Применительно к заблуждению мы имеем ситуацию, когда воля лица не соответствовала волеизъявлению в результате ошибки, в том числе в отношении природы сделки, стороны договора, характеристики объекта договора, либо в результате описки или опечатки (ст. 178 ГК РФ).

В экономическом плане доктрина заблуждения позволяет стороне освободиться от договора, который в силу заблуждения в отношении тех или иных значимых фактов не влечет улучшения по Парето и не был бы заключен, если бы данная сторона обладала всей полнотой информации. На первый взгляд экономическая логика в применении этой доктрины имеется. Но при ее применении суд сталкивается с двумя опасностями.

Первая состоит в том, что достоверное выявление заблуждения является крайне сложным предприятием, так как требует ex post оценки судом тех знаний, которыми соответствующая сторона обладала при заключении договора. Если дело оказалось в суде, то заинтересованная в оспаривании договора сторона будет иметь стимулы искажать реальность, спекулятивно заявляя о заблуждении. Соответственно, положиться на ее заявления в отношении того, что она допустила ошибку, крайне сложно, если другая сторона будет возражать и настаивать на исполнении договора. Суду выяснить ex post истинное положение дел часто оказывается крайне сложно. Растет вероятность вынесения ошибочного решения. Соответственно, применение доктрины заблуждения в целях оспаривания сделки может создать стимулы к недобросовестному оспариванию договоров, при заключении которых не было никакой ошибки. Все это способно дестабилизировать оборот.

Поэтому крайне важно, чтобы право допускало оспаривание сделок по такому основанию только в самых вопиющих случаях, когда у суда нет никаких сомнений в отношении наличия заблуждения и его существенности. Заблуждение должно быть настолько серьезным, что договор не был бы заключен заблуждавшейся стороной, если бы она знала о реальном положении дел (п. 1 ст. 178 ГК РФ), и при этом сам факт заблуждения и его существенный характер должны быть абсолютно очевидны. Подобная сдержанность судов в применении доктрины заблуждения может значительно снизить риск судебной ошибки, стимулы к недобросовестному оспариванию вполне нормальных сделок и неоправданные литигационные издержки сторон.

Если право по общему правилу будет воздерживаться от признания сделок недействительными в случаях, когда наличие ошибки неочевидно или она носит несущественный характер, оно будет посылать четкие сигналы проявлять большую внимательность именно той стороне, которая в большинстве случаев способна предотвратить риск заключения не улучшающей по Парето сделки. Да, такой подход в ряде случаев может привести к тому, что судебную защиту получит контракт с пороком воли, не влекущий взаимного выигрыша. Но в долгосрочной перспективе этот сдержанный и жесткий подход способен принести куда больше пользы. Если каждый из контрагентов будет осознавать, что риск собственного заблуждения лежит на нем, это будет его стимулировать проявлять должную заботливость и осмотрительность и принимать решение о заключении договора на основе всей релевантной информации. Обратное бы означало, что риск заблуждения одной стороны переносится на другую, в то время как последней предотвратить материализацию данного риска практически невозможно. В итоге в случае активного применения доктрины ошибки и частого оспаривания сделок по этому основанию это будет приводить к тому, что риск подобного оспаривания начнет учитываться в цене договора. Так как стороне, чье возможное заблуждение может стать основанием для аннулирования договора, намного проще предотвратить такой риск или адекватно оценить вероятность собственного заблуждения, возложение данного риска на нее способно повлиять на цену значительно меньше. В итоге ограничительный подход к применению доктрины ошибки будет увеличивать кооперативный излишек и в меньшей степени блокировать возможные взаимовыгодные трансакции.

Сказанное особенно актуально в отношении сугубо коммерческих сделок, сторонами которых являются профессиональные предприниматели. Жалобы подобных участников оборота, осуществляющих свою деятельность на свой страх и риск, на допущенные ошибки не должны вовсе отвергаться «на входе», но должны оцениваться судами с особой подозрительностью.

Вторая опасность состоит в том, что оспаривание сделок из-за ошибки создает серьезные риски для другой стороны. Последняя могла положиться на факт заключения договора, осуществить «специфические инвестиции». Признание договора недействительным создает угрозу для ее экономического положения и способно подорвать доверие к контракту и ударить по нормальной практике рыночного контрактирования, разрушив условия для заключения договоров, требующих значительных инвестиций.

В связи с этим важно, чтобы правовая система допускала оспаривание сделки только в тех случаях, когда контрагент является недобросовестным и либо сам спровоцировал такую ошибку, либо шел на заключение договора, зная или имея все основания знать о заблуждении своего партнера. Такое правило позволит контрагенту, которому неизвестно о заблуждении другой стороны, спокойно полагаться на факт заключения договора и осуществлять «специфические инвестиции». Недобросовестному же контрагенту такое правило посылает стимулы к тому, чтобы воздержаться от эксплуатации очевидной ему ошибки партнера или донести до последнего информацию о возмож-

ной ошибке. Это позволит исключить риск совершения невзаимовыгодных сделок с минимальными издержками.

В этом плане следует поддержать п. 5 ст. 178 ГК РФ, который предусматривает право суда отклонить иск об оспаривании сделки, если другая сторона добросовестна и не могла идентифицировать ошибку. Единственное наше возражение состоит в том, что в ГК РФ это правило не носит абсолютно жесткого характера: суд не обязан, а лишь вправе отклонить иск об оспаривании, заявленный против добросовестного контрагента, и, соответственно, в некоторых случаях может и проигнорировать фактор добросовестности контрагента. Более правильной видится более надежная защита добросовестного контрагента.

