К английским заговорам в пользу Марии Стюарт прибавлялась тревожная для Лондона нестабильность обстановки в Шотландии. Почти каждый поворот событий сопровождался там политическими процессами, на которых поводом для вынесения смертного приговора обычно служила причастность обвиняемого к взрыву Кирк о’Филда.

После бегства Марии власть оказалась в руках Мерея, ставшего регентом при малолетнем короле Якове. Он столкнулся с серьезными трудностями. Уже в 1569 г. Мейтленд и опытный солдат Киркелди оф Греидж, которого Мерей назначил комендантом Эдинбургского замка, переметнулись на сторону королевы. Тогда Мерей нанес контрудар – он знал об участии Мейтленда в убийстве Дарнлея.

Дарнлей мертвый оказался значительно более удобным, чем живой. С этого времени участие в заговоре, приведшем к убийству Дарнлея, стало стандартным обвинением, выдвигавшимся победителями против побежденного, чтобы оправдать его казнь Этим оружием поочередно пользовались и противники и сторонники Марии Стюарт. Правда, в первый раз этот прием оказался не вполне удачным. На заседании сословного представительства – парламента – в Стирлинге капитан Томас Крауфорд драматически – от имени Мэтью Стюарта, графа Леннокса, отца Дарнлея – выдвинул обвинения против Мейтленда. Тот был перевезен для суда в Эдинбург. Однако Грендж с помощью подложного письма спас Мейтленда и увез его в Эдинбургский замок, ставший главным оплотом «партии королевы», противостоявшей «партии короля», которую возглавлял Мерей. 23 января 1570 г. Мерей на пути в Эдинбург попал в засаду, устроенную его врагами Гамильтонами, и был смертельно ранен.

«Партия королевы» постаралась воспользоваться смятением, которое вызвала у ее врагов неожиданная гибель регента. Для этой цели она организовала очередной из бесчисленных разбойничьих рейдов на пограничные английские деревни. Расчет строился на том, что гнев Елизаветы обрушится на шотландское правительство и будет разорван фактический союз между Англией и «партией короля». Однако английская дипломатия и разведка внимательно следили за быстрым изменением политической обстановки в Шотландии. Елизавета не дала себя провести. Она послала карательную экспедицию, разрушившую замки лордов – участников рейда. После этого лорды – сторонники Марии, собравшие было значительное ополчение, в панике рассеялись по своим замкам, опасаясь, что и на них обрушатся английские войска. Елизавета благодаря своей полной осведомленности не только переиграла лордов из партии Марии, но и могла поставить угодного Англии регента. Им стал граф Леннокс. Формально католик, он был, однако, готов действовать заодно с протестантскими лордами, принадлежавшими к «партии короля», и способствовать утверждению английского влияния. Как раз в 1570 г. папа отлучил Елизавету от церкви. Ее владения тем самым становились в глазах католиков законной добычей любого католического монарха, который сумел бы их завоевать. Понятно, что правительство Елизаветы теперь вдвойне не желало допускать усиления в Шотландии позиции сторонников Марии Стюарт, которые могли с готовностью принять помощь Франции или Испании.

Леннокс сначала одержал несколько успехов в борьбе против «партии королевы». В начале 1571 г. он захватил замок Думбартон. Попавшему в плен архиепископу Гамильтону – вдохновителю всех действий своего клана – было инкриминировано участие в убийстве Дарнлея; этот опасный враг «партии короля» был приговорен к смерти и повешен. В августе 1571 г. в Стирлинге был собран парламент. Вечером 3 сентября из Эдинбургского замка был отправлен отряд. На рассвете он ворвался в Стирлинг, Леннокс был схвачен и при поспешном отступлении отряда смертельно ранен. Парламент в сентябре 1571 г. избрал на его место графа Мара. Гражданская война стала разгораться с новой силой. Мар умер в октябре следующего года. Его преемником стал Джеймс Дуглас, граф Мортон. Надменный, свирепый и жадный Мортон был совершенно лишен утонченности и хитрости Мерея, остроты ума и культуры Мейтленда или просто чувства солдатской чести, свойственного Уильяму Киркелди. Однако Мортон не был и только беззастенчивым честолюбцем, думавшим исключительно о собственном возвышении. Он твердо связывал свою судьбу с укреплением протестантизма и поэтому с тесным сотрудничеством с Англией. Проанглийской партии по‑прежнему противостояла группировка сторонников Марии, в которую наряду с католиками входили и такие люди, как Мейтленд, занявший в ней даже руководящую роль. Мейтленд предлагал Елизавете восстановить Марию на престоле при соблюдении ею определенных условий, включая поддержание союза с Англией. До весны 1571 г. Елизавета всерьез склонялась к этой идее, рассчитывая таким путем предотвратить французскую интервенцию в Шотландии и сохранить союз с Парижем против Испании. Раскрытие заговора Ридольфи круто изменило обстановку.

