28 июля правительство объявило, что открытие парламентской сессии переносится с 3 октября на 5 ноября. Заговорщики, снова съехавшиеся в Лондон, делали последние приготовления. Фокс и Винтер проверили, не отсырел ли порох, и пополнили его запасы. Кетсби закупал лошадей якобы для добровольческого полка. В то же время он вовлек в заговор уже известного нам Эверарда Дигби, которому было поручено возглавить католическое восстание в его предполагаемом центре – графстве Уорик, и Френсиса Трешама, кузена Кетсби и Винтера. Трешам вступил в заговор после серьезных колебаний, очень поздно – 14 октября 1605 г.[1]

Известный шекспировед Д. Хотсон опубликовал в 1937 г. сохранившееся в Английском государственном архиве описание ужина, на который Кетсби пригласил ряд других заговорщиков, а также католического лорда Мордаунта и знаменитого драматурга Бена Джонсона. Этот документ, хотя прямо не свидетельствует об обсуждении на ужине планов Кетсби и его помощников, поколебал мнение биографов Джонсона, что он не был посвящен в секрет заговорщиков[2]. По‑видимому, эта встреча состоялась 9 октября 1605 г., а еще на несколько приемов у Кетсби Джонсон уже не был приглашен. Однако на них почти наверняка присутствовал сэр Джон Po – ближайший друг Бена Джонсона. Осенью 1605 г. Po был одним из информаторов Сесила. Сесил в течение нескольких лет был патроном Джонсона, и не от Джонсона ли главный министр получил сведения о заговорщиках, которые были опубликованы в правительственном заявлении еще до того, как были получены под пыткой показания Гая Фокса? Любопытно отметить, что современник драматурга Джордж Уитер в 1628 г. относил литературную деятельность Джонсона к работе «клоунов, шпионов и памфлетистов». Намеки на «патриотическую роль», сыгранную Джонсоном, встречаются в сочинениях друзей и поклонников таланта драматурга…

7 ноября Джонсон получил приказ Тайного совета связаться с каким‑то не названным по имени священником и обещать ему охранную грамоту для приезда с целью переговоров с лордами – членами Тайного совета. Из отчета, написанного Джонсоном Сесилу и составленного сознательно в туманных выражениях, понятных только адресату, по‑видимому, следует, что усилия обнаружить этого священника не увенчались успехом, хотя для помощи и был привлечен капеллан венецианского посла. Вероятно, к этому времени Джонсон уже внутренне принял решение порвать с католицизмом[3].

Но вернемся к середине октября 1605 г.

«Пороховой заговор» был подготовлен. Мина подведена, и Фокс, которому поручалось произвести взрыв, уже присоединил к мешкам с порохом длинный фитиль. За четверть часа, пока огонь добрался бы до мины, Фокс предполагал сесть в подготовленную поблизости лодку и отъехать возможно дальше от здания парламента. На реке Фокса должно было ждать судно, которое немедля доставило бы его во Фландрию. Там он смог бы сообщить Оуэну и Уильяму Стенли, что наступила долгожданная минута действия. До открытия парламентской сессии оставалось десять дней…

В субботу 26 октября, вечером, лорд Монтигл, живший в Монтегю‑клоз, близ шекспировского театра «Глобус», неожиданно отправился ужинать в свой загородный замок Хокстон, который он получил в приданое за своей женой Элизабет Трешам. Монтигл вместе с другими будущими участниками «порохового заговора» принимал участие в мятеже Эссекса, за что его принудили уплатить разорительный штраф более чем в 5 тыс. ф. ст. Лорд Монтигл находился в более или менее близком родстве со многими заговорщиками, поддерживал дружеские отношения с Кетсби, Френсисом Трешамом, на сестре которого он был женат, с Томасом Винтером, который служил в его свите, и другими. Однако после вступления на престол Якова Монтигл объявил в письме к королю о своем желании принять англиканство. Вслед за этим Монтиглу были возвращены его имения, он стал членом палаты лордов. Монтигл к этому времени уже пользовался доверием и поддержкой Роберта Сесила. Об этом не могли знать Кетсби и его товарищи.

