Фильм о будущем – фантастическая драма «Интерстеллар», начинается хорошо знакомым сюжетом из прошлого и настоящего нашей планеты. С первых кадров нас встречают не футуристические «голубые города», а дощатые фермерские дома, обычные для американской глубинки. В них живут вполне современные на вид люди, пытаясь вырастить урожай на теряющем плодородие грунте. А умирающие от засухи кукурузные поля заносят серыми сугробами пыльные бури.

«Снова наступила ночь – кромешно черная, потому что звезды не могли проникнуть сквозь мглу… И этот день, и весь следующий небо сеяло пыль на землю. Земля покрылась ровным мягким слоем. Пыль оседала на кукурузу, скапливалась кучками на столбах изгородей, на проводах; она оседала на крыши, покрывала траву и деревья. Мужчины стояли у изгородей и смотрели на погибшую кукурузу, которая быстро увядала».

Это не отрывок из сценария «Интерстеллара». Это начало романа «Гроздья гнева», опубликованного в 1939 году американским писателем Джоном Стейнбеком – на основе документального материала, который он три года собирал в «аграрных» штатах США, получив за свою книгу Пулитцеровскую премию. Тридцатые годы стали временем масштабной социально‑экологической катастрофы, которая превратила Канзас, Оклахому, Колорадо, Техас и Нью‑Мексико в «Dust Bowl» – «Пыльный котел». С 1930 по 1936 год этот регион страдал от катастрофических неурожаев и жестоких пыльных бурь. Почва целинных прерий, истощенная экстенсивными способами ведения сельского хозяйства, которые практиковались фермерами, кормившими Америку во время ее бурного капиталистического роста, превращалась в летящую за ветром сухую пыль.

Фотография такой бури, сделанная в Техасе в 1935 году, кажется кадром из нового фильма. И даже изображенный на ней фермерский дом как две капли воды похож на жилище героев «Интерстеллара», страдающих от пыльной пневмонии – болезни, косившей в тридцатые годы недоедавшие крестьянские семьи США.

В сочетании с «Великой депрессией» – самым известным экономическим кризисом ХХ века – это спровоцированное жаждой прибыли бедствие разорило сотни тысяч людей, которые бежали от голода и бурь в Калифорнию, где их принудительно загоняли в трудовые лагеря и задешево использовали их труд. Загрузившись в старенькие грузовики, вместе со своими родными и домашним скарбом, фермеры бросали свои дома и уезжали по пыльным дорогам, в надежде найти спасение – и это очень похоже на картину исхода жителей кукурузных полей в «Интерстелларе». В этом легко убедиться, сравнив эту сцену с кадрами из знаменитого фильма Джона Форда, экранизировавшего роман Стейнбека в 1940 году. Его ленту, которая получила два «Оскара» и премию Национального совета кинокритиков США, пришлось снимать в тайне – чтобы бизнесмены Техаса и Оклахомы, не желавшие предавать огласке масштабы социальной катастрофы, не смогли сорвать работу над фильмом.

Сегодня в Украине происходит нечто похожее – просто экономический кризис и затеянная элитами грызня за власть обернулись для нас другим катастрофическим бедствием. Уже сейчас наша страна постепенно принимает постапокалиптический облик – хотя ее настоящий апокалипсис еще впереди. Сотни тысяч людей выехали за последние месяцы из полуразрушенных городов и поселков Донбасса, спасаясь от войны и нищеты. Проезжая Иловайск мы, журналисты, видели целые колонны беженцев, которые едут в сторону границы, минуя неубранные из‑за боев поля подсолнечника и кукурузы, над которыми клубится дорожная пыль. Хотя бежать некуда – и в Киеве, и в Москве, и даже в вожделенной для многих Европе их ждет все то же – прогрессирующий экономический кризис, который постепенно превращает жизнь в выживание.