Елизавета теперь позволила обнародовать в Англии обвинения, выдвигаемые против Марии Стюарт ее врагами. Английское правительство прервало все переговоры о реставрации Марии Стюарт. Используя раскрывшуюся связь Марии с Испанией, британская дипломатия добилась заключения англо‑французского договора в Блуа (апрель 1572 г.), в котором не содержались упоминания о Марии Стюарт. Однако Варфоломеевская ночь в августе того же года помешала развитию этих планов. Внешнеполитическое положение Англии как раз в эти годы заметно ухудшилось. Аннексия Филиппом II Португалии не только умножила его финансовые ресурсы, но и передала в его распоряжение, португальский флот и португальские гавани. Во Франции усилились позиции партии крайних католиков и ее руководителя герцога Гиза, кузена Марии Стюарт. Весьма угрожающий поворот произошел с точки зрения правительства Елизаветы и в ходе дел в Шотландии.

С помощью английского отряда и артиллерии войска Мортона в мае 1573 г. захватили Эдинбургский замок – последний оплот сторонников Марии Стюарт. Мейтленд умер через несколько дней после этого, а комендант замка Киркелди оф Грендж был повешен по приказу Мортона, за всеми действиями которого внимательно наблюдал Киллигрю. На долгие годы это сняло вопрос о реставрации власти Марии Стюарт в Шотландии. Елизавета пыталась с помощью секретных переговоров добиться того, чтобы шотландские власти попросили о выдаче Марин Стюарт, сами судили и казнили ее, избавив англичан от опасной пленницы.

Мортон пользовался в стране всей полнотой власти, твердо ориентируясь на союз с Англией и утверждение протестантизма Это не помешало ему, впрочем, вступить в спор с протестантским духовенством о распределении доходов от церковных владений. А многочисленные недруги Мортона успели настроить юного короля Якова против регента. В марте 1578 г. Яков, которому еще не исполнилось и двенадцати лет, был провозглашен совершеннолетним. Мортон был устранен от кормила правления, но вскоре собрал армию, которая двинулась навстречу войскам лордов, действовавших от имени короля. В июне, когда обе армии готовились к сражению, новому английскому послу Роберту Боуэсу с трудом удалось примирить враждующие стороны. Постепенно Мортон вернул себе прежнее влияние, но его торжество оказалось непрочным. В Шотландию прибыл по приглашению короля его дальний родственник Стюарт Эсм, лорд д’Обиньи. Этот агент иезуитов, совершенно очаровавший Якова, вскоре, впрочем, начал собственную игру. Король наградил своего любимца титулом графа Леннокса. Чтобы укрепить свои позиции, новый фаворит перешел в протестантство.

И во Франции, и в Англии этот шаг рассматривали просто как ловкий политический ход. Весной 1580 г. Елизавета снова направила Роберта Боуэса в Шотландию с инструкцией воспрепятствовать падению Мортона и подорвать влияние Леннокса. Однако Боуэсу было предписано не предлагать Мортону материальную помощь, а ограничиваться лишь обещанием дипломатической поддержки. Поэтому Боуэс занялся распространением слуха, будто Леннокс предполагает похитить короля, увезти его во Францию. Сторонники Леннокса ответили на маневр Боуэса «встречным» слухом, что Мортон собирается отправить короля в Англию. Яков отказался выслушать в отсутствие Леинокса обвинения против фаворита, выдвигаемые Боуэсом, и в конце октября английский посол покинул Шотландию[1].

