Важнейшей предпосылкой возрождения и усвоения традиционных духовных ценностей является формирование консолидирующей, интегративной идеологии, которую нередко отождествляют с национальной идеей.

Такая идеология всегда стихийно вызревает в массах. Первоначально в виде социальных инстинктов, неосознанных позывов, стимулируемых теми или иными историческими обстоятельствами, и лишь затем улавливается, формулируется и внедряется в массовое сознание профессиональными идеологами в качестве известных установок, ориентирующих на определенное политическое поведение. Вне этой обратной связи всякая идея, претендующая на звание «национальной», оборачивается либо идеологической выморочкой, либо, в лучшем случае, инициирует некие умозрительные концепции в узких кругах националистически настроенных интеллектуальных элит.

Первый случай убедительно демонстрирует запущенная верховной властью в идеологический оборот в XIX веке известная формула «самодержавие, православие, народность», несостоятельность которой показали не только совершенные «низами» революционные встряски России, но и фактическое отречение от заключенных в ней принципов в критические моменты российской истории «верхов» - правящих классов, включая кичившееся своей сословной честью дворянство.

Весьма показателен и второй, облагороженный высоким интеллектом и благими намерениями, пример: интенсивная разработка в течение многих десятилетий целой плеядой блестящих мыслителей России «русской идеи», каковая, по В. Соловьеву, «выявляет себя в своей глубочайшей изоморфно- сти Божественную первосущность»; по Н. Бердяеву, является «мессианской идеей Царства Божьего», индетерминирован- ной формой прорыва имманентной замкнутости мира, «окном в трансцедентное»; по П. Флоренскому, идеей общежития, «как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве, назовется ли она по-гречески кинови- ей, или по-латыни - коммунизмом».

В последние годы возникла обширная литература, посвященная этим проблемам, переизданы старые и опубликованы новые труды, содержащие их многосторонний анализ[1].

Но эта идея осталась невостребованной общественным сознанием, так и не выйдя за ограниченные пределы интеллектуально-мистических медитаций и не повлияв сколько-нибудь заметно на развитие российского общества.

Нет в мире страны и народа, которые не обладали бы своей национальной идеей, отражающей коренные интересы данной общности. При этом, однако, та своего рода политическая философия жизни, которая на протяжении столетий вдохновляет развитие каждой нации, не обязательно называется «национальной идеей». В действительности национальная идея отнюдь не всегда существует как некая официальная доктрина. В поисках ее мыслители, политики, идеологи обычно сводят дело к выявлению в истории, менталитете, культуре нации набора объединяющих ее ценностей, извлечению из глубин общественного сознания принципов, лежащих в основе национальных интересов. Естественно, у каждой страны и народа этот набор ценностей и принципов по- своему уникален.

Но можно выделить и определенные общие свойства. Крупным европейским державам (Франции, Германии, Великобритании], например, присуща тесная взаимосвязь роли государства как гаранта внешней безопасности и величия нации с ее внутренним единством. В государствах, где почти все население составляют иммигранты в том или ином поколении (США, Канада, Австралия, Израиль], особенно остро ощущается инстинктивное стремление сплотиться воедино под знаменем патриотизма.

Особенностью целого ряда стран является яркая политико-идеологическая окраска национальной идеи, которая в известных ситуациях не объединяет, а раскалывает народы, поскольку в разные периоды истории патриотическое знамя поднимают друг против друга самые различные политические силы. В этих случаях национальная идея становится не основой общественного консенсуса, а полем идеологического соперничества, где под знаменем патриотизма выступают враждебные политические силы.

Многочисленные примеры такого рода дает история постсоветской России. После крушения социализма государственная идеология, игравшая роль национальной идеи, уступила место конгломерату различных мировоззренческих концепций. Одни из них со временем оказались несостоятельными, другие утвердились в общественном сознании. Отмечая это, политолог А.М. Салмин писал: «Не оправдались надежды «демократов» начала 90-х годов на то, что в основу национальной идеи могут лечь такие лозунги, как "демократия и рынок!”, “обогащайтесь!” или "вперед на проторенный другими путь!” (такова квинтэссенция множества конкретных слоганов тех лет. К концу 90-х годов уже не только слово "патриот”, но и нелепое словосочетание "национал-патриот” перестают быть пугающими и ругательными даже для большинства "демократов”, и тема патриотизма, как естественной, не придуманной национальной идеи начинает звучать все громче»[2].

