов, а значит - её системный сбой»[7].

Общая латентность преступлений в стране оценивается российскими криминологами по-разному, но традиционно высоко[8]. В работе авторского коллектива НИИ Академии Генеральной прокуратуры РФ под руководством С.М. Иншакова[9] общее число преступлений оценивается примерно в 26 млн., из которых регистрируется чуть больше 2 млн.

Так, преступная группа «Цапки» действовала в станице Кущевской Краснодарского края с 1994 г. В период с 1998 по 2010 годы ее участниками были убиты 19 человек, два убийства не были доведены до конца, поскольку в одном случае потерпевшему была своевременно оказана медицинская помощь, а в другом - пострадавшему удалось скрыться1. Лишь после массового убийства 12 человек в ноябре 2010 г. деятельность этой преступной группы наконец-то была пресечена, а ее членам вменялось более 40 преступлений. И общее число раскрытых правоохранительными органами преступлений, по всей видимости, не отражает реального количества всех совершенных этой группой преступлений.

Деятельность межрегионального преступного сообщества, действовавшего на территории Москвы, Московской, Ростовской и Челябинской областей была пресечена только после совершения его членами более 40 убийств[10] [11].

Информация о раскрытии многих «резонансных» преступлений свидетельствует о том, что их исполнители часто занимались противоправной деятельностью в течение многих лет. Поэтому вывод о том, что сотрудники правоохранительных органов плохо выявляют и раскрывают преступления - это упрек и в адрес криминалистики, которая исторически возникла как «наука о раскрытии преступлений (Untersuchungskunde)». Следовательно, не вызывает сомнений тот факт, что криминалистика (и криминалисты) несет существенную долю ответственности за нераскрытые в стране преступления, а также за в общем то примиренческую и пассивную позицию в этом вопросе.

«Интеллектуальная криминалистическая элита» не способна представить обществу осмысленный образ происходящего, ставить четкие позитивные цели и средства их достижения, уменьшать переживаемые людьми чувства страха и беспомощности перед преступностью.

В настоящее время существует так называемая академическая, «профессорская» криминалистика, а в противоположность ей - «практическая криминалистика», напряжение между которыми нарастает.

В современной России крайне редкими являются случаи, чтобы профессор-криминалист занимался не только научной (преимущественно теоретической), но и практической деятельностью, связанной с раскрытием и расследованием преступлений. Тогда как личный опыт является одним из важных каналов информированности о насущных проблемах практики.

Еще в 1925 г. И.Н. Якимов писал, что «на Западе наука и практика идут рука об руку. Помимо целого ряда выдающихся ученых, работающих теоретически и практически в области уголовной техники, каковы проф. Рейсс, д-р Лоок, Шней- керт, Гельвиг и другие, в уголовных полициях европейских государств работают в качестве уголовных комиссаров, в Германии - Анушат и Энгельбрехт, во Франции - Рено, известные как выдающиеся практики и в то же время как ученые криминалисты»1.

В свою очередь, в США и западных странах профессо- ры юридических школ и факультетов вузов выступают в качестве учредителей или активных членов общественных организаций, выступающих за соблюдение прав человека при осуществлении правосудия, например, движения «Проект невиновности (Innocence Project)». Это движение занимается выявлением случаев вынесения ошибочных экспертно-криминалистических (forensic) заключений, положенных в основу вынесения судами обвинительных приговоров в отношении невиновных лиц[12] [13]. Так, американский профессор Б. Гаррет вместе со своей командой одним из первых изучил случаи оправдания невинно осужденных на основе ошибочных экспертных заключений, опровергнутых в последующем использованием современных технологий ДНК-тестирования, и опубликовал в 2008 г. результаты проведенного исследования[14]. Эта работа вызвала широкий общественный резонанс и привлекла внимание научносудебного (forensic science) сообщества. В последующем результаты проведенного исследования были представлены специальному комитету, созданному Национальной Академией Наук в Вашингтоне, и послужили основой для совершенствования методов судебной науки (forensic science) и деятельности криминалистических лабораторий в США.

Другим проявлением «профессорской науки» является проведение в 2015 г. и в 2017 г. двух «профессорских круглых столов» по теме «Криминалистика: от Ганса Гросса до наших дней». Не подвергая сомнению важность подобного рода мероприятий, нельзя все же не отметить консервативность формата их проведения; присутствие на мероприятии скорее единомышленников, чем оппонентов; закрытость обсуждения в группе фейсбука и т.п.

Следует согласиться с мнением немецкого юриста Ганса Шнайдера, что «ученый не должен постоянно вращаться только в доброжелательном кругу друзей-единомышленников, он должен идти на научный спор, как бы это ни было трудно»1.

Круг участников круглого стола был ограничен только профессорским составом «на основе индивидуальных приглашений»[15] [16]. Поскольку «круглый стол» собирает «ведущих» и «самых авторитетных ученых» в области криминалистики, «включая руководителей кафедр ведущих юридических вузов России, членов экспертного совета ВАКа и высокопоставленных профессоров отраслевой науки и образования»[17], тем самым изначально обеспечивается его элитарность, академическая респектабельность и, по всей видимости, размежевание с остальным криминалистическим сообществом.

Нельзя не обратить внимания на возрастной состав участников стола, многие из которых находились в очень зрелом возрасте. Как верно отмечает С.И. Захарцев, большинство ученых в солидном возрасте «трудятся над доформулировани- ем и развитием своих ранее сформированных идей», а у части из них отмечается «вера в непогрешимость собственных идей, их абсолютной истинности навсегда», неспособность замечать глобальные перемены в стране и мире[18].

