Переходим к следующей позиции: «мужество, стойкость в отстаивании своих, продиктованных совестью и убеждением позиций ».

С одной стороны, факты стойкости убеждений действительно имеют место. Лихачев пишет: «Основной принцип интеллигентности, – интеллектуальная свобода – свобода как нравственная категория… Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьезным причинам нравственного порядка. Если он меняет убеждения по соображениям выгодности, – это высшая безнравственность. Совесть не только ангел‑хранитель человеческой чести, – это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни, особенно современной…»

Н. Бердяев, «Русская идея» (3, гл.I): «Интеллигенция была идеалистическим классом, классом людей, целиком увлеченных идеями и готовых во имя своих идей на тюрьму, каторгу и на казнь. Интеллигенция не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем.»

Стоп. Готовы на каторгу – это понятно, но на лишения ради своих убеждений готовы многие. А вот «не‑житие в настоящем» – уже нечто отличное, характерное именно для интеллигенции. Да, самое главное для русской интеллигенции – это приверженность неким Нравственным Идеалам. Но вот является ли стойкость в этом мужеством? Чем эта стойкость «продиктована»?

В общем виде: является ли любая стойкость мужеством? Нет, не является. Мужество – это мужской поступок. Подвиг Муция Сцеволы или трехсот спартанцев во главе с Леонидом. Стойкость же не обязательно подразумевает мужество – например, можно стойко переносить побои. Это будет мужеством в плену у врага, но не будет – в семейной жизни.

Д.С. Лихачев, «О русской интеллигенции»: «В сущности, первым интеллигентом на Руси был в конце XV – начале XVI века Максим Грек – человек итальянской и греческой образованности, до своего монашества носивший имя Михаила Триволиса и принадлежавший к ученому кругу Альда Мануция. В России он подвергался гонениям, находился в заключении и был причислен к лику преподобных только после своей смерти. Своею жизнью на Руси он прочертил как бы путь многих и многих интеллигентов.»

Обратите внимание: гонения подаются как стигматы интеллигентов, подразумевается, что гонений просто не может не быть – у всех интеллигентов просто судьба такая. Но зададимся вопросом Неуловимого Джо: а что, кому‑то надо бегать за каждым интеллигентом, чтобы его подвергать гонениям? При желании их можно было бы уничтожить как класс, оптом. Посмотрим на предмет гонений внимательнее. Кара‑Мурза в «Потерянном разуме» цитирует того же Лихачева: «В двадцатые годы, в годы “диктатуры пролетариата”, роль и значение интеллигенции всячески принижались. В лучшем случае ее представители могли считаться попутчиками, в худшем – врагами… Год от года в стране падал уровень культуры. Самые маленькие ставки – у работников культуры». Действительно, «умиляет сам диапазон обид – от клейма “враг народа” до низкой ставки оклада». Причем, сами понимаете, в те времена ярлычок «враг народа» не был просто безобидной дразнилкой, а подразумевал известные последствия.

В этом и суть: интеллигенция жаждет гонений . Конечно, интеллигентам не хочется умирать или страдать, как и всем нормальным людям, но при этом они хотят, чтобы на них обращали внимание . Очень напоминает старый анекдот про то, как некто альтернативной половой ориентации жаждет стать футболистом: мол, так приходится скрывать свои устремления (анекдот времен СССР, когда за гомосексуализм была статья в УК), а тут я выбегу с мячом, всех обведу, а потом специально промажу по воротам; тут весь стадион в едином порыве закричит: «Пидор!!!», и мне будет приятно.

Такой вот мазохистский комплекс.

Конечно, он проявляется в современном обществе не столько физически, сколько ментально/психологически: интеллигентам свойственно желание «страдать за грехи всего мира», эдакое мессианство (которое, помимо страдания, подразумевает приписывание себе права говорить «как надо», не особо утруждая себя обоснованиями). Нередко привычка заниматься покаянием за народ (который об этом не просил) принимает довольно причудливые формы. Интересное наблюдение от К. Крылова:

«Существует множество поводов, по которым русским людям надо стыдиться себя. Стыдно за культуру, стыдно за политику, стыдно за погоду, стыдно, наконец, за язык. Да, еще и глумиться надо при этом – над собой, над культурой, и так далее по списку. Стыд да глум, стыд да глум.

Интересно, однако, иной раз посмотреть, как работает машинка самокозления:

Вот, например, один деятель нашел новый повод стыдиться русского языка:

“Сейчас, так сказать, по супружескому долгу, залез на сайт Свадьба.Ру.

Там есть забавный раздел – называется памятка молодоженам. В нем есть подраздел – ваши новые родственники.

Среди обычных золовок, невесток, тещей и проч. нашел много всего занимательного:

Только вслушайтесь:

Братанна – дочь брата, племянница по брату

Дедина, дедка – тетка по дяде

Дочь – лицо женского пола по отношению к своим родителям. (не в тему, но определение какое – каков бюрократический дактиль, а?)

Дщерша – племянница по тетке.