В связи с этим нельзя обойти так называемый «русский вопрос». Он, разумеется, существует. Без него дискурс о национальной идее в России был бы несостоятелен. Это естественно. Русский этнос составляет подавляющее большинство населения страны, служит основой российской государственности. Однако полной ясности в понимании места и роли русского вопроса в жизни общества нет.

«Можно сказать, что русский вопрос сегодня - самоочевидная неочевидность, - пишут С.И. Васильцов и С.П. Обухов. - Несомненно, он существует, напоминая о себе практически во всех сферах жизни. Однако не менее ясно и другое: в обществе нет четкого понимания того, в чем он состоит и каковы пути его решения»[3]. И далее подчеркивают: «... та политическая сила, которой удастся идентифицировать себя в глазах русских с русским же началом, будет доминировать в отечественной политике не годы и десятилетия, а века. Русский плацдарм в политике свободен, и борьба за него - острая и жесткая борьба - впереди...»[4].

Признавая огромное значение русского вопроса для духовного и политического развития общества целесообразно, думается, рассматривать его вне националистического контекста. Само понятие «национализм» одиозно, слишком тесно ассоциируется с крайне негативными явлениями российской и мировой истории. Поэтому трудно согласиться с историком С.П. Перегудовым, который отличает «замешанный на насилии этнонационализм экстремистского толка» от «позитивного национализма». Последний «нацелен не на достижение превосходства одной нации над другими, а на их плодотворное сотрудничество и взаимодействие. Этот национализм не противостоит политической нации, а, напротив, составляет те кирпичики, из которых складывается, хотя и не механически, российская политическая нация и без которых она превращается в мало что значащий фантом»[5].

Такая постановка вопроса озадачивает. Зачем, собственно, увязывать с национализмом исторически оправданные, закономерные, гуманистические устремления русского народа? Всякая уступка национализму, пусть и облагороженному благовидными эпитетами, несет в себе деструктивное начало. Ее политическая реализация на практике в многонациональной, полиэтнической стране с федеративным устройством чревато опасными рисками подъема этнонационализма и сепаратизма других этносов и национальных автономий. СП. Перегудов утверждает, что «при целенаправленных усилиях центра и субъектов федерации» подобного рода риски «вполне можно свести к минимому и надежно маргинализировать»[6].

Но стоит ли искусственно умножать риски, каковых и без того предостаточно в сегодняшней жизни россиян? Новейшая история России, Украины, Прибалтийских и других постсоветских республик показывает, как окрашенный в розовые тона национализм легко превращается в оголтелый шовинизм, русофобию, погромную идеологию.

Уясним простейшую истину: национальные ценности по определению неразменны. Применительно к духовной, идеологической ситуации в современной России это означает, что от таковых неотделимы те, которые возникли в дореволюционной России и в СССР, включая, разумеется, и концепты русской идеи.

Ведь самые значимые из них, по существу, подобно библейским заповедям, меняя названия, сохранялись и сохраняются в массовом сознании и в идеологемах независимо от смены социально-политических режимов. Разве что недомыслием можно объяснить охаивание в средствах массовой информации таких понятий советского времени, как «дружба народов», «коллективизм», «интернационализм» и т.п., каждое из которых обозначает вековые духовные ценности русского народа: национальную терпимость, общинную взаимопомощь, открытость внешнему миру.

И еще одно заслуживает внимания: в царской России, а затем в СССР русские, занимая исключительное положение в качестве главного субъекта исторического развития страны, традиционно воспринимали ее как собственное национальное государство. Хотя в период существования РСФСР они сами не обладали многими атрибутами государственности, имевшимися в остальных советских республиках. Поэтому, в частности, в «перестроечной» России не возникло сколько-нибудь массового национального движения русского народа.

Сознание, психология русских оказались также существенно меньше подвержены националистическим деформациям, чем у иных народов СССР (правда, иммунитет этот подвергается сегодня серьезным испытаниям как со стороны разного рода националистических и фашиствующих политических деятелей и организаций, так и со стороны стихийно возникающих национально-этнических коллизий, окрашенных сепаратизмом, русофобией и т.п.].