На основе проведенного исследования С.И. Захарцев выявил следующие характерные типы профессиональной деформации известных ученых-юристов: болезненное самолюбие и самолюбование; крайний субъективизм; недоверие к молодости, молодым ученым; конъюнктура и др.[19] Профессиональная деформация ученых-юристов оказывает негативное влияние на развитие науки, представителями которой они выступают.

В качестве исторического примера можно указать на тот факт, что Бертильон до конца своих дней был убежден в непогрешимости своего метода, как наиболее лучшего.

П. Бурдье верно констатирует, что научное поле является местом конкурентной борьбы, специфической ставкой в которой является монополия на научный авторитет, определяемый как техническая способность и - одновременно - как социальная власть, или, если угодно, монополия на научную компетенцию, понимаемую как социально закрепленная за определенным индивидом способность легитимно (т.е. полномочно и авторитетно) говорить и действовать от имени науки1.

Высокая цитируемость тех или иных ученых не всегда является показателем высокого уровня развития науки, а может отражать только степень их влияния в научном сообществе.

А.С. Александров не без оснований отмечал: «Боюсь, что авторитет некоторых криминалистов таков, что они получили статус кумиров, чьи суждения почитаются непререкаемыми истинами на всем смысловом пространстве специальности 12.00.09»[20] [21].

По мнению А.В. Шмонина, «опыт развития науки криминалистики свидетельствует о невозможности «закрывать» или, наоборот, «решать» научные проблемы, в том числе и в области криминалистической методики, путем ссылок на авторитеты»[22]. Однако в нашей жизни получается как раз все наоборот: опыт развития отечественной криминалистики свидетельствует о том, что именно ссылка на авторитет является наиболее успешным «тактическим решением», обеспечивающим комфортную позицию в науке, символическую выгоду, академическую респектабельность и т.п.

Для российской науки в целом и криминалистики в частности всегда имело особое значение то место, которое тот или иной ученый занимает в научной или организационной иерархии. Например, Т.Д. Телегина в качестве одного из «научных» аргументов использует «обращение к авторитету Р.С. Белкина»[23].

С.Е. Егоров и И.А. Ц,ховребова, отметив огромный вклад в криминалистику Р.С. Белкина, пишут далее: «Спасибо Вам, Рафаил Самуилович, за то, что Вы были с нами, за то, что Вы сформировали нас как профессионалов, за то, что Вы раскрыли глубину и значение российской криминалистики»1.

М.С. Еусельцева верно замечает: «Тоталитарные эпохи влекут за собой долгий инерционный шлейф культурно-психо- логического наследия как в жизни общества, так и в эволюции науки, не позволяя в дальнейшем адекватно отвечать на вызовы современности. В отечественной интеллектуальной традиции это проявляется в нетерпимости к иному мнению и, одновременно, позитивной чувствительности к статусам и авторитетам, в сложности учета при построении картины реальности других подходов и альтернативных точек зрения, в то время как современная познавательная ситуация в общемировом контексте характеризуется открытостью дисциплинарных границ, методологическим плюрализмом и либерализмом, популярностью полипарадигмальности и смешанных методологий»[24] [25]. Соответственно, российским криминалистам нужно учиться не зависеть от авторитетов, а доверять своему собственному мнению и жизненному опыту.

Н.С. Розов относительно коллегиальной общности в российских университетах констатирует, что она «играет чаще всего, увы, не инновационную, а резко консервативную, иногда даже реакционную роль. Объяснение тому простое: высоких академических позиций в такой общности, как правило, достигают уже в зрелом возрасте, причем авторитет сохраняется и у лиц преклонных лет, которые зачастую преобладают в университетских и факультетских ученых советах. Людям данной категории любые организационные инновации ни к чему: им нужен покой и стабильность как гаранты собственного привилегированного положения, тогда как плоды инноваций достаются обычно молодым и активным университетским деятелям»[26].

Нынешняя «профессорская» наука в лучшем случае может выступать в качестве дискуссионного клуба преимущественно единомышленников, но в значительно меньшей степени - активным и целенаправленным регулятором реальных изменений в криминалистической науке и практике.

А.И. Ракитов справедливо заявляет: «Если говорить по большому счету, то каждая сколько-нибудь стабильная и значимая группа или общество рано или поздно подходят к рубежу, когда привычные клишированные идеи, стандарты поведения, моральные, политические или познавательные принципы становятся препятствием для решения вновь возникающих проблем. Так было всегда и будет впредь. Особенно остро это ощущается в начале XXI в. Выработка нового, адекватного и опережающего видения мира, нетривиальные подходы к решению проблем и отказ от того, что казалось бесспорным, наталкиваются на окостеневшие клише и трафареты, поддерживаемые воспитанием, социальной инерцией и традициями»1.

Оторванность науки от практики негативно влияет и на саму криминалистическую практику, вызывает в ней разочарование наукой криминалистикой. Р.Р. Рахматуллин констатирует, что «следователи все реже обращаются к криминалистике», которая «потеряла свою былую значимость»[27] [28].

Без современных, научно обоснованных криминалистических рекомендаций (и научного обеспечения их внедрения) практика самостоятельно решает возникающие проблемы, нередко поощряя развитие и широкое применение различного рода сомнительных, а порой уродливых и преступных способов раскрытия и расследования преступлений, примеров которых великое множество в современной России («слоник», «фанто- мас», «ласточка», «крутилка» и т.п.). Неслучайно в литературе отмечается необходимость разработки методики расследования преступлений, связанных с незаконными методами воздействия на граждан со стороны сотрудников правоохранительных органов[29].

