XX век отмечен развитием идей эпохи Просвещения: социализма, либерализма, национализма. Зародившись под влиянием определенных общественно‑политических сил, все эти идеологии в новом столетии претерпевают определенные трансформации. Национализм как политическая и гражданская идеология отныне подвергается существенному пересмотру; некоторые версии этого явления создаются заново. Национализм – явление многогранное и неоднозначное, поэтому сказать с полной уверенностью, к какому слою национализма принадлежит та или иная персона, чрезвычайно непросто. В данной статье мы попытаемся проанализировать то, к какому виду национализма – восточному или западному – принадлежат взгляды Николая Рериха.
Истоки национализма в его гражданской трактовке зарождаются у Н. К. Рериха, по‑видимому, на базе его увлечения историей и смежными дисциплинами, и на протяжении всей жизни исследователь так или иначе возвращается к исторической трактовке националистических тенденций. По его мнению, чтобы понять особенности расселения и, следовательно, менталитета народов, «проведите линию от южнорусских степей и от Северного Кавказа через степные области на Семипалатинск, Алтай, Монголию и оттуда поверните ее к югу, чтобы не ошибиться в главной артерии движения народов»[1]. Риторике Н. К. Рериха присуща определенная мифологизация древних народов, которые возможно, способствовали становлению их собратьев как этноса в других, отдаленных, частях света: «В пределах Алтая можно также слышать очень значительные легенды, связанные с какими‑то неясными воспоминаниями о давно прошедших здесь племенах. Среди этих непонятных племен упоминается одно под именем курумчинские кузнецы… Когда вы слышите об этих кузнецах, вы невольно вспоминаете о сказочных Нибелунгах, занесенных далеко на запад»[2] – при этом подчеркивается то, что прародина их предков – Восток, откуда потомки упомянутых общих предков по неизвестным причинам попадают на Запад, но никак не наоборот.
Восточное пересекается у Н. К Рериха с западным, преимущественно славянским: «Район Монголии и Центральной Гоби ожидает исследователей и археологов…каменные бабы, совершенно того же характера, как каменные бабы южнорусских степей»[3]; это касается некоторых обрядов: «На восходе солнца старший лама видел, как по вершинам гор загорелись гирлянды огоньков…вокруг главной ступы пошли танцы. Сущий русский хоровод. И песни тоже словно русские»[4]. Упоминается сходство культурных и религиозных особенностей: «Славный монастырь Санга Челлинг… Вот они, мои милые новгородские и ярославские дверки… Вот те же согбенные спины богомольцев, преданных вере»[5]. Иногда исследователь, обращаясь к географическим или культурным характеристикам, находит общее не только со славянским, но и западным в современном для него смысле слова: «Кто положил начало кашмирских каналов?…У ровного берега пошли бечевою. И желтые плесы напомнили Волгу или Миссисипи»[6]; или с западным, но тем, что было известно прежде: «Какой замечательный сюжет для театра: “продавцы ветров”. С тем же обычаем можно встретиться, знакомясь с обычаями Древней Греции»[7]. Еще один сюжет, который связывает восточное с западным – язык[8], а именно используемая людьми лексика: «”Сундук”, “караул”, “самовар”, “чай”… и много других слов странно и четко звучат в кашмирской речи. И плетеные лапти напоминают о других, северных путях»[9]. Вероятно, автор имеет в виду общность языкового происхождения европейцев и азиатов.
Едва ли у Рериха восточное возможно без западного – и наоборот, причем сравнению подвергаются примитивные народы Востока и Запада: «В 1921 году, когда я знакомился с индейскими пуэбло Новой Мексики и Аризоны, у меня неоднократно вырывались восклицания: ”Но ведь это же настоящие монголы”. По строению лиц, по некоторым подробностям одеяния, наконец, по посадке на коне и по характеру некоторых песен, все относило мое воображение за берега океана. Теперь же, когда мы изучали монголов внешней и внутренней Монголии, я невольно вспомнил об индейских пуэбло. Что‑то несказуемое, основное, помимо всяких внешних теорий, связывает эти народы»[10]. Коренное азиатское население вынуждено было мигрировать в более благоприятные для проживания регионы, и их внешние черты прослеживаются в современных европейцах: «…Откуда, куда и как двигались гонимые ледниками и суровыми моренами прародители готов? Нет ли в застывшем обиходе северян‑тибетцев древних черт их ушедших собратий? Удивительно… тот, черный и мрачный, с орлиным носом, разве он не палач Филиппа Второго?»[11].