Характерно, что ни в одной из бывших союзных республик со значительными массивами русского населения, несмотря на разгул русофобских настроений, национально-этническую дискриминацию, не возникло сколько-нибудь политически влиятельное организованное движение протеста русских, которые по-прежнему все свои надежды связывают с протекционистской политикой Москвы.

Такого рода связь можно проиллюстрировать (с известными оговорками и на примерах иных революций] Великой французской, китайской и прочих, - равно как и контрреволюций - в Германии, Чили и других странах. Механизм ее действия в основных своих функциях неотличим и от того, который обеспечивает такую связь в эволюции западных демократий. Благополучие и само существование их немыслимы вне идеологического, духовного климата, создаваемого общенациональной идеологией (как правило, формировавшейся и вживлявшейся в народное сознание веками], в той или иной форме и степени, прямо или косвенно влияющей на гражданское поведение людей независимо от их политических взглядов, социальной, этнической, религиозной принадлежности. Причем «верхи» по укоренившейся традиции постоянно заботятся не только о сохранении ее жизнеспособности, но и об опережающем ожидания народа наращивании ее новыми привлекательными для масс смыслами и проектами.

Скажем, пресловутая «американская мечта», основная составляющая такой идеологии в США, периодически подпитывается, начиная по крайней мере с Рузвельта, в инаугурационных речах, посланиях Конгрессу президентов популистскими, но близкими к реальным потребностям народа и потенциально исполнимыми новациями («Новый курс», «Великое общество» и т.п.], в чем, кстати, одно из разительных отличий от программ российских либерал-реформаторов, чьи прокламации обычно отличаются бестолковой риторикой и заведомо неисполнимыми обещаниями.

Вместо былой исторической общности, при всех ее изъянах, возникла новая разобщенность народов, ранее входивших в СССР. Интернационализм опорочен. Дружба народов осмеяна либералами. У России нет национальной политики. Сохраняется угроза развала страны по национально-этническому и региональному признакам, которая усугубляется ростом ксенофобии, общим оскудением общественной морали, утратой ценностных ориентаций.

В столь сложной, напряженной идейно-политической обстановке потребность общества в объединяющей идеи приобретает особое значение. Национальная идея в РФ не может не отражать полиэтничность генезиса русского народа и современного российского общества в целом.

Кто из нас не общался более или менее тесно с «лицами» разных национальностей? А дети от «смешанных браков»? Фактически все они (ни много, ни мало] примерно 50 миллионов - по языку, образованию, культуре, в своей бытовой и духовной жизни в той или иной мере ассимилированы русской нацией и не могут быть отторгнуты от национальной идеи.

М.Ю. Лермонтов, с учетом его шотландского происхождения по отцовской линии, - разве не русский поэт? А.С. Пушкин - этот, по словам «лица украинской национальности» Н.В. Гоголя, «русский человек в его развитии, в каком он может быть явится через двести лет», - «лицо эфиопской национальности»? А сколько капель «русской крови» найдут в 300-летней династии Романовых (да и в собственных родах] их нынешние почитатели из блюстителей «чистоты крови»?

Еще одно отступление статистического характера, связанное с нравственностью правящих элит. Никогда в России, и особенно после октября 1917 г., для властей предержащих человек не был «единицей» ни в реальном существовании, ни в понятиях постжизненной судьбы. Как, не лукавя, выразился Владимир Маяковский в хрестоматийной в свое время поэме, «единица - вздор, единица - ноль». Счет идет только на миллионы. Даже с точностью до десятка миллионов никто с уверенностью не может сказать, сколько людей погибло в годы Гражданской войны, в последовавшем за ней жутком голоде в Поволжье и иных областях России, во времена коллективизации, массовых репрессий, Великой Отечественной войны.

Между прочим, американцы и спустя многие десятилетия после окончания корейской и вьетнамской войн, - с пофамильной точностью - «до единицы» - на общественном и правительственном уровнях упорно пытаются найти в дальних странах, если не выживших, то останки своих соотечественников. У нас же, на нашей земле через 70 лет после Победы заброшены, не захоронены останки сотен тысяч защитников Отечества.