30 декабря Яков, с лицемерием не по возрасту, заявил Мортону, прощаясь с ним после охоты: «Отец, вы воспитали меня, и я буду защищать вас от ваших врагов». А на следующий день на заседании Тайного совета некий капитан Джеймс Стюарт обвинил Мортона в участии в заговоре против Дарнлея. Бывший регент был арестован и заключен сначала в Эдинбургский, а потом Думбартонский замок. Елизавета была разгневана и проклинала «лживого шотландского мальчишку». В действие вступила английская секретная служба. В Шотландию был послан уже знакомый нам Томас Рэндолф, чтобы потребовать освобождения Мортона или по крайней мере добиться справедливого суда над ним, угрожая в противном случае войной. Рэндолфу предписывалось публично изобличить Леннокса как католического агента. Однако английское заступничество лишь способствовало непопулярности Мортона. Посол обратился тогда к другим средствам – рьяно организуя с помощью графов Мара и Ангуса заговор для освобождения Мортона и убийства Леннокса. Заговор был раскрыт. Ангус бежал в Англию, а вслед за ним пришлось спешно отправиться домой и британскому разведчику.

Мортон был предоставлен своей судьбе. В мае состоялась комедия суда. Состав судей был подобран из злейших врагов бывшего регента, а главным свидетелем выступал наш старый знакомец сэр Джеймс Балфур. Он не смог, правда, продемонстрировать документ, в котором заговорщики клятвенно обязались исполнить свой замысел, – возможно, потому, что на бумаге стояла и подпись самого Джеймса Балфура. Как бы то ни было, Мортон признал, что ему было заранее известно о заговоре – одно это было сочтено виной, достойной смерти. 2 июня 1581 г. нож «Девы» (так называли в Шотландии разновидность гильотины, при посредстве которой с 1567 г. производились казни) окончательно избавил Леннокса от опасного соперника.

Поражением, которое потерпели английская дипломатия и разведка, сразу же попытался воспользоваться Иезуитский орден. Глава английских иезуитов Роберт Парсонс писал в октябре 1581 г. генералу ордена, что «величайшая наша надежда связана с Шотландией, поскольку от этой страны зависит обращение (в католицизм. – Е. Ч.) не только Англии, но и всех территорий на Севере. Ведь право на владение королевством Англии принадлежит королеве Шотландии и ее сыну (после смерти ныне правящей женщины) (т. е. Елизаветы. – Е. Ч.), и некоторые надежды можно возлагать на ее сына теперь, когда казнен граф Мортон»[2]. Заручившись обещанием помощи со стороны Филиппа II и папы, Парсонс направил в начале 1582 г. в Шотландию своего собрата по ордену Уильяма Холта. К нему вскоре присоединились еще два иезуита – Уильям Кричтон и Уильям Уотс, который даже получил тайную аудиенцию у Якова. Иезуиты обещали Ленноксу, что 20 тысяч испанских, итальянских и французских солдат высадятся в Англии, чтобы низвергнуть Елизавету и возвести на престол Марию Стюарт. Яков же останется королем Шотландии, а потом, естественно, унаследует и английский трон[3]. В конечном счете из плана ничего не вышло: Филипп II не пожелал рисковать деньгами и войсками, чтобы передать трон кому‑либо, кроме самого себя. А Леннокс постепенно стал предметом подозрения и ненависти со стороны протестантских лордов и духовенства. Через графа Ангуса они установили контакты с Елизаветой – та снова отказала в субсидии, но обещала политическую поддержку. Этого не хватило, чтобы спасти Мортона, но оказалось достаточным, чтобы в изменившейся обстановке обеспечить падение Леннокса. Участники нового заговора называли себя лордами‑инициаторами. 23 августа 1582 г. в замке Рэтвен, принадлежавшем лорду Гоури, они захватили Якова. «Лорды‑инициаторы» добились поддержки парламента – последовал быстрый распад партии сторонников Леннокса.

Фаворит попытался организовать контрзаговор с целью вырвать короля из рук похитителей. Яков поддерживал связи с заговорщиками. Однако один из них предал своих сообщников, и в декабре 1582 г. Леннокс покинул Шотландию, отправившись через Англию во Фракцию. К изгнанию Леннокса, разумеется, приложил руку и вернувшийся в Шотландию елизаветинский посол Роберт Боуэс. Чтобы облегчить его действия, английское правительство задержало на целый месяц в Лондоне французского посла Ламот‑Фенелона, спешившего в Шотландию на помощь Ленноксу. Посол встретил Леннокса уже в Англии, около Йорка. Французский дипломат, не сходя с лошади, под дождем, постарался переговорить с изгнанным любимцем Якова. Рядом маячила фигура Уильяма Дависона, представителя английского Тайного совета, который любезно взялся сопровождать Ламот‑Фенелона в пути (и постараться свести на нет его усилия в Шотландии). Впрочем, порывы ветра, к великому сожалению Дависона, заглушали голоса собеседников. Ламот‑Фенелон, к которому присоединился прибывший морем второй посол, маркиз де Мэнвиль, стремился расколоть группировку «лордов‑инициаторов», причем не без успеха, несмотря на отчаянное противодействие Боуэса и Дависона, французы не жалели золота, которого не хватало английским дипломатам. Что касается Елизаветы, то она при этом поставила во главу угла трезвый расчет. Даже в случае освобождения Якова из‑под контроля «лордов‑инициаторов» он вряд ли мог следовать антианглийскому курсу, на который его пытались толкнуть французы. Он ведь сам заслал послов к Елизавете, предлагая взамен субсидии и передачи ему земель, которыми владел в Англии его дед, заключить наступательный и оборонительный союз. Однако королева очень не любила расставаться с деньгами и землями в обмен на мало что стоящие обещания. Она сообразила, что Яков чем дальше, тем все меньше желал освобождения своей матери, которое неизбежно поставило бы под вопрос его право занимать шотландский престол. Одно это, а также надежды со временем унаследовать британский трон гарантировали, что Яков не зайдет далеко в антианглийской политике. Вдобавок даже Леннокс, находясь в Лондоне, попытался убедить Елизавету, что он вовсе не является противником союза с Англией. Поэт Уильям Фаулер, шпионивший за Ленноксом, писал: «Герцог имеет две линии поведения. Одна – направленная в сторону Англии, другая – Франции. Если Франция не откликнется, он обратится к Англии»[4]. Впрочем, у Леннокса осталось для этого мало времени: в мае 1583 г. он скоропостижно скончался. Зато Яков вскоре освободился из‑под опеки «лордов‑инициаторов»; некоторые из них, включая Гоури, в последующем были отправлены на эшафот.

В июле 1586 г. католические лорды Хентли, Клод Гамильтон и другие предложили испанскому послу во Франции план реставрации католицизма. Для его осуществления требовалась помощь 6000 иностранных солдат и денежная субсидия[5].

Одновременно в Англии зрели все новые заговоры против Елизаветы. Ползли слухи о медленно, но верно подготовлявшемся вторжении в страну огромной испанской армии, о новых иезуитских кознях. Некоторые из заговоров организовывались фанатиками, готовыми на все для достижения желанной цели реставрации «истинной католической веры». В других же случаях… но, чтобы повести речь о них, пора познакомиться с главным действующим лицом одной из таких конспираций – доктором Уильямом Парри. О его прошлом известно мало достоверного. Сам он изображал себя потомком небогатого, но старинного дворянского рода. Правительство утверждало, что Парри – сын трактирщика и дочери сельского священника. Обе стороны, однако, в своих показаниях лгали столь много и столь часто, что трудно отдать предпочтение какой‑либо из этих двух версий. Более важно, что Парри получил хорошее по тем временам образование. Приехав искать счастье в Лондон, он сначала поступил на службу к одному богатому аристократу, потом в 1570 г. был даже принят в штат королевы, очевидно, на какую‑то мелкую должность при дворе. Документы рисуют облик будущего заговорщика отнюдь не с лучшей стороны. Он был дважды женат на богатых вдовах и оба раза явно женился на деньгах. Парри не погнушался начать судебный процесс против сына своей второй жены, чтобы оттяпать побольше кусок от какого‑то наследства. Доктор быстро растранжирил состояние и первой и второй жены. Сам он объяснял свое разорение неудачным управлением своими землями, а также чрезмерной щедростью к родственникам и друзьям. Однако завсегдатаи лондонских трактиров были на этот счет явно другого мнения.