Криминалистика не может быть обоснована «сама из себя», а только с позиций более широкой системы - общества. Это подтверждает тезис о том, что советское общество, будучи обществом высокоравновесным, со стабильным типом властных, организационных и управленческих связей, имело свою гносеологию, практику познания и форму рациональности. Современное же общество представляет собой систему с высокой степенью неопределенности, характеризуется нерав- новесностью, конфликтностью, нелинейностью связей и отношений. Соответственно, требуется обновленная гносеология, практика познания и форма рациональности. Так, еще в 1994 году В.А. Образцов отмечал, что криминалистика «вплотную подошла к состоянию, характерному для смены научных парадигм»1. Однако, по существу до настоящего времени смена научных парадигм в криминалистике так и не произошла.

Б.С. Братусь утверждает: «Мы оказываемся в состоянии, типическом для кризиса: прежняя опора не удовлетворяет, но покидать ее страшно, ибо новой надежной не видится, а на прыжок в неизвестность решимости нет. Поэтому достаточно многие влекутся сейчас к этому краю, но затем отступают от него, возвращаясь к привычному»[30] [31]. Это влечет репродукцию прежних подходов, свидетельствует о неготовности следовать новому пониманию[32].

Толковый словарь русского языка определяет кризис как: 1) резкий, крутой перелом в чем-нибудь; 2) обусловленное противоречиями в развитии общества расстройство экономической жизни; 3) затруднительное, тяжелое положение[33]. Согласно словарю иностранных слов, одно из значений кризиса определяется как резкий, крутой перелом; тяжелое переходное состояние какого-либо процесса, социального института, сферы общества или общества в целом[34].

Важно заметить, что кризис - это не крах, не катастрофа, а «критическая точка», переходное состояние, содержащее в себе, помимо деструктивных тенденций, еще и перспективы успешного выхода к новым горизонтам, что, в свою очередь, предполагает значительное усилие, способное по крайней мере преодолеть деструктивные тенденции1. Для успешного выхода из кризиса требуется неотложное принятие прогрессивных решений.

Понимание кризиса как «резкого, крутого перелома», а также «затруднительного, тяжелого положения» будет использоваться в дальнейшем для характеристики кризиса современной отечественной криминалистики.

Явная неспособность современной отечественной криминалистики убедительно отвечать на возникающие проблемы борьбы с преступностью (практики раскрытия и расследования преступлений) влечет утрату доверия к криминалистике не только стороны практических работников, но и общества в целом. Речь идет о необходимости формирования новых механизмов практической встроенности криминалистики в жизнь российского общества, выбора новых путей ее взаимоотношений с обществом. Если криминалистика не возьмется за активное решение возникающих практических проблем, она окончательно утратит былой общественный престиж.

В литературе отмечается падение престижа профессии криминалиста[35] [36], что свидетельствует о кризисе взаимоотношений криминалистики с обществом. По словам В.Я. Колдина, «сохранение кафедр и поднятие престижа криминалистической подготовки потребует от криминалистов пересмотра ряда собственных традиционных и привычных представлений, в частности, представлений о месте и функции криминалистических знаний в системе юридических наук; о месте и функции криминалистических и судебно-экспертных методов и технологий в структуре правоприменительной деятельности; о переосмыслении и переоценке объекта криминалистики»[37].

Но такого пересмотра представлений в отечественной криминалистике так и не случилось.

А.С. Шаталов указывает, что отечественная криминалистика «пребывает в кризисном состоянии», «не отвечает в полной мере изменившимся потребностям следственной и судебной практики», «многие ее разработки теряют популярность не только у практиков, но и у будущих юристов1.

Сказать, что сегодня все плохо в нашей криминалистике, было бы неверно и упрощенно. Как обоснованно утверждает Н.П. Яблоков, «криминалистика за длительное время своего существования и развития не только создала весьма серьезный и универсальный арсенал средств аналитико-познавательного (технического, тактико-технологического и методического) характера и накопила опыт его использования при расследовании преступлений и в работе с разными доказательствами и иными криминалистически значимыми фактами, но и щедро делилась его возможностями с другими родственными науками»[38] [39].

Однако речь идет не о былых заслугах отечественной криминалистики, достигнутых за весь исторический период ее существования, а о насущных проблемах постсоветской криминалистики, ее нынешнем состоянии, о том, что в сегодняшней криминалистике фактически перестало накапливаться эмпирически подкрепленное теоретическое знание, способное не только объяснять, но и реально решать возникающие практические проблемы.

По сравнению с ситуацией после 1991 г., когда отечественная криминалистика пребывала в «коме», нынешнее состояние науки несколько лучше: уже не кома, но стагнация и системный кризис.

К современной криминалистике накопилось слишком много претензий, к числу которых можно отнести следующие:

- сохранение «старого» классического мышления и устаревших методологических подходов;

- идеологическая ориентация философского основания криминалистики на догматический марксизм (наивный реализм), требующая замены концепции философского осмысления криминалистики;

- отсутствие комплексного анализа причин неудовлетворенности современной криминалистикой и существующей криминалистической практикой;

- уход от обсуждения актуальных вопросов практического значения;

- консерватизм и беспомощность классической общей теории криминалистики (Р.С. Белкин) перед существующими проблемами практики;

- предельно абстрактная форма многих теоретических положений криминалистики;

- недостаток современных обширных концептуальных построений (значительных теоретических проектов);

- исключение «эмпирического» субъекта познания из криминалистических исследований;

- отстраненность от исследований, низкая криминалистическая культура российских криминалистов-пользователей;