Это отступление сделано не для красного словца. Автор просто пытается вместить проблему в общий поток российской жизни. И тут в связи со «статистической» темой приходится констатировать, что к живым у нас подчас относятся еще хуже, чем к мертвым. Кто же, в самом деле, не читывал, не слыхивал речений некоторых видных деятелей либерал-реформизма о том, что реформы «пойдут» лишь после того, как вымрут «мешающие» им поколения «строителей коммунизма»?

Обратимся непосредственно к нашей теме. В политическом плане национальная идея - это не идеология в трактовке кремлевских чиновников, как бы она не называлась, а органически вытекающая из традиций и особенностей национального бытования народов духовная норма общежития равноправных граждан. Она должна определять место и роль страны в составе мирового сообщества, не провоцировать эксцессы национализма, и поскольку его проявления неизбежны в полиэтническом обществе, напротив, гасить их, прививать национализму цивилизованные формы участия в общественных процессах.

И этому призвано способствовать возрождение Русской идеи, свободной от извращающего ее сущность воздействия правящих бюрократических структур. Она синтезирует духовные ценности не только собственно русского народа, но и всех российских национальностей, ибо русская нация формировалась на огромных территориях в процессе взаимодействия с множеством других племен и народов. В советский период русский народ ценой ограничения своих интересов во имя «интернационального долга» обеспечил рост национального сознания других народов Союза и оказался сегодня перед проблемой национальной самоидентификации, нового осмысления своего исторического предназначения.

Анализируя диалектику русской идеи, академик Ю.С. Пивоваров пишет: «“Русская идея” всегда есть отрицание “современной жизни”. Каждой “современной жизни” в любую эпоху. Он - домодерн и постмодерн. “Русская идея” и модерн несовместимы. Здесь царствует вечность - вечность-в-прошлое или вечность-в-будущее (или обе вместе, одновременно]. Эти вечности и образуют русское “настоящее”»[7].

Следовало бы осознать, что в наше время бессмысленно ломать голову над «идеологическими проектами», что искомую идею являет - по крайней мере, имплицитно, интенцио- нально - современная практика общественной жизни.

Как это всегда бывало в поворотных периодах истории государства (а именно таковой переживает ныне Россия, и он, скорее всего, продлится на многие годы, если не на десятилетия], идея возникает самостийно. С некоторых пор она уже не только латентно во многом определяет духовное состояние общества, но и выражается понятийно, более того, начинает принимать материально осязаемые формы, причем - и это тоже некая закономерность - и в «низах», и в «верхах» одновременно. Вот она: сохранение единой России. Речь не идет о некой концепции или лозунге. Автор далек от алармистских настроений. Речь идет о трезвом осмыслении нынешних реальностей, поставивших перед нами совсем не сакраментальный вопрос: сохранится ли Россия?

Сошлемся на мнение В.В. Путина, который заявил после отречения Б.Н. Ельцина: «Терпение и способность нации к выживанию, равно как и к созиданию, находятся на пределе истощения. Общество просто рухнет - экономически, политически и морально»[8].

Эта тревога озвучивается и в социологических опросах, и в выступлениях различных политических деятелей по поводу бедственного состояния российской экономики, и даже в законодательных актах последнего времени, направленных на борьбу с сепаратизмом, коррупцией, на укрепление оборонного потенциала России. Разумеется, общий интерес складывается здесь из разнородных устремлений: «низы» озабочены проблемой выживания (во многих случаях в прямом смысле], «верхи» - проблемой удержания власти и богатства. Как бы там ни было, названная идея создает некую, пусть и внутренне противоречивую, общность, потенцию общественного согласия. Можно с уверенностью утверждать, что в обозримом будущем никакая иная идея в России не обретет статуса общенародной.

Другое дело, в какие конкретные формы воплотится этот статус. Сейчас он размыт, неустойчив. В зависимости от своих идеологических и политических пристрастий различные партии, движения, общественные деятели пытаются втиснуть в национальное сознание собственные стереотипы: одни видят панацею в реанимации коммунистической идеологии, для других единственный спасительный рецепт замешан на духовных ценностях западной демократии, не говоря уже о множестве паллиативных, либо экстремистских проектах.

