С экономической точки зрения патерналистские ограничения свободы договора, сопряженные с желанием обеспечить справедливость или исправить сбой рациональности контрагентов в части периферийных условий договора, имеют свою цену, которую нередко приходится платить тем, ради чьих интересов эти ограничения вводились.

Как уже отмечалось, в реальности различие между жесткими ограничениями свободы договора в отношении цен, с одной стороны, и в отношении периферийных договорных условий — с другой, не столь значительно, как может показаться на первый взгляд. В теории все неценовые договорные условия отражаются идеально рациональными контрагентами в финальной цене договора, которая производна от характера не только самого товара, работы или услуги, но и всего комплекса вытекающих из договора прав и обязанностей сторон. Как уже отмечалось, цена является элементом «единого пакета» со всей согласованной сторонами и вытекающей из закона структурой договорного правоотношения. Соответственно, любые ограничения свободы договора приводят к блокированию потенциально возможного (при ex ante запрещении тех или иных условий) или нарушению согласованного в договоре (при ex post коррекции судами свободы договора) баланса между ценой и неценовыми условиями договора. К сожалению, юристы не всегда осознают эту взаимосвязь.

Непосредственной задачей патерналистского ограничения свободы договора в части периферийных условий сделки, как правило, является либо предотвращение совершения сделки, не влекущей улучшения по Парето в силу сбоя в рациональности или информированности, либо более справедливое распределение общего кооперативного излишка, т.е. восстановление баланса интересов сторон и обеспечение коррективной справедливости.

На практике из-за феномена взаимосвязи ценовых и периферийных условий договора эта патерналистская стратегия приводит к серьезным побочным регуляторным последствиям.

Во-первых, в долгосрочном плане блокирование тех или иных договорных условий в ряде случаев приводит к компенсирующему выпадающие доходы изменению других условий. Например, ограничение государством свободных цен часто компенсируется ухудшением положения контрагента в части качества товаров, работ или услуг или других прав и обязанностей, и наоборот, ограничение неценовых параметров сделки часто отражается на изменении цен в будущем. Рассмотрим последнюю ситуацию более подробно.

В результате патерналистского ограничения свободы договора соответствующая доля ожидаемого кооперативного излишка перераспределяется от одной стороны в пользу другой. Соответственно, блокирование несправедливых и на первый взгляд экономически нерациональных договорных условий снижает выгоды от договора для той стороны, которая от такого ограничения свободы договора проигрывает (рост ожидаемых издержек или снижение ожидаемой выгоды). Для этой стороны данное ограничение имеет последствия, схожие с теми, которые возникают при возложении на нее бремени по уплате налога в связи с заключением данной категории сделок или увеличением постоянных экономических издержек (например, рост цен на топливо, аренду и т.п.). Разница лишь в том, что рост издержек или изъятие налога обременяет бухгалтерские книги соответствующего контрагента напрямую. В то же время ограничение свободы договора отнимает у него соответствующую доступную ему в силу имеющихся переговорных возможностей долю дохода, передавая ее другой стороне посредством перераспределения прав и обязанностей (при судебном ex post контроле справедливости), или заранее блокирует возможность первой стороны в реальности получить этот доход, доступный ей в чисто рыночных условиях, посредством введения императивных норм (при ex ante контроле). Случаи государственного вмешательства в свободный оборот посредством введения налогов на соответствующую операцию или прямого ограничения договорной свободы с точки зрения влияния на поведение того, против интересов кого такое вмешательство направлено, если и различаются, то непринципиально.