- политическая конъюнктура, «туземная» державно-патриотическая лояльность, ведомственная зависимость от государственных учреждений и государственного финансирования;

- пренебрежение к новациям;

- слабое эмпирическое подтверждение выдвигаемых теоретических положений;

- отсутствие принципиальной интеллектуальной конкуренции в криминалистическом сообществе;

- схоластическое комментирование избранных авторитетов, а также комментарии на комментарии;

- падение общественного престижа криминалистики, снижение ее популярности и востребованности;

- доминирование в криминалистических дискуссиях мнений, а не собственно криминалистических знаний, что ведет отечественную криминалистику к накоплению мнений, а не знания;

- недостаток работ по избавлению от устаревших, не выдержавших испытание временем научных положений и практических рекомендаций;

- отсутствие действенной интеграции в соответствующее мировое пространство, слабый научный и образовательный обмен и коммуникации с зарубежными партнерами;

- изоляция от мировых идейных достижений, плохая осведомленность о зарубежных криминалистических достижениях, включая отсутствие переводов современных учебников западных авторов;

- отсутствие интереса к исследованию истории российской и мировой криминалистики, их переосмысления с альтернативных подходов и т.д.

Указанное позволяет сделать вывод о наличии существенных сомнений (чувстве неудовлетворенности) в объясняющих возможностях классической отечественной криминалистической теории, а также ее соответствии реальному познавательному процессу и практике.

Поэтому вполне естественным является желание подвергнуть критическому анализу содержание доминирующей на сегодняшний день общей теории отечественной криминалистики, рассматриваемой в качестве ее парадигмы, методологических основ1.

В.А. Образцов отмечал, что современной криминалистике присуще состояние, характеризующееся пересмотром взглядов, концепций, представлений, некогда казавшихся незыблемыми, избавлением от давно известного науке недуга - иллюзии общеизвестности, элементарности отдельных понятий и положений, которые на самом деле не так просты и очевидны; сменой научных парадигм[40] [41].

По мнению А.Ф. Дубина, «именно теоретико-методологическая отсталость криминалистики не позволяет ей выйти на современный уровень научных криминальных технологий»[42].

По словам Г.А. Зорина, «криминалистика сейчас напоминает разорванную автором пьесу, переполненную неопределенным смысловым пространством, отражающим коридоры кривых зеркал... и разнообразных точек зрения на проблемы, взывающие о разрешении. Криминалистика на перепутье с бесконечным разветвлением путей в непознанную действительность, в еще более жесткий по своим последствиям и процессам лабиринт»[43].

Н.И. Вытовтова говорит о попытках рассмотреть объекты криминалистического изучения «с иных позиций»[44].

А.М. Кустов полагает, что криминалистическая наука в настоящее время стоит на пороге очередного этапа - существенного расширения границ, предмета науки, изменения системы науки и т.д.[45]

Д.В. Ким считает, что «научная дискуссия, развернувшаяся в последнее время, свидетельствует о том, что криминалистика претерпевает определенный кризис, свойственный всем наукам на определенном этапе, поднимающий их на более высокий уровень развития»1.

О.А. Крестовников заявляет о необходимости пересмотра методологического аппарата криминалистики как науки, непосредственно обслуживающей практическую деятельность по борьбе с преступлениями[46] [47].

А.С. Александров считает, что «отечественная криминалистика переживает кризис», поскольку «она дает знание не для действия, а знание ради знания»[48].

А.В. Шмонин фиксирует у криминалистики «свойственный всем научным отраслям знаний на определенном этапе кризис», а также что «ожидания по разрешению данного кризиса, который должен обеспечить новый более высокий уровень развития научного знания, несколько затянулся»[49].

По мнению Т.Д. Телегиной, есть основание говорить о системном кризисе криминалистики[50].

Ф. Волынский и Е С. Лапин настаивают на переосмыслении традиционного предмета криминалистики, необходимости новых методологических подходов к решению возникающих проблем[51].

Ю. Толстолуцкий говорит о том, что «пришло время смены научной парадигмы»[52].

А.Е. Хорошева пишет: «Ни для кого не секрет, что современная криминалистическая наука испытывает кризис»1.

Д.А. Степаненко характеризует нахождение криминалистической науки «в состоянии самоопределения и самоидентификации»[53] [54] [55].

И.Т. Кривошеин заявляет о системном кризисе криминалистики, который в наибольшей мере проявляется в ее научно-мировоззренческом кризисе[56]. При этом И.Т. Кривошеин только намечает подходы к пересмотру научно-мировоззренческих начал в криминалистике, обосновано заявляя, что «изложенным не исчерпывается анализ системного кризиса криминалистики, его предпосылки, условия и следствия более сложны, их последовательное освещение еще предстоит»[57].

А.С. Александров утверждает: «Прошло ведь уже пять лет со времени опубликования моей культовой статьи «Семь смертных грехов криминалистики». Деградация за эти годы, судя по количеству и результатам функционирования диссове- тов по специальности 12.00.12. продолжается. Криминалистика в глубоком кризисе»[58]. Следует признать справедливыми упреки А.С. Александрова в адрес криминалистов, что «отечественная криминалистическая наука далека от разработки таких фундаментальных для состязательного правосудия тем, как техника прямого, перекрестного допроса, передопроса; искусство формулирования и постановки вопросов; допустимость, относимость вопросов; критерии наводящих вопросов, лингвопсихическая сила судебных доказательств, доказывание в условиях состязательности, техники повышения убедительности (личных доказательств) и пр. Ничего этого современная наука криминалистической тактики не только не изучала, но даже не поставила на повестку изучения и преподавания»1.

