Одной из наиболее характерных черт современного общества является информационный, а в определенных аспектах - и постинформационный характер складывающихся в нем отношений[1] [2]. Стремительное развитие компьютерных технологий проникает во все сферы жизни граждан и формирует новые основы деятельности юридических лиц. С одной стороны, это создает безграничный потенциал для упрощения и совершенствования правовых инструментов регулирования общественных отношений (в первую очередь предпринимательских). С другой - ставит перед законодателями, правоприменителями и судебными инстанциями сложные задачи, связанные с легальным определением, нормативным закреплением, формализацией порядка применения и,
наконец, корректным пониманием неустанно меняющихся технологий, многие из которых не имеют статичного состояния, которое может быть положено в основу юридического воздействия на соответствующие правоотношения.

Очевидный вызов современности состоит в том, что специалисты различных отраслей вынуждены выходить за рамки привычного, но устаревшего деления знаний на гуманитарные и технические. Правильная юридическая квалификация прав и обязанностей, возникающих в рамках общественных отношений, «отягченных» новыми техническими решениями, становится возможной только в условиях понимания ключевых процессов, происходящих в области применения высоких технологий.

Одновременно с этим следует понимать, что информационная картина мира столь переменчива, что лишь немногие достижения ускорившегося научно-технического прогресса становятся неотъемлемой частью повседневной реальности и заслуживают детальной правовой проработки. На сегодняшний день одним из наиболее ярких и значимых явлений, изменивших многие аспекты предпринимательских отношений, стало развитие интернета вещей. Существенная особенность данной системы технологий состоит в том, что она задает новое направление развития принципов охраны интеллектуальной собственности в бизнесе, чему и будет уделено внимание в настоящей работе.

Отправной точкой в правовом исследовании интернета вещей является попытка установить сколько-нибудь четкую легальную дефиницию данного явления, отсутствующую как в российском, так и в зарубежном законодательстве[3] [4] [5]. Среди множества попыток определить и нормативно закрепить понятие интернета вещей на национальном и международном уровне наиболее успешным видится решение, предложенное Международным союзом электросвязи (МСЭ), являющимся специализированным учреждением Организации Объединенных Наций в области информационнокоммуникационных технологий.

В Рекомендации МСЭ-T Y.2060 интернет вещей (Internet of things - (IoT) представляется в двух плоскостях - с точки зрения технической стандартизации и в широком смысле. В первом, более узком значении, IoT - это «глобальная инфраструктура для информационного общества, которая обеспечивает возможность предоставления более сложных услуг путем соединения друг с другом (физических и виртуальных) вещей на основе существующих и развивающихся функционально совместимых информационно-коммуникационных технологий»4. В широком смысле интернет вещей рекомендуется «воспринимать как концепцию, имеющую технологические и социальные последствия»5.

Несмотря на то что феномену интернета вещей более 15 лет[6], его практические возможности по-прежнему нуждаются в раскрытии для широкого круга пользователей, включая профессиональных предпринимателей. Так, согласно Примечанию 1 к подп. 3.2.2 и п. 6.1 Рекомендации МСЭ-T Y.2060 (06/2012), благодаря идентификации, сбору, обработке и передаче данных, в интернете вещей обеспечивается «наиболее эффективное использование вещей для предоставления услуг для всех типов приложений при одновременном выполнении требований безопасности и неприкосновенности частной жизни»[7].

При этом на международном уровне признается фактически безграничный потенциал интер-

нета вещей. Так, Б. Сану, директор Бюро развития электросвязи (БРЭ) МСЭ, в предисловии к отчету «Измерение информационного общества» еще в 2015 г. отметил, что «стремительное распространение инфраструктуры и устройств в области информационно-коммуникационных технологий помогает интернету вещей (IoT) развиваться более быстрыми темпами. Ожидается, что влияние IoT в значительной степени коснется практически каждого социально-экономического сектора, включая образование, здравоохранение, сельское хозяйство, перевозки и производство... При помощи IoT и анализа больших объемов данных можно ответить на основные вызовы в области развития, например, вызовы, связанные с функционированием мегагородов, изменением климата, продовольственной безопасностью и управлением ресурсами»8.

Современная российская экономика, включая государственный сектор, знакома с технологиями интернета вещей и учитывает потенциал IoT в стратегическом планировании развития Российской Федерации. Об этом свидетельствует упоминание интернета вещей в Прогнозе долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2030 г.9 В данном документе интернет вещей определен как информатизация «различных предметов и включение их в единую сеть сетей» и обозначен в числе ключевых научно-технических трендов, формирующих облик информационно-телекоммуникационных систем как приоритетного направления развития науки, технологий и техники в Российской Федерации10. Одновременно с этим в бизнес-сообществе наблюдается и фактический рост популярности интернета вещей, на что неустанно обращают внимание профессиональные участники отрасли[8] [9]. По оценке Morgan Stanley, число устройств, соединенных в рамках интернета вещей, к 2020 г. может превысить 75 млрд12.