Выхода пока нет – как и у жителей обреченной Земли в новом фантастическом фильме, который слишком похож на нашу реальность. А двери космоса закрыты для Украины, где первой громкой жертвой маккартистской «люстрации» символично оказался крупнейший специалист в области ракетостроения, ученик Янгеля, Герой Украины академик Алексеев. Его завод, днепропетровский «Южмаш» – предприятие, которое стояло у истоков освоения космического пространства – потерял в эти месяцы до 80 % заказов. По словам помощника гендиректора предприятия Владимира Ткаченко, на Южном машиностроительном заводе каждый день увольняются от 40 до 50 работников, поскольку им уже несколько месяцев задерживают зарплату. И это не волнует ни местных олигархов, щедро финансирующих боевиков, ни патриотическую общественность, собирающую деньги на термобелье, оружие и бронежилеты.

«Некоторые получили выплаты только за июнь, в размере 7–10 % от общей суммы. Мы теряем опытных квалифицированных работников. Еще два месяца – и ситуация с “Южмашем” станет необратимой. Пока кто‑то где‑то решает, быть ли Украине космическим государством, вопрос решится сам собой, а восстановить этот статус будет уже невозможно», – констатировал этот специалист.

Киевский авиаконцерн «Антонов», где создали «Мрію» – самый большой в мире самолет‑носитель для ракеты «Энергия» и космического челнока «Буран», – практически открыто готовят к «реструктуризации», несмотря на протесты работников предприятия, которые опасаются, что его территорию попросту отдадут под застройку. Они уже вспоминают, как в девяностые годы заводу пришлось перейти к производству тележек‑«кравчучек» для нужд других, совсем не космических «челноков» – поставщиков импортного ширпотреба на заполонившие страну базары.

А в поселке Школьное под Симферополем как раз во время «евромайдана» обрушилось от дождей заброшенное здание космического центра, откуда проводили первый в истории сеанс связи со спутником и осуществляли управление советским луноходом.

На фоне этой стагнации и развала комично смотрится патриотическая истерия, последовавшая после того, как европейский зонд впервые в истории опустился на ядро кометы Чурюмова‑Герасименко. Она носит имена советских астрономов, которые в далеком 1969 году открыли и описали впервые замеченное из Алма‑Аты космическое тело. Однако СМИ упорно представляли первооткрывателей кометы в качестве «украинских» ученых, цинично паразитируя на научном наследии демонизированного советского времени – хотя сама историческая память о его наследии репрессируется сегодня на государственном уровне.

В фильме «Интерстеллар» есть эпизод, в котором школьная учительница объявляет лунную программу США пропагандистским мифом, созданным с помощью постановочных съемок в Голливуде – поскольку деградирующее, привязанное к истощенной земле человечество пытается заставить себя забыть о дорогостоящих космических путешествиях, воспитывая в подобном духе новые поколения. Это в чем‑то похоже на реалии украинского образования, где достижения советской промышленности, культуры или науки лишь походя рассматриваются в школьном курсе истории – в пользу бесконечного восхваления полулегендарных деяний князей, гетманов и националистических вождей, грабивших свой народ и щедро проливавших чужую кровь во время междоусобиц. Тема патриархальной казаччины или глорифицированной УПА интересует это общество стократно сильнее, чем кибернетические открытия Глушкова или созданные в советской Украине космические ракеты, которые вывели человечество за пределы планеты. Эти выдающиеся успехи имели всемирно‑историческое значение, но они не вызывают у нас ничего похожего на восторженное религиозное поклонение кровожадным божкам из пантеона «героев нации».

Прогресс сменился регрессом – в социально‑экономической, научно‑технической и производственной сфере, в области образования и культуры. И мечты о будущем логично сменились мечтами о прошлом, которое незаметно для многих стало новым общественным ориентиром. Если советские подростки мечтали быть космонавтами, над чем они сейчас сами подтрунивают, превратившись с возрастом в практичных буржуа, то теперь юные украинцы предпочитают мечтам о скафандре мечты, о камуфляже. Они выбирают своим идеалом вооруженного до зубов патриота, лишающего жизни их сверстников на Донбассе – своего рода реинкарнацию героических убийц минувших столетий, которых впустили со страниц их учебников в нашу эпоху. И этот средневековый, по своей сути, идеал показывает, что вектор общественного развития Украины обращен в прошлое, куда мы проваливаемся сквозь коричневые и красно‑черные дыры доминирующей в общественном сознании правой идеологии.

