Независимо от того, об исследова­нии каких социальных явлений, инсти­тутов или учреждений идет речь, глубо­кое и разностороннее познание их с не­избежностью предполагает применение соответствующей методологии. Это - прописная, азбучная истина, по поводу которой еще в начале ХХ в. известный немецкий теоретик государства и пра­ва, профессор Гейдельбергского уни­верситета Г. Еллинек замечал, что «вся­кий, приступающий к исследованию ос- [1]

новных социальных проблем, не может не почувствовать с первых же шагов от­сутствия глубоко продуманной методо- логии»1.

Основная причина традиционно повы­шенного внимания к методологии познания государственно-правовых, политических или иных явлений, институтов и учрежде­ний заключается не только в ее теоретиче­ской, но и в огромной практической значи­мости, в использовании методологически важных положений не только в правотвор-

СПб.: Юридический книжный магазин Н. К. Мар- ческой или иной деятельности советского или постсоветского государства, но также в правоприменительной и иной практиче­ской деятельности.

В отечественной и зарубежной ли­тературе, несмотря на долговременный и устойчивый интерес к методологически важным проблемам, до настоящего време­ни не сложилось единого представления о методологии2. В этом отношении, писал в свое время Г. Еллинек, господствует, как и раньше, «величайшая путаница, так как значительная часть авторов - в том числе и такие, которым мы обязаны весьма пло­дотворными исследованиями детальных вопросов, - вообще не уясняют себе, с ка­кими трудностями связано изучение ос­новных феноменов, с какими приходится считаться тонкими различиями, как велик именно в этой области соблазн принять об­разы и аналогии за реальные истины»[2] [3].

В современных отечественных и зару­бежных исследованиях методология, как правило, представлена в двух смыслах: как совокупность познавательных средств, методов, приемов, используемых в процес­се изучения той или иной материи, и как область знания, изучающая методы, сред­ства, предпосылки и принципы организа­ции познавательной и практически-преоб- разующей деятельности[4].

Иногда методология представляется просто в виде «науки о методах», в виде теории или учения о методах[5]. Также вы­сказывается мнение, и, как представляет­ся, не без оснований, о том, что помимо учения о методах методология включает в себя «мировоззренческую позицию самого исследователя»[6]. Ведь общеизвестно, что метод как способ, средство познания выра­батывается и определяется, а методология как наука и учение о методах формирует­ся и развивается не сама по себе, а благода­ря усилиям исследователя, который, имея свой взгляд на происходящее в мире, осоз­нанно или стихийно целиком переносит его на рассматриваемую материю.

Некоторые авторы методологию ото­ждествляют с «общетеоретическими про­блемами любой науки», с философией, с историческим материализмом или с диа- лектикой[7].

Кроме приведенных в научной литера­туре высказываются и другие, довольно противоречивые мнения относительно как понятия, так и содержания методологии как общенаучного феномена.

Однако, несмотря на разнобой во мне­ниях и наличие различных представлений о методологии, все эти мнения и представ­ления в конечном счете исходят из суще­ствования в структуре и содержании дан­ного феномена ряда общих компонентов.

Среди них следует указать пре­жде всего такие составляющие сердцеви­ну и одновременно - основу методологии компоненты, как различные методы и под­ходы, используемые в процессе познания государственно-правовой или иной ма­терии. При этом общее понятие метода, разработанное и используемое философа­ми и учеными на протяжении многих сто­летий, сводится к тому, что это «способ достижения цели, определенным образом упорядоченная деятельность»; это сред­ство познания и «воспроизведения в мыш­лении изучаемого предмета»; наконец, что это, по словам западных авторов, «манера, стиль и путь» познания исследуемой мате- рии[8].

В структуре и содержании метода рядом исследователей выделяются различные уровни, или аспекты, обусловливающие двойное его понимание и толкование как «системы конкретных способов и прин­ципов достижения поставленной цели ис­следования» и как «системы инструментов (средств)»[9].

В процессе исследования советского и постсоветского государства, как и в про­цессе познания любой иной государствен­но-правовой и неправовой материи, сле­дует проводить различия между методом изучения предмета и методологическим подходом, с одной стороны, а также мето­дом и методологией познания искомой ма­терии - с другой.

По сравнению с методом исследова­ния как способом, средством или приемом познания методологический подход рас­сматривается в виде некоего направления, исходного начала и вместе с тем - общей стратегии и «методологической ориента­ции» в процессе исследования как государ­ственно-правовых, так и неправовых явле- ний[10] [11].