С.Л. Кисленко обращает внимание на присущий современной криминалистике «явный дисбаланс между основополагающими категориями, стоявшими во главе общепринятой (устоявшейся) теоретической схемы, и вновь поступающими в область ее научного познания явлениями»[59] [60], а также говорит о том, что «в криминалистике назрели проблемные ситуации, требующие скорейшего разрешения»[61]. По его словам, «в криминалистике сложилась переходная ситуация, требующая, с одной стороны, критического пересмотра имеющейся системы знаний с учетом современных реалий правоохранительной деятельности, а с другой стороны, ассимиляции нового экспериментального материала с существующими теоретическими схемами»[62].

Т.В. Шутемова, признавая наличие отдельных кризисных явлений в криминалистике, полагает, что современная криминалистика стоит на пороге очередного этапа своего развития[63].

Кризисные явления в криминалистике приобрели такой масштаб, что А.С. Подшибякин был вынужден заявить о «разрушении» традиционной криминалистики и ее нахождении в бедственном положении[64].

С.Н. Тесля и И.Б. Шуванов верно замечают, что «кризис науки - это кризис познавательной способности человека, фундированной в знании»1.

Современная криминалистика находится в кризисном состоянии, при котором под влиянием изменяющихся норм и идеалов современного научного исследования рушатся прежние представления, ценности и стереотипы, а многие застарелые проблемы настоятельно требуют своего исследования и разрешения. Отражением этого кризиса являются непрекращаю- щиеся споры криминалистов о современной методологии криминалистики, ее предмете, объекте, природе, задачах, системе и т.п.

Кризисное состояние отечественной криминалистики имеет закономерный характер, являющийся отражением произошедших изменений в российском обществе. Для выхода из этого кризиса требуется обновление парадигмы науки, существенное расширение предмета криминалистики, пересмотр традиционной проблематики криминалистической науки, активное обобщение отечественного и мирового опыта, усиление инновационной составляющей науки, повышение готовности решать актуальные практические задачи и внедрять полученные достижения в практику.

Естественным является процесс, при котором «каждое новое поколение ученых стремится подвести определенные итоги предшествующей работы, оценить пройденный этап и наметить новые перспективы»[65] [66].

Однако мнение о сегодняшней криминалистике, как находящейся в кризисе, не поддерживается частью криминалистов, либо встречает от них возражение: утверждается, что она интенсивно и динамично развивается. Так Е.П. Ищенко полагает: «Если учесть к тому же обширную тематику и впечатляющую географию приведенных в подстрочнике изданий, широту и глубину охвата ими насущных проблем борьбы с преступностью, сравнить их перечень (естественно, очень далеко не полный) с публикациями последних десятилетий существования СССР, учесть защищенные в последние годы кандидатские и докторские диссертации, посвященные актуальным проблемам отечественной криминалистики, то нельзя не прийти к обоснованному выводу, что российская криминалистика успешно преодолела период спада, обусловленный причинами социально- политического и экономического характера, и находится сейчас в стадии динамичного развития, сулящего весьма интересные, многообещающие перспективы»1.

С.Н. Чурилов достаточно сдержанно призывает криминалистов: «Несмотря на то, что криминалистика в целом и отдельные ее разделы (общая теория, криминалистическая техника, тактика и методика) достигли в своем развитии достаточно высокого уровня, данная отрасль юридического знания нуждается в дальнейшем прорыве, чтобы достойно ответить на вызов, сделанный преступным миром российскому государству и органам, ведущим борьбу с преступностью»[67] [68].

А.Г. Филиппов отмечает, что «для того, чтобы говорить о «системном кризисе» криминалистики, как нам кажется, нет никаких оснований. Криминалистика уверенно развивается»[69]. А затем добавляет, что криминалистика еще и «успешно развивается»[70].

Е.С. Лапин утверждает, что «хаос и произвол, царившие до появления этих методологических основ во взглядах ученых на методологию своей науки, сменился сегодня поразительно цельной и стройной общей теорией криминалистики, системным построением науки в целом»[71].

Н.А. Подольный считает, что «кризисных явлений ни в науке криминалистики, ни даже где-то рядом с ней не наблюдается»[72].

И.В. Макогон и Л.В. Косарева полагают: «В последнее время многими учеными предлагаются изменения содержания предмета криминалистики. Думаем, что в настоящее время в этом нет необходимости»1.

В.А. Жбанков приходит к выводу, что «сейчас криминалистика переживает непростое время, поскольку неоднократно предпринимаются попытки расшатать ее традиционные устои в отношении предмета науки, ее юридической природы и системы, увести криминалистику от решения насущных практических задач борьбы с современной преступностью»[73] [74].

Высказав намерение «показать наличие проблемной ситуации» в криминалистической науке, С.И. Соболевская приходит к следующему выводу: «Криминалистика развивается! И это не может не радовать. Развивается несмотря ни на что. Остается вопрос - как донести эти знания?»[75] Получается, что криминалистика успешно развивается, но основная проблема заключается в том, что ее знания не доходят до потребителя.

Особенно драматичным следует признать то обстоятельство, что значительная часть (если не большинство) отечественных криминалистов пребывает в благодушном состоянии, возможно даже эйфории, вызванной видимым изобилием криминалистических научных журналов, книг и статей, увеличивающимся числом защищаемых диссертаций, шумными и помпезными конференциями, съездами, конгрессами и т.п. При этом мало кто отважится адекватно оценить качество и новизну современной криминалистической продукции, ее востребованность практикой.

