Как и сама ВТО, право ВТО в контексте современности зачастую рассматривается через призму процессов глобализации, интернационализации, универсализации (а иногда даже и интеграции, с чем, собственно, никак нельзя согласиться). Зарубежные исследователи обеспокоенно пишут: "Пока остается открытым вопрос, какие правовые инструменты приемлемы для регулирования прогрессирующей экономической глобализации. В целом интернационализация права существенно отстает от экономической интеграции. На данный момент известны многочисленные формы и типы правовых инструментов, которые в той или иной степени юридически соответствуют экономической глобализации". Есть несколько принципиальных решений применительно к понятию "право ВТО": ряд подходов заключается в том, чтобы усматривать в праве Всемирной торговой организации (ВТО) неуклонно расширяющуюся и специализированную правовую систему, находящуюся "среди областей международно-правового регулирования" <1>. Этому вторят и другие зарубежные, в том числе немецкие, авторы: "Сегодня только право ВТО образует комплексную универсально-секторальную систему регулирования" <2>. Ряд концепций отрицают принадлежность права ВТО к международному праву. И те и другие целесообразно подвергнуть анализу отдельно. Строго говоря, анализ явления "право ВТО" по его существу подразумевает преимущественно два направления: определение юридической природы (принадлежности к международному праву либо ее отрицания, следовательно, установление места в глобальной нормативной системе) и выявление его структуры - составляющих элементов.

Термин "право ВТО" (иногда используется и другое выражение - "право ГАТТ ВТО") достаточно давно и прочно вошел в научный и практический обиход в мировом масштабе. В западной литературе имеет распространение также и понятие "правовая система ВТО" (WTO Legal System) <1>. И. Гудков и Н. Мизулин, используя несколько иное наименование - "нормы ВТО в собирательном смысле", относят к ним Соглашение о ВТО и его приложения, содержащие "различные соглашения, регулирующие специфические вопросы международной торговли, включая ГАТТ, ГАТС и прочие" <2>. После присоединения Российской Федерации к Соглашению о ВТО термин и понятие "право ВТО" стали привычными для различных кругов и в нашей стране. При этом с вступлением России в ВТО вопрос о праве ВТО и его соотношении с национально-правовой системой конкретного государства, в том числе правовой системой Российской Федерации, приобрел для отечественного правоведения не только и не столько теоретическую, сколько практическую важность. Это связано прежде всего с тем, что членство России в указанной международной организации, налагая на нее значительный круг международно-правовых обязательств, вытекает из договорных документов о присоединении (Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 16 декабря 2011 г. <3>). Последние незамедлительно должны получить отражение во внутригосударственной сфере. Формами их опосредствования служат все и любые меры, доступные нашему государству в силу конституционных и иных предписаний, которые требуются для выполнения таких обязательств и лежат в его внутренней компетенции: изменение законодательства и приведение его в соответствие с нормами международного договора, создание либо упразднение в случаях необходимости органа или органов управления в нужном сегменте экономики (промышленности, сельского хозяйства, торговли, транспорта, связи и т.д.), издание новых либо отмена старых актов, внесение необходимых изменений в законодательство и правопорядок в целом, а также осуществление иных действий и (или) мероприятий. Вместе с тем практический и теоретический аспекты неразрывно связаны друг с другом, поскольку и в том и в другом случае так или иначе затрагиваются краеугольные понятия науки международного права: система права, международно-правовая система и ее структурные элементы, национально-правовая система, международное право и внутригосударственное/национальное право. Действительно, каждое из них в отдельности и в сопоставлении друг с другом необходимо не только для показа существа международного права, но и для лучшего осознания механизмов его функционирования. Приведенные термины опосредствуют наиболее общие категории правовой науки, обозначая явления фундаментального порядка. Их анализ невозможен без обращения ко многим правовым наукам: основам общей теории права, отраслевых наук внутригосударственного права и теории международного права. При этом, хотя опорным элементом в категориях "международно-правовая система", "национально-правовая система" выступает понятие "система", далеко не всегда на первое место при подходе к ним ставится структурно-системный взгляд, как это обусловливается философским значением термина.

Один из видных теоретиков права, посвятивший немало сил разработке того, что является фундаментом любой науки, - ее понятийного аппарата, в частности категорий общей теории государства и права, А.М. Васильев справедливо полагал систему права наряду с другими главенствующими понятиями общей теории права категорией, способной, во-первых, всеобъемлюще выразить сущность явления, именуемого правом, и, во-вторых, служить основанием для ряда других понятий, которые объясняют его структуру <1>. Стоит напомнить, что в рамках состоявшейся в 80-е гг. XX в. дискуссии о системе советского права отечественными теоретиками была высказана мысль о разграничении понятий "система права" и "правовая система". Так, по мнению М.И. Пискотина, если первое отражает главным образом внутреннее строение права, то второе - его место в ряду других общественных явлений наряду с экономической, политической и иными системами <2>. В свете этого в целях идентификации права ВТО и его принадлежности к международно-правовой системе нужно признать, что значение должны иметь и строение права, т.е. структурный аспект системы международного права, и особенности последнего как правовой системы, т.е. специфика его природы, объекта и метода регулирования, а также норм.