Акцентируя внимание на том, что в на­учном процессе методологический под­ход «редуцированно (упрощенно) пред­ставляет метод в виде принципиальных категорий, устанавливающих предмет­ную ориентацию науки», и что он слу­жит «функциональным элементом метода, транслируемым из других наук», исследо­ватели отмечают, что в отличие от мето­да методологический подход выделяется тем, что: а) применяется функционально, с учетом целей и задач изучения, а также соответствия средств других наук предме­ту исследования; б) включает элементы метода других наук (метанаучное знание) и в) не оформлен в виде теории, как свой­ственно методу11.

В научной литературе обычно выделя­ются такие подходы, как структурно-функ­циональный, антропологический, институ­циональный, социокультурный, аксиологи­ческий, генетический и др.

Кроме методов и методологических подходов важное место в содержании ме­тодологии занимают такие компоненты, как всеобщие принципы познания, которые свойственны процессу познания, любых государственно-правовых и иных явлений, и мировоззренческие позиции (мировоззре­ние) исследователей.

В отличие от всех других компонентов методологии, носящих объективный харак­тер, мировоззрение как ее неотъемлемая составная часть имеет субъективный ха­рактер.

Применительно к процессу познания советского и постсоветского государства исследователь, опираясь на тот фактиче­ский (эмпирический) материал и на те те­оретические «наработки», которые были сделаны в данной области во все предше­ствующие периоды, в силу самой природы и логики мышления руководствуется при этом своим мировоззрением.

Наряду с эмпирической базой мировоз­зрение, представляющее собой «систему принципов, взглядов, ценностей, идеалов и убеждений, определяющих как отноше­ние к действительности, общее понимание мира, так и жизненные позиции, програм­мы деятельности людей»[12], играет в этом процессе весьма важную роль. С глубо­кой древности и вплоть до наших дней именно мировоззрение, сформированное в определенной исторической среде, пред­определяло характер восприятия и отно­шения человека к государству, праву, госу­дарственной власти, к правам и свободам, а также ко всему тому, что впоследствии рассматривалось в виде неотъемлемых их « атрибутов».

В зависимости от особенностей ми­ровоззрения на разных этапах развития общества по-разному воспринимались и представлялись не только общие гума­нистические идеи, но и идеи самого го­сударства. При этом речь идет не только и даже не столько о «резонансном» во все времена религиозном мировоззрении, сколько о светском восприятии данного феномена. Более того, речь идет не столь­ко о современном этапе развития того или иного государства, включая российское постсоветское государство, идеи и прак­тика которого во многом несовместимы с идеями и практикой предшествовавшего ему советского государства, сколько о го­сударственных образованиях, существо­вавших на разных этапах развития обще­ства.

Широко известно, что если в силу ми­ровоззренческих причин одними автора­ми - мыслителями разных времен государ­ство воспринималось в сугубо позитивном, благосклонном к человеку и его окруже­нию виде, то другими оно рассматривалось в сугубо негативном или полунегативном плане.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться, в частности, к мировоззрен­ческой позиции таких мыслителей, как Демокрит, считавший, что «интересы го­сударства должно ставить выше всего про­чего, и должно заботиться, чтобы оно хо­рошо управлялось»; Цицерон, исходивший из того, что «государство есть достояние народа, а народ - не любое соединение людей, собранных вместе не каким бы то ни было образом, а соединение многих людей, связанных между собой согласием в вопросах права и общностью интересов»; Аристотель, развивавший идеи о том, что «государство принадлежит к тому, что су­ществует по природе, и что человек по при­роде своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вслед­ствие случайных обстоятельств живет вне государства, либо недоразвитое в нрав­ственном смысле существо, либо сверхче­ловек».

Нетрудно заметить, что мировоззрен­ческие позиции названных и многих дру­гих мыслителей по отношению к государ­ству, независимо от его формы, типа и дру­гих особенностей, сводились в основном, а в ряде случаев - исключительно к его позитивной оценке, к восприятию госу­дарства как весьма важного и совершенно необходимого для последовательного раз­вития и совершенствования общества ин­ститута.

Напротив, мировоззренческие позиции ряда иных мыслителей строились на нега­тивном или полунегативном восприятии государства, рассмотрении его в виде не­коего отрицательного явления по отноше­нию к обществу - к процессу его существо­вания и функционирования.

В качестве примера можно сослаться на соответствующую мировоззренческую позицию Ницше, повествующего устами своего героя Заратустры о том, что госу­дарство - это «ловушка для многих», что «государство лжет на всех языках о добре и зле», что «все в нем поддельно», «под­дельна даже утроба его», и что поскольку в мире «рождается слишком много людей», то «для лишних изобретено государство»[13], и т. д.

Одним из примеров негативного вос­приятия государства могут служить так­же мировоззренческие позиции сторонни­ков анархизма. Весьма характерными при этом являются высказывания П. Кропот­кина, теоретика анархизма, по поводу того, что «государство, как и частная собствен­ность, деморализует человека и противо­стоит прогрессу» и что «государство - это покровитель крепостного права, покрови­тель мироедства, заступник хищничества, защитник собственности, основанной на захвате чуждой земли и чужого труда»[14] [15] [16], и т. п.