Итак, вечером 26 октября Монтигл отправился ужинать в Хокстон. Его гостем был Томас Уорд, примкнувший к заговору, хотя и не принявший присяги. Когда дружеский ужин был в разгаре, в комнату вошел паж, державший в руке письмо. По словам юноши, письмо было передано ему незнакомцем с просьбой вручить его лично лорду Монтиглу. Тот сломал печать и передал бумагу Уорду с просьбой прочесть вслух.

В этом знаменитом письме, составленном очень туманно, Монтиглу советовали, если, ему дорога жизнь, не присутствовать на заседании парламента, так как бог и люди решили покарать нечестие «страшным ударом». Двусмысленное, но полное тревожных намеков письмо было прочитано Уордом в присутствии пажей и слуг, которые тем более были поражены происходящим, что Монтигл немедля встал из‑за стола и приказал седлать лошадей. В 10 часов вечера он на взмыленном скакуне подлетел к правительственному зданию – Уайтхоллу. В нем находились Сесил и четыре лорда‑католика – Нотингем, Нортгемптон, Вустер и Сеффолк, которые были введены в состав королевского Тайного совета. Лорды пришли на ужин к Сесилу, но, несмотря на довольно поздний час, еще не сели за стол. Поспешно вошедший в зал Монтигл передал Сесилу полученное письмо. Присутствующие прочитали его и приняли решение сохранить все дело в глубокой тайне, ничего не предпринимая до возвращения короля, который охотился в Ройстоне и вскоре ожидался в столице. Монтигл, однако, не счел необходимым скрывать это решение от Уорда, который и так был уже знаком с письмом.

Поздно ночью с воскресенья 27 октября на понедельник Уорд ворвался к спящему Винтеру и рассказал о происходившем. На рассвете Винтер ринулся в Уайт‑Уэбс, где находился Кетсби. Но упрямый Кетсби и после получения рокового известия еще не считал дело проигранным. Он не верил, что тайна заговора открыта. Быть может, заявил Кетсби, это результат интриги Френсиса Трешама, который только что получил богатое наследство и еще менее, чем раньше, скрывал свое неверие в успех задуманного дела.

Необходимо было удостовериться, открыта ли тайна подвальных сводов парламентского здания, известно ли Сесилу о находившемся там порохе. Кетсби решил послать Фокса проверить, как обстоит дело. Рано утром в среду 30 октября Фокс направился в столицу и незаметно пробрался в подвал. Вернувшись в Уайт‑Уэбс, он сообщил, что мина осталась нетронутой и не обнаруженной лазутчиками Сесила.

Однако кто же послал роковое письмо? Кетсби по‑прежнему подозревал Трешама. В четверг, вернувшись в Лондон, Винтер передал Трешаму приглашение Кетсби встретиться для особо важных переговоров. Кетсби решил, в случае если эта встреча выявит измену Трешама, не колеблясь, заколоть его кинжалом.

1 ноября, в пятницу, при встрече Кетсби в упор спросил двоюродного брата, не им ли было послано письмо и тем нарушена клятва. Трешам с негодованием отверг обвинение. Конечно, Трешам был учеником иезуитов, но Кетсби не мог поверить, что он легко отнесется к клятве, данной на молитвеннике. Трешам, правда, не скрывал своего мнения, что правительству известна тайна заговора и что Кетсби следует немедленно бежать во Францию. Но тот все еще не хотел поверить в неудачу. Он объявил, что останется в Лондоне по крайней мере до возвращения Томаса Перси из поездки по северным графствам, где тот собирал ренту для графа Нортумберлендского.

Кетсби решил, однако, проверить искренность Трешама, попросив у него 200 фунтов для закупки оружия и лошадей. В случае если Трешам уже находился в связи с правительством, он вряд ли посмел бы дополнительно компрометировать себя таким содействием заговорщикам. Трешам с готовностью обещал деньги (по его позднейшему объяснению, он рассчитывал, что Кетсби использует их для бегства во Францию). Ночью Трешам вручил первые 100 фунтов Томасу Винтеру и в ответ на просьбу поскорее доставить остальные обещал раздобыть их к субботе 2 ноября. Действительно, вечером в субботу Винтер получил еще 90 фунтов; больше, как объяснил Трешам, он оказался не в состоянии достать за столь короткий срок. Трешам предлагал для бегства заговорщиков свою яхту, стоявшую на Темзе.