Тем не менее, на сегодняшний день в российском праве отсутствует целый ряд норм, которые могли бы позволить создать юридическую базу для скорой реализации обозначенных выше прогнозов социально-экономического развития страны, в том числе на основе использования интернета вещей. Потребность в регулировании отношений, связанных с использованием технологий IoT, существует во многих отраслях российского законодательства, однако в настоящем исследовании целесообразно остановиться лишь на задачах, стоящих перед гражданским правом в части обеспечения охраны интеллектуальной собственности субъектов предпринимательских отношений, складывающихся в процессе применения интернета вещей.

Прежде всего необходимо понимать, что в основе технологий, в совокупности составляющих интернет вещей, лежит программное обеспечение (ПО), правовая охрана которого далека от совершенства.

С точки зрения гражданского права, программы для электронных вычислительных машин - ЭВМ являются объектом авторских прав, охраняются как литературные произведения13 и определяются как «представленная в объективной форме совокупность данных и команд, предназначенных для функционирования ЭВМ и других компьютерных устройств в целях получения определенного результата, включая подготовительные материалы, полученные в ходе разработки

программы для ЭВМ, и порождаемые ею аудиовизуальные отображения»14.

Авторские права на все виды программ для ЭВМ (в том числе на операционные системы и программные комплексы), которые могут быть выражены на любом языке и в любой форме, включая исходный текст и объектный код, охраняются так же, как авторские права на произведения литературы[10] [11].

При этом для возникновения, осуществления, охраны и защиты таких прав, как неоднократно отмечал Суд по интеллектуальным правам в своих решениях, не требуется регистрировать произведение или соблюдать какие-либо иные формальности[12] [13]. Данная позиция базируется на положении п. 1 ст. 1262 ГК РФ, в соответствии с которым правообладатель в течение срока действия исключительного права на программу для ЭВМ или на базу данных может по своему желанию зарегистрировать такую программу или такую базу данных в федеральном органе исполнительной власти по интеллектуальной собственности17. В свою очередь, первоначальным правообладателем, которому принадлежит исключительное право на программу для ЭВМ, является автор соответствующего результата интеллектуальной деятельности, чьим творческим трудом создан этот результат (п. 3 ст. 1228, ст. 1257 ГК РФ). Очевидно, таким образом, что регистрации подлежит не само исключительное право, а программа для ЭВМ или база данных, на которые такое право распространяется.

Первая проблема охраны интеллектуальной собственности, возникающая в связи с вышеизложенным, - доказывание авторства и факта наличия исключительных прав, осложненное в большинстве случаев тем, что программы для ЭВМ являются, как правило, служебными произведениями, исключительные права на которые принадлежат работодателю; но могут вернуться автору (работнику), если работодатель в течение трех лет со дня, когда служебное произведение было предоставлено в его распоряжение, не начнет использование этого произведения, не передаст исключительное право на него другому лицу или не сообщит автору о сохранении произведения в тайне (п. 2 ст. 1295 ГК РФ). Важно обратить внимание на позицию Верховного Суда РФ, согласно которой служебным произведением является только произведение, созданное по служебному заданию работодателя и за его счет либо в порядке выполнения служебных обязанностей, предусмотренных трудовым договором. Права на произведения и части или приложения к произведению, созданные вне рамок трудового договора или служебного задания, не могут считаться переданными работодателю на основании закона[14]. С точки зрения предпринимательских отношений, очевидно, что при возрастающей стоимости программного обеспечения и колоссальных доходах от его использования неизбежны конфликты между разработчиками (авторами) программ для ЭВМ и обладателями исключительных прав на данные программы.

Наиболее острым, трудно разрешимым и часто возникающим практическим вопросом является охрана и защита интеллектуальной собственности на программу для ЭВМ в случае изменения «части» исходного кода и образования на этой основе нового программного обеспечения. Данные конфликты не всегда тождественны и зачастую сложнее споров о защите интеллектуальных прав на определенные версии программ, в которых суд, как правило, становится на сторону первоначального правообладателя[15].