Разноречивые мировоззренческие по­зиции проявлялись на протяжении всей истории развития человечества не толь­ко по отношению к государству, про­цессу его познания и, соответственно, к процессу формирования его теории, но и по отношению к другим государ­ственно-правовым феноменам, таким, в частности, как государственная власть, право, государственное управление, пра­ва человека и др.

Руководствуясь соответствующими ми­ровоззренческими установками в процес­се рассмотрения государственной власти и управления, Цицерон считал, в частно­сти, что несомненным благом государства является то, что его власть «вручена мудро­сти наилучших людей - тем более что сама природа устроила так, что не только люди, превосходящие других своей доблестью и мужеством, должны главенствовать над более слабыми, но и эти последние охотно повинуются первым».

Древний китайских философ и поли­тический деятель Мо-Цзы в своих суж­дениях относительно разумной государ­ственной власти и управления страной исходил из презумпции того, что «благо­родный правитель непременно должен иметь усердных прямодушных слуг. Вер­хи должны иметь подчиненных, которые говорят правду в глаза». И когда «в про­должительном обсуждении мнения совет­ников и правителя расходятся, то прави­тель должен почтительно слушать, ког­да говорят правду в глаза (здесь и далее курсив мой. - М. М.)». Почему, задавался он при этом извечным, дошедшим до на­ших дней вопросом, «нынешние большие люди», если они действительно хотят, «чтобы в их государствах был порядок, и желают сохранить престол и не утра­тить поддержку простолюдинов», «не ис­следуют вопрос о том, что почитание му­дрости является основой управления»15?

Аналогичными в мировоззренческом плане, теоретически и практически важны­ми вопросами в отношении государствен­ной власти и управления в разное время задавались также многие другие авторы - философы и политические деятели16.

Весьма злободневными и поучитель­ными вплоть до настоящего времени яв­ляются, в частности, рассуждения и вы­воды древнекитайского философа, одно­го из теоретиков легистской школы права Хань Фэя относительно того, что для го­сударства «главная беда тогда, когда крупные чиновники захватывают слиш­ком большую власть», когда они «моро­чат государя ради личных выгод» и когда при совершении «тяжкого преступления» чиновником «государь не пресекает его». В этом, заключает автор, состоит «круп­ная ошибка», и «если позволять, чтобы на­верху крупные ошибки допускал государь, внизу тяжкие преступления совершали чиновники, да еще - требовать при этом, чтобы государство не погибло, то это недопустимо».

Не менее поучительными в рассматри­ваемом плане являются мировоззренческие установки другого древнекитайского фило­софа, основателя даосизма Лао-Цзы и его рассуждения относительно лучшего управ­ления государством и «лучшего правите­ля», о котором «народ знает лишь то, что он существует». «Несколько хуже те прави­тели, - заключает автор, - которые требу­ют от народа их любить и возвышать. Еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те правители, которых народ презирает»[17].

Согласно мировоззрению философа, ко­торое наиболее полно и ярко проявилось в его основном трактате «Дао Дэ Цзин», управле­ние государством должно быть не только профессиональным, но и естественным, оли­цетворяющим собой «высшую добродетель и естественную справедливость».

Выступая против социально-политиче­ского и экономического неравенства лю­дей, Лао-Цзы образно рассматривал «выс­шую добродетель подобно воде», которая «приносит пользу всем существам и не бо­рется с ними», и считал, защищая народ, что он страдает и голодает «от того, что власти берут слишком много налогов»[18].

Подобно той весьма значительной роли, которую играют мировоззренческие уста­новки в процессе выработки «универсаль­ного» представления и познания государ­ства, государственной власти и государ­ственного управления, не менее важное влияние они оказывают также на процесс познания правовой материи и, в частно­сти, прав человека[19].

Именно мировоззренческие установки, обусловленные определенными, весьма раз­нообразными материальными, духовными и иными ценностями и интересами, на про­тяжении всей истории развития государства и права играли решающую роль как в про­цессе выработки многочисленных теорий происхождения и сущности объективного права, так и в процессе формирования «уни­версальных» представлений о правах чело­века и в целом - о субъективном праве.

В зависимости от мировоззренческих позиций и убеждения в том, что «по при­роде мы все во всех отношениях равны», поскольку «у всех людей нужды от приро­ды одинаковы»: «мы все одинаково дышим воздухом - через рот и нос и едим мы все одинаково - при помощи рук», софист Ан­тифонт, например, считал, что в тех слу­чаях, когда «мы уважаем и чтим» только «тех, которые происходят от знатных роди­телей», и «не уважаем и не почитаем тех, ко­торые не из знатного дома», мы поступаем «по отношению друг к другу как варвары».

