В последнее время некоторые публицисты, не отличающиеся симпатиями к западной общественной модели, стали с плохо скрываемым злорадством предрекать, что кризис глобальной капиталистической системы неизбежно заставит Запад отойти от базовых принципов либеральной плюралистической демократии. Запад вынужден будет двигаться в направлении ограничения свободы политической деятельности и выражения различных взглядов, в направлении расширения идеологического и политического контроля государства над обществом.

Создается впечатление, что целью поскорее подтвердить эти прогнозы задались «страны‑неофиты», лишь недавно вставшие на путь парламентской демократии и интеграции в евроатлантическую общность. Правящие круги ряда бывших сателлитов и союзных республик СССР (например, Польша, Венгрия, государства Балтии) спешат принять законы, запрещающие деятельность организаций «коммунистического толка», пропаганду «коммунистической идеологии», демонстрацию «коммунистической символики». Законы, вводящие тюремные сроки за «отрицание или оправдание преступлений коммунистических режимов». И объясняют это необходимостью сопротивления имперской политике путинского режима, воспринимаемого многими в качестве продолжателя «дела Сталина».

Сторонники подобных мер прямо ссылаются на примеры некоторых западноевропейских стран, в которых сажают за отрицание или оправдание нацистских преступлений, за нацистскую пропаганду и символику. Что ж, принцип идеологического плюрализма предполагает право каждого высказывать любые мнения, в том числе и отождествлять коммунистическую идеологию с нацистской, а гитлеровский режим со сталинским. В частном порядке. Но попытки сделать эту точку зрения общеобязательной и подкрепить ее государственными репрессивными санкциями – тот же тоталитаризм. Потому что существует (более того – весьма распространена) и другая точка зрения. Заключающаяся в том, что при всем внешнем сходстве эти две идеологии в основе своей противоположны. Нацистская идеология считает насилие, подавление, агрессию, жестокость естественной извечной основой человеческой природы. Она считает также естественным неравенство, разделение общества на тех, кто призван повелевать, и тех, кто предназначен только повиноваться. Коммунистическая идеология, вопреки практике так называемых коммунистических режимов, обещает преодоление угнетения и вражды, свободное развитие каждой личности в обществе без неравенства и принуждения. Она выражает извечную мечту людей о справедливом, гуманном, «добром» обществе.

Это не оправдывает преступлений, совершенных в мире коммунистическими режимами. Я считаю, что по своей несправедливости, бесчеловечности и массовости преступления сталинского режима сопоставимы с преступлениями режима гитлеровского. Я также считаю, что советский режим все годы своего существования стремился к принудительному единомыслию, к насильственному подавлению несогласия, к подчинению всех проявлений общественной жизни государству, а потому может быть охарактеризован как тоталитарный. Равно как и установленные под его влиянием режимы Восточной Европы.

Но в высшей степени некорректно не учитывать, что выход из тоталитаризма Германии и выход из тоталитаризма СССР и его сателлитов произошли при совершенно несопоставимых исторических обстоятельствах. Германия подверглась военному разгрому, и условия выхода из тоталитаризма ей продиктовали победители. Продиктовали тогда, когда еще дымились развалины сожженных гитлеровцами белорусских деревень, когда еще не остыли горы человеческого пепла в Освенциме.

Советский же режим, хоть и поспособствовавший развязыванию Гитлером мировой бойни, но затем возложивший на свой народ основную тяжесть борьбы с фашизмом, завоевал себе право на продление своего существования, а вместе с этим правом и исторический шанс на «исправление». И этим шансом он хотя бы частично воспользовался. Да, «сталинизм с человеческим лицом» Хрущева и Брежнева не был демократией. Но репрессии в послесталинском СССР и в восточноевропейских странах по масштабам и жестокости не идут ни в какое сравнение со сталинскими репрессиям ЗОх годов.

Почти все «коммунистические» режимы отдали власть сравнительно мирно. Во всем цивилизованном мире давно не принято подвергать политической и идеологической дискриминации сторонников диктатур, ушедших без кровопролития. Речь, разумеется, не идет об ответственности конкретных лиц за конкретные преступления. Жаль, что ответственности избежал Пиночет. Жаль, что от ответственности ушли сталинские палачи. Но они уже ушли, и этого не переиграть. В конце концов все имеет срок давности. Если не юридически, то по жизни.

Вернемся к коммунистической идеологии. Конечно, возможна и ее тоталитарная интерпретация. И в числе тех, кто называет себя коммунистами, есть сторонники системы, при которой государство (или «руководящая и направляющая» партия) решает, каким гражданам жить, а каких истребить и что они должны читать, писать, говорить и думать. Я, правда, не вижу, чем такие взгляды более людоедские, чем взгляды тех, кто считает, что олигархи – «локомотивы истории» и что чем больше они грабят, тем больше процветают ограбленные. Я не вижу, чем эти взгляды подлее взглядов людей, считающих, что настоящей демократии вообще быть не может, все всегда решают элиты, просто нужно создать у «черни» иллюзию, что она на что‑то влияет.

Демократическое плюралистическое общество состоит не только из поклонников демократии и плюрализма. Открытое общество открыто в том числе и для своих противников. Если оно отказывает им в правах, оно автоматически перестает быть открытым. Сторонники «непарламентского» государственного устройства, если они не прибегают к насилию, имеют такое же право, как и все остальные, выносить свои «проекты» на суд общества, на суд избирателей. И если открытое плюралистическое общество здорово, оно в состоянии победить их в честном споре. Если же оно тяжело больно, ему не помогут никакие запреты.

Некоторые наши «демократы» (в том числе лидеры партии «Яблоко») оправдывают такие запретительно‑репрессивные меры необходимостью перевоспитания граждан, сознание которых искалечено десятилетиями тоталитаризма. Если уж они хотят таким образом подрубить корни тоталитарного сознания, брали бы глубже: предложили бы карать за отрицание или оправдание преступлений Ивана Грозного. Ведь именно тогда, то есть до всякого Сталина, в России обесценились человеческая жизнь и человеческое достоинство. А наказания применять из арсенала XVI века. Ну, не самые жестокие – мы все‑таки не опричники, – а, например, заточение в монастырь. С запретом встречаться с кем‑либо, разговаривать, писать и думать. И с предписанием «лишь в молчании сидети и каятись в своем безумии и еретичестве», к чему был приговорен при Василии III тогдашний «несогласный» Максим Грек.

Кстати, наследники правивших компартий уже в посткоммунистический период перебывали у власти в тех же Польше, Венгрии, Литве, Молдавии, в Болгарии. Можно спорить, в какой степени их идеология может считаться коммунистической, но только тоталитаризм они нигде не восстановили и даже не пытались. Да это и невозможно, как невозможно было во Франции XIX века восстановить феодально‑абсолютистскую монархию Людовика XVI. Даже вернувшиеся на 15 лет Бурбоны сохранили конституцию и парламент.

Так что на самом деле мы видим откровенную попытку недостойного сведения политических счетов и ограничения политической конкуренции с целью вытеснения оппонентов на обочину общественной жизни. Мы видим попытку ограничить право граждан давать собственные оценки историческому прошлому и выражать свои взгляды в том числе в форме символов и названий. И исходят эти попытки от сил, имеющих собственную вполне определенную идеологическую окраску. В отличие от респектабельного западноевропейского консерватизма, давно отученного хвататься за дубинку идеологических запретов, правый консерватизм «молодых восточноевропейских демократий» дикий, агрессивный и непуганый. Подобно российским «охранителям» из Госсовета, давшим изумительное по своей откровенности заключение на решение правительства Александра II изъять дела о печати из ведения только что дарованного им суда присяжных: «Предоставить людям с улицы судить о преступности или непреступности учений – значит оставить государство и общество без всякой защиты».

В 2008 году при открытии Национальной ассамблеи Российской Федерации представители ряда либеральных, националистических и коммунистических движений подписали Хартию, в которой, в частности, говорилось: «Мы не считаем для себя возможным использовать насилие или угрозу насилия, ограничение свободы слова и собраний как инструменты борьбы с оппонентами по вопросам политики, экономики, культуры или религии». Многие «демократические» публицисты тогда буквально кричали: «Не верьте красным! Они подписывают такие обязательства только для того, чтобы проехаться на полезных либеральных идиотах!» Сегодня у либералов, участвовавших в подписании Хартии, есть великолепная возможность показать, что они подписали ее из своих внутренних убеждений, а не для того, чтобы использовать и кинуть «полезных коммунистических идиотов».

17 июня 2010 г.