ГК РФ пытается компенсировать уязвимое положение добросовестного контрагента за счет правила, согласно которому успешно оспорившая сделку сторона должна возместить своему добросовестному контрагенту его реальный ущерб (абз. 2 п. 6 ст. 178). Такое возмещение может в теории отчасти снизить остроту проблемы тщетных «специфических инвестиций» со стороны добросовестного контрагента, но далеко не в полной мере. Ведь, как уже отмечалось, из-за серьезных проблем в доказывании и взыскании убытков добросовестный контрагент практически гарантированно не покроет все свои расходы. Что уж говорить о лишении шансов на получение упущенной выгоды?

В этом плане с экономической точки зрения, на наш взгляд, более удачна ст. II.-7:201 DCFR, согласно которой оспаривание сделки по причине ошибки не допускается, если другая сторона сама не провоцировала ошибку, не знала и не могла знать об ошибке и сама не совершила ту же саму ошибку. Этого же подхода придерживается и большинство европейских правовых систем1. Такой подход фактически исключает противопоставление ошибок добросовестному контрагенту. Последний может не волноваться в отношении рисков оспаривания заключенного договора по причине заблуждения другой стороны.

В этих условиях в контексте ГК РФ de lege lata нам представляется, что право суда отклонить иск об оспаривании при добросовестности контрагента должно превращаться в его обязанность как минимум в случае, когда такой иск подает коммерсант.

Также следует особо отметить, что заблуждение в мотивах сделки и в тех обстоятельствах, которые подтолкнули сторону ее совершить, в принципе не может быть противопоставлено добросовестному контрагенту. Думается, что этот вывод оправдан как применительно к сугубо

коммерческим договорам, так и в отношении всех остальных сделок. Если право будет позволять аннулировать сделки по причине заблуждения ее стороны в отношении мотивов или иных обстоятельств, способствовавших ее заключению, в ситуации, когда контрагент об этом заблуждении не мог знать, откроется «ящик Пандоры», и ни на какой контракт нельзя будет положиться. Экономические издержки будут колоссальными. Соответственно, применительно к данному случаю право суда отклонить иск об оспаривании при добросовестности контрагента также должно превращаться в его обязанность.

ГК РФ в п. 3 ст. 178 абсолютно правильно запрещает аннулировать сделки из-за заблуждения в отношении мотивов сделки, но в подп. 5 п. 2 той же статьи фиксирует несколько странную норму, которая относит к числу оснований для оспаривания сделки заблуждение одной из сторон в отношении обстоятельств, которые указаны в договоре или из которых она с очевидностью для другой стороны исходила при заключении договора. Соотношение этих двух норм — вопрос достаточно туманный. Как представляется, тут имеет место определенное противоречие, так как указанные в подп. 5 п. 2 ст. 178 ГК РФ обстоятельства будут в большинстве случаев указывать и на те самые мотивы, которые п. 3 названной статьи признает иррелевантными. Например, если покупатель закупает у производителя оборудование для целей исполнения госконтракта и это прямо указано в договоре с производителем или очевидно ему, то эта ситуация однозначно соответствует гипотезе двух указанных взаимоисключающих правил.

Как представляется, ГК РФ пытается в этом вопросе, образно выражаясь, усидеть на двух стульях одновременно. Выходом из положения видится такое решение. Заблуждение в отношении мотивов сделки может стать основанием для ее оспаривания только в случае, когда (а) контрагенту было известно (например, когда они указаны в тексте договора прямо) или должно было быть известно о таких мотивах и при этом (б) доказано, что контрагент недобросовестен (т.е. знал или должен был знать об ошибке заблуждавшейся стороны).

Предложенное выше решение способно стабилизировать договорные отношения и минимизировать риск произвольного «стряхивания» договорных обязательств под предлогом ошибок в мотивах. Безусловно, реализация такого ограничительного подхода может привести к возникновению рисков заключения и принудительной защиты отдельных контрактов, которые в силу заблуждения одной из сторон не отвечают критерию Парето. Но эту неэффективность на микроуровне разумнее терпеть во имя обеспечения устойчивости оборота, которая способствует росту экономического благосостояния в долгосрочной перспективе. Реализация ограничительного подхода к применению ст. 178 ГК РФ к сугубо коммерческим договорам значительно минимизирует риск судебной ошибки и аннуляции контрактов, при заключении которых не было на самом деле никакого заблуждения, а также исключает риск подрыва ожиданий добросовестного контрагента, не способствовавшего ошибке и не знавшего о ней. На наш взгляд, достаточно очевидно, что экономические выгоды от такого ограничительного решения и стабилизации договорных отношений значительно превосходят издержки, если взять в фокус анализа долгосрочные последствия. Прочность и предсказуемость договорных связей (особенно в сфере сугубо коммерческих сделок) — одни из самых важных элементов комфортной институциональной инфраструктуры обеспечения устойчивого экономического роста.

Таким образом, нет никакой необходимости подрывать эту стабильность с целью спасти отдельных коммерсантов от последствий своего не вполне информированного выбора. При условии добросовестности контрагента нерадивые коммерсанты должны испивать до дна чашу своих просчетов, чтобы в будущем более осторожно относиться к сбору информации в преддверии заключения договора. Их урок другим наукой будет.