При этом, как известно, увеличение налогов или постоянных издержек часто приводит к изменению цены и переносу (passing along) всего или части возросшего экономического бремени на контрагентов[1]. Например, рост стоимости рефинансирования коммерческих банков (к примеру, из-за роста ставки рефинансирования или удорожания заемного капитала на зарубежных рынках) рано или поздно приводит в той или иной степени к росту процентных ставок по кредитам в национальной экономике. Повышение же цен на закупаемое авиационное топливо, как правило, достаточно быстро приводит к повышению авиакомпаниями цен на авиабилеты. Примеры такого рода случаев компенсации роста реальных издержек за счет изменения цен и переноса издержек на контрагентов по цепочке вплоть до конечных потребителей можно продолжать достаточно долго. В целом тот же эффект переноса издержек часто происходит и при введении ограничений свободы договора, нацеленных на локальную отмену естественных переговорных преимуществ одного из контрагентов. Особенность здесь состоит в том, что патерналистское ограничение свободы договора, будучи направленным на защиту интересов одной из сторон, в итоге в ряде случаев приводит к переносу возникающих в связи с введением ограничения издержек именно на самого адресата патерналистской опеки. Иначе говоря, в ряде случаев за улучшение своего положения такой стороне приходится платить в будущем рублем из-за вызванного введением такого ограничения изменения цен.

Такой перенос издержек как в случае налогового изъятия или роста постоянных издержек, так и в случае патерналистских ограничений свободы договора происходит далеко не всегда. В теории все зависит от эластичности спроса и предложения, уровня конкуренции и ряда иных особенностей соответствующего рынка. На некоторых рынках введение таких ограничений отражается в цене практически на 100%, на других же оно существенного влияния на цены может не оказать.

Тут, конечно, имеет также значение и феномен ограниченной рациональности. Так, например, вполне возможно, что в реальности интенсивность переноса издержек от патерналистских ограничений свободы договора на самих жертв «несправедливости» может быть ниже, чем при введении в такой же ситуации налогов или росте постоянных издержек. Можно предположить, что скорость и сама способность осознания компаниями объема своих потерь, вызванных введением того или иного патерналистского ограничения свободы договора в части неценовых условий, могут оказаться значительно ниже в силу элементарных эпистемологических причин. Ведь одно дело, когда у компании вполне определенно изымают некоторую вполне конкретную сумму (при установлении налогов на данную сделку или росте постоянных издержек), и несколько другое, когда потери компании вызваны признанием правом незаконным, например, одного типа используемой компанией оговорки об освобождении от ответственности и выпадением вследствие этого некоторой ожидаемой с той или иной долей вероятности выгоды. В последнем случае, безусловно, компания также несет имущественные потери, но эти потери трудно подсчитать без проведения специального экономического исследования, оценки вероятности нарушения и попадания дел в суд и т.п. Безусловно, любое такое изменение договорных условий должно иметь и имеет свою цену. Но думается, что на практике компании просто далеко не всегда могут перевести в денежное выражение объем своих потерь и математически точно высчитать необходимый уровень компенсирующего роста цены.

Соответственно, в научном плане крайне востребован серьезный сравнительный анализ переноса издержек, образующихся от вменяемых одной из сторон договора налогов или роста постоянных издержек, с одной стороны, и от патерналистского регулирования, ограничивающего договорную свободу в пользу контрагента, — с другой. Юристам необходимо более детально изучить зависимость интенсивности переноса издержек, вызванных патерналистским ограничением свободы договора, от уровня эластичности спроса, уровня конкуренции и других факторов, чтобы постараться выработать некую «эвристическую матрицу», к которой можно было бы обращаться при желании просчитать побочные последствия возможного введения того или иного ограничения.

Пока мы такую матрицу не выработали в рамках междисциплинарных исследований, в отношении вероятности переноса издержек можно лишь делать предположения, требующие ad hoc верификации с учетом реалий соответствующих рынков и ряда иных факторов. Тем не менее, как бы то ни было, для нас вполне очевидно, что во многих случаях этот феномен возможен и в реальности имеет место, особенно когда патерналистские ограничения договорной свободы носят достаточно чувствительный характер, могут быть относительно легко переведены в формат квантифицируемых издержек и, соответственно, создают четкие стимулы к возмещению выпадающих доходов.