Восточный национализм Н. К. Рериха неоднороден: «От Кучар к Карашару мы уже не расстаемся с буддийскими древностями…В этих горах уже находятся и постоянные и кочевые монастыри калмыков. Карашарские, олётские, хошктские наездники сменяют сартские мусульманские города»[12]. Географический, геополитический фактор не может быть исключен из понимания того, как мог складываться национализм применительно к Азии: «Идут встречные караваны. Всякие народы – ларды, балтистанцы [здесь и далее курсив оригинала – А. Д.], ладакцы, асторцы, яркендцы. Языки совершенно различны. Точно переселение народов»[13]. Вероятно, некий азиатский этнос сыграл негативную роль в формировании культурного наследия своих соседей: «Нагар – место древнее. Несколько старинных храмов. Когда‑то здесь были, по словам китайских путешественников, буддийские вихары. Теперь и следа не осталось»[14]
Н. К. Рерих говорит о существовавшем запрете на восточный национализм и о том, как и кем он был преодолен: «Было время, когда по неведению и неразумию считалось неуместным называть себя азиатами. Но затем трудами многих просвещенных людей этот нелепый предрассудок сгладился»[15]. Однако в целом неясно, как политически неразвитые периферии будут интегрироваться в тело государства. Кроме того, в нарративах Н. К. Рериха представлены сюжеты, связанные с описанием восточного империализма: «Тибет присваивал себе духовное преимущество над своими соседями. Тибетцы смотрят свысока на сиккимцев, ладакцев, калмыков и называют монголов как бы своими обязанными подданными»[16]. Вслед за этим исследователь говорит про попытки периферийных (варварских) народов отделиться от империи: «[Якуб‑Бек – А. Д.] полвека назад пытался освободить Туркестан от китайского владычества, но не сумел выбрать себе союзников»[17]. Существуют азиатские территории, которые в определенном смысле можно назвать европейскими: «Образуется новый Афганистан, возникает новый Китай, осознаёт себя Монголия, примет великое служение Тибет. Ничто не останавливается»[18] – в понимании заимствования этими территориями достижений и образцов европейской цивилизации.
Возможно, еще не все азиатские народы определились с осознанием себя (не)азиатами/европейцами: «Монголы и буряты хотят видеть разные страны, хотят быть и в Германии и во Франции. Любят Америку и Германию»[19]. Индия – территория, где соприкасаются разные европейские народы, однако коренные этносы могут затеряться или вовсе исчезнуть: «В Коломбо встречает швейцарский консул. Полицейский‑ирландец. Француз‑торговец. Грек с непристойными картинками. Голландцы‑чаевики, итальянец‑шофер. Где же, однако, сингалезы? Неужели все переехали в театры Европы?»[20]. И, тем не менее, тенденцию разобщенности, инаковости не только восточных и западных людей, но и самих азиатов необходимо преодолевать: «Так на красном ковре восемь мусульман, непрошено и нежданно, до полуночи славословят Христа и мироздание…Одно сознание!»[21]; «Одно и то же место имело и китайское, и монгольское, и тибетское имя, звучавшее совершенно особенно»[22].
Рериха‑художника не оставляет идея заимствования восточного западной культурной традицией: «…племена северного Тибета хоры странным образом напоминают некоторые европейские типы. Ничего в них нет ни китайского, ни монгольского, ни индусского. Перед вами в искаженном виде проходят лики с портретов старофранцузских, нидерландских, испанских художников»[23]. В этом смысле воображение исследователя, находящегося на Востоке, сосредоточено в большей степени на западном. Он как будто специально пытается найти общее, смешивая в воображении попадающие в поле зрения элементы азиатской культуры.
Рерих‑археолог указывает на культуру древневосточных народов, составивших некий фундамент современной восточной культуры. По его мнению, раскрыв эти тайны, тайны древности, человечество может выйти на принципиально новую ступень развития: «Лишь совсем недавно в области Карачи и Лагора были найдены остатки древних городов от 5000 до 6000 лет, показывающие на высокую древнейшую культуру суммарийских или эламских. Много цилиндров с надписями, напоминающими вавилонские, найдены в этих развалинах, и, когда их удастся прочесть, они, вероятно, дадут новую страницу человеческой жизни»[24].