В то же время Аристотель, руковод­ствуясь своими мировоззренческими уста­новками, считал, что люди по своей при­роде далеко не одинаковы, что «одни люди повсюду рабы, другие же нигде таковыми не бывали». Широко известны сентенции, отражающие его политико-правовые взгля­ды относительно того, что раб «является некоей частью господина, как бы одушев­ленной, хотя и отдельной, частью его тела» и что «господином называют не за знания, а за природные свойства»[20].

Различные мировоззренческие пози­ции в отношении государственно-право­вых явлений, институтов и учреждений предопределяли процесс их формирования и разностороннего познания не только на ранних, но и на всех последующих, вклю­чая современный, этапах развития обще­ства, государства и права.

Будучи порожденными той или иной конкретной окружающей средой и отра­жающими те или иные ценности и инте­ресы, они неизменно сочетали в себе опре­деленные «государственно-правовые» зна­ния и убеждения. При этом знания всегда выступали и выступают как преимуще­ственно содержательный компонент ми­ровоззрения, а убеждения - в основном как эмоциональное и нравственное отношение лица или сообщества к предмету познания и к накопленным о нем знаниям.

Процесс исследования постсоветского го­сударства в его сравнении с советским госу­дарством, равно как и методология его позна­ния в этом плане, не является исключением. Мировоззрение, выступающее в структуре методологии в виде субъективной стороны, играет в этом процессе, как уже было отме­чено, далеко не второстепенную роль. В нем, как и в любых иных мировоззренческих установках, органически сочетаются элемен­ты знания о российском государстве, полу­ченные на разных этапах развития общества, с компонентами убеждения.

По логике вещей уровень знаний о го­сударственно-правовой материи должен со­четаться с уровнем соответствующего, же­лательно для власть имущих позитивного, апологетического по отношению к «их» го­сударству и праву, убеждения. Однако это не всегда так: история дает много примеров исключения из этого правила.

Одним из них является постсоветское государство 1990-х - начала 2000-х гг, когда о нем как о правовом, демократиче­ском и социальном государстве говорилось и писалось в апологетическом духе, осо­бенно на официальном и полуофициаль­ном уровнях довольного много, а убежден­ности в сказанном, судя по жизненным ре­алиям, было ничтожно мало.

В определенной мере подобная ситу­ация сохраняется и в последующие годы, когда, по наблюдению публициста, с ко­торым трудно не согласиться, российская, особенно исполнительно-распорядитель­ная, власть - это «вещь в себе»: для себя живет, в угоду себе правит, а получив ядер­ную державу, может оставить после себя «лапотную деревню». «Россия большая, а уместилась в кармане олигархов», кото­рые «держат в руках ресурсы нашей стра­ны», зачастую проживая между тем со сво­ими домочадцами в других странах[21].

Особенности методологии сравни­тельного познания советского и постсо­ветского государства и права

Отвечая на вопрос, чем предопределя­ются эти особенности, следует обратить внимание прежде всего на то, что как сама методология, выступающая в виде общена­учного феномена, так и ее те или иные осо­бенности не возникают и не проявляют­ся сами по себе, а порождаются, точнее - обусловливаются в своем появлении теми признаками и свойствами, которые прису­щи исследуемому объекту[22].

Применительно к советскому и постсо­ветскому государствам, рассматриваемым в сравнительном плане, такими их призна­ками и свойствами, порождающими осо­бенности методологии их познания, явля­ются следующие:

а) их исторический характер, выража­ющийся в том, что они возникают и раз­виваются лишь на определенном истори­ческом этапе эволюции российского об­щества, предопределяющего, наряду с его экономическим базисом, не только сущ­ность, содержание, формы и другие пара­метры этих государств, но и все особенно­сти методологии их познания;

б) системный характер рассматри­ваемых государств, свидетельствующий о том, что они в институциональном, функ­циональном и ином измерении представля­ют собой не случайный набор институтов, равно как и других компонентов, а явля­ются их строго упорядоченной совокупно­стью - органической системой, элементы которой строго согласуются друг с другом и дополняют друг друга;

в) однопорядковость и, соответствен­но, сравниваемость между собой иссле­дуемых государств, имея в виду, что при всех своих сходстве и различиях они всег­да были и остаются именно государствен­ными, а не экономическими или иными образованиями, которые соотносятся друг с другом не только как однопорядковые, но и как равнозначные по своим общесоци­альным установкам и своему назначению;

разносторонность и многогран­ность государств, рассматриваемых в срав­нительном плане. Это позволяет им прояв­лять активность в самых разных сферах жизни общества и быть субъектом самых разнообразных - гражданско-правовых, конституционно-правовых, международ­но-правовых и иных отношений;

д) динамичный характер советско­го и постсоветского государств, свиде­тельствующий о том, что данные государ­ственные образования не остаются неиз­менными с момента своего образования и формирования, а постоянно развивают­ся и совершенствуются, оставаясь, однако, при этом разнотипными явлениями. Совет­ское государство было и оставалось вплоть до его развала по своему типу социалисти­ческим государством, а постсоветское - сначала переходным от социализма к капи­тализму, а в настоящее время - заурядным капиталистическим государством;

е) неразрывная связь рассматриваемых, равно как и любых иных, государств с пра­вом. Речь идет прежде всего о связи госу­дарства с позитивным правом, которое ис­ходит от государства, применяется и охра­няется государством.