Так, например, не секрет, что введение императивного правила о праве пассажира без ограничений вернуть купленный билет компенсируется авиакомпаниями повышением его стоимости. Тем самым авиакомпании покрывают свою упущенную выгоду, возникающую в связи с возвратом купленных билетов и невозможностью их заново продать. Безвозвратные билеты, как правило, стоят дешевле, чем билеты возвратные.

В зарубежной юридической науке эти проблемы переноса издержек от введения патерналистских ограничений свободы договора в цену обсуждаются достаточно давно1. [2]

Во-вторых, в ряде случаев ограничения свободы договора в силу специфики переноса издержек защищают интересы одних клиентов за счет других. Например, часто ограничения свободы договора создают своего рода эффект кросс-субсидирования, когда избирательное ограничение свободы договора приводит к тому, что одна категория клиентов оплачивает более выгодное положение другой[3] 1. Так, например, государство может решить императивно ограничить ответственность заемщиков, попавших в просрочку, или сугубо в патерналистских целях вывести вне закона те или иные средства обеспечения, на которые заемщики готовы были бы согласиться. В результате такой меры положение попавших в просрочку заемщиков улучшается, и государство может считать поставленную задачу по обеспечению справедливости реализованной. Но как только мы смотрим на «внешний эффект» этой меры, далеко не всегда наблюдаемая картина может быть признана столь же приемлемой.

Понижение уровня ответственности категории проблемных заемщиков и обеспеченности предоставленных кредитов во имя справедливости зачастую приводит к ослаблению стимулов к соблюдению договорной дисциплины и снижению вероятности фактического возврата долга. Банк в силу асимметрии информации при заключении договора, как правило, не в состоянии точно определить, попадет данный заемщик в категорию «проблемных» или нет. Это, в свою очередь, стимулирует банки компенсировать общее повышение риска невозврата размещенных средств отдельными «плохими» заемщиками за счет установления более высокой ставки процентов по всем своим кредитам. Процентная ставка напрямую зависит от степени риска, принимаемого на себя банком: чем выше риск, тем выше ставка. Соответственно, улучшение положения проблемных заемщиков оплачивается повышением стоимости кредитных средств для всех заемщиков, причем большую часть этого бремени будут нести добросовестные и пунктуальные заемщики.

Таким образом, ограничение государством свободы договора в части периферийных условий иногда имеет серьезные дистрибутивные последствия: результатом патерналистского контроля содержания договоров выступает перераспределение издержек не столько между продавцом и покупателем (первый в ряде случаев сможет просто компенсировать свои потери ростом цены), сколько между всеми членами группы соответствующих покупателей. Так же как облигаторная система медицинского страхования вынуждает всех граждан (включая абсолютно здоровых) скидываться на лечение тех, кто оказывается нуждающимся в лечении, система патерналистского контроля справедливости договора в ряде случаев (когда в силу отмеченных выше условий происходит перенос издержек) вынуждает всех платить за более комфортное положение некоторых. Этот результат можно оценивать по-разному, но ни в коем случае нельзя игнорировать при определении границ патернализма.

В-третьих, следует иметь в виду и еще один важный побочный эффект. Патерналистские ограничения в некоторых случаях могут привести к критическому снижению у участников оборота стимулов к заключению договора с той категорией контрагентов, которые получают такую опеку, и к «схлопыванию» некоторых сегментов рынка.

Это особенно характерно для случаев контроля договорных цен. Как справедливо замечает С. Шавелл, основная проблема контроля договорных цен состоит в подавлении возможности заключения полезных для оборота сделок из-за сложностей в подсчете законодателем или судами резервных цен сторон1. Ведь если цена, установленная законом или полученная после снижения договорной цены судом, оказывается ниже резервной цены продавца (условно говоря, уровня его издержек), то у него исчезают стимулы к производству и сбыту. В итоге попытка просто перераспределить доли кооперативного излишка и обеспечить некоторую справедливость или экономическую эффективность договорных условий из-за познавательных ограничений, имеющихся у государства как третьего лица, часто оборачивается блокированием полезных для оборота и взаимовыгодных сделок в будущем[4] [5].