Каким виделось будущее посткоммунистической России дореволюционным русским мыслителям? Философ И.А. Ильин, уже будучи, эмигрантом, писал: «После длительного революционного перерыва, после мучительного коммунистически- интернационального провала - Россия вернется к свободному самоутверждению и самостоянию, найдет свой здравый инстинкт самосохранения, примирит его со своим духовным самочувствием и начнет новый период своего исторического расцвета»[9].

Такая Россия, разумеется, не появится по велению сверху. Хотелось бы предостеречь в связи с этим от глупости, совершенной в свое время, когда «сверху» был спущен «социальный заказ» на национальную идею. Сам по себе такой заказ оправдан потребностью общества, разлагающегося под воздействием социальных, национальных и других противоречий. Оно объективно нуждается в консолидирующей идее, способной смягчить эти противоречия, предотвратить перерастание их в гибельные для людей и государства конфликты. Резонно ожидать и соответствующей реакции на такой заказ со стороны творческих сил общества.

Но ведь в наше-то время не нужно делать его как былой социальный заказ. А сделано было именно так. Помимо посулов самых высоких лиц государства, прейскурант включал и объявленный правительственной «Российской газетой» всероссийский конкурс идеологических проектов, победителя которого ожидал приз в 10 млн неденоминированных рублей[10].

Подобные затеи властей привлекают не только привласт- ных публицистов и всякого рода странных личностей, одержимых маниакальным стремлением облагодетельствовать соотечественников, но и некоторых государственных деятелей. Например, экс-спикер Совета Федерации В. Шумейко предъявил тогда обществу свою идеологему, неуклюже скомпонованную из перефразированных заповедей Нагорной проповеди и «Кодекса строителей коммунизма».

Не следует, ли, наконец, отказаться от благоглупостей подобного рода (каковых, к слову, предостаточно и в программных документах многих партий и движений]? Идеология - дело серьезное. Она требует профессионализма, когда речь идет о ее соединении с политикой государства. Для идеолога много более чем для врача значима заповедь «не навреди», ибо - история тут свидетель - идея, способная, говоря языком марксизма, овладеть массами, может наделать много чего непредсказуемого даже большими умниками.

Что, собственно, в понимании властной элиты конкретно означает понятие «национальная идея»? Вопрос имел бы чисто понятийное значение, если бы возник в ходе общественной, либо научной дискуссии, теоретических споров, поисков. Он, однако, неизбежно приобретает интригующую политическую актуальность, если инициируется «сверху».

Какая национальная идея имеется в виду? Татарская? Якутская? Или некая иная из взлелеянных ныне десятками национальностей России? Возможно, какая-то синтезирующая все их - «общенациональная»? Похоже, инициаторы подобного означенному выше «социальному заказу» не задумываются ни над этими бестактными вопросами, ни над обескураживающими ответами на них, если, конечно, не пытались намерено или по недомыслию накалить и без того напряженную национально-этническую обстановку в России.

Едва ли стоит доказывать, что при таком подходе в условиях страны, где русские теперь составляют подавляющее большинство населения (свыше 80 %), общенациональной может быть лишь навязываемая сверху «русская идея». А это чревато серьезной угрозой сохранению целостности государства Российского. И отнюдь не потому, что вызовет бурный рост национализма крупнейшей нации: у русских, слава Богу, в силу специфических исторических условий все еще действует глубоко укоренившийся в прошлом в национальном сознании иммунитет к этой опасности, который пока что стойко выдерживает разного рода искушения и испытания как со стороны русофобов, так и со стороны отечественных шовинистов, и, будем надеяться, выстоит и перед идеологическим давлением тех, кто пытается использовать русскую идею в своекорыстных интересах. Опасность - в побочном эффекте этих попыток: вспышке национализма малых наций, который, как убедительно показывает чеченский опыт, способен взорвать российскую державу. Естественно поэтому стремление российской научной и культурной общественности рассмотреть и оценить истоки русской идеи, определить ее сущность, цементирующую роль в перестройке общества, возрождении нации.

О том, что, по мнению автора, должна означать возрожденная идея, чему служить, сказано выше. Здесь нет нужды расчленять ее на некие принципы и «пункты» национального единения - это уже многократно обнародовано в программных и иных «судьбоносных» заявлениях официальных лиц и их оппонентов, причем в формах и выражениях по существу идентичных (сравним, например, «Пакт о национальном согласии» КПРФ с иными документами подобного рода]. Беда в том, что они не действуют, что процесс духовного разложения российского общества продолжается, перерастая то и дело в острые социальные и национально-этнические конфликты.