С точки зрения категории "система международного права", отражающей его строение, несомненно, право ВТО - часть международного торгового права как важнейшей подотрасли международного экономического права, входящей в систему на положении отрасли международного права. Для доказательства наличия у права ВТО признаков принадлежности к международному праву как правовой системе, принципиально обладание им такими же характерными чертами, что и у международного права как такового. Это проявляется в том, что, во-первых, нормы права ВТО регулируют межгосударственные (междувластные) отношения между собой членов данной международной организации. Источниками права ВТО в формально-юридическом смысле являются международные договоры (учредительный акт - Соглашение о ВТО и пакет соглашений ВТО в целом). Во-вторых, субъектами отношений выступают государства. В-третьих, механизмом создания норм и методом правового регулирования указанных отношений является согласование воль, т.е. процесс и результат разработки международных соглашений, решений органов организации, содержащих международно-правовые правила поведения ее членов <1>. К такому же заключению, но со своей аргументацией приходит и Н.Е. Тюрина. К числу обстоятельств, влияющих на конечные выводы о неотделимости права ВТО от международного права, автор относит не только то, что его субъекты - это субъекты международного права, но и наличие всех присущих им обязанностей, "среди которых высшую юридическую силу имеют установленные нормами jus cogens" <2>. Наконец, самым достоверным доказательством принадлежности права ВТО к системе международного права, думается, служит содержание его норм. Так, ст. XXI (c) ГАТТ определяет: "Ничто в настоящем Соглашении не должно быть истолковано... как препятствующее какой-либо Договаривающейся стороне предпринимать действия во исполнение ее обязательств на основании Устава Организации Объединенных Наций для сохранения международного мира и безопасности" <3>. Таким образом, налицо связанность принципиальных норм международных соглашений, лежащих в основе ВТО, с общепризнанными нормами международного права, прежде всего Устава ООН.

С учетом изложенного постановка проблемы соотношения права ВТО и функционирования правовой системы Российской Федерации вполне укладывается, на первый взгляд, в рамки такого фундаментального раздела международно-правовой науки, как взаимодействие международного и внутригосударственного права. Вместе с тем природа права ВТО и его содержание далеко не столь бесспорны и однозначны в теоретическом плане, в результате чего указанная констатация может оказаться не вполне верной с точки зрения ее адекватности истинному положению дел, удостоверенному достигнутым уровнем научных представлений о предмете.

Прежде всего нуждается в аргументации непосредственно сама обоснованность выбора пар коррелятов: право ВТО - международное право и внутригосударственное право - правовая система Российской Федерации или правовая система любого иного государства - члена ВТО - и выстраивания их в цепочку. Ведь согласно законам логики если элементы подобраны точно и поставлены в ряд правильно, то и в инверсионном варианте построения звеньев этого ряда логическая корректность будет сохранена: право ВТО - правовая система Российской Федерации как часть более общих корреспондирующих друг с другом пар явлений: международное право - внутригосударственное право; международное право - российская правовая система; право ВТО - международное право и, следовательно, право ВТО - внутригосударственное право (российская правовая система). Если в рамках первых двух пар вопросов по существу соотношения между составляющими их элементами не возникает, то применительно к паре право ВТО - международное право квалификация первой составляющей - права ВТО в качестве неотъемлемой части международного права требует специального обоснования. Из этого вытекает, что может оказаться небесспорной и констатация связи права ВТО с российской правовой системой по вышеприведенному алгоритму: часть международного права (право ВТО) соотносится с частью внутригосударственного права (российское право).

Во всяком случае, для многих исследователей квалификация права ВТО как относящегося к международному праву представляется далеко не безусловной или хотя бы однозначной. Чем более мы отдаляемся от момента создания ВТО, тем глубже в профессиональную среду проникают сомнения в этом отношении. В частности, примерно 15 лет назад, когда ВТО находилась лишь в самом начале своего пути, как юристами-теоретиками, так и практиками признавалось международно-правовое качество документов, лежащих в основе организации. Например, в 1998 г. Д. Пальметер (практикующий юрист) и П. Мавроидис (профессор права университета Невшателя (Швейцария)) однозначно подходили к решению вопроса об источниках права ВТО с позиций содержания ст. 38 Статута Международного суда ООН, определяя и Соглашение о ВТО, и пакет "охваченных соглашений" ВТО в качестве "специальных" международных договоров (конвенций) в смысле упоминаемого в п. 1 данной статьи Статута международных актов <1>. А уже в начале 2000-х гг. сомнения относительно принадлежности к международному праву и самой ВТО, и создаваемых ею правовых режимов стали звучать со все большей настойчивостью. Хотя, отдавая должное объективности, надо отметить, что и в этот период полное отрицание международного права в связи с ВТО в кругах специалистов не имело места. Так, Дж. Повелин, бывший сотрудник Секретариата ВТО, размышляя над ролью международного права в функционировании организации, подчеркивает отсутствие прямых ответов на дилеммы, является право ВТО "самодостаточным", "самоподдерживаемым" режимом (self-contained regime) или нет; относится ли ВТО к более широкому корпусу правовых норм - норм международного права, а также каково значение международного права в разрешении споров ВТО. Позднее, признав качество норм ВТО быть договорным режимом, он решительно склонился к тому, что право ВТО не является автономным договорным режимом, существующим за пределами международного права <2>. Другой автор, Б. Киффер, также признает принадлежность права ВТО к системе международного права: "Право ВТО приобрело свою специфику и автономность в системе международного права. Право ВТО стало новой отраслью международного права со своим предметом и системой правоотношений" <3>. В то же время в западной доктрине имеется и явно выраженное мнение прямо противоположного характера.

Нахождение адекватных ответов на вопросы о характере норм ВТО, их месте в системе международного права и соотношении последнего с правом ВТО имеет непосредственную значимость как в части результатов для самой Организации и права ВТО, так и в том, что касается последствий для международного права как такового и правоприменения его норм в целом. Иными словами, в одном случае может предполагаться укрепление и развитие "самодостаточности" права ВТО, но в рамках международного права; в другом "автономность" права ВТО будет равноценна его отрыву от международного права. При этом следует заметить, что признание "автономности" права ВТО так или иначе усиливает линию продолжающейся фрагментации международного права в противовес его целостности и единству <1>. Таким образом, отсутствие в доктрине единодушия во мнениях и позитивной реакции по поводу квалификации принадлежности права ВТО к международному праву на более поздних этапах его существования по сравнению с периодом возникновения во многом объясняется неуклонным продвижением концепции фрагментации международного права, хотя при этом некоторые американские авторы выражают классический взгляд. Например, К. Ван Грасстек, будучи создателем Вашингтонского доклада по обзору торговой политики США и консультантом Департамента международной торговли, изначально исходит из необходимости его рассмотрения через призму международного права и существования как части последнего <2>.

Возвращаясь к оценкам качеств права ВТО на начальных этапах его существования, необходимо еще раз подчеркнуть присутствие в квалификациях международного права. Если же рассматривать этот вопрос вообще, то западная наука на данном этапе в части трактовки режимов ВТО была явно поделена надвое: одни называли призывы трактовать договоры ВТО в качестве инструментов создания международно-правовых обязательств, являющихся частью международного права, трюизмом, полагая затруднительными представления о каком-либо другом статусе этих норм, вытекающих из договора, который заключен государствами на основании международного права <1>, другие выдвигали аргументы о том, что дипломаты и участники переговоров по созданию документов, лежащих в основе ВТО, никогда "даже и не думали о международном праве" <2>. Реагируя на последнее замечание, нельзя не подчеркнуть, что оно выглядит, конечно, алогичным, ибо речь идет о межгосударственном образовании, которое не может не быть встроено в международное право. Показательными в этом плане выступают положения Проекта статей об ответственности международных организаций 2006 г. КМП ООН, которые определяют международную организацию как "организацию, учрежденную на основании международного договора или иного документа, регулируемого международным правом, и обладающую своей собственной международной правосубъектностью" <3>. Примечательны также и констатации, содержащиеся в документах КМП ООН о "договорных режимах", которые весьма отчетливо проливают свет на этот феномен, а именно: специальные договорные режимы не должны приравниваться к категории "автономные" <4>. Здесь, пожалуй, целесообразным было бы в уточнение добавить: "не должны обязательно (или автоматически) приравниваться..." В то же время важно и другое: "автономность" договорных режимов не есть нечто абсолютное. Еще в 80-х гг. XX столетия специальный докладчик КМП ООН В. Рифаген полагал, что под договорным режимом может подразумеваться "подсистема" международного права, под которой понимается совокупность норм поведения, процессуальных норм и статусных положений, образующих правовой круг, допускающий взаимосвязь с другими подсистемами в отличие от замкнутой системы с конкретной сферой правоотношений <5>.

В связи с рассматриваемым моментом существенен весь спектр замечаний, присутствующих в современной юридической литературе, которые привносят необходимую конкретизацию в понимание и права ВТО в том числе, если оно рассматривается с обозначенных позиций особого режима: "Можно с уверенностью заявить, - пишет Д. Флек, - что специальные режимы не функционируют автономно от других. Спецификация не препятствует применению принципов и процедурных норм одного режима для толкования норм и заполнения пробелов, существующих в праве другого режима. Таким образом, значение приобретает скорее необходимость предоставления большей свободы для дополнения специальных положений подходящими нормами других отраслей права, чем стремление использовать спорные критерии применимости тех или иных положений в рамках функционирования специального режима в международном праве..." <1>.