Вскоре после того, как иссякли деньги, Парри уезжает на континент, явно спасаясь от кредиторов. Он посещает Италию Рим, несомненно, в качестве тайного агента лорда Берли. В 1577 г. он возвращается в Англию, чтобы через пару лет вновь сбежать от кредиторов на континент. На этот раз Парри надолго оседает в Париже. В архивах сохранились письма, которые он оттуда писал Берли; тот настолько доверял своему агенту, что даже посоветовал своему племяннику Энтони Бэкону, отправившемуся во французскую столицу, завязать дружеские связи и пользоваться советами Парри. За эти добрые советы Парри ухитрился сразу же занять у племянника министра изрядную сумму денег – разумеется, без отдачи.

Поручения, выполнявшиеся Парри, были, очевидно, очень деликатного свойства. Он просил в своих донесениях Берли тщательно соблюдать тайну их переписки. Парри следил за католиками‑эмигрантами, значительная часть которых проживала тогда в Париже.

Осенью 1580 г. Парри возвратился в Англию, где его, однако, снова стеной обступили заждавшиеся кредиторы. Особенное рвение проявил один из них – некто Хью Гейр. В ярости Парри ворвался к нему домой с явным намерением покончить и с кредитором, и с надоевшим долгом, а может, и прихватить, что плохо лежало. План не удался, и доктор предстал перед судом, приговорившим его к смерти. Королева помиловала Парри, но, кажется, он примерно год оставался в тюрьме. В начале 1581 г. Тайный совет предписал ему найти за себя ряд поручителей и дать обязательство выплатить долги Гейру. Однако Парри не был и после этого освобожден и в одном из своих прошений умолял лордов совета выступить «против хитрого и бессовестного ростовщика, в пользу того, кто заслужил лучшего обращения от своего монарха и страны». В конце концов в 1582 г. Парри освободился, после того как дал залог и обязательство не причинять телесного повреждения Хью Гейру.

Благосклонность к помилованному преступнику была явно продиктована надеждой снова использовать его на секретной службе. Вскоре после освобождения Парри получил разрешение на три года уехать за границу. Уолсингем даже снабдил его рекомендательным письмом к английскому послу в Париже. Сохранились письма, которые Парри писал из этой новой «командировки» лорду Берли и Уолсингему.

В Париже Парри вернулся в лоно католической церкви. Это был прием, которым часто пользовались люди Уолсингема, и Парри не удалось рассеять подозрения, имевшиеся против него у английских эмигрантов. Из Парижа он поспешил в Милан, где дела пошли лучше. Парри был принят там с почетом, и ему удалось получить от инквизиции своего рода свидетельство о благонадежности. Из Милана доктор перебрался в Венецию, где его действия стали приобретать двусмысленный характер: агент Уолсингема, очевидно, начал играть собственную игру, тщательно скрывая это от своих нанимателей.

Заручившись поддержкой иезуитов, ловкий пройдоха был представлен нунцию (послу римского папы) в Венеции. С его помощью Парри отправил письмо главному министру папы кардиналу Комо, в котором разъяснял, что он – английский дворянин – прибыл на континент с тайными поручениями от Елизаветы. Однако он пришел к выводу, что исполнение этих поручений не послужит его чести, и решил посвятить все свои силы служению католической церкви. Далее Парри добавлял, что он собирается сообщить папе чрезвычайно важные сведения.

В Риме явно заколебались, не зная, кто перед ними – вражеский лазутчик или действительно неожиданно появившийся удобный агент в тайной войне против английской королевы. Прямого ответа на письмо Парри не последовало, но ему сообщили, что он может, если хочет, приехать в Рим. Ларри, однако, еще менее доверял святым отцам, чем они ему. Он уведомил Комо, что боится, как бы его, Парри, не задержали в Риме. Такая задержка выдаст его действия английскому правительству и – добавлял для важности доктор – может привести к гибели связанных с ним людей. В ответ Комо сообщил нунцию: устно можно дать честное слово Парри, что его не арестуют в Риме, но письменных разрешений выдавать явно нецелесообразно. По всей вероятности, это все же соглядатай английского правительства и от него не узнаешь ничего ценного.