Вернемся, однако, к собственно идеологическим проблемам. Прежде чем что-то предпринимать для их решения на государственном уровне, следует, видимо, иметь более или менее ясное представление о конкретном состоянии массового сознания граждан.

Тут опять не обойтись без обобщающих данных социологических опросов последних лет. Вот как выглядит отношение опрошенных представителей пяти поколений к жизненно важным социально-экономическим, политическим и этническим явлениям - отношение, которое показывает интегральный образ современного общества и государства, сложившийся в массовом сознании россиян. Бездуховность (77,4 %), уважение к православной церкви (32,4 %], тяжелое экономическое положение (77,2 %), кризис (82,2 %), возможность стать богатым (84,3 %), неуверенность в своем будущем (88 %), социальная несправедливость (75,1 %), межнациональные конфликты (85,9 %), бюрократизация (35,3 %), гражданские и политические свободы (71,7 %], преступность, бандитизм (93,5 %], коррупция, взятки (77,7 %], страх (30,9 %]х.

Предстает образ государства, потерпевшего крах по всем существенным для массового сознания параметрам и отчужденного от своих граждан. Обратим особое внимание на следующие моменты. При осознании социально-политического коллапса подавляющее большинство респондентов видит широкие возможности для быстрого обогащения, что свидетельствует о признании паразитизма как нормы социального бытия.

Время «застоя» закрепилось в памяти большинства как годы социальной справедливости, оптимизма, успехов в образовании и науке (чтобы не перегружать монографию цифрами, автор данные не приводит, равно как и по следующим пунктам]. Пики страха в истории страны приходятся, по мнению большинства, на сталинскую эпоху и наше время, отличительной чертой которого, не в пример той эпохе, стало отсутствие идеалов и утраты традиционных национальных ценностей. Опросы показывают совпадение взглядов представителей различных поколений на основные проблемы современной России.

Словом, перед нами народ, умонастроения, нравственное состояние которого правящим и прочим элитам надо понять, усвоить, проникнуться его нуждами и потребностями, постоянно учитывать в своей деятельности для того, чтобы возродить не только материальные, но и духовные ценности многонациональной российской державы.

Заемная идеология, каковую пытаются навязать постсоветской России неолибералы в виде опошленных идей философии прагматизма, не привились в расстроенном едва ли не до умопомрачения сознания российского общества. Выросшие на социально-исторической почве США идеи (успеха, обогащения, выгоды и т.п.] естественным образом оформились в цельную идеологию американского капитализма, весьма эффективно воздействующую на его развитие и формирующие духовные основы национального согласия. Пресловутая «американская мечта» - стать миллионером - для американца повседневная бытовая установка, божий промысел, по У. [11]

Джеймсу, одному из основоположников философии прагматизма, «...просто выгодное в образе нашего мышления»1.

Российское общество не приняло эту идеологию. Искусственное внедрение в массовое сознание россиян принципов западных форм собственности, демократии и морали мало пригодно. Над их сознанием по-прежнему довлеет идея общественной собственности на средства производства, социальной справедливости. Для них право само по себе не является гарантом цивилизованных отношений в сфере частной собственности, поскольку соблюдение законов лишено государственной гарантии.

Даже либерал А.Б. Чубайс, нарицательный персонаж российского капитализма, в программного рода лекции, прочитанной в Санкт-Петербургском инженерно-экономическом университете и названной «Миссия России в XXI веке», заявил: «Без всякого сомнения, в России “делать деньги” никогда не станет национальной идеей, а менталитет русского предпринимателя никогда не будет американским. Поиск правды, истины, справедливости для России и русского народа всегда стоит выше первичных материальных импульсов человека»[12] [13].