Альтернативой рассмотренной выше концепции права интеллектуальной собственности

на программное обеспечение, лежащее в основе интернета вещей, является остро оспариваемая возможность признания патентоспособности программного обеспечения, т. е. отнесение его не к охраняемым авторским правом программам для ЭВМ, приравненным к литературным произведениям, а к объектам патентных прав[16]. На сегодняшний день попытки получить патент на программу для ЭВМ в ее классическом понимании обречены на провал, однако предприимчивость участников гражданских правоотношений порождает прецеденты, при которых квазипатентование программы становится возможным, например, посредством получения патента на устройство как объект полезной модели[17].

Тесно связана с предыдущими вопросами задача правовой охраны элементов, в совокупности образующих программу для ЭВМ, используемую в рамках инфраструктуры интернета вещей. Поскольку принципы и идеи, на которых базируется программа для ЭВМ (и отдельные части данной программы), не являются объектами авторских прав, перед законодателем стоит задача обеспечить максимальную охрану тем элементам программ для ЭВМ, которые являются юридически признанными, а именно: подготовительным материалам, полученным в ходе разработки программы для ЭВМ; порождаемым ею аудиовизуальным отображениям; исходному тексту; объектному коду и др. (ст. 1261 ГК РФ не содержит исчерпывающего перечня элементов программ для ЭВМ)[18].

Следующей проблемой, проистекающей из отсутствия законодательного определения интернета вещей, является трудность установления исчерпывающего круга участников правоотношений, возникающих в связи с применением технологий IoT, и разграничения прав и обязанностей таких субъектов (включая интеллектуальные права, но не ограничиваясь ими). Очевидно при этом, что интернет вещей не может быть рассмотрен просто как совокупность программ для ЭВМ и их элементов, у каждого из которых есть правообладатель. Относительно универсальные подходы к определению интернета вещей были обозначены выше, и все они привязаны к понятиям сложной по содержанию системы / инфраструктуры / сети, состоящей из соединения друг с другом (физических и виртуальных) вещей на основе функционально совместимых информационно-коммуникационных технологий[19].

Ответ на поставленный выше вопрос может быть найден только в результате пересмотра нормативной классификации объектов гражданских прав и определения того, какие права могут распространяться на соответствующие объекты. В этом контексте важно обратить внимание на то, что в системе интернета вещей ключевую роль (не в качестве технической основы, рассмотренной ранее, а в содержательном смысле) играет информация - конкретные данные, передаваемые «умными вещами» посредством информационно-коммуникационных технологий. Исключение информации из системы объектов гражданских (в том числе интеллектуальных) прав существенно усложняет создание правовой основы для полноценного и при этом защищенного применения технологий IoT.

В свете изложенного заслуживает пристального внимания обратная связь со стороны представителей бизнес-сообщества, профессионально занимающихся предпринимательской деятельностью в сфере интернета вещей. Данная проблема была предметно затронута в докладе управляющего партнера ООО «Центр 2М» Е.В. Мискеви- ча, выступавшего в качестве одного из ключевых

спикеров на круглом столе «Защита интеллектуальной собственности в бизнесе», прошедшем в рамках V юбилейного IP Форума Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА). Е.В. Мискевич отметил, что «большую ценность в области IoT представляет не ПО, или платформа, с помощью которых предоставляются информационные и иные услуги, а информация, которая накапливается в результате мониторинга и управления миром вещей»24. Спикер также подчеркнул, что при этом программное обеспечение, как правило, используется опосредованно - в облаке, т. е. без предоставления экземпляра программы или платформы непосредственно пользователю. Более того, по мнению Е.В. Мискевича, «при использовании отчасти функциональных возможностей ПО оператора IoT пользователь фактически получает не лицензию на ПО, а сервисные услуги»25.

Рассмотренная позиция находит поддержку и в уже упомянутом отчете МСЭ «Измерение информационного общества», где утверждается, что «ценность IoT в основном заключается в создании, обработке и анализе новых данных»26. Данный документ также содержит важные положения, учет которых существенно облегчил бы создание в российском законодательстве правовой основы для регулирования отношений, связанных с применением интернета вещей.

Так, в тексте отчета содержится технически детализированное определение интернета вещей, позволяющее связать отдельные элементы IoT с уже известными отечественному праву объектами гражданских (в том числе интеллектуальных) прав: «интернет вещей (IoT) - это глобальная инфраструктура информационного общества, лежащая в основе динамично развивающейся сети физических объектов или устройств, имеющих адрес протокола Интернет (IP) для возможности установления соединения с интернетом, а также связь, имеющая место между такими объектами и системами, что делает возможным их применение на основе интернета»[20] [21] [22] [23].