Но тот же эффект блокирования часто возникает и применительно к случаям патерналистского ограничения неценовых условий договора. Так, Алан Вертхаймер приводит в качестве иллюстрации этого тезиса одно из судебных дел, в котором рассматривался вопрос о справедливости условия договора между продюсером и малоизвестным молодым артистом, согласно которому продюсер в обмен на финансирование артиста и оказание ему продюсерских услуг получал эксклюзивные права на публикацию всех произведений артиста в течение пяти лет, а также был вправе рассчитывать на автоматическое продление договора, если доходы с продажи изданных произведений за первые пять лет превысят определенную сумму. При этом артист права выйти из договора не имел[6] [7].

На первый взгляд может показаться, что такие условия являются крайне несправедливыми и неоправданно ограничивают экономическую свободу артиста. Некоторые могут признать их и попросту кабальными. Но при более пристальном взгляде на проблему могут возникнуть определенные сомнения в верности этой моральной интуиции. Ведь суть работы продюсера состоит в том, что условно из 10 получающих его финансовую поддержку молодых артистов надежды оправдывает лишь один. Соответственно, его издержки по девяти из 10 проектов не окупаются. В силу асимметрии информации продюсер «на входе» не может с абсолютной точностью предугадать способности и трудолюбие артиста. Соответственно, тот факт, что продюсер настаивает на достаточно жестких условиях, гарантирующих ему возврат инвестиций и получение прибыли от успеха одного из своих подопечных в течение достаточно продолжительного периода времени, может с учетом конкретных обстоятельств являться вполне экономически оправданным. Некоторый диспаритет распределения кооперативного излишка, вытекающий из столь неравной аллокации прав и обязанностей, в рамках конкретного договора может быть оправдан тем, что при составлении договора куда более вероятной представлялась ситуация, что продюсер в результате заключения данного договора проиграет.

Соответственно, ex ante условия данного договора с учетом высокого уровня рисков продюсера могут оказаться вполне справедливыми и экономически оправданными. В силу того, что продюсер не в состо

янии при заключении договора с абсолютной точностью определить вероятность успеха, он устанавливает столь жесткие условия для всех в надежде, что хотя бы в одном из этих случаев они принесут ему сверхприбыль, окупающую инвестиции в проигрышные проекты.

При этом данный вопрос может в ряде случаев быть настолько принципиальным, что отмена таких условий (например, установление в законе императивного права исполнителя на безусловный отказ от договора) может просто лишить продюсеров того уровня гарантий возврата инвестиций, при которых они были бы согласны ввязываться в рискованные проекты и финансировать молодых и перспективных артистов. В результате prima facie кажущийся этически оправданным патернализм при более внимательном рассмотрении оказывается просто блокирующим возможности заключения множества обоюдовыгодных сделок и лишающим молодых людей шансов на жизненный успех и реализацию своих талантов. Проигравшими окажутся именно те, ради чьей защиты право и пытается ограничивать свободу договора.

Если бы артист, даже будучи абсолютно уверенным в своем успехе, был поставлен перед выбором, заключать такой условно несбалансированный договор с продюсером или вовсе не пытаться сделать творческую карьеру, он скорее всего выбрал бы первое. Отсутствие сделки, возможно, просто не позволило бы ему в принципе реализовать свой потенциал, в то время как заключение сделки обеспечило бы реализацию этой его цели, хотя, возможно, и ценой принятия не вполне справедливых условий. Выбирая между ничем и 10 тыс. руб., рациональный участник оборота выберет второе, даже если кто-то другой в связи с этим заработает 50 тыс. руб. Конечно же на практике это не всегда так, и, как показывает множество поведенческих экспериментов, некоторые люди в силу имманентно присущего человеку чувства справедливости готовы отказаться от возможности заработать или по-иному улучшить свое положение лишь для того, чтобы «наказать» контрагента за попытку получения от сотрудничества непропорционально большего объема выгод. Но такое поведение характеризует далеко не всех людей, имеет тенденцию к вытеснению при росте уровня «ставок» и в целом малохарактерно как минимум для коммерческих организаций.