Парри не воспользовался устным разрешением и вместо Рима уехал в Лион. Перед отъездом он сообщил нунцию, что должен уехать, так как не чувствует себя в безопасности. Кроме того, разжигая любопытство римского престола, Парри поведал своему новому другу иезуиту Палмио, что собирается раскрыть план, который известен только Елизавете, ее главному фавориту (очевидно, лорду Берли) и ему, Парри, служившему королеве 14 лет (в эту цифру явно были включены и годы, проведенные в уголовной тюрьме!). План настолько важный, что ознакомление с ним позволит папе нанести сильный удар королеве. После сообщения плана папе он, Парри, хотел бы уехать во Францию, но, если этого потребовали бы интересы дела, он готов остаться в Риме. Не поехал же он в Рим, опасаясь дурного обхождения, которому подвергаются там англичане. Если папа все же перешлет ему паспорт для поездки, пусть отец Палмио не откажется в свою очередь направить этот паспорт в Лион…

Нанимаясь на новую службу, Парри не забывал и о старой. Из Лиона он отправил подробное донесение лорду Берли, где хвастливо сообщал, что дискредитировал перед Римом нескольких особенно опасных английских эмигрантов и вообще клянется не жалеть жизни ради интересов всемилостивейшей королевы Елизаветы и посрамления католической интриги. В этом послании, однако, Парри счел излишним упоминать о своей деятельной переписке с кардиналом Комо.

А между тем в Риме стали раскаиваться, что отпугнули ценного человека. Кардинал Комо сообщил нунцию в Венецию, чтобы тот написал письмо Парри, которое являлось бы официальным разрешением на поездку. Нунций переслал инструкцию кардинала Комо к шотландскому иезуиту Уильяму Кричтону, находившемуся в Лионе. Тот уведомил Парри, что ему дозволен проезд по всем папским владениям. Иезуит хвалил Парри за ум, добавляя, однако: вот только неясно, что у него на уме. Получив разрешение, которого он, видимо, так добивался, Парри тем не менее вместо Рима снова поехал на север – сначала в Орлеан (якобы для продолжения учебы), а потом, в конце 1583 г., – в Париж. Впоследствии в письме к Комо доктор уверял, что разрешение якобы пришло слишком поздно. Это явная ложь, так как Парри оставался некоторое время в Лионе и после получения письма от нунция – об этом, в частности, свидетельствуют даты его очередных донесений лорду Берли.

В Париже Парри продолжал свою работу агента английского правительства: наблюдал за эмигрантами, рекомендовал подходящих людей для тайной службы, в частности шпиона, который мог бы точно информировать о положении дел в Венеции; чтобы повысить себе цену в глазах начальства, неоднократно сообщал о подготовлявшемся на севере новом католическом восстании. Одновременно Парри завязал тесные связи с главными представителями Марии Стюарт в Париже Томасом Морганом и Чарлзом Пейджетом. Оба эти лица были в весьма натянутых отношениях с отцом Парсонсом и кардиналом Алленом. Это особенно устраивало Парри, поскольку и Аллен, и Парсонс считали доктора шпионом и не давали себе труда скрывать это свое мнение. В разговорах с Морганом Парри обсуждал вопрос об убийстве Елизаветы, причем уже невозможно установить, кому принадлежала инициатива в возбуждении этого вопроса.