При этом устройства, используемые в рамках IoT, предлагается классифицировать на те, которые соединены с интернетом и имеют к нему доступ в любое время, и те, работа которых зависит от сети, имеющей соединение с интернетом. Кроме того указывается, что интернет вещей также включает в себя беспроводные сенсорные сети (WSN), способствующие обеспечению одноранговой связи внутри групп сенсоров без соединения с интернетом[24].

Понимание того, посредством каких устройств передается информация в рамках IoT, а также определение значения соответствующих данных позволяет нормативно определить оптимальный правовой режим таких объектов (и дает возможность избежать искусственного внедрения в российское право классификации вещей на физические (реальные) и виртуальные, как это делается в первом из рассмотренных в настоящей работе определений интернета вещей).

При этом наиболее очевидным решением видится внесение изменений в Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»[25] и его гармонизация с гражданским законодательством - вплоть до возврата информации в систему гражданских прав и создания правовых механизмов для охраны и защиты интеллектуальных прав на информацию, передаваемую в форме данных между устройствами, задействованными в системе интернета вещей[26]. Компромисс в исследуемой области может быть достигнут и путем

развития института сложных объектов, включающих несколько охраняемых результатов интеллектуальной деятельности (ст. 1240 ГК РФ).

Так или иначе, на сегодняшний день можно заключить, что в отсутствие нормативно-правовых основ функционирования инфраструктуры IoT наиболее важными и сложными задачами являются определение правового режима информации, генерируемой в рамках интернета вещей, а также оценка возможности распространения на нее интеллектуальной собственности. В результате этого должен появиться юридический алгоритм расстановки приоритетов в части принадлежности информации таким субъектам, как пользователи, операторы IoT, собственники подключенных устройств, обладатели исключительных прав на программы для ЭВМ и третьи лицам (включая государственных регуляторов)[27].

[1] «Самые великие технологии - те, что исчезают. Они вплетаются в ткань повседневной жизни, пока не становятся неотличимыми от нее». Weiser M. The Computer for the 21st Century // Scientific American. September, 1991. P. 94.

[2] Научное осмысление происходящих в информационном и постинформационном обществе процессов и их влияния на интеллектуальное право справедливо рассматривается в качестве одного из ключевых направлений исследований на кафедре интеллектуальных прав Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА). Подробнее об этом см.: Новоселова Л.А., Гринь Е.С., Данилова Г.В. Научная школа кафедры интеллектуальных прав. // Журнал Суда по интеллектуальным правам. № 13, сентябрь 2016 г. С. 8 - 18.

[3] С констатации этого факта начинается, в частности, обзор некоторых правовых и регулятивных основ интернета вещей,

подготовленный одной из крупнейших в мире международных юридических компаний Baker & McKenzie в феврале 2016 г. Подробнее см.: Halliday J., Lam R. Internet of Things. Some legal and regulatory implications. Baker & McKenzie. February 2016. URL: http://www.bakermckenzie.com/en/insight/publications/2016/02/internet-of-things-some-legal-and-regulatory-imp__/

[дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.].

[4] Подпункт 3.2.2, п. 6.1 Рекомендации МСЭ-T Y.2060 (06/2012). Серия Y: Глобальная информационная инфраструктура, аспекты протокола Интернет и сети последующих поколений. Сети последующих поколений - Структура и функциональные модели архитектуры. Обзор Интернета вещей. URL: http://handle.itu.int/11.1002/1000/11559 [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.].

[5] Там же. Примечание 2 к пп. 3.2.2., п. 6.1.

[6] Подробнее о различных версиях и истории возникновения интернета вещей, а также о развитии IoT см.: Sundmaeker H., Guillemin P., Friess P., Woelffle S. Vision and Challenges for Realising the Internet of Things. European cluster CERP-IoT, European Union (March 2010). PP. 11 - 24.

[7] Примечание 1 к подп. 3.2.2 п. 6.1 Рекомендации МСЭ-T Y.2060 (06/2012).

Сану Б. Измерение информационного общества. Отчет 2015 год. Резюме. Предисловие. С. iv. URL: https://www.itu.int/dms_ pub/itu-d/opb/ind/D-IND-ICTOI-2015-SUM-PDF-R.pdf [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.].

Документ разработан Минэкономразвития России. URL: http://economy.gov.ru/minec/activity/sections/macro/prognoz/ doc20130325_06 [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.].

Перечень Приоритетных направлений развития науки, технологий и техники в Российской Федерации утвержден Указом Президента Российской Федерации от 7 июля 2011 г. № 899.