Что же касается естественного пра­ва, к появлению которого государство, как правило, не имеет прямого отношения, то как советское, так и постсоветское госу­дарства стремились, хотя и в разной мере, адаптировать и использовать как по пря­мому назначению, так и в идеологических целях некоторые положения этого по сути «морального» права;

ж) доминирующая роль в процессе по­знания советского и постсоветского госу­дарства и права сравнительного метода. Исторически сложилось так, что данный метод нашел свое более широкое распро­странение и применение в правовой, а точ­нее, в сравнительно-правовой, нежели в го­сударственной, сфере.

На базе сравнительно-правовых ис­следований сформировалась, как извест­но, относительно самостоятельная дис­циплина - сравнительное правоведение, основные принципы которого, отдельные положения и другие теоретические «на­работки» могут быть использованы, как представляется, также и в формирующей­ся отрасли знания - сравнительном госу- дарствоведении. Иными словами, они мо­гут быть применимы, разумеется с опре­деленными коррективами, в процессе сравнительного исследования не только права, но и государства как явления вооб-

ще, а также советского и постсоветского государств в частности.

Необходимость их применения, как, впрочем, и более глубокой разработки самого сравнительного метода и сравни­тельной методологии, по поводу которых в научной литературе ведутся довольно длительные споры, обусловлена, с од­ной стороны, усложнением и появлением по мере развития общества разнообраз­ных государственных образований, вклю­чая, например, правовое государство, глубокое и разностороннее изучение ко­торых требует широкого применения не только традиционных, но и относи­тельно новых методов, включая сравни­тельный метод.

А с другой - непрерывным, все более расширяющимся и все более возрастаю­щим по мере развития общества, а вместе с ним государства и права, эмпирическим материалом, касающимся правоведения и государствоведения и требующим поиска наиболее адекватных путей и наиболее эф­фективных методов своего познания.

В отношении сравнительного право­ведения и государствоведения, так же как и в отношении других наук, по справед­ливому замечанию М. Барга, «лишний раз подтвердилась давно уже подмеченная в истории науки закономерность: периоды, характеризующиеся главным образом на­коплением фактического материала, неиз­бежно сменяются периодами, когда на пер­вый план выдвигается задача его научного осмысления и обобщения». Именно тогда, когда наука становится способной «взгля­нуть на себя», на свою практику как бы со стороны, подчеркивал автор, «проис­ходят проверка, оттачивание и обогаще­ние ее познавательных средств, создаются предпосылки для перехода ее на качествен­но новую ступень освоения изучаемой ею действительно сти»[23].

Однако разработка средств познания исследуемой сравнительно-правовой или любой иной юридической материи отнюдь не ограничивается только рамками юриди­ческой науки. В этом смысле прав был из­вестный немецкий философ права Г. Рад- брух, утверждая, что науки, вынужденные заниматься собственной методологией, яв­ляются «больными науками».

В силу непосредственно прямой и об­ратной связи сравнительного правоведе­ния и государствоведения с рядом других юридических и неюридических дисци­плин, таких, в частности, как философия и социология, методологическая составля­ющая данных отраслей знания в виде ос­новного - сравнительного - метода и со­ответствующей методологии формируется и развивается не только и даже не столько сама по себе, сколько в тесной взаимосвязи и взаимозависимости с методологически­ми составляющими этих отраслей знания и дисциплин.

Чтобы убедиться в этом, достаточно сказать, что даже само понятие (а в опре­деленной мере - структура и содержание) «сравнительного метода» как основного, доминирующего в системе средств позна­ния сравнительно-правовой материи мето­да берет свое начало и является производ­ным от всеобщего философского метода - его понятия и содержания.

При этом неважно, как понимается и как воспринимается этот общефилософ­ский метод - в виде диалектико-материа­листического метода, на основе и с при­влечением которого шло исследование го­сударственно-правовой материи в России и во многих других странах почти все по­следнее столетие, или же в виде синерге­тического метода, а точнее, подхода, кото­рый, рассматривая государственно-право­вую материю с идеалистических позиций, способен, по мнению отдельных авторов, фактически заменить собой диалектико­материалистический метод и соответству­ющий подход.