А.С. Подшибякин справедливо подчеркивал, что «критерий истинного развития один - приращение нового знания или уточнение уже имеющегося»[76].

Однако в современной криминалистике накопилось столько ненаучной, устаревшей, «пустой» и т.п. информации, что позволяет отдельным исследователям называть криминалистику «мусорной наукой (Junk Science)»1.

«Значимость и новизна являются не только факторами социального признания, но они также дают ученым чувство прикосновения к истине, чувство того, что они занимаются настоящим познанием, а это уже ценности духовного комфорта»[77] [78].

У криминалистики, как и любой другой науки (по К. Попперу), главная задача заключается в том, чтобы решать имеющиеся проблемы и порождать необходимость решения еще больших проблем. Однако с этой социальной задачей современная криминалистика как раз и не справляется.

Важно также отметить, что в настоящее время практически не обращается внимание на то, что многие ученые-криминалисты получают высшее образование, учатся в аспирантуре и защищают диссертации зачастую в одном и том же учреждении или дружественных учреждениях, т. е. в одной и той же интеллектуальной среде[79]. Тем самым они «варятся в собственном соку», воспроизводят прежние подходы, способы познания, нормы и стереотипы, принятые в этой среде, укрепляя «туземность» своих исследований и их результатов.

В последние десятилетия у отечественной криминалистики четко проявилась и сохраняется такая устойчивая тенденция как концентрация преимущественно на внутренних характеристиках своего развития, обособление от общей проблематики уголовных наук, консервация «догмы» и традиционного круга научных исследований, рассмотрение проблем изнутри науки, что создает реальную угрозу ее отрыва и абстрагирования от насущных проблем практики, недооценку взаимосвязей с другими науками и, как результат, влечет невостребован- ность научных криминалистических изысканий практикой.

Криминалистика оказалась в ловушке собственной самодостаточности и самопознания, занимаясь преимущественно рассмотрением различных проблем криминалистики «изнутри» (с точки зрения самой криминалистической науки), а не «сна-

ружи», т.е. от потребностей и запросов практики, без исследования проблем с социальными условиями их возникновения.

Самодостаточность современной криминалистики проявляется и в том, что она в последние десятилетия недостаточно внимания уделяет исследованию механизма интеграции в нее достижений других наук.

Именно благодаря союзу с естественными науками криминалистика в конце XIX столетия вышла в центр общественного внимания. Однако современная криминалистика постепенно утрачивает прежнюю способность ассимилировать в своих интересах результаты (достижения) естественных и общественно-гуманитарных наук, число и специализация которых только увеличивается. Утрата криминалистикой реального союза с другими науками выталкивает ее на периферию общественной жизни.

К числу существенных недостатков современной отечественной криминалистики следует отнести и тот, что она старается не замечать или не реагировать остро на очевидные факты нарушения прав человека, «медленный выход судейского сообщества из устаревшей системы профессиональных психологических установок на обвинительный уклон»; «рецидивы репрессивного сознания, влияющего на характер деятельности всей правоохранительной системы»; «засилье бюрократических барьеров, воздвигаемых сотрудниками государственных учреждений, обусловленное, в первую очередь, корыстными мотивами и полным пренебрежением к человеческому достоинству своих сограждан»[80] и т.п. негативные (если не сказать несправедливые, вопиющие, ужасающие) современные российские реалии.

Так, отечественная криминалистика часто и совершенно справедливо говорит о необходимости соблюдения прав и свобод человека и гражданина, о применении только нравственно допустимых приемов и средств раскрытия преступлений и т.п. Но при этом, старается не замечать, например, такие факты, что на практике заключение подозреваемого (обвиняемого) под стражу нередко осуществляется в целях побуждения его к даче признательных показаний (например, уголовное дело в отношении восьми сотрудников отдела полиции «Дальний» МВД по Республике Татарстан).

Без внимания криминалистов остаются выводы инспекторов Совета Европы о признании следственных изоляторов России (СИЗО) местами, приравненными к пыткам1.

Другой массовый пример нашей «суровой» действительности - содержание обвиняемых и подсудимых в металлической клетке на протяжении всего судебного разбирательства, что, по мнению Европейского суда по правам человека, является средством унижения человеческого достоинства, подрывает его репутацию, вызывает чувство униженности, беспомощности, страха и собственной неполноценности, не соответствует нормам цивилизованного поведения в демократическом обществе[81] [82]. Как отмечает Европейский Суд, «в Российской Федерации применение металлической клетки носит повсеместный характер в отношении всех подсудимых, содержащихся под стражей, без учета их конкретной ситуации, на основании приказов МВД России, которые имеют гриф «для служебного пользования» и не опубликованы» (пи. 123, 124 постановления)[83]. Тогда как в большинстве других стран вместо металлических клеток при необходимости используются защитные светопрозрачные ограждения (с обеспечением надлежащих условий для участия подсудимых в процессе, в том числе достаточной площади светопрозрачного ограждения, наличия вентиляции и оборудования, позволяющего подсудимому конфиденциально общаться с защитником и обращаться к суду и присяжным заседателям, и т.д.)[84].

Российские ученые-криминалисты чаще всего безмолвствуют по указанной теме, придерживаясь державно-патриотической позиции с ее подчеркнутой политической и идеологический корректностью, лояльностью к авторитарной власти и преклонением перед всемогущим госаппаратом.