Ночью 10 декабря 1583 г. две закутанные в плащи фигуры постучали в дом папского нунция в Париже. Это были Морган и переодетый католическим священником Парри. Через нунция Парри переслал новое письмо к кардиналу Комо, в котором извинялся, что не смог приехать в Рим, сообщал, что по просьбе друзей перебрался в Париж, поближе к Англии. В этом же письме подтверждалось живейшее желание доктора достойно послужить делу святой католической веры, а также испрашивалось отпущение грехов. В подтверждение своих слов Парри ссылался на мнение таких почтенных католических джентльменов, как Морган, Пейджет, иезуит Кричтон и наш давний знакомец – епископ Росский, проживавший в это время в Париже. Нунцию Парри показался весьма подозрительным, поэтому доктор так и не дождался ответа на свое письмо. Но это не смутило прожженного авантюриста. Через несколько дней он уже настрочил послание самому папе, сообщая, что собирается предпринять действия, которые принесут великую пользу всему христианству, особенно интересам королевы шотландской, и просил отпущения папой всех грехов.

А пока это письмо двигалось в Рим, английский посол сэр Эдвард Стаффорд дважды писал Уолсингему и самой королеве о заслугах Парри. В письмах помимо всего прочего сообщалось, что доктор собирается вскоре вернуться в Англию, где сообщит ее величеству чрезвычайно важные сведения. Заручившись такими основательными рекомендациями, Парри отправился в Лондон.

В январе 1584 г. Парри был принят Елизаветой во дворце Уайтхолл. Ловкий доктор сообщил ей, что он послан из Франции Томасом Морганом и иезуитами с одобрения папы, чтобы убить королеву. Он, Парри, скоро получит письмо из Рима, одобряющее этот проект. Само собой разумеется, что он – верноподданный королевы – вошел в заговор исключительно с целью разоблачить его перед Елизаветой. А тем временем из Рима пришел в Париж ответ на письмо Парри. Несмотря на уведомление нунция о дурной репутации Парри, Комо направил ему письма папы и свое собственное, которые были пересланы авантюристу в Лондон. В этих письмах, составленных в очень любезном тоне, сообщалось об отпущении всех грехов и содержалось обещание щедрого воздаяния на небесах – тем более что ведь и сам Парри не претендует по скромности на какие‑либо земные выгоды.

Письма, как и вся переписка Парри с Римом, были написаны в достаточно осторожных выражениях, которые были понятны при очень малом доверии сторон друг другу и вообще опасении фиксировать на бумаге какие‑либо компрометирующие факты. План убийства королевы с Парри обсуждали только устно, да и то доктор так и не добился прямого, вразумительного ответа

Однако трудно сомневаться, что именно этот план имели о виду в Риме, когда папа и кардинал Комо рекомендовали в письме к Парри: «Осуществляйте же свои святые и благородные измерения и позаботьтесь о своем здравии». Поэтому попытки много позднее очистить папу от соучастия в заговоре против Елизаветы (а они не прекращаются вплоть до наших дней) – явно попытки с негодными средствами.

Парри немедленно показал королеве письма, полученные из Рима. Несколько раз Елизавета удостаивала отличившегося разведчика личной аудиенции и, что более важно, пожаловала ему солидную пенсию. А в ноябре 1584 г. Уильям Парри был избран – благодаря влиянию двора – членом парламента от Квинсборо в графстве Кент.

Но благополучие длилось недолго. Даже королевская пенсия не спасла Парри от неизменно преследовавших его финансовых затруднений. Он также не получил выгодной государственной должности, на которую явно рассчитывал. И достопочтенный член парламента от Квинсборо снова принялся за работу…

Как раз в это время в Лондон вернулся некто Эдвард Невил, который был, подобно Парри, английским шпионом во Франции, в городе Руане. Невил, так же как и Парри, испытывал острую нужду в деньгах и вдобавок имел зуб на лорда Берли. Невил считал себя наследником лорда Латимера, который был братом его дедушки. Однако все состояние старого лорда досталось его дочери Доротти, бывшей замужем за сыном Берли. Немудрено, что не только Невил был недоволен, но и власти считали Невила подозрительной личностью. И вот Парри разъяснил этому Невилу, с которым он находился в дальнем родстве, что единственный способ повернуть фортуну в свою сторону – убить Елизавету. Доктор не раз возвращался к разговору, но Невил отказался обсуждать это предложение и довольно фантастические средства, с помощью которых Парри предлагал осуществить свой план покушения.