Ведь когда мы говорим о сравнитель­ном методе, равно как и о других методах, таких, как методы правового регулирова­ния, то в каждом случае речь идет именно о методе или о методах вообще как исход­ных явлениях и понятиях, а не о чем-либо ином.

Аналогично дело обстоит и с методо­логией познания сравнительно-правовой материи, понятие и содержание которой в значительной степени зависят от общего понятия и содержания методологии как та­ковой.

Идентифицируя метод сравнитель­ного исследования государственно-право­вой материи и выделяя его среди других аналогичных ему по преследуемым целям и назначению методов, следует еще раз за­метить, что в системе методов познания государственно-правовой действительно­сти сравнительный метод играет далеко не последнюю роль. В научной литерату­ре он рассматривается как «метод исследо­вания, позволяющий выявить с помощью сравнения общее и особенное» в различ­ных государственно-правовых системах, более глубоко и четко определять их при­роду, более точно устанавливать особенно­сти их функционирования и тенденции их развития.

Применительно к сравнительному ис­следованию советского и постсоветско­го государств, выявляя у них с помощью сравнительного метода общее и особен­ное, можно установить, во-первых, что общее, несмотря на разнотипный харак­тер данных государственных образований, преобладает по отношению к особенному. А во-вторых, что общее составляет наци­ональную корневую основу, фундамент советского и постсоветского государств по сравнению с их особенностями.

Общее у рассматриваемых госу­дарств, несмотря на их радикальные, раз­нотипные различия, заключается прежде всего в том, что они: а) являются порож­дением одной и той же - славянской - ци­вилизации и одной и той же страны под названием «Россия». Эти государства, как и все предшествовавшие им нацио­нальные (этнические) в широком смыс­ле державы, являются именно российски­ми, а не английскими, французскими или иными государствами; б) возникли на базе единой общенациональной культуры, об­щих национальных традиций и обычаев; в) созданы единым, хотя и изменяющим­ся естественным образом по мере разви­тия цивилизации, народом; г) унаследова­ли традиционный для России, хотя и зна­чительно изменившийся в постсоветский период, коллективистский уклад жизни, в основе которого всегда лежали прин­ципы взаимной выручки, товарищества, общечеловеческой морали, чести, досто­инства, социальной, политической и иной справедливости. Эгоизм как антипод кол­лективизма, в каких бы сферах жизни об­щества и в каких бы формах он ни прояв­лялся, никогда, особенно в крайних своих формах, российским общественным мне­нием не воспринимался и в конечном сче­те осуждался; д) выступают в качестве естественных субъектов единой россий­ской политической, а точнее - государ­ственно-правовой истории в качестве ее наследников и продолжателей.

В этом смысле попытки некоторых ав­торов постсоветского периода подвергать все советское, включая государство и пра­во, «испепеляющей», а все прошлое - «уничтожающей» критике вряд ли можно отнести к разряду мудрых и оправданных деяний.

И вовсе не потому, что критиковать всег­да легче, нежели заниматься созидательной деятельностью, тем более что эта крити­ка подается, как говорят на Руси, «задним умом», безответственно и зачастую бездо­казательно. А потому, что воевать со сво­им прошлым, с историей своего народа - дело довольно рискованное с точки зрения элементарной добропорядочности, а в мо­ральном плане - далеко не однозначно оце­ниваемое соотечественниками занятие.

Речь при этом не идет, разумеется, о не­коем «запрете» на критическое отношение к отечественному настоящему или про­шлому. Имеется в виду лишь такой стиль «критики», который искажает реальность, выдавая частное - личное мнение крити­ка - за общее или всеобщее, за мнение все­го общества, субъективную оценку истори­ческих событий или личностей - за объек­тивную, и т. п.

В постсоветский период, особенно в 90-е гг., было довольно модным и попу­лярным на российском официальном и по­луофициальном уровнях в процессе реше­ния различных социально-политических и иных проблем ссылаться на соответству­ющий опыт западных «цивилизованных» стран.

Представляется, что было бы весьма по­лезным для современной России и ее буду­щего, творчески применяя сравнительный метод исследования советского, постсовет­ского, равно как и любого иного, государ­ственно-правового образования, восполь­зоваться опытом таких стран, как Франция, в аспекте бережного отношения к своему Отечеству и к истории его развития.

Сравнительный метод в данном случае, равно как и в других подобных случаях[24], позволяет применительно к процессу по­знания российского советского и постсо­ветского государств не только творчески пе­ренимать соответствующий опыт Франции или других стран, но и более активно ис­пользовать постсоветскому государству огромный опыт советского государства в решении социально-политических, наци­ональных, идеологических, хозяйственных и иных проблем.

Материальная и духовная основы при этом - все то общее, что у них есть как у российских государств, находящихся на разных этапах развития славянской циви­лизации и что их сближает друг с другом, а также все то особенное, что их отличает друг от друга и в определенной мере отда­ляет.