Перефразируя слова Стейнбека, можно сказать: нас укрыла мгла, сквозь которую не виден свет звезд. Да и сами звезды являются сегодня для многих элементом крамольной тоталитарной символики, подлежащим уничтожению или вандализации.

Все то же самое можно наблюдать и в российском обществе – да и во всем мире, освоение космоса, подорванное в девяностых годах глобальной победой рыночного фундаментализма, было принесено в жертву культу глобального потребления. Рэй Брэдбери считал, что мы променяли Марс на айфоны – и был полностью прав. Пришла в упадок даже научная фантастика, на смену которой явилась обыгрывающая архаические средневековые сюжеты фэнтези, с мечами вместо бластеров, заклинаниями вместо роботов и драконами вместо космолетов. Подобно демону‑потребителю из повести братьев Стругацких, человечество закуклилось в себе, среди присвоенной элитами собственности, и не просто попробовало остановить время, как это сделал питомец профессора Выбегалло, но и исподволь повернуло его вспять. Ценой этого может быть то, что однажды умирающий мир «Интерстеллара» станет нашей реальностью, без шансов как‑либо ее изменить.

Есть ли выход из этого тупика, который открыл бы нам обратный путь из темных веков? Фильм «Интерстеллар» дает на это своеобразный намек, который опять отсылает нас к книге Стейнбека. Согласно сюжету фильма, человечество получает необходимые для спасения знания при содействии неких таинственных призраков. Впоследствии оказывается, что это не потусторонние силы, а результат сознательной деятельности самих землян, которые сумели вывести себя на путь к будущему через свое прошлое. И эта «призрачная» надежда становится результатом солидарности и борьбы.

В начале девяностых, когда теоретики неолиберализма возвестили миру о конце истории, американский певец Брюс Спрингстин написал песню «The Ghost of Tom Joad» – «Призрак Тома Джоуда», рассказывающую о политизации человека труда перед лицом несправедливости и социального угнетения. Ее героем стал фермер из «Гроздьев гнева», который покинул засыпанные пылью поля кукурузы, проделал трудный путь через пустыню, а затем присоединился к стачечной борьбе рабочих‑мигрантов.

Этот образ стал для Спрингстина выражением подлинного народного протеста. Том Джоуд появляется всюду, где люди осознанно отстаивают интересы своего класса – на каждом пикете, марше или забастовке. «Я буду в темноте вокруг вас», – обещал он людям, которым приходится думать о хлебе, а не о звездах.

Вічний революцйонер –

Дух, що тіло рве до бою,

Рве за поступ, щастя й волю,

Він живе, він ще не вмер.

<…>

Вічний революцйонер –

Дух, наука, думка, воля –

Не уступить пітьмі поля,

Не дасть спутатись тепер[1], –

так писал об этом духе социальной борьбы украинский социалист Иван Франко.

Его не трудно узнать. Конечно, это старый призрак из первых строчек «Коммунистического манифеста», который, исходив Европу, целый век бродил потом по всем уголкам планеты. Хотя, как мы знаем из текста, для его «священной травли» объединились все силы старого мира, и по нему не раз торжественно справляли поминки. Он не передаст нам никаких новых сакральных знаний – ведь написавшие о нем философы уже объясняли наш мир, и мы знаем: дело заключается в том, чтобы его изменить. Материализовавшись в массовых политических движениях пролетариата, этот призрак даст нам надежду найти путь из бесплодных полей предыстории человечества за горизонты его бесклассового будущего. И дальше – во Вселенную.

А до тех пор, пытаясь спасти от смерти, мы будем бежать ей навстречу.

[1] В переводе Виталия Карпова: «Революционер грядет./Дух, что тело к бою рвет,/Что всегда идет вперед,/Никогда он не умрет. <…> Вечный революционер –/Дух, наука, мысль, воля,/Не уступит поля боя,/Не колеблется теперь».