В принципе ровно то же самое можно сказать и о венчурном бизнесе, и о многих других областях экономики. Избыточные и непродуманные патерналистские ограничения в отношении периферийных условий договора могут просто критически дестимулировать удовлетворение спроса, а также блокировать целые рыночные ниши и взаимовыгодные модели ведения бизнеса в ущерб экономике в целом и, что самое важное, интересам потенциальных клиентов в частности.

Соответственно, крайне важно при контроле справедливости договорных условий принимать во внимание возможность возникновения этих побочных негативных последствий и стараться при отсутствии очевидной этической или утилитарной необходимости избегать столь деструктивного воздействия на рыночную экономику.

Теоретически государство могло бы оценивать, не влечет ли данное конкретное ограничение свободы договора лишение одного из контрагентов выгод от сделки с учетом роста прямых и альтернативных издержек, увеличения рисков и иных последствий ограничения договорной свободы. Но практически оценить все эти обстоятельства крайне сложно, особенно при введении ex ante императивных норм. Для того чтобы точно представлять себе, что ограничение лишь более справедливо перераспределит кооперативный излишек или исправит заключенную в силу ограниченной рациональности или информированности не улучшающую по Парето сделку, но не заблокирует для одной из сторон стимулы такого типа сделку заключать в будущем, законодатель должен заранее владеть информацией о резервных ценах контрагентов, структуре рынка и массе иных обстоятельств, что зачастую абсолютно невозможно. Нелегко определить блокирующий эффект патернализма и судам, рассматривающим возможность применить то или иное ограничение свободы договора ex post.

В реальности государство в лице законодателя и судов, не замечая того, может легко переступить грань между перераспределением долей кооперативного излишка с целью восстановления справедливости и исправлением просчетов сторон в определении Парето-эффективно- сти сделки, с одной стороны, и таким ограничением, которое приводит к блокированию возможности заключить в принципе Парето-улучша- ющие сделки такого типа на будущее, — с другой.

Мы здесь не имеем возможности детально анализировать такие экономические издержки патернализма, как феномены переноса издержек, кросс-субсидирования и блокирования теоретически эффективных трансакций и рыночных ниш. Эти вопросы требуют куда более глубокого междисциплинарного изучения, эмпирической верификации и уточнения деталей с опорой как на имеющиеся зарубежные, так и желательно на российские междисциплинарные исследования. Тем не менее для современной микроэкономической теории достаточно очевидно, что во многих случаях милосердная защита одного из контрагентов от несправедливости договорных условий имеет свои побочные экономические последствия, которые в долгосрочной перспективе негативно сказываются на положении тех, ради кого такие патерналистские ограничения вводились. И мы этот тезис считаем вполне убедительным.

Этот вывод отнюдь не означает, что патерналистские ограничения свободы договора всегда имеют такие негативные долгосрочные последствия и поэтому бессмысленны и нецелесообразны по определению. Как мы видели, перенос издержек возможен далеко не всегда. Как отмечают зарубежные авторы, в ряде случаев потребители и работники действительно выигрывают от введения в их пользу патерналистских ограничений свободы договора. Проблема лишь в том, что в ряде других случаев от подобных мер эти контрагенты лишь проигрывают1. Соответственно, вопрос о логичности подобных ограничений свободы договора с экономической точки зрения должен решаться с учетом всех конкретных обстоятельств и просчета возможных последствий.

Более того, допускаем, что теоретически могут быть выдвинуты и всерьез обсуждаться некоторые аргументы и в пользу того, что даже при наличии однозначной информации о возможности переноса издержек, кросс-субсидирования и блокирования рыночных ниш патернализм может быть оправдан более сильными моральными соображениями или утилитарными резонами.

Вначале о моральных контраргументах.