Последнее в виде особых признаков и черт советского и постсоветского госу­дарств обусловлено, с одной стороны, их нахождением на разных этапах разви­тия российского государства, составны­ми частями которого они в историческом измерении являются. А с другой - их при­надлежностью, с точки зрения формаци­онного подхода, к различным обществен­но-экономическим формациям и, соответ­ственно, к различным типам государства и права.

Согласно этому подходу советское го­сударство, а вместе с ним и право, возни­кает и развивается в рамках обществен­но-экономической формации, именуемой коммунистической формацией, и высту­пает как государство социалистического типа со всеми свойственными данному типу особенностями. В то же время пост­советское государство по всем своим пара­метрам относится к капиталистическому типу и отличается от советского государ­ства своим особым политическим строем; типом экономики и формами собственно­сти; особенностями идеологии; изменяю­щимся образом жизни населения и морали; модифицированными ценностями, которые государство отражает и защищает; различ­ными социальной и идеологическиой ос­новами и др.

Применяя сравнительный метод по­знания государственно-правовой материи, можно определить, таким образом, не толь­ко то общее, что объединяет, а точнее - сближает между собой советское и постсо­ветское государства, но и то особенное, что их отличает друг от друга, а по некоторым параметрам (тип экономики, идеологии и т. п.) даже отдаляет их друг от друга.

В процессе сравнительного исследо­вания рассматриваемых государств важно строго следовать тем правилам и принци­пам, которые были выработаны предше­ственниками в процессе применения срав­нительного метода и подхода.

В их числе следует назвать, например, такие принципы, как принцип функцио­нальности25, который наряду с другими методологически значимыми принципами сравнительного государствоведения и пра­воведения исходит из того, что сравни­вать можно лишь то, что выполняет одну и ту же функцию и решает одни и те же задачи, позволяет эффективно использо­вать сравнительный метод в самых разных условиях, в рамках самых различных, по­рою весьма далеких друг от друга методо­логически значимых подходов (аксиоло­гический, социокультурный, антрополо­гический и др.), а также в пределах самых разных исторических эпох и измерений).

Кроме принципа функционально­

сти и наряду с ним важное теоретическое и практическое значение имеют и другие структурные элементы, наполняющие со­держание сравнительного метода26, а вме­сте с ним - и сравнительно-правовой ме­тодологии. В частности, имеется в виду группа принципов, касающихся процессов становления и развития сравнительного го- сударствоведения и правоведения и самого сравнительного метода.

Наряду с названными принципами срав­нительного анализа, которые в равной сте­пени применимы к процессу сравнитель­ного познания как сугубо правовой, так и чисто государственной материи, вклю­чая советское и постсоветское государства, в отечественной и зарубежной литературе рассматриваются и другие принципы.

Среди них выделяется, в частности, принцип сравнимости рассматриваемых явлений, институтов и учреждений. Суть его заключается в требовании, согласно ко­торому допускается сравнение лишь «срав­нимых» объектов, принадлежащих к одно­му и тому же роду или виду и обладающих сходными институциональными, функцио­нальными и иными признаками и чертами.

Применительно к процессу сравни­тельного исследования советского и пост­советского государств в качестве сравни­мых объектов могут выступать как госу­дарства в целом, так и их отдельно взятые, однородные институты, функции и т. п., но не такие объекты, как право, мораль, культура и др. Как объекты исследования в сравнительном плане они могут сравни­ваться, соответственно, только друг с дру­гом, но не с государством или с государ­ственными образованиями.

Кроме названных принципов сравни­тельного анализа важное значение имеет принцип строгого соответствия друг дру­гу различных уровней, форм и вида элемен­тов сравниваемых систем[25] [26] [27].

Независимо, например, от того, о каком государстве, сравниваемом с другими ана­логичными государствами, идет речь, в со­ответствии с данным принципом допуска­ется сравнение только государства в целом как явления с другими государствами - яв­лениями, форм правления или государ­ственного устройства одного государства с формами правления или государственно­го устройства других государств, государ­ственного режима одного правового госу­дарства - с государственным режимом дру­гого такого же государства и т. д.

Помимо названных принципов сравни­тельного исследования советского и пост­советского государств, так же как и любо­го иного явления, института и учреждения, механизму сравнительного познания свой­ственны и другие принципы. Среди них: принцип всестороннего учета историче­ских, национальных и иных условий, в ко­торых возникают и развиваются идеи того или иного государства, формируется его теория и зарождается в реальности само данное государство; принцип установле­ния и рассмотрения как общих признаков и черт сравниваемых государственно­правовых систем, так и их особенностей; принцип сравнительного исследования со­ветского, постсоветского или иного госу­дарства не только в статике, но и в дина­мике и другие.