Религия как элемент культуры, по‑видимому, является не просто культур грегерским маркером идентичности азиатов и европейцев, но и фактором, помогающим определить национальную идентичность народа: «Казалось бы, что общего имеет старый буддизм с ранним христианством? Но уже Ориген, один из самых ранних писателей христианских, упоминает буддистов Британии. Конечно, проповедники царя Ашоки могли проникать даже к далеким британским островам. Культ змия Шотландии имеет аналогии с культом китайского дракона и со змием Индии»[25].
Восток не закрыт для Запада. Также верно и обратное: «Вместо мелких ссор отрицания история напоминает нам о поистине международных связях. Указывается как на исторический факт, что монгольский богдохан был спасен от болезни “явлением Николая”»[26]. Проблема, однако, заключается в другом, а именно в равнодушии людей, забывающих свою историю: «Мирные медлительные тюрки, совершенно забывшие о своем участии в шествиях Чингиса и Тамерлана»[27].
Едва ли Н. К. Рерих задумывается про так называемый «удаленный национализм»[28]: не у всех азиатских людей (хронологические рамки дневниковых записей Рериха ограничиваются приблизительно 1900–1930 годами) есть возможность оставлять территорию проживания и, переехав, влиять на политическую ситуацию своей родной страны, поскольку некоторые этносы до сих пор находятся на низшей ступени развития; не у всех развита даже письменность, не говоря уже об осознании себя частью данного этноса. В подобной ситуации «удаленными националистами» могут считаться, безусловно, образованные индусы – дети представителей высших каст, имевшие возможность учиться за рубежом (главным образом, в Великобритании) и влиять на процессы деколонизации Индии. Можно ли назвать самого Рериха «удаленным» националистом? Однозначного ответа на этот вопрос нет: с точки зрения влияния Н. К. Рериха на политическую ситуацию у себя на родине, в СССР, едва ли можно утверждать, что его авторитет был бесспорен[29]. Вероятно, Н. К. Рерих мог влиять лишь на культурную ситуацию в стране, при этом преимущественно опосредованно – через своих представителей в рериховских сообществах, не всегда существовавших официально.
Представляется, что национализм, по мнению Н. К. Рериха, должен быть именно гражданским, исходящим от самого народа, а не политическим, отражающим настроения правящих элит. На основании письменного творчества мыслителя сложно сделать прогноз относительно того, какие трансформации претерпит национализм в том понимании; в каком его описывает автор.
[1] Рерих Н. К. Алтай‑Гималаи: дневники, статьи. М., 2010. С.60.
[2] Рерих Н. К. Указ. соч. С. 53.
[3] Там же. С. 60.
[4] Там же. С. 197.
[5] Там же. С. 101.
[6] Там же. С. 215.
[7] Там же. С. 16.
[8] /\аркина А. В. Национальное в литературном творчестве Николая Рериха // Российский журнал исследований национализма. № 2. 2012. С. 90.
[9] Рерих Н. К. Указ. соч. С. 217.
[10] Рерих Н. К. Указ. соч. С. 63.
[11] Там же. С. 497.
[12] Там же. С. 49.
[13] Там же. С. 240.
[14] Там же. С. 575.
[15] Рерих Н. К. Указ. соч. С. 85.
[16] Там же. С. 362.
[17] Там же. С. 374.
[18] Там же. С. 466.
[19] Там же. С. 148.
[20] Там же. С. 218.
[21] Рерих Н. К. Указ. соч. С. 65.
[22] Там же. С. 82.
[23] Там же. С. 100.
[24] Там же. С. 100–101.
[25] Там же. С. 181.
[26] Рерих Н. К. Указ. соч. С. 286.
[27] Андерсен Б. Западный национализм и восточный национализм: есть ли между ними разница? URL: http://www.archipelag.ru/authors/anderson/?library=1462 (дата обращения – 12.02.2015)
[28] Даркина А. В. Указ. соч. С. 85.
[29] Там же.
|