Так, например, если пятилетний срок «привязки» артиста к профинансировавшему его продюсеру с условием об опционе на автоматическую пролонгацию договора еще на пять лет без права артиста выйти из договора в течение пяти или максимум 10 лет может многим показаться вполне экономически и этически оправданным, то аналогичный пожизненный контракт вряд ли будет воспринят толерантно даже многими экономистами.

Кроме того, право может осознанно смириться с феноменом кросссубсидирования, руководствуясь соображениями дистрибутивной справедливости перераспределения рисков отдельных лиц среди широкого круга сограждан. В конечном счете человечество тысячелетиями жило в условиях такой солидарности и взаимовыручки (например, в рамках крестьянских общин).

Наконец, «схлопывание» некоторых рыночных ниш с соответствующими потерями для эффективности национальной экономики может в ряде случаев быть вполне этически приемлемым или даже желательным. Так, договор, предусматривающий продажу и предоставление в пользование гражданам жилья, не соответствующего государственным стандартам, мог бы во многих случаях являться вполне взаимовыгодной сделкой. Цена продажи или найма по таким договорам оказывалась бы наверняка значительно ниже рыночной цены на покупку и наем обыч-

ного жилья, и некоторые граждане без определенного места жительства, наверное, смогли бы себе позволить легально улучшить жилищные условия. Это могло бы сформировать целый рынок строительства фавел. Ведь проживать в квартире без отопления и с неработающей канализацией, видимо, лучше, чем ночевать зимой на улице. Тем не менее право многих стран, вводя обязательные стандарты строящегося жилья, фактически блокирует легальный оборот жилья, не соответствующего минимальным требованиям комфорта. Как минимум тогда, когда государство может позволить себе предоставить всем бездомным возможность пользоваться относительно комфортным социальным жильем за счет бюджета, борьба за минимальные стандарты качества рыночного предложения жилья может многим казаться этически приемлемой.

Что же до экономических контраргументов, то здесь следует отметить следующее. Как минимум феномен переноса издержек от патерналистского ограничения периферийных договорных условий в цену в некоторых случаях вовсе проблемой и не является. Например, ранее мы указывали, что с экономической точки зрения регуляторная среда, которая уважает потребительский выбор в части условия о предмете и цене сделки, но осуществляет активный надзор за справедливостью периферийных договорных условий, может оказаться вполне эффективной, так как снижает трансакционные издержки на изучение и понимание всех условий договора потребителем. В этом контексте тот факт, что выпадающие доходы компаний от невозможности навязать потребителю обременительные периферийные условия будут ею компенсированы (пусть даже на 100%) за счет увеличения цены, — явление в некотором смысле вполне приемлемое. Такое правовое решение вынуждает компании делать периферийные условия относительно сбалансированными и соответствующими ожиданиям потребителя, а отражать свои интересы прежде всего в цене. Выбор потребителей в отношении цены носит достаточно рациональный и эластичный характер. Если потребителя не устраивает цена, он никогда сделку не заключит. Соответственно, риски того, что будет заключен невзаимовыгодный потребительский контракт, минимизируются. Так как компании активно конкурируют между собой по цене из-за внимания к этому центральному условию со стороны потребителей, потребительский сектор возвращается в нормальные рыночные условия, и проблема ограниченных информированности и рациональности перестает быть столь острой.

В то же время если регуляторная стратегия по стандартизации и «нейтрализации» периферийных условий и переносу всех экономических ожиданий сторон договора в цену применительно к потребительским договорам может быть оправданна, то аналогичная стратегия в отношении договоров сугубо коммерческих вряд ли может быть

поддержана. Коммерсанты являются рациональными игроками, или же их иррациональность не может быть оправданна. Поэтому праву по общему правилу нет нужды стараться пересмотреть связку цены и неценовых периферийных условий и запускать сложные процессы перенесения давления переговорной силы одной из сторон из сферы периферийных условий в цену.

Соответственно, итог, к которому мы приходим, не может быть сведен к однозначному запрету или допущению патернализма в случаях выявления побочных экономических последствий в виде переноса издержек, кросс-субсидирования и блокирования рыночных ниш и взаимовыгодных трансакций. Главный наш тезис состоит в том, что при введении патерналистских ограничений договорной свободы ни в коем случае нельзя игнорировать эти последствия. Законодателю и судам по возможности следует стараться их просчитывать и соизмерять на одних весах с возможными этическими и экономическими аргументами в пользу введения таких ограничений. Ученые же в принципе должны помогать чиновникам делать такие прогнозы и сопоставления несколько более уверенно, раскрывая перед ними все этические и экономические издержки и преимущества возможных регулятивных решений. Отметим здесь, что в зарубежной юридической, философской и экономической литературе подобные проблемы обсуждаются достаточно давно и активно1.

[1] В экономической науке обычно не подвергается сомнению факт, что в реальности носителем налогового бремени далеко не всегда является формальный налогоплательщик. В одних условиях рынка (эластичный спрос) эффект переноса будет минимальным, и бйльшая часть этого финансового бремени действительно останется на налогоплательщике; в других же условиях (неэластичный спрос) основная часть бремени будет рано или поздно перенесена на клиентов налогоплательщика в форме повышения цен. В неких промежуточных случаях бремя выросших налогов может перераспределяться между налогоплательщиком и его клиентами приблизительно поровну. В любом случае ни для кого не секрет, что повышение налогов на бизнес часто приводит к общему росту цен и перенесению как минимум части этого бремени на конечных потребителей (см. подробнее: Макконнелл К.Р, Брю С.Л. Экономикс. 16-е изд. М., 2006. С. 720-723; СамуэльсонП.Э., НордхаусВ.Д. Экономика. 18-е изд. М., 2010. С. 168-171).

что даже при наличии такого переноса в ряде случаев могут иметься основания вводить данные ограничения с целью патерналистского навязывания контрагентам некоего права, за которое они по наивности своей при свободном контрактировании вряд ли бы согласились платить). Особенно большой объем литературы в США был посвящен анализу феномена переноса издержек, вызванных патерналистскими ограничениями договорной свободы на рынке найма жилья (обзор источников см.: Lewinshon-Za- myr D. In Defence of Redistribution Through Private Law // Minnesota Law Review. 20062007. Vol. 91. P. 335-336).

[3] Подробнее о проблеме кросс-субсидирования в контексте ограничения свободы договора см.: Slawson W.D. Binding Promises: the Late 20th Century Reformation of Contract Law. Princeton University Press, 1996. P. 100.

[4] Shavell S. Contractual Holdup and Legal Intervention // Journal of Legal Studies. 2007. Vol. 36. P. 325-354.

[5] Например, установление верхних пределов процентной ставки по займам или кредитам может быть отчасти компенсировано за счет максимального ужесточения иных условий договора (например, ответственности). Но вполне очевидно, что этот ресурс имеет свои естественные пределы. Соответственно, рынок высокорискованного заемного финансирования (например, микрокредитования, а также кредитования венчурных проектов, нуждающихся в сложном и дорогостоящем лечении граждан, молодых работников с высоким уровнем риска увольнения и т.п.) оказывается заблокированным. Граждане, оказавшиеся в сложном финансовом положении или просто срочно нуждающиеся в заемных средствах, оказываются перед необходимостью обращаться на черный рынок ростовщического капитала. Иначе говоря, блокирование возможно-

сти обеспечить тот баланс процентной ставки и договорных условий, при котором займодавец имел бы заинтересованность выдать такой заем (кредит), в ряде случаев может лишить эту категорию заемщиков доступа к возможности получить финансирование. В данном конкретном случае мы можем оценивать этот результат по-разному, но трудно не признать, что в итоге теоретически улучшающая по Парето трансакция, а в ряде случаев и целые рыночные ниши правом блокируются.

[7] Wertheimer A. Exploitation. Princeton University Press, 1999. P. 57.