[1] Еллинек Г. Общее учение о государстве. 2-е изд. тынова, 1908. С. 19.

[2] См.: Андреев И.П. Проблемы логики и методологии познания. М.: Наука, 1972. С. 291-294; Кери­мов Д.А. Методология права. Предмет, функции, проблемы философии права. М.: Современный гу­манитарный университет, 2000. С. 21-55; Сырых В. М. Логические основания общей теории права: в 2 т. Т. 1. Элементный состав М.: Юстицинформ, С. 359-391; и др.

[3] Еллинек Г. Указ. соч. С. 19.

[4] См.: Философский словарь / под ред. И.Т. Фролова. М.: Республика, 2009. С. 393.

[5] См.: Webster’s New Universal Unabridged Dictionary. N. Y., 2003. P. 1134.

[6] Керимов Д. А. Указ. соч.

[7] Подробнее об этом см.: Керимов Д. А., Керимов А. Д. О понятиях всеобщей методологии и методо­логии права // Актуальные проблемы юридической науки и правоприменения. Всероссийские науч­ные конференции. М.: Изд-во СГУ, 2009. С. 9-10.

[8] См.: Баскаков А.Я., Туленков Н.В. Методология научного исследования. Киев: МАУП, 2002. С. 7, 8.

[9] Скакун О. Ф. Принцип единства логического и исторического методов в сравнительном правоведе­нии. Киев; Симферополь: Логос, 2007. С. 7.

[10] См.: ТарасовН.Н. Метод и методологический подход в правоведении (попытка проблемного ана­лиза) // Правоведение. 2001. № 1. С. 31-50.

[11] См.: Скакун О. Ф. Указ. соч. С. 10-11; ТарасовН.Н. Указ. соч. С. 47-49.

[12] Философский словарь. С. 397.

[13] Ницше Ф. Так говорил Заратустра / пер. с нем. Ю.М. Антоновского М.: Азбука-классика, 2009.

[14] Философы России XIX-ХХ столетий. Биографии, идеи, труды. 2-е изд. М.: Книга и бизнес, 1995. С. 306.

[15] Мо-Цзы. Почитание мудрости // История политических и правовых учений: хрестоматия / сост. В. В. Ячевский. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 2000. С. 70, 73.

[16] См.: Хань Фэй. Ропот одинокого // История политических и правовых учений. С. 84.

[17] Лао-Цзы. Дао Дэ Цзин // История политических и правовых учений. С. 52.

[18] Там же. С. 53.

[19] См.: Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. М.: Прометей, 1999; Мурав- ский В. А. Актуальное право: происхождение, сущность, источники, соотношение с законом. Екате­ринбург: Изд-во Гуманитарного ун-та, 2004; Трофимов А.Н. Правообразование в современном об­ществе: теоретико-методологический аспект / под ред. Н. А. Придворова. Саратов: Изд-во Саратов. гос. академии права, 2009 и др.

[20] Аристотель. Политика // История политических и правовых учений. С. 149.

[21] Александрова Е.Б. Россия, вперед... // Национальные интересы. 2010. № 6 (70). С. 50.

[22] См.: Очерки методологии познания социальных явлений. М.: Мысль, 1970; Лукич Р. Методология права. М.: Прогресс, 1981; Методология юридической науки: состояние, проблемы, перспективы / под ред. М.Н. Марченко. Вып. II. М.: Юристъ, 2008; Дорохин В.М. Индивидуальное и универсаль­ное как зеркало вечного противостояния в философии. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2010 и др.

[23] Барг М.А. О двух уровнях марксистской теории исторического познания // Вопросы философии. 1983. № 8. С. 108.

[24] См. о роли сравнительного метода: Ковалевский М.М. Историко-сравнительный метод в юриспру­денции и приемы изучения права. М.: Типография Ф.Б. Миллера. 1880; Петери З. Задачи и методы сравнительного правоведения // Сравнительное правоведение / отв. ред. В. А. Туманов. М.: Прогресс, 1978; Тиле А.А., Швеков Г.В. Сравнительный метод в юридических дисциплинах. М.: Высш. шк., 1978; Егоров А. В. Введение в теорию сравнительного правоведения. Новополоцк: ПГУ, 2007; и др.

[25] См.: Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: в 2 т. М.: Междунар. отношения, 1998. Т. 1. С. 49-50.

[26] См.: Козлов В.А. Проблемы предмета и методологии общей теории права. СПб., 1989; Жоль К.К. Методы научного познания и логика (для юристов). Киев: Атша, 2001; Сачков Ю.В. На­учный метод: вопросы и развитие. М.: Едиториал УРСС, 2003; и др.

[27] См.: DoganM., KazansigilA. (eds). Comparin Nations, Concepts, Strategies, Substance. Oxf., 1995.