Да, стяжатель не герой российской истории, если, разумеется, не считать таковым Чичикова, купчины толстопузого или любого такого же рода типов из пьес А.Н. Островского. Наши герои Степан Разин, Емельян Пугачев и иные исторические лица вовсе не из благородных сословий, в отличие, к примеру, от аристократа Робин Гуда. Нам симпатичней мечтатель Обломов, чем вроде бы его антипод Штольц, хотя мы с почтением относимся к Демидовым, Морозовым и другим первопроходцам рыночного капитализма в России. Но согласитесь, их едва ли примут в круг джентльменов, романтизированных в саге о Форсайтах, и, пожалуй, даже в клуб мистера Пиквика и его друзей. Нет, нет и нет. Раньше били зеркала в парижских ресторанах, теперь куралесим в Куршавеле. Мы не из американских «Простаков за границей» (Марк Твен], мы - из «Наших за границей» (Н.А. Лейкин], из путевых очерков, опубликованных лет сто назад.

Продолжая эти реминисценции, подкрепим их ссылкой на В.И. Ленина, который так идентифицировал различные ответвления либерализма: «Либералы отличаются от консерваторов (черносотенцев] тем, что представляют интересы буржуазии, которой необходим прогресс и сколько-нибудь упорядоченный правовой строй, соблюдение законности, конституции, обеспечение некоторой политической свободы. Но эта прогрессивная буржуазия боится демократии и движения масс больше, чем реакции»[14].

Не применима ли с некоторыми оговорками эта характеристика к оценке идеологической ситуации в современном российском обществе? Надо, разумеется, несколько отойти от прямолинейности ленинских оценок в присущую этой ситуации атмосферу социально-политических симуляций, подлогов, профанаций и прочего несуразного. Поясним.

В годы советской власти сложилась такая форма организации общества, которая давала мощные идеологические и социально-политические рычаги для его модернизации (индустриализация, коллективизация и пр.), что позволило в кратчайшие исторические сроки создать модель военномобилизационной экономики и выдержать тяжелейшие испытания войны с нацистской Германией.

Почему же распалось столь мощное государство? Чем объяснить столь бесславный конец? Вот в сжатом виде совокупность причин:

• перерождение правящей элиты СССР в паразитический класс, утрата им способности аккумулировать настроения, материальные и духовные потребности масс и соответственно реагировать на них;

• формализация и обюрокрачивание идейных связей с «низами», омертвление идеологической общности с ними.

Парадоксальным образом эти же причины (с известными оговорками] адекватно можно объяснить и кризис того режима, который возник на месте советской системы власти. Устранение губительных для страны последствий его правления - необходимая предпосылка возрождения России как великой державы.

[1] См., например: Русская идея. - М., 1992; Троицкий Е.С. Возрождение Русской идеи. - М., 1995; Чубайс И.Б. От Русской идеи - к идее Новой России. - М., 1996; Осипов Г.В. Россия: национальная идея, социальные интересы и приоритеты. - М., 1997; Россия в поисках идеи. - М., 1997; Русский космизм. - М., 1998; Максимов А.В. О национальной государственной идее России. - М., 2000; Зиновьев А. Русская трагедия. - М., 2006 и др.

[2] Салмин А.М. Миф истории и история мифа // Национальная идея: страны, народы, социумы / Отв. ред. Ю.С. Оганисьян; Ин-т социологии РАН. - М.: Наука, 2007. - С. 7.

[3] Васильцов С.И., Обухов С.П. Русский вопрос России. - М., 2006. - С. 4.

[4] Там же. - С. 11.

[5] Перегудов С.П. «Русский вопрос» в контексте этнонациональных отношений // МЭиМО. - 2013.- № 3. - С. 86.

[6] Там же. - С. 80.

[7] ПивоваровЮ.С. Русская история как «русская идея» // Национальная идея: страны, народы, социумы. - М., Наука. - 2007. - С. 358.

[8] Цит. по: Российская газета. - 1999. - 30 дек.

[9] Ильин И.А. О русском национализме. Сборник статей. -М., 2006. - С. 30.

[10] Итоги этого конкурса были подведены Потаповым В. в статье «Что показал конкурс» // Российская газета. - 1998. - 1 авг.

[11] См.: Проблемы национальных отношений в условиях глобализации. - М., 2010. - С. 73.

[12] См.: Джеймс У. Прагматизм. - СПб, 1910. - С. 222.

[13] ЧубайсА. Миссия России в XXI веке. - М.: Посев, 2003. - С. 24.

[14] Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 2. - С. 175.