Сестренич, сестрич – сын сестры матери или отца, племянник по сестре.

Братаниха – жена двоюродного брата

Сношенница – жена деверя, жены двух братьев по отношению друг к другу, невестки ( я, может, испорчен сильно, но никогда бы не подумал, что это слово такое означает. И вообще – вы понимаете это определение. Я – нет.)

Простите, но порой мне стыдно, что я говорю на этом языке. Я отлично понимаю, что это просто изыски из фолиантов старинных, но – зачем столько слов для родственников. Ни в одном (поправьте, если не прав) языке Европы нет слов для обозначения большей части родственников, каждый из которых у нас как‑то назван. Потому что это не нужно. У нас, к сожалению, все не так…”

Тут чудесно продемонстрирована именно “работающая схема”. Человек специально выискивал “смешные слова”, причем в “смешное” попала даже “дочь” – ее, видите ли, “бюрократически определили”. (Думаю, на немецком сайте никакой уровень бюрократичности определения его не смутил бы: небось, хоботок бы задрался от восторга перед немецкой подробностью).

Дальше – включается “мне‑стыдно‑за‑то‑что‑я‑русский” в форме “говорю на этом языке”. Далее – фантазии на тему того, что “таких слов в приличных языках нету” (это фантазия, все “эти” слова были и есть, но). Очень интересная фраза – “У нас, к сожалению, все не так”. Обратите внимание на словечко “все”. У “нас” ВСЁ не так, “не по‑людски”, вот именно все, куда не плюнь.

Самое смешное, что человек понимает, что это “изыски из фолиантов” (то есть в женскую баню он со шкафа смотрел), но это уже неважно. Машинка завертелась. “Стыдно – стыдобесно – у нас все не как у всех”.»

Замечу, что заодно с мазохистским комплексом покаяния в этой цитате продемонстрирована ориентация интеллигенции на Запад – но об этом тоже поговорим позже и отдельно.

Примечание: я извиняюсь за частые отсылки «на потом», но что делать, если тема – обширнейшая, и раскрывать ее приходится постепенно, но при этом все части системно взаимосвязаны – и поэтому приходится упоминать то, что еще не расписано подробно.

Еще наблюдение – С.В. Чебанов, «Интеллигенция: ценность полионтологий и межкультурный диалог»:

«Интересно отметить очень характерную реакцию интеллигентов на лишения. Интеллигент, в связи с его безбытностью, его ориентацией на абсолютную личную свободу, потребностью в существовании механизмов, которые будут обеспечивать эти безбытность и свободу, в связи с его гуманитарной образованностью и некоторым невежеством в области естествознания и точных наук, в связи с его ориентацией на возвышенное и нежелание заниматься утилитарным, интеллигент очень интересным образом реагирует на лишения. В условиях лишений отчетливо появляется тенденция к исключению себя из социальной действительности – когда человек отказывается от того, что ему обеспечивают в нормальных условиях социальные институты. Он перестает мыться, одеваться, бриться, стричься и так далее. Возникает феномен бича – бывшего интеллигентного человека.»

К сожалению, эта особенность психики не поддается непосредственной верификации: в СССР, в отличие от эРэФии, бомжей было очень мало. Однако косвенное подтверждение имеется: как уже отмечалось выше, интеллигентская мода подразумевала именно волосатость, бородатость, мешковатость одежды, ее форма – свитер/джинсы. Не знаю, как именно обстояло дело с личной гигиеной в таком обществе, но внешность вполне похожа на бича.

Кстати, небольшой нюанс, который будет пропущен многими читателями, не заставшими СССР в сознательном возрасте. Обратите внимание: джинсы. В те времена это было не просто удобной одеждой, как сейчас. Во‑первых, это был «символ свободы», Америки (помните, как в 2005 в Белоруссии именно джинсовые ленточки использовались как символ «оранжизма»?), а во‑вторых, стоили они тогда месячную зарплату и были предметом престижа. Такая одежда была статусной. Короче говоря, комплекс барчука‑народовольца.

Но ладно, давайте вернемся к стойкости. Откуда она берется у интеллигенции? В изначальном тезисе сказано про совесть и убеждения. Совесть обсуждать смысла мало: здесь термин применен явно в смысле «действовать по совести», т.е. согласно своим убеждениям. А вот какую роль играют в психике интеллигентов убеждения и откуда они там берутся? Обратим внимание на специфику таковых убеждений.

Читал я как‑то классику – Леви‑Брюля про первобытное мышление как паралогический феномен. У интеллигенции мышление именно такое: противоречия попросту отметаются как класс, все ассоциации идут не напрямую и не по неким «векторам», индивидуальным для каждого события, а по некоему глобальному «коллективному полю». Возьмусь утверждать, что мистические представления первобытных людей и так называемый «дискурс» интеллигентов – явления одного порядка.

Цитирую: «оно [мышление] отнюдь не имеет склонности без всякого основания впадать в противоречия…, однако оно не думает о том, чтобы избежать противоречий. Чаще всего оно относится к ним с безