В шекспировской трагедии «Венецианский купец» один из персонажей обличает Шейлока: «Твой гнусный дух жил в волке, повешенном за то, что грыз людей» (IV акт, 1‑я сцена). От слова «волк» (лат. lupus) образована фамилия Лопес, широко распространенная в Испании и Португалии. Эта фраза Шекспира, вероятно, была навеяна состоявшимся незадолго до написания пьесы судебным процессом.

…Страсть к «переписыванию истории» в большом и малом, охватившая ныне западных авторов, коснулась и истории взаимоотношений между Елизаветой и ее последним фаворитом графом Робертом Девере, графом Эссексом (приемным сыном Лейстера, скончавшегося после победы над испанской Армадой в 1588 г.). Роман между шестидесятилетней королевой и юным графом, годившимся ей во внуки, который служил в прошлом веке поводом то для пуританских нравоучений, то для слезливых лирических воздыханий, начал рассматриваться ныне историками в лишенном сантиментов стиле современной западной «революции во нравах», а то и трезвых медицинских заключений. Не обошлось и без психоаналитических аргументов на политической подкладке – Елизавета, боявшаяся надвигавшейся старости и смерти, пыталась романом с Эссексом убедить и себя, и, главное, других, что она прежняя, властная «Глориана», которой ее привыкло видеть уже не одно поколение англичан. Оставим все эти реинтерпретации на совести тех, кто их изобрел, и отметим куда более важное. Эссекс, попав, как говорится, в случай, сразу же начал принимать меры к тому, чтобы стать не просто фаворитом, а влиятельной политической фигурой, лидером определенного течения. Отсюда его стремление добыть военную славу на посту командующего войсками в Нидерландах, а потом флотом, захватившим и разграбившим испанский порт Кадис, наконец, позднее – в качестве наместника в Ирландии, от которого ждали подавления разгоравшегося там восстания. Эссекс всячески пытался добиться важных государственных постов для своих сторонников, среди которых находились первоначально Френсис Бэкон, впоследствии знаменитый ученый и философ, и его старший брат Энтони. Последний заслуживает особого упоминания в нашем повествовании.

Эссекс хотел доказать Елизавете, что он не менее, чем старый лорд Берли или его сын Роберт Сесил, способен стать главным политическим советником и министром королевы. Фавориту – вернее, его окружению – пришло в голову, что путем к достижению этой цели может стать создание секретной службы, параллельной официальной разведке, подчиненной Сесилам. И здесь пригодились услуги Энтони Бэкона.

Выходец из семьи елизаветинского сановника Николаса Бэкона, в которой было восемь детей, Энтони мог скорее рассчитывать на связи отца и собственную ловкость, чем на фамильные богатства, пробивая себе путь к большой карьере. Смерть сэра Николаса в 1579 г. застала Энтони в заграничном путешествии после окончания университета. Старый сэр Николас поручил своих сыновей заботам лорда Берли, жена которого, Милдред, приходилась им родной теткой. Но от министра Энтони и Френсис получили лишь обещания и никакой реальной помощи. Энтони Бэкон остался за границей и повел жизнь разведчика‑добровольца посылая подробные отчеты Френсису Уолсиигему о внешней политике и дипломатии европейских держав. Энтони, хорошо владея несколькими иностранными языками, отлично справлялся с обязанностями секретаря. Он завязал массу полезных связей, в том числе и благодаря своим научным интересам, которые он совмещал со шпионскими занятиями. В начале 1592 г. Энтони вернулся в Англию и вместе со своим братом Френсисом попал в ближайшие советники Эссекса. Принадлежавшее фавориту обширное здание Эссекс‑хауз стало штаб‑квартирой новой разведывательной службы. Трудно было найти более подходящее лицо, чем Энтони Бэкон, в качестве главы такой организации, хотя он в это время уже страдал от подагры и других недугов, особенно докучала ему болезнь глаз. Энтони Бэкон окружил себя группой помощников, среди них были Генри Уоттон, успевший исколесить большую часть Европы, включая Польшу и Трансильванию (впоследствии его ожидала большая карьера), Генри Каффи, опытный интриган, а также эксперты по подделке печатей и писем. Одним из близких сотрудников шефа новой разведки сделался уже знакомый нам агент Уолсингема Энтони Станден.

Станден и другой английский шпион – Энтони Ролстон – в 1589 г. поселились в Мадриде и даже ухитрялись получать жалованье как испанские разведчики. Они снабжали Энтони Бэкона ценнейшей информацией. Так, Станден в сентябре 1592 г. сообщил Бэкону о подготовке новой армады с возможным использованием в качестве плацдарма французской Бретаии и добавил, что важно наблюдать за островами в Ла‑Манше. Ролстон в конце 1593 г. представил детальный список английских эмигрантов, получавших испанское жалованье.

Разведка Эссекса должна была не только снабжать Бэкона информацией, которую он смог бы передавать Елизавете раньше, чем она ее получала от собственной секретной службы. Фаворит пытался использовать свою разведку и для прямой дискредитации соперников. А для достижения этой цели было очень соблазнительно последовать примеру Берли и Уолсингема в фабрикации заговоров. Так возник «заговор» португальского эмигранта врача Лопеса.

Родриго Лопес по поручению Уолсингема и Лейстера усердно доказывал королеве выгоды, которые может принести экспедиция в захваченную испанцами Португалию для возведения на престол претендента дона Антонио. Эта экспедиция, проведенная в 1589 г., окончилась полной неудачей, к великому неудовольствию Елизаветы. После этого дон Антонио, у которого вдобавок истощились средства, вырученные от продажи привезенных им в Англию драгоценностей, стал превращаться из желанного союзника в докучливого просителя. Некоторые из его приверженцев, сообразив это, уже ранее стали навязывать свои услуги испанским властям, в частности дону Мендосе в Париже. Еще в 1586 г. один из них, некий Вега, предложил отравить дона Антонио за 25 или 30 тыс. дукатов, но, вероятно, это предложение имело целью только выманить деньги у испанцев. Позднее Вега возобновил свое предложение, утверждая, что он договорился с доктором Лопесом, который готов дать яд дону Антонио вместо слабительного. Шпион уверял, что он переманил Лопеса на испанскую службу, но тот требует письменного подтверждения даваемых ему обещаний Филиппом II или его министрами. После поражения Армады эти контакты были прерваны испанцами.

Одним из наиболее ловких испанских агентов стал португалец Мануэль де Андрада, переславший Мендосе точный отчет о состоянии английского флота и о всех действиях дона Антоиио. Андрада бегло говорил по‑английски и по‑фламандски, и дон Антонио посылал его с важными дипломатическими поручениями в разные страны. Однако Андрада, по‑видимому, не учитывал, что он уже возбудил подозрения английских властей. Часто находившегося в разъездах Андраду замещал другой испанский шпион – Родриго Маркес. В начале 1590 г. оба они составили план похищения дона Антонио. Претендент собирался тайно уехать из Англии, рассчитывая получить помощь других держав в борьбе против испанцев. Он приказал Андраде зафрахтовать корабль для переезда во Францию. Но Андрада договорился со шкипером‑фламандцем, что тот за 10 тыс. крон доставит претендента в Дюнкерк, находившийся в руках испанцев. Обо всем этом Андрада поспешил сообщить в шифрованном письме дону Мендосе. Письмо было перехвачено английской разведкой и расшифровано Фелиппесом. Андрада оказался за решеткой. Маркесу удалось скрыться и бежать во Францию.

Лопес приложил большие усилия, чтобы вызволить Андраду из тюрьмы. Тот уехал в Париж, где поведал Мендосе о беседе с влиятельным лекарем королевы. Лопес якобы сказал, что так как он спас жизнь Андраде, то решил довериться ему. Лекарь добавил, что он уже предлагал Мендосе устранить дона Антонио, но натолкнулся на недоверие. Лопес говорил также о своих заслугах перед Испанией, поскольку ему удалось спасти жизнь тремстам испанским морякам, попавшим после гибели Армады в английский плен (это соответствовало действительности). Далее Лопес сообщил, что королева ие прочь вступить в мирные переговоры. Елизавета якобы соглашалась либо выслать дона Антонио, либо держать его в заключении. Андрада должен был служить курьером между доном Мендосой и Лопесом.

Нет сомнения, что за спиной Лопеса стояла английская разведка, которая под предлогом переговоров хотела заслать своих агентов в Испанию. Интересно, что у испанцев появились аналогичные планы. Мендоса посоветовал Филиппу II, к которому он отправил Андраду, потом отрядить португальца с разведывательными целями в Англию. Андрада вез с собой в Мадрид и предложение от имени зятя Лопеса убить оскорбившего его чем‑то дона Антонио и посылать разведывательные данные испанским властям.

В Мадриде последовали совету дона Мендосы. Андраде было поручено вернуться в Англию и продолжать переговоры. Испанские власти постарались убедить португальца, что они всерьез собираются через его посредство прозондировать английские условия мира. Однако на деле испанцы в это время готовили новую армаду и предполагали использовать Андраду как опытного разведчика. Португалец, впрочем, не дал себя обмануть и об этом позднее подробно сообщил лорду Берли. Надо отметить, что перед отъездом из Мадрида Андрада попросил какой‑нибудь ценный подарок Лопесу. Испанская казна к этому времени была уже настолько опустошена бесконечными войнами, что вместо денег Лопесу были посланы бриллиант и кольцо из личной шкатулки Филиппа II. Через три года этот бриллиант был сочтен судом главным доказательством согласия Лопеса отравить Елизавету. Кольцо между тем, возможно, вообще предназначалось не Лопесу, а королеве. По крайней мере Лопес подносил королеве какое‑то кольцо, но она отказалась его принять, что обычно было совсем не в духе скупой Елизаветы и свидетельствовало, что она демонстративно решила не получать подарок из Мадрида.

В Англии, куда летом 1591 г. прибыл после многих приключений Андрада, его снова упрятали в тюрьму. Уолсингем к тому времени умер, а Берли был, видимо, не в курсе этой комбинации главы разведки. Лорд Берли, которому его собственные шпионы много сообщали об Андраде, отказался поверить показаниям португальца, утверждавшего, будто он действовал исключительно из желания спасти свою родину от испанского ига. Тем не менее Берли принял предложение Андрады служить английским шпионом. Около года ему было предписано жить в доме Лопеса. В июне 1593 г. Андрада находился уже в Кале, куда вернулся из Голландии. Португалец сумел добыть много сведений, которые отослал лорду Берли, однако его труды не были оплачены, и уже в августе Андрада пишет Берли, что, если ему не вышлют денег, он «направится туда, куда повелит ему фортуна». А она повелела ему перейти на службу к испанским властям в Брюсселе. К его счастью, он не рискнул еще раз появиться на английской территории, где развивала активность разведка графа Эссекса, в задачу которой входило и выявление испанских шпионов в Англии.

Энтони Бэкону удалось установить, что связи с Мадридом поддерживал из Лондона португальский дворянин Эстебан Феррера да Гама. Самое важное – португалец проживал в доме доктора Родриго Лопеса, личного врача королевы. Контуры «заговора» обрисовались сами собой. По приказу Эссекса Феррера был арестован. Было предписано вскрывать и просматривать всю корреспонденцию, поступавшую в английские гавани из Португалии. В результате в Сэндвиче у некоего Гомеса д’Авилы были обнаружены письма к Феррере, в которых говорилось о покупке жемчуга, мускуса и янтаря. Сразу же возникло подозрение, что это шифрованные депеши, тем более что д’Авила не мог толком объяснить смысл привезенной им корреспонденции. Д’Авила просил сообщить о его аресте доктору Лопесу. Тем временем к содержащемуся под стражей Феррере был подослан провокатор, который вызвался тайно переслать письмо арестованного Лопесу. И письмо и ответ на него попали в руки Энтони Бэкона. Если верить показаниям Бэкона, Феррера просил Лопеса предотвратить приезд д’Авилы в Англию. Доктор ответил, что он уже неоднократно посылал во Фландрию просьбу не присылать д’Авилу и не пожалеет средств (готов истратить 300 фунтов стерлингов), чтобы добиться этого. Феррере не передали ответ Лопеса, а сообщили, что доктор выдал его. Тогда Феррера в свою очередь решил взвалить вину на Лопеса и рассказал, что они оба – участники заговора и намеревались пустить в ход яд. Однако, по словам Ферреры, отравить предполагалось вовсе не королеву, а дона Антонио. Показания д’Авилы, доставленного в Тауэр, подтверждали признание Ферреры. Д’Авила заявил, что привезенные им письма написаны агентом испанского правительства в Брюсселе Тиноко. Жемчуг, мускус и янтарь означают подарки, которые предполагали предложить сыну дона Антонио как плату за переход на сторону Испании.

Все это пока хотя и было интересно для Эссекса, тесно связанного с доном Антонио, но еще слабо служило главной цели фаворита – подрыву позиции Сесилов. Помог случай. Дело в том, что лорд Берли имел какие‑то контакты с Тиноко (был ли тот шпионом‑двойником и кого из своих нанимателей стремился одурачить – сейчас уже трудно определить). Известно, что Тиноко просил охранную грамоту с целью приехать в Англию и сообщить лично министру важные сведения. Берли переслал в Брюссель испрашиваемый документ и… приказал арестовать Тиноко, как только тот ступит на английскую землю. При обыске у Тиноко нашли письма, сходные с теми, которые привез в Англию д’Авила, и векселя на большую сумму. Тиноко допрашивал Роберт Сесил, которому не было известно об информации, собранной Энтони Бэконом.

Теперь пришла очередь Эссекса. Он вмешался в следствие по делу Тиноко, принял участие в его допросах и вырвал признание, что арестованный прибыл в Англию с целью завербовать доктора Лопеса на испанскую службу. Это только и требовалось. Эссекс немедленно распорядился об аресте Лопеса и проведении тщательного обыска в его доме. Обыск не дал никаких результатов. Роберт Сесил насквозь видел Эссекса и счел момент подходящим для контрудара. Поспешив к Елизавете, Сесил изложил ей суть дела и те приемы, к которым прибегнул Эссекс, сознательно скрыв уже имевшиеся у него сведения. Максимум, в чем можно было обвинить Лопеса, – это в интригах, которые велись вокруг дона Антонио. Но сам претендент давно уже наскучил Елизавете. Опыт показал, что дои Антонио не имел прочной поддержки у себя на родине. Возможность дальнейшего использования его в интересах английской политики была весьма сомнительной, а просьбы о финансовой поддержке, которыми он часто досаждал Елизавете, выводили из себя скаредную королеву. Поэтому, когда Эссекс явился к Елизавете, его встретил град упреков – как он посмел арестовать личного врача своей государыни, он действовал с поспешностью и безрассудством юноши, а попытки скрыть от министров собранные сведения говорят лишь о его дурных мотивах. Королева не желала слушать никаких извинений и объяснений.

В ярости фаворит покинул дворец и, пришпорив усталого коня, вернулся в Эссекс‑хауз. Дело казалось проигранным – но лишь казалось. Эссекс вызвал Энтони Бэкона и сообщил ему: «Я раскрыл опаснейший и отчаянный заговор. Целью заговорщиков является умерщвление ее величества. Осуществить это должен был доктор Лопес посредством яда». Иными словами, Бекону предписывалось добыть признания в этом у арестованных. 18 февраля 1594 г. Феррера под угрозой дыбы показал, что «он имел намерение… чтобы доктор отравил ее величество королеву». Тиноко, боясь пытки, дал такие же показания. Роберту Сесилу, отлично понимавшему, чего стоят эти признания, пришлось задуматься, нужно ли выступать в роли защитника лиц, которых пусть безосновательно, но вполне в духе действий тогдашней юстиции, обвиняли в покушении на жизнь Елизаветы. Сесил счел, что выгоднее будет включиться в мрачную инсценировку, задуманную Эссексом. Когда 24 февраля Сесил и лорд‑адмирал Чарлз Говард явились к Лопесу, было решено добиться признания доктора. Ему сказали, что другие подсудимые сообщили о заговоре всё. Несколько недель велись бесконечные допросы. В конечном счете старик признал то, чего от него требовали. Через двое суток состоялся суд. Напрасно Лопес пытался уверять на нем, что все его признания вырваны угрозой пытки. Он и его «сообщники» были признаны виновными и приговорены, как предписано законом, к «квалифицированной» казни.

Сторонники Эссекса умело сыграли на ненависти к иностранцам (Лопес к тому же был принявшим христианство евреем). Казнь «заговорщиков» была встречена одобрительным ревом собравшихся зрителей. Королева, как и Сесил, отлично осведомленная о сути дела, предпочла остаться в стороне, но, возможно, и ее обеспокоила способность партии Эссекса обращаться к разжиганию страстей толпы. Что же касается Сесила, то ему не надо было разъяснять, что свою следующую жертву Эссекс способен найти и повыше, например среди министров королевы, и избавиться от нее уже испробованным способом. Как бы то ни было, внешне Роберт Сесил полностью сотрудничал с Эссексом в расследовании дела и был в составе суда, вынесшего обвинительный приговор. А лорд Берли подготовил даже отчет о процессе, который был издан через несколько месяцев и в котором Филипп II был прямо назван убийцей (в испанских архивах никогда не было обнаружено доказательств вины Лопеса)[1].

Отзвуки процесса Лопеса исследователи находят в «Венецианском купце» Шекспира. Ученые, однако, расходятся, характеризуя отношение великого драматурга к нравственным проблемам, поднятым делом Лопеса, которое оставило заметный след в сознании современников.

[1] Hume M. A. S. Op. cit. P. 119–130.