[9] См., например: J'son & Partners Consulting. Мировой опыт и перспективы развития Индустриального (Промышленного) Интернета Вещей в России. Сентябрь, 2016. URL: http://json.tv/ict_telecom_analytics_view/mirovoy-opyt-vnedreniya-proektov- v-sfere-industrialnogo-promyshlennogo-interneta-veschey-i-perspektivy-ih-realizatsii-v-rossii--20160919061924 [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.]. См. также: Банк России. Обзор регулирования финансовых рынков. № 2 (16 мая 2016 - 15 июля 2016). Москва. С. 37 - 38.

Danova T Morgan Stanley: 75 Billion Devices Will Be Connected to the Internet of Things by 2020 // Business Insider, № 2 (October), 2013.

Пункт 1 ст. 1259 ГК РФ. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть четвертая) от 18 декабря 2006 № 230-ФЗ // «Российская газета», № 289, 22 декабря 2006 г.

[10] Статья 1261 ГК РФ // «Российская газета», № 289, 22 декабря 2006 г.

[11] Там же.

[12] См., например: Постановление Суда по интеллектуальным правам от 21 ноября 2016 г. № С01-328/2016 по делу № А56- 21040/2015.

[13] Важно обратить внимание на то, что указанные обстоятельства возникновения авторских прав существенно отличаются от юридического состава правопорождающих фактов в патентном праве. Подробнее об этом см.: Новоселова Л.А. Об особенностях некоторых правопорождающих фактов в патентном праве // Журнал Суда по интеллектуальным правам. № 12, 2016. С. 19 - 23.

[14] См.: пункт 26 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 июня 2006 г. № 15 «О вопросах, возникших у судов при рассмотрении гражданских дел, связанных с применением законодательства об авторском праве и смежных правах».

[15] См., например: Постановление Суда по интеллектуальным правам от 9 декабря 2016 г. № С01-1045/2016 по делу № А56- 7695/2016.

[16] В Европейском союзе споры по этому поводу ведутся на законодательном уровне, однако программы для ЭВМ по-прежнему не обрели патентоспособности. URL: http://www.europarl.europa.eu/oeil/popups/ficheprocedure.do?id=21959 [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.]. В свою очередь, Всемирная организация интеллектуальной собственности разработала для малых и средних предприятий целый комплекс рекомендаций по определению целесообразности патентования программного обеспечения. URL: http://www.wipo.int/sme/ru/documents/patenting_software.htm [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.].

[17] Подробнее об этом см.: МещеряковВ.А. Устройство как объект полезной модели // Журнал Суда по интеллектуальным правам. № 9, 2015. С. 67 - 78.

[18] Подробнее об этом см.: Смирнова Е.Ю. Правовая охрана элементов, составляющих программу для ЭВМ // Журнал Суда по интеллектуальным правам. № 7, 2015. С. 50 - 54.

[19] Подробнее об этом см.: Rose K., Eldridge S., Chapin L. The Internet of Things: An Overview. Understanding the Issues and Challenges of a More Connected World. The Internet Society (ISOC), 2015. PP. 39 - 40.

[20] См.: Мискевич Е.В. Тезисы доклада и презентации «Актуальные вопросы регулирования прав и защиты информации в IoT среде». Подробнее см. также URL: www.centr2m.com [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.].

[21] Целесообразно в данной связи обратить внимание на вопросы, связанные с ответственностью информационного посредника. Подробнее об этом см., например: Ответственность информационного посредника. Использование товарных знаков в информационно-телекоммуникационной сети Интернет // Справка к заседанию Научно-консультативного совета при Суде по интеллектуальным правам. URL: http://ipc.arbitr.ru/node/13619 [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.].

[22] См.: Сану Б. Указ. соч. С. iv., 38.

[23] Там же. С. 37.

[24] Там же.

[25] Собрание законодательства РФ, 31 июля 2006, № 31 (1 ч.), ст. 3448.

[26] Близкая по смыслу идея отражена также в Открытой концепции регулирования интернета вещей. См.: Архипов В.В., Наумов В.Б., Пчелинцев Г.А., Чирко Я.А. Открытая концепция регулирования Интернета вещей // Информационное право. 2016. № 2. С. 18 - 25.

[27] Подробнее об этом, в том числе о концепции FRAND, предполагающей предоставление третьим лицам лицензий на технологию на «справедливых, разумных и недискриминационных» условиях для внедрения отраслевых стандартов IoT см.: Пул Э. Умные аксессуары и охрана прав интеллектуальной собственности. WIPO Magazine, июнь 2014. URL: http://www. wipo.int/wipo_magazine/ru/2014/03/article_0002.html [дата последнего обращения: 18 марта 2017 г.]. О сборе информации в рамках IoT государственными структурами за рубежом см. также: Halliday J., Lam R. Op. cit. P. 2.