Хотя обстановка в стране настолько накаляется, что Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации говорит следующее: «Исходя из оценки современного состояния экономики, социальных институтов, отечественной судебной системы и правоохранительных органов, а также пока еще слабого правового сознания на всех - государственных и общественных - уровнях, можно утверждать, что на современном этапе развития страны разрыв между правовыми постулатами, закрепленными в Конституции Российской Федерации, и реальными механизмами защиты прав, свобод человека и достоинства личности остается глубоким»1. Кроме того, отмечается «разделение судопроизводства на два уровня - «элитарное» и «для простых смертных», которое «бьет по авторитету судебно-правоохранительной системы и подрывает у граждан страны веру в справедливость»[85] [86].

Как в этой связи не вспомнить следующие слова М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Много есть путей служить общему делу; но смею думать, что обнаружение зла, лжи и порока также не бесполезно, тем более что предполагает полное сочувствие к добру и истине» или известного советского юриста М.Д. Шар- городского, утверждавшего, что юридическая наука начинается там, где она говорит законодателю нет.

В этих условиях криминалистическое сообщество должно переосмыслить свои взаимоотношения с властью, обеспечивая последнюю достоверными результатами своего научного труда.

На фоне привычных самоутешений и самовосхвалений практически не осознается глубина «туземности» отечественной криминалистки, ее низкая способность убедительно отвечать на возникающие вызовы и угрозы современности, дальнейшая маргинализация («уход от реальности», добровольная самоизоляция, скатывание на периферию жизни).

В криминалистике негласно доминирует позиция, согласно которой после Р.С. Белкина в общей теории российской криминалистики ничего принципиально нового появиться не может.

Современным криминалистам необходимо избавляться от прежних представлений о кумулятивном накоплении криминалистического знания. Как справедливо отмечает А.А. Ивин, «чертой, объединяющей «классическую» и схоластическую аргументацию, является кумулятивизм: познание уподобляется процессу бесконечного надстраивания здания, растущего вверх, но никогда не переделываемого. Кумулятивизм очевидным образом предполагает фундаментализм, ибо здание никогда не может неограниченно надстраиваться, если оно не опирается на абсолютно надежный фундамент»1. «Учебники, которые переписываются после научной революции, создают видимость линейной непрерывности истории науки, скрывая тот процесс радикальных трансформаций в науке»[87] [88].

Еще в 1905 г. Э. Ферри отмечал: «Подобно живым организмам, научные теории имеют свой период созревания, предшествующий их практическому осуществлению и подготавливающий последнее»[89].

Ограничение теории криминалистики только ее догмой по существу означает подмену собственно научного исследования его формально-техническим описанием, сведением к уже существующему знанию без его критического разбора. Тем самым отечественная криминалистика постепенно утрачивает атрибуты практически ориентированной области знания, реагирующей на изменение практики, и превращается преимущественно в теоретико-познавательную или теоретико-комментаторскую науку. Как справедливо писал А.Г. Асмолов, «канонизация основных принципов теории несет в себе куда большую опасность, чем внешняя или внутренняя ее критика. Теории никогда не умирают от критики. Они гибнут в руках старательных учеников, спешащих их канонизировать и, тем самым, отправить на заслуженный отдых»[90].

Не потеряли своей актуальности для отечественной криминалистики следующие слова П.И. Тарасова-Родионова, высказанные им в далеком 1951 году: «Серьезным недостатком в области развития советской криминалистики и становления ее как науки о следствии, как правовой науки является отсутствие широких свободных дискуссий по основным вопросам науки. Совершенно непонятным является то положение, что на ряде научных конференций криминалистов, состоявшихся в последние годы в Харькове, Киеве, Москве и Ленинграде, ни разу не был поставлен на обсуждение основной вопрос советской криминалистики. В известной мере это объясняется тем, что ряд наших криминалистов не любит здоровой критики и самокритики... Успешное разрешение этой задачи может иметь место в результате проведения свободной дискуссии по основным вопросам науки советской криминалистики»1.

Утрата криминалистикой былого общественного престижа и авторитета у практических работников обусловлена виной самих криминалистов. Словенский профессор Д. Мавер отмечает, что за последние годы существенно изменились формы преступности, методы деятельности преступников, повысилась их интернационализация, организованность и т.п., что требует разработки новых методов расследования преступлений. Те же, которые были пригодны для использования в криминалистических целях десять или двадцать лет назад, в настоящее время устарели и стали бесполезными[91] [92].

Нужно честно сказать себе: что сделала и чего не сделала отечественная криминалистика за последние годы, что она упустила, с чем не справилась, что заслуживает сохранения в ней, что должно освободить место лучшему, новому и т.п.

А.Ф. Волынский и Е.С. Лапин обоснованно задаются следующим справедливым вопросом: «почему при наличии общеизвестных и общедоступных достижений научно-технического прогресса в одних странах они находят максимально возможную реализацию в практике борьбы с преступностью, а в других - десятилетиями остаются предметом бесплодных дискуссий о возможном и допустимом?»[93].

Важно отметить, что сами по себе призывы отдельных исследователей к криминалистическому сообществу к изменению, пересмотру методологии и т.п. являются совершенно беспомощными и, как правило, ни к чему существенному не приводят, поскольку не затрагивают самого стержня (сердцевины) современной криминалистики - критического разбора ее общей теории (парадигмы). В лучшем случае предлагаются какие-нибудь «косметические» меры. И все остается как прежде. Пора от разговоров о «проблемах» современной криминалистики переходить к ее кардинальной перестройке. А для этого ученым-криминалистам требуется, прежде всего, измениться самим: изменить мировоззрение и стиль мышления, преодолеть устаревшие стереотипы, усвоить современные нормы и ценности научного познания.