3 ноября Винтер получил еще более мрачные известия. Уорд сообщил ему, что король вернулся в город, прочел письмо к Монтиглу и приказал лордам – членам Тайного совета хранить все это в самом строгом секрете. Был отдан приказ немедля и незаметно обыскать подвалы под зданием палаты лордов, особенно ту часть из них, которая находилась под королевским троном.

Кетсби и приехавший уже Перси в смятении выслушали взволнованный рассказ Винтера. Однако и на этот раз не было уверенности, что заговор раскрыт. Заговорщики разошлись по условленным местам. Лошадей держали наготове, чтобы в любой момент можно было бы быстро добраться до графств, которые должны были стать центром восстания.

Вскоре после этого около здания палаты лордов появились лорд‑камергер Сеффолк и Монтигл. Они зашли в подвал, где за ними внимательно наблюдал находившийся там Фокс. Лорд‑камергер спросил, кто он такой и что это за груда угля. Фокс ответил, что он слуга мистера Перси, которому принадлежит сваленный здесь уголь. Сеффолк сострил что‑то на тему о больших приготовлениях к рождественским праздникам, и лорды, не перестававшие весело смеяться во время своего обхода, вскоре удалились. Вернувшись к королю, у которого находились Сесил и несколько других членов Тайного совета, Сеффолк сообщил о подозрительно большом количестве угля, собранного для отопления дома, в котором Томас Перси столь редко бывал. Сеффолка поразила также внешность Фокса, по его словам «высокого парня, способного по виду на отчаянные поступки».

В темную ноябрьскую ночь заговорщики еще раз осмотрели издалека дворцовые и правительственные здания. Все было спокойно. По‑видимому, ни Яков, ни Сесил не знали, что их ожидает на следующий день. Фокс еще до этого отправился в подвал с часами и фонарем, свет которого был почти не виден со стороны. Подготовив шнур, который он предполагал зажечь, когда настанет срок, Фокс вышел во двор за покоями принца…

Едва Фокс показался снаружи, как к нему кинулись поджидавшие его в засаде люди во главе с мировым судьей Ниветом, посланным для нового осмотра подвала. Минуты было достаточно, чтобы пленник, которому связали руки, понял, что все пропало. На вопрос Нивета, что он здесь делает, Фокс не счел нужным скрываться. «Если бы вы меня схватили внутри, – ответил он, – я взорвал бы вас, себя и все здание». По приказанию Нивета подвал был подвергнут тщательному обыску. Бочки с порохом открыты и обезврежены…

Заговорщики начали спешно покидать столицу еще до того, как узнали о неудаче заговора. Это делалось в соответствии с их планом, который предусматривал одновременное начало восстания в ряде графств на северо‑востоке Англии. Вскоре главарей заговорщиков нагнал Роквуд, который заранее расставил по дороге заставы с рысаками своего конного завода. Роквуд привез известие об аресте Фокса. Когда Кетсби и Перси прибыли в замок своего сообщника Дигби, там уже собралась группа местных дворян‑католиков. Однако известие о неудаче заговора лишило их мужества. Большинство поспешно ретировалось. Кетсби и его друзья решили бежать в горы Уэльса и поднять восстание среди довольно многочисленного там католического населения.

Вскоре началась погоня… В Холбич‑хаузе, доме Стефена Литлтона в графстве Стаффордшир, заговорщики сделали короткий привал. Кетсби и несколько его спутников пытались просушить порох, который они подмочили, переплывая реку. Искра упала на блюдо, на котором лежал порох. Кетсби и его друзья были отброшены в сторону с обожженными черными лицами. Мешок пороха силой взрыва был выброшен через пробоину в крыше. Не получившие серьезных ранений бежали, в том числе Дигби и Роберт Винтер. Остальные вскоре были окружены отрядом, собранным шерифом графства. Кетсби и Перси были смертельно поражены одним выстрелом, вслед за ними погибло несколько других заговорщиков. Раненный в руку Томас Винтер, Роквуд и еще несколько человек были взяты в плен. В течение последующих недель были схвачены в разных местах остальные участники «порохового заговора». Их ожидали казематы Тауэра, пытки и виселицы, воздвигнутые в Лондоне и других городах для примерной казни изменников.

Однако следствие, допросы и пытки не только не прояснили, а, напротив, скорее – и, быть может, сознательно – запутали историю «порохового заговора». Надо учитывать, что фактически существовало два заговора – собственно «пороховой заговор» и план восстания католиков под руководством Эверарда Дигби. О втором заговоре Сесил был извещен своими лазутчиками. Он мог подозревать Томаса Перси и Кетсби, но не знать о планах использования Винегр‑хауза. В бумагах Сесила имеется немало писем, содержащих глухие указания на зреющий заговор, на возможность новой попытки католического восстания. Одно анонимное предостережение, брошенное в деревянной коробке на проезжей дороге, было написано от имени католика‑слуги, желающего раскрыть заговор, в котором участвовал его господин. Письмо предостерегало, что опасность ожидает короля и лорда Солсбери (титул Сесила с 1605 г.). Сесил получил прямое предостережение от английского посла в Париже сэра Томаса Парри. Тот, по‑видимому, подхватив на лету намек, брошенный вполголоса венецианским послом, передавал, что следует опасаться французского посла в Лондоне графа де Бомона. Действительно, Бомон спешно покинул Лондон, чтобы не присутствовать на открытии парламентской сессии, и, переправившись на французский берег, сообщил королю Генриху IV, что в день возобновления работы парламента будет сделана попытка «убить Якова и всех знатных лиц». Но еще вопрос, откуда узнал об этом Бомон – от заговорщиков или от своих шпионов в правительственных канцеляриях? Как бы то ни было, Генрих IV предостерег Парри против возможных покушений на Якова.

Шпионы Сесила Джон Рейнолдс и Джордж Саутхейк в Кале и Виллиастон в Руане усердно наблюдали за активностью иезуитов, будто собиравшихся подавать петицию Якову, составленную отцом Парсонсом в Риме. Виллиастон многозначительно высказывал при этом опасения, как бы иезуиты «не затронули личность его величества или кого‑либо из его детей». Виллиастон передавал также через Парри, что иезуиты собираются высадиться в Англии под видом шотландских купцов. Шпионы Сесила тщательно наблюдали за ними, но те в последний момент ускользнули, уехав на каком‑то шотландском судне. Эти и подобные им сообщения могли лишь усилить стремление Сесила найти главу иезуитов Гарнета и его ближайших помощников. 8 января 1606 г. был арестован в Вустершире Стефен Литлтон, скрывавшийся после того, как он покинул Кетсби и других заговорщиков, и его двоюродный брат «рыжий Хемфри» Литлтон, а также Роберт Винтер, брат Томаса. Надеясь спасти себе жизнь, «рыжий Хемфри» выдал тайные места иезуитов.

В Средней Англии на высоком холме, с которого просматривались на много миль окрестные места, стоял замок Хиндлип‑хауз, мало напоминавший приземистый, наполовину деревянный Уайт‑Уэбс. Построенный в характерном тюдоровском стиле, этот дом отличался от многочисленных рыцарских замков, которые были воздвигнуты в стране на протяжении многих столетий. Но хотя Хиндлип‑хауз был выстроен совсем недавно богатым католическим землевладельцем Томасом Эбингтоном, он только внешне походил на дворцы вельмож и богатые усадьбы Елизаветинского времени. Дело в том, что если Уайт‑Уэбс лишь приспособили под штаб‑квартиру иезуитов, то Хиндлип‑хауз с самого начала был призван служить убежищем для Гарнета и его Христова воинства.

Весь замок представлял сплошную загадку. Каждая комната имела скрытые ниши, стены были полны тайников, потолки маскировали чердачные помещения. Даже печи были если не с двойным дном, то с двойным выходом – один для дыма, другой для иезуитов, когда им требовалось исчезнуть, не оставляя следов. Камин в спальне хозяйки был соединен узкой трубой с одной из ниш, куда таким образом можно было, не вызывая подозрений, доставлять пищу и вино, которое обитатели тайников явно предпочитали воде. Иезуитский архитектор работал не по шаблону, каждый тайник имел свой секрет, и раскрытие одного из них мало облегчало поиски других.