В условиях продолжающейся на Западе полемики по поводу природы права ВТО еще более ценными становятся развернутые суждения отечественных специалистов, которые не закрывают глаза на очевидное и отстаивают принадлежность последнего к международному праву. Так, Н.Е. Тюрина приводит логично выстроенный перечень аргументов pro: "Неотделимость "права ВТО" от международного права в совокупности его общих норм (основных общепризнанных принципов) и всех отраслей обусловлена следующими обстоятельствами: 1) субъекты "права ВТО" - это субъекты международного права со всеми присущими им обязанностями, среди которых высшую юридическую силу имеют установленные нормами jus cogens. В отношении коллизий данных норм и иных норм международного права принцип приоритета lex specialis неприменим. "Право ВТО" не только не оспаривает данный правопорядок, но и подтверждает его..; 2) нормативные положения "права ВТО" закреплены "охваченными соглашениями", которые, будучи соглашениями между государствами, отвечают основному критерию международных договоров и природе международного права; 3) ряд основополагающих положений "права ВТО" - его принципы, зафиксированные в ГАТТ, - являются одновременно общепризнанными принципами международного экономического права (принцип суверенитета в сфере внешнеэкономических связей, наиболее благоприятствуемой нации, предоставления национального режима, предоставления преференций развивающимся и наименее развитым странам, а также принципы недискриминации и защиты национальной экономики). Указанные принципы служат также базовыми нормами международного торгового права как подотрасли международного экономического права; 4) положения "охваченных соглашений" носят преимущественно публично-правовой характер, а нормы, адресованные лицам (по вопросам охраны интеллектуальной собственности), сформулированы в акте публичного права (ТРИПС); 5) наконец, цели ГАТТ и Марракешского соглашения об учреждении Всемирной торговой организации отвечают целям международного права" <1>. Думается, в свете приведенных положений и нужно подходить к квалификации и особенностям "договорных режимов" (а также "специальных" или "автономных" режимов) в международном праве.

Теоретические подходы юристов-международников к проблемам существа и соотношения международных договорных ("специальных" и/или "автономных") режимов (подробнее об этом пойдет речь далее) нередко значительно различаются. Например, тезисы современных российских авторов применительно к этому одновременно и более категоричны, и в то же время, как это ни парадоксально, более неопределенны. Так, А.С. Смбатян утверждает, что "право ВТО является неотъемлемой частью международного публичного права" <1>. С этим полностью можно согласиться. В то же время далее автор, "раздваиваясь" в своих позициях, пишет: "С одной стороны, как специальный свод норм право ВТО самодостаточно и в этом контексте может рассматриваться в качестве автономного договорного режима. Однако, с другой стороны, к праву ВТО применимы императивные нормы международного публичного права - нормы права" <2>. Казалось бы, все укладывается в стройную систему теоретических представлений: право ВТО - часть международного права, нормы jus cogens (императивные нормы) имеют для права ВТО такое же основополагающее значение, как и для всего международного права как такового, что закономерно, ибо для части какого-то целого действуют те же правила, что и для самого целого. К тому же, как было показано ранее, "договорный характер режима" или "специализация" сами по себе еще не ведут к "автономности". Но в приведенном мнении автор идет еще дальше - право ВТО в качестве "самодостаточного договорного режима" противопоставляется международному праву: "С другой стороны, к праву ВТО применимы императивные нормы международного публичного права". Не понятно, в чем заключается эта самая "другая сторона". Разве "договорные режимы", пусть даже и "автономные", не базируются на международном договоре ("системе" или "пакете" договоров), подчиняющемся правилам Венской конвенции 1969 г. <3>, в том числе в части расшифровки ею категории императивных норм (jus cogens) <4>, которые составляют фундаментальную - принципиальную - основу международного права в его существе? Способен ли договорный режим быть отделен от международного права? В этом плане для достижения искомой ясности стоит задаться более конкретным вопросом: можно ли сказать, что хоть одно из соглашений пакета ВТО выведено за рамки действия норм права международных договоров и, в частности, Венской конвенции 1969 г.? Ответ очевиден: нет. Это во-первых. Во-вторых, из приведенной цитаты вытекает, что "императивные нормы международного публичного права" состоят из трех отличающихся друг от друга групп норм: предписаний jus cogens, обычно-правовых норм и "общих принципов права". Получается, что нормы jus cogens отличаются от "обычно-правовых норм международного права", а "общие принципы права" составляют, как и предыдущие категории правил поведения, императивные нормы международного права. Вследствие этого нельзя не подчеркнуть, что: а) императивные нормы jus cogens выступают по своей юридической природе (происхождению) именно обычно-правовыми нормами, поэтому в имеющемся перечне обычные правила международного права в сопоставлении с нормами jus cogens должны были бы служить уточнением последних (в лингвистическом плане - приложением к существительному, с обеих сторон выделяемым запятой), а не быть самостоятельной позицией; б) "общие принципы права" не тождественны ни категории "общепризнанные принципы международного права", ни понятию "принципы общего международного права" и уж тем более не имеют точного совпадения с императивными нормами (jus cogens) <5>; в) остается только гадать, что означает в юридическом плане "применимость" императивных норм международного права к праву ВТО.

Стоит специально выделить абсолютно справедливые и потому вполне приемлемые постулаты специалистов в области международного права относительно того, что теория "автономных" режимов, особенно рассмотренная через призму новейших тенденций в международном праве - фрагментации, дефрагментации и интеграции, отнюдь не отрицает существования общей их основы, каковой выступает само международное право. Акцентируя внимание на подобного рода идеях, приведем еще один вывод теоретиков, который, без сомнения, заслуживает поддержки: "Феномен фрагментации норм международного права как результат действия специализированных норм и организаций не нуждается в каком-либо обсуждении. Однако важно заметить, что многие дискуссии строились на применении содержательно неопределенных терминов. Существование автономных режимов презюмировалось без четкого определения сущности автономности и ее ограничений. Сложные и избыточные теоретические критерии создавались без должного анализа практики государств, без обращения к политике потребностей и объективного анализа интересов участвующих сторон. Это, возможно, усложнило задачу установления взаимодействия между нормами, несмотря на имеющийся и доступный для применения набор специальных правовых средств..." <1>. Среди средств подобного рода, которые были апробированы многолетней практикой реализации норм международного права, доклад КМП ООН, помимо принципов lex specialis, известных еще со времен римского права (косвенно отраженных в Венской конвенции 1969 г.), lex posteriori derogat lege anteriori (на которых строится ст. 30 (3) Венской конвенции). Доклад оперирует и lex superiori (нормами jus cogens, обязанностями erga omnes, ст. 103 Устава ООН), которые выступают совокупностью основных принципов, способствующих разрешению данной задачи. Особое значение, по мнению авторов, занимающихся данной проблематикой, имеет принцип системной интеграции, закрепленный в ст. 31 (3) (c) Венской конвенции, который должен пониматься как императивный для обеспечения использования всех упомянутых правовых инструментов <2>. В числе важных обстоятельств, на которые обращается внимание в анализируемом документе КМП ООН, - изучение особенностей различных типов специальных режимов и оценка применимости норм исходя из их целевого назначения и смысла.

По мере того как термин "право ВТО" все больше и больше утверждается в отечественной доктрине, исследующей состояние международных отношений и практику международной торговли, все отчетливее вырисовывается потребность в его идентификации. Вместе с тем это далеко не всегда имеет исчерпывающие результаты. С учетом того что ВТО, несомненно, представляет собой традиционную ("классическую") межгосударственную организацию (в западной терминологии - members-driven organization), резонно предположить, что явление, именуемое "право ВТО", должно было бы рассматриваться в ракурсе внутреннего права ВТО как неотъемлемого элемента международной институции, что нередко и присутствует в отечественных исследованиях предмета. В то же время особенность этой группы норм, как признается юристами-международниками, состоит в том, что "они не имеют того уровня общности, который свойствен нормам международного права. Содержание внутриорганизационной нормы прежде всего конкретно. Она ориентирована на регулирование проблемы в рамках данного органа или организации" <1>. В свете этого очевидно, что было бы явно ошибочным трактовать нормы права ВТО с точки зрения такой категории, как "внутреннее право международных организаций". Такой вывод был бы неоправданным, поскольку право ВТО выступает, несомненно, регулирующей подсистемой в рамках международного права, предписания которой воздействуют именно на межгосударственные отношения, а не "техническим инструментом" функционирования международной организации. Правила поведения, созданные в рамках права ВТО, бесспорно, обладают тем самым необходимым "уровнем общности", который требуется для норм международного права. В этом плане даже комплексный подход не кажется до конца выверенным и, следовательно, приемлемым. Согласно ему право ВТО - это "целый комплекс юридических правил (норм), состоящий из норм внутренних регламентов (внутреннее право ВТО); норм решений/резолюций ВТО (и органов ВТО), принимаемых для обеспечения целей организации; норм пакета соглашений ВТО" <2>, т.е. оно сочетает в себе и внутреннее право международной организации, и международное право <3>.

Весьма широко распространено мнение о специфике права ВТО как собственно "институционного продукта" - права конкретной организации. Так, М.В. Шугуров в своих представлениях о праве ВТО исходит именно из подобного определения, без упоминания, однако, о внутреннем праве международной организации: "ВТО - это одна из немногих международных экономических организаций, которая сумела генерировать целую систему правовых норм - право ВТО, закрепленное в различных источниках - многосторонних соглашениях и разного рода декларациях. Более того, в состав данного права следует включить прецеденты органа по разрешению споров и судебные доктрины. Одновременно с этим право ВТО представляет собой динамически развивающуюся систему, прямым и обратным образом связанную с ее институциональной модернизацией" <1>. Подобного рода институционалистский подход к идентификации права ВТО весьма распространен в западной правовой доктрине - таков взгляд, в частности, П. Ван ден Боша, Т. Котье и М. Эша, которые расценивают понятие "право ВТО" именно как право "Соглашения о ВТО" <2>. Уместно будет в данном случае упомянуть, однако, что некоторые другие зарубежные авторы (Дж. Джексон, У.Д. Дейви и А.О. Сайкс), напротив, видят в праве ВТО систему соглашений, которые принимаются членами <3>. Иными словами, институционализму противопоставляется волевая сторона действий субъектов отношений и тем самым права ВТО.

Никоим образом не отбрасывая значимость решений ОРС ВТО для возникновения и развития рассматриваемого феномена - права ВТО (правда, этот тезис требует специального рассмотрения), к "опорным" составляющим, входящим в его конструкцию (Соглашению о ВТО и пакету соглашений ВТО), необходимо добавить важнейший инструмент создания международно-правовых обязательств государств - членов ВТО, - протоколы о присоединении, оформляющие наряду с учредительными документами членство в организации и тем самым расширяющие юридический фундамент и массив права ВТО. В результате применительно к качествам права ВТО свойство выступать "продуктом международной институции" не только не колеблет тезиса о его международно-правовой принадлежности, но и активно поддерживает и развивает его. В то же время протоколы о присоединении логично вписываются в конструкцию права ВТО как системы соглашений, принимаемых на себя членами организации.

В протоколах о присоединении усматривается и еще одна важная функция для понимания и характеристики предмета - "права ВТО", которая далеко не всегда выделяется специалистами как при концептуальном его обосновании и конструировании составляющих, так и при оценке их юридических особенностей в составе права ВТО. Тот факт, что рассматриваемые протоколы "ставят юридическую точку" в переговорном процессе по оформлению вступления и являются международными договорами в собственном смысле, вряд ли может вызвать возражения <1>. Речь идет о том, что именно протоколы о присоединении выступают договорной формой <2>, с помощью которой, во-первых, связываются субъекты торговых правоотношений в рамках многосторонней системы: сама ВТО, ее действующие члены, которые уже существуют на момент присоединения данного участника к учредительному акту организации, а также новый член; во-вторых, закрепляются обязательства вступающего члена по отношению ко всем остальным участникам многосторонней системы и соответствующие права всех сторон на базе пакета соглашений ВТО; в-третьих, опосредствуется взаимодействие международного права (права ВТО) и внутригосударственного права государства-члена в рамках его вступления в ВТО.

В российской литературе последних десятилетий встречаются и несколько "аморфные", размытые представления о праве ВТО. Так, в одном из ранних исследований данной проблематики присутствует довольно громоздкое описание: "Правовой комплекс, лежащий в основе ВТО, определяет те правовые условия, на основе которых должна осуществляться мировая торговля товарами и услугами. Правительства стран - участниц ВТО, взяв на себя жесткие обязательства, одновременно создают для своих экспортеров и импортеров, предпринимателей и потребителей более открытые, универсальные (с точки зрения охвата ими многих стран) и предсказуемые правила поведения. Этот правовой комплекс по организующему значению для регулирования мировой торговли сравним с международно-правовым регулированием политических межгосударственных отношений в рамках ООН, а по воздействию на мирохозяйственные отношения не имеет аналогов в мире. Принципы и нормы, содержащиеся в нем, представляют собой в совокупности правовую систему регулирования межгосударственных отношений в области торговли с высокой степенью обязательности, включая возможность применения санкций за нарушения норм" <1>.

В современных российских публикациях на затронутую тему перенесение акцентов с одного элемента, составляющего право ВТО, на другой имеет иногда ключевое значение для окончательных выводов. Так, признание того, что "право ВТО включает в себя весь пакет договоренностей Уругвайского раунда многосторонних торговых переговоров, текст ГАТТ 1947 г., а также практику разрешения споров ГАТТ/ВТО, которая играет основополагающую роль в его формировании и развитии (выделено нами. - Л.А.)" <1>, повлекло за собой отход от традиционного взгляда на данное явление как совокупность международных договоров: по мнению автора цитируемого фрагмента, за счет последнего из названных элементов складывается специфичность права ВТО по отношению к "общему" международному праву.

Противоположностью приведенного выступает квалификация права ВТО не просто в качестве неотъемлемой части международного права, но даже более того - в виде признания его отраслевого статуса в рамках системы международного права. О праве ВТО именно как об "отрасли международного права" говорят западногерманский автор Д. Флек и др.: "Так же, как и международное право охраны окружающей среды или права человека, право ВТО есть именно отрасль международного права" <1>. Есть и другие примеры мнений иностранных специалистов, отнюдь не сомневающихся в природе права ВТО как части системы международного права. П. Ван ден Бош и В. Здук указывают, что право ВТО - это "комплекс, образуемый из норм, регулирующих торговлю товарами, услугами и охрану интеллектуальной собственности" <2>. Но юридические нормы, регулирующие торговые отношения между государствами, являются, по их мнению, частью международного экономического права. Международное же экономическое право составляет очень широкую область международного права <3>. Помимо доктринальных воззрений на природу и место права ВТО в рамках системы международного права, можно сослаться на примеры аналогичных трактовок, взятые из правоприменительной практики. В частности, в деле "США - креветки" (1998) апелляционный орган обратился к преамбуле Соглашения о ВТО как существенной части международного договора, содержащей ответ на вопрос о целях соглашения, надлежащее установление которых было чрезвычайно важно для процесса толкования права ВТО и конечного разрешения спора <4>.

В то же время в современных условиях усиливающейся "сегрегации" права ВТО по отношению к международному праву оно подвергается осмыслению с позиций новейших тенденций современного международного права - "борьбы и единства двух противоположностей": фрагментации и интеграции. Для многих особая "идентичность" права ВТО связывается прежде всего с новой системой разрешения споров, возникшей в рамках организации на основе ДРС <1>. Учреждение новых институционных инструментов - ОРС и апелляционного органа в дополнение к уже имевшимся третейским группам имело основной целью укрепление непосредственно применимых (материально-правовых) норм соглашений, установленных в основах ВТО. Оно должно осуществляться благодаря толкованию ОРС (третейскими группами и апелляционным органом) правил охваченных соглашений и реализации ими, таким образом, правотворческих функций. Существом права ВТО тем самым выступает "процессуальное правотворчество" <2>. Несмотря на наличие определенной правоты в этом плане, т.е. в том, что касается роли ОРС в формировании права ВТО, категоричное утверждение "процессуального" характера права ВТО, думается, является ошибочным. Так, хотя с созданием механизма разрешения споров в ВТО заметно активизировались правотворческие процессы указанного порядка, даже американские политики и практики не испытывают энтузиазма при оценке подъема нормотворчества в рамках ВТО по формированию права ВТО. В частности, сенатор М. Баукус констатировал, что "третейские группы ВТО создают нормы, которые Конгресс США никогда не обсуждал, не одобрял и, как можно подозревать, одобрять не будет" <3>.

Созданная в ВТО система разрешения споров, в весьма существенной, как представляется, мере обусловившая расширение представлений о входящих в корпус права ВТО составных частей, породила, в свою очередь, и ряд заблуждений относительно соответствующих квалификаций в других важных вопросах, характерных для международного права. Это касается, например, права ответственности. В этой части отдельные авторы неосновательно отождествляют меры ответственности и способы разрешения споров. Так, Я.С. Чуприна и Н.А. Назаренко пишут: "Правила ВТО предусматривают меры ответственности за нарушение норм Соглашения ВТО. В рамках норм права ВТО применяется следующий подход: в случае нарушения членом Соглашения ВТО пострадавший от такого нарушения член ВТО может задействовать механизм разрешения споров ВТО, позволяющий оперативно урегулировать торговые разногласия" <1>. Основными элементами данного механизма являются группы арбитров, постоянно действующий апелляционный орган и ОРС. Группы арбитров и апелляционный орган готовят доклады, содержащие рекомендации спорящим сторонам. Эти рекомендации приобретают обязательную силу при их одобрении ОРС, которое происходит автоматически: при отсутствии поддержанного всеми членами Органа возражения (т.е. при так называемом негативном консенсусе) <2>. В данном случае, как видно, авторы за институт ответственности принимают установленную в ВТО систему средств и процедуры рассмотрения споров.

В связи с изложенным закономерно возникает необходимость задуматься о роли ОРС ВТО в процессах нормотворчества и, значит, ответить на вопрос, входят ли его решения в состав права ВТО? Как уже было показано выше, в современной литературе нередко можно встретить утверждения относительно того, что право ВТО или включает в себя практику ОРС <1> в целом, или состоит из "решений, родившихся на основе разборов споров и конфликтных ситуаций, которые интерпретируют те или иные положения документов ВТО" <2>. В последующем стали появляться, хоть и в очень осторожной форме, более конкретизированные позиции. Так, А.С. Смбатян, обращаясь к общей проблеме юридической квалификации решений органов международного правосудия (ОМП), наряду с другими иллюстрациями оперирует и решениями ОРС ВТО для целей доказательства существования дифференцированных ОМП и среди них "решений прецедентного характера" <3>. Исходя из этого, можно заключить, что взгляд автора на право ВТО должен быть mutatis mutandis скорректирован в этом направлении. Подтверждением служит следующее размышление по поводу "нормативного значения практики разрешения споров ГАТТ/ВТО": "Значение правовых позиций третейских групп ГАТТ и ОРС ВТО в последующей практике разрешения споров столь велико, что они de facto рассматриваются в качестве источника права ВТО. Каждый вывод по существу рассматриваемых дел в той или иной степени обоснован ссылками на правовые позиции, ранее сформулированные третейскими группами и особенно апелляционным органом по другим делам. Аргументация сторон процесса также в значительной степени опирается на предыдущие доклады третейских групп и апелляционного органа... Практика разрешения международных споров настоятельно свидетельствует, что как спорящие стороны, так и третейские группы и апелляционный орган придают ранее сформулированным правовым позициям нормативную значимость" <4>.

Действительно, включение в состав права ВТО решений ОРС (прежде всего докладов третейских групп и апелляционного органа) оправдывается его квалификацией в качестве "автономного" (специального) договорного режима, поскольку "право соответствующего объединения" создается в процессе не только нормотворчества, но и правоприменения. Без учета содержания норм пакета соглашений ВТО, установленного в результате толкования ОРС, невозможно достоверно и в полном объеме определить международно-правовые обязательства государств-членов <1>.

Пожалуй, не менее спорным элементом, включаемым иногда доктриной в состав права ВТО, являются решения и акты органов ВТО (помимо органов разрешения споров, которые также далеко не всеми квалифицируются в качестве составных элементов права ВТО <1>). По мнению П. Мавроидиса, Соглашение о ВТО допускает возможность создания органами ВТО так называемого "производного права" как дополнительного источника права ВТО. При этом некоторые исследователи используют термин "производное право" для оправдания юридического значения принятых консенсусом решений договаривающимися сторонами ГАТТ <2>. Однако имеет место и отрицание отдельными специалистами (Д. Карро и П. Жюйаром) наличия "производного права" <3> при исследовании характерных черт ВТО. Правда, квалификация этого как одного из недостатков ВТО делает мнение этих авторов позитивным в отношении приведенного тезиса - они основывают на этом положение о том, что международные организации правомочны принимать "односторонние обязательные акты не только внутреннего действия" <4>. В связи с затронутым вопросом высказывается и точка зрения, согласно которой решения органов ВТО следует считать "вспомогательными, неосновными источниками международного права, но влияющими на его фрагментацию", причем "решения органов этой организации, которые дают официальное толкование нормам ВТО, являются источниками права, а потому создают права и обязанности для членов ВТО и обязательны к исполнению" <5>. С учетом того что Соглашение ВТО expressis verbis предусматривает учреждение различных органов организации и наделяет их правомочиями по созданию норм (ст. IV Марракешского соглашения), логичным выглядит заключение о вхождении в "элементный" состав права ВТО актов (решений) органов ВТО. Однако здесь следует сделать оговорку, что речь должна идти не обо всех решениях, но лишь о таких, которые формируют новое содержание правоположений, уточняя или конкретизируя действующие нормы охваченных соглашений <6>. Например, согласно ст. ст. 64.2 и 64.3 ТРИПС жалобы, связанные с отсутствием нарушения обязательств, равно как и жалобы, обусловленные обстоятельствами (situation), в течение пяти лет после вступления в силу Марракешского соглашения не применялись в отношении споров, вытекающих из ТРИПС. После окончания моратория и неоднократного его продления 19 декабря 2011 г. посредством Женевской министерской декларации члены ВТО достигли договоренности не инициировать указанные типы жалоб по ТРИПС и не продолжать рассмотрение их содержания и форм. Налицо изменение норм ТРИПС <7> рассматриваемым способом.

Все вышесказанное в совокупности позволяет не только идентифицировать сущность и состав права ВТО, но и заключить, что оно - неотъемлемая часть международного права. Предположение об отделении права ВТО от системы международного права сделает право ВТО не подлежащим соотнесению с национальным правом, например Российской Федерации, по той же самой парадигме, как это происходит обычно, когда речь идет о международных договорах, заключенных в рамках "классических" международных организаций, или иных межгосударственных соглашениях. Так называемые автономные соглашения, если они не являются международными договорами в смысле международного права, не подпадают под действие норм ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Данные положения Конституции, как известно, говорят об общепризнанных принципах и нормах международного права и международных договорах Российской Федерации, являющихся составной частью российской правовой системы, но не о других актах или инструментах системы международного права. Если же учесть, что последовавшее со времени принятия Конституции РФ правоприменение, законодательная практика и доктрина свели трактовку данного конституционного положения к тому, что составной частью правовой системы России стали считаться только ратифицированные договоры Российской Федерации <1>, то станет понятным, насколько усложняется задача определения взаимоотношений между системой внутригосударственного права Российской Федерации и системой международного права исходя из отмеченных особенностей конфигурации права ВТО.

В числе теоретических и практических проблем соотношения права ВТО и российской правовой системы в настоящих условиях выступает вопрос определения технологии обеспечения соответствия российского национального права праву ВТО. Как указывают специалисты, в мировой практике определились три пути сближения национального законодательства с правовыми нормами ВТО: 1) бразильский - перевод соглашений ВТО на государственный язык и публикация их в качестве национальных законов; 2) японский - признание прямого действия норм соглашений ВТО и их приоритета в случае коллизии с национальным законодательством; 3) российский <1>. В соответствии с имеющимися в литературе утверждениями, российский путь состоит в том, что законодатель предпочел отсылке или рецепции прямую (дословную) инкорпорацию положений, содержащихся в нормах соглашений ВТО <2>.