Как справедливо отмечает О.В. Полстовалов, «гегемонии единственно верного марксистско-ленинского учения в теории познания, понимании истины и процесса ее постижения давно уже нет, но ключевые ее сегменты прочно засели в различного рода прикладных науках»1. Изложенное в полной мере относится и к современной криминалистике.

В.А Бажанов подчеркивает, что марксистско-ленинское наследие «как ни крути и ни отрицай, в неявном, имплицитном виде присутствует в теоретических конструкциях сегодняшнего дня»[94] [95].

Б.И. Пружинин обоснованно указывает: «В течение второй половины XX в. марксизм приобрел статус основополагающего течения в отечественной философии и одновременно - господствующей идеологии в политической жизни. И в этом последнем качестве он оказал огромное влияние на целое поколение нынешних граждан России. Сегодня на философию марксизма ссылаются весьма редко, ее даже не критикуют по существу, тем временем идеология марксизма продолжает основательно присутствовать в интеллектуальной атмосфере России. Ее влияние, хотя и неосознанно, ощущается достаточно сильно. В качестве особого «языка» марксизм и сегодня присутствует в духовной жизни страны, будучи глубоко укоренен в наших речевых оборотах, в способах рассуждения, в мировоззренческих установках»[96].

В.П. Гриценко и Г.М. Мирзоев верно отмечают: «К сожалению, в провинции (а может не только в провинции) до сих пор постсоветский диалектический материализм преподносится как «философия вообще». То есть, один вариант философии выдается за все остальные в виде образовательного стандарта и учебника»[97].

Формально отказавшись от прежних «идеологических догм» и «классового подхода», криминалистика в этом отношении не претерпела существенных изменений. В течение многих лет отечественная криминалистика неукоснительно базировалась (и продолжает основываться) на марксистской основе. Марксизм в нашей стране имел силу официальной государственной идеологии, что приводило к смешению понятий научного познания с идеологией.

По-прежнему в современной криминалистике отмечается тотальное господство общей теории Р.С. Белкина, философским и мировоззренческим основанием которой выступает диалектический материализм (или материалистическая диалектика). Еще в 1969 г. Р.С. Белкин и А.И. Винберг отмечали, что «революция в науке не только не колеблет, но, наоборот, подтверждает истинность марксистко-ленинского мировоззрения, универсальность материалистической диалектики - этого единственного всеобщего метода познания, фундамента современной методологии науки»1, «базой для построения общей теории криминалистики и применения ее рекомендаций в практике служит марксистко-ленинская методология»[98] [99].

Впоследствии Р.С. Белкин указывал следующее: «Начиная с 1970 г., когда я обратился к методологии криминалистики и попытался сформулировать основы общей теории этой науки, я руководствовался отмеченным мною тогда впервые в литературе постулатом: гносеологической основой криминалистики служит материалистическая теория отражения, именно на ней базируется определение предмета криминалистики и все ее содержание. О том, что криминалистика изучает и использует в своих целях следы - «отпечатки» события преступления, говорилось уже в первых криминалистических сочинениях, отражавших чисто эмпирический подход к процессу следо- образования. Лишь философское объяснение этого феномена позволило обеспечить должный теоретический уровень его исследования и объяснения»[100].

В 2001 г. Р.С. Белкин по-прежнему рассматривал диалектический метод как единственный всеобщий, хотя и не единственный научный метод познания, и что «на его базе формируются другие научные методы меньшей степени общности1.

После развала СССР в России так и не появилась «альтернативная криминалистика», отсутствуют дискутирующие друг с другом реальные научные криминалистические школы. А то, что называется у нас криминалистическими школами - часто вовсе не научные школы.

Современное кризисное состояние отечественной криминалистики требует критического переосмысления (пересмотра) лежащей в ее основе марксистско-ленинской теории познания и методологии, как не отвечающих современным реалиям.

В современной литературе все чаще ставятся следующие вопросы: «Можно ли по-прежнему, как и в советское время, отождествлять теорию познания и теорию отражения? Что из себя представляют неотражательные операции познавательного процесса, о которых принято рассуждать в сфере истолкования познания сейчас? В чем недостатки такого рода методологии с позиций сегодняшнего дня?»[101] [102].

Острие дальнейшей критики должно быть направлено против главных догматичных тезисов современной отечественной криминалистики, сформулированной Р.С. Белкиным, о том, что только диалектический материализм представляет собой всеобщую научную методологию, как теорию познания[103], а «концептуальная философская категория отражения составляет философский, теоретический и практический фундамент криминалистики» и «охватывает фактически все направления криминалистической науки»[104].

Согласно Р.С. Белкину, «общая теория является методологической основой криминалистики»[105]. Концепция общей теории криминалистики Р.С. Белкина базируется на философском понятии отражения, на теории познания как теории отражения. Неслучайно Р.С. Белкин отмечает, что отражение образует «самый фундамент криминалистики, сущность этой науки»[106].

Соответственно, главное внимание в монографии уделяется критике догматической «отражательной» парадигмы современной отечественной криминалистики. Если классическая концепция познания как отражения не будет существенно уточнена, развита и операционализирована в соответствии с требованиями неклассической эпистемологии (по В.А. Лекторскому) и современными результатами когнитивной науки, она должна быть без излишнего промедления и сожаления заменена на другую теорию, более адекватную познавательному процессу.

Хотя фундаментальные проблемы теории, методологии и истории современной отечественной криминалистической науки по-прежнему остаются недостаточно разработанными и слабо представленными в литературе, следует признать необратимым процесс становления новой криминалистической парадигмы, глубоких концептуальных изменений в содержании криминалистики, обновления смысла и содержания основных научных категорий, целей и ценностей криминалистического научного сообщества.