В декабре 1584 г. произошел один малопонятный эпизод. Член палаты общин от Квинсборо резко выступил против обсуждавшегося нового закона против католиков. При существовавшей тогда «свободе слова» сама палата постановила арестовать непокорного депутата. Только после вмешательства королевы и долгих униженных извинений Парри был прощен, и ему разрешили снова занять свое место в парламенте. Остается неясным, в чем был смысл этого выступления Парри. Быть может, он стремился таким путем повысить свои акции в католических кругах. Во всяком случае это выступление труднообъяснимо – считать ли Парри по‑прежнему агентом Елизаветы, дурачившим папу, или, напротив, агентом папы, действительно подготовлявшим убийство королевы. Через несколько недель после инцидента в палате Парри снова предложил Невилу план убийства Елизаветы. На этот раз тот не выдержал и… поспешил донести на своего родственника главе королевской полиции Френсису Уолсингему.

Получив донос Невила, и Уолсингем, и сама Елизавета находились как будто в затруднении, не зная еще окончательно, на что решиться. Уолсингем вызвал Парри для дружеской беседы и спросил, заводил ли тот с кем‑нибудь разговор о покушении на королеву, конечно, с целью разоблачить подобные планы. Сначала Парри полностью отрицал, что велись разговоры подобного рода, но потом неожиданно вспомнил, что действительно беседовал об этом со своим родственником Невилом. Вопрос обсуждался, разумеется, исключительно в теоретическом плане, речь, мол, шла об оценке доктрины, которая излагалась в новой книге кардинала Аллена, утверждавшего, что позволительно убить монарха, если это в интересах укрепления католической веры. Парри добавлял, что он не вел никаких бесед о покушении на королеву Елизавету. При очной ставке с Невилом Парри объявил, что против него имеется свидетельство лишь одного лица (по закону, принятому в 1552 г., в царствование Эдуарда VI, для обвинения в государственной измене требовались показания не менее двух свидетелей, и Парри, возможно, рассчитывал на это, начиная свою опасную игру с Невилом).

Арестованный после разговора с Уолсингемом, Парри через несколько дней составил письменное «признание» – в нем было много ложных утверждений, в том числе явных наговоров на самого себя. Неизвестно, как лорду Хадсону по поручению Уолсингема удалось вырвать у бывшего шпиона этот документ. Парри, кажется, не пытали, хотя на него было оказано давление угрозой применить пытку.

Достаточно все же было такой угрозы, чтобы заставить столь опытного человека, каким был этот шпион‑двойник, сделать признание, которое обрекало его на смерть. Тщетно Парри кричал лорду Хадсону: «Я никогда не собирался убивать ее. Пусть моя кровь падет на королеву Елизавету и на вас перед богом и всем светом!» Тщетно доказывал он, что его вынудили написать признание: ведь формально Парри все же вступил в изменнический заговор с целью убийства королевы! Суд исходил из того, что существовал католический заговор, что Парри по поручению римского папы принял на себя исполнение плана убийства Елизаветы. Для этой цели якобы Парри и приехал в Лондон, сделав вид, что выдает королеве заговор папистов.

Однако если считать, что Парри действительно собирался совершить покушение, то почему он не использовал для этого такой случай, как несколько частных аудиенций у Елизаветы? Документы о «заговоре Парри», по указанию Берли, были сознательно сфальсифицированы, чтобы доказать удобный для правительства тезис, и в таком виде опубликованы. Было, в частности, скрыто попавшее в руки правительства письмо от Парри к одураченному им Моргану, где доктор прямо объявлял, что отказывается от плана убийства, не считая его богоугодным делом.

2 марта 1585 г. Парри публично казнили; был торжественно отпразднован провал очередного папистского заговора. В действительности, как мы убедились, истина была много сложнее[6].

[1] Bingham C. Op. cit. P. 133–137.

[2] Plowden A. Danger to Elizabeth. The Catholic under Elizabeth I. L., 1973. P. 195.

[3] Bingham C. Op. cit. P. 158–160.

[4] Ibid. P. 179.

[5] Jensen L. Diplomacy and Dogmatism. Bernardino de Mendoza and the French Catholic League. Cambridge (Mass.), 1964. P. 80–82.

[6] Hicks L. Op. cit.//Studies. Dublin, September. 1948.