Из Лондона был получен приказ произвести обыск в Хиндлип‑Хаузе. Сэр Генри Бромли, которому поручили это дело, решил проявить чрезвычайную бдительность: поставить караулы у всех дверей, вести наблюдение за всеми слугами, и особенно за тем, куда доставляется пища, содрать обои и обшивку со стен, промерить длину каждой из комнат, чтобы определить, сравнивая площадь на верхних и нижних этажах, где могли быть тайные ниши. Наконец, особо приказано было проверить все дымоходы.

Задача оказалась бы сэру Генри и его команде не по силам, если бы не неожиданность, с которой они нагрянули в замок. Находившиеся там Гарнет и трое его подчиненных едва успели скрыться в двух тайниках. Однако тайники не были подготовлены к длительной осаде. В них, по выражению Бромли, вместо запасов пищи находился лишь «папистский хлам». Он очень стеснял обитателей тайников, мешал им двигаться. Бромли и его команда убедились, что количество постелей явно превышало число лиц, формально проживавших в доме, и некоторые якобы не используемые кровати оказались еще теплыми. Тем не менее, когда люди Бромли стали мерить стены и потолки, не удалось ничего обнаружить. Только полученное вскоре известие о показаниях Литлтона (ранее правительство действовало, очевидно, по простому подозрению) побудило приняться за обыск с удвоенной силой. В конце концов бульдожья хватка сэра Генри, не спускавшего глаз с обитателей дома, дала свои результаты. Изголодавшиеся подчиненные Гарнета, а потом и он сам сдались на милость победителя.

Их доставили в Лондон, но никак не могли добиться показаний об участии в «пороховом заговоре», а в случае с Гарнетом Сесил не решился прибегнуть к пытке. Чтобы обойти иезуита, к нему подослали тюремщика, прикинувшегося сочувствующим католикам. Он устроил Гарнету якобы тайные свидания с другим арестованным, отцом Олдкорном (стена, разделявшая их камеры, оказалась, как нарочно, с проломом, который можно было обнаружить, слегка отогнув доску). Беседу Гарнета с Олдкорном, разумеется, слово в слово записывали агенты Сесила, сидевшие рядом в тайнике. Эти записи потом составили одно из доказательств, которые требовались суду для осуждения Гарнета и его коллег. Другим крайне невыгодным для иезуита обстоятельством было обнаружение трактата о двусмысленном способе выражения или о пределах дозволенной лжи, который нашли у Трешама. Чего стоили заверения Гарнета, что он ничего не знал о «пороховом заговоре», кроме того, что ему было сообщено на исповеди, если сам он теоретически обосновывал необходимость лжи в такой ситуации, в какую попал?

Гарнет и его подчиненные, кроме тех, кому вроде Тесмонда (Гринвея) и Джерарда удалось бежать за границу, кончили свои дни на виселице.

В 1610 г. в протестантском тогда Палантинате (на Рейне) солдаты задержали путешественника. Найденные при нем письма убедили власти в том, что арестованный – это иезуит Уильям Болдуин, который, по английской правительственной версии, был активным участником «порохового заговора» и на выдаче которого давно настаивало правительство Якова I. Его под строгим конвоем, в цепях доставили в Англию. Допрос Болдуина не дал никаких доказательств его участия в изменнических действиях. Эрцгерцог Альберт, а потом испанский посол Гондомар неоднократно ходатайствовали за иезуита. Тем не менее Болдуина восемь лет продержали в Тауэре, а потом выслали из страны.

[1] Участники «порохового заговора» – большей частью католики из Уорика и Вустера (Кетсби, Трешамы, Уинтеры). Через свою мать Мэри Арден Шекспир был отдаленным родственником каждого из них. Часть их связаны, как и Шекспир, с заговором Эссекса. Заговорщики посещали таверну, где Шекспир встречался с драматургом Беном Джонсоном (Мilward Р. Shakespeare’s Religious Background. L., 1973. P. 64).

[2] Hotson J. L. William Shakespeare. Do Appoint Thomas Russel Esquire. L., 1937. P. 186–187.

[3] De Luna B. N. Johnson’s Romish Plot. A Study of Catilina and Its Historical Context. Oxford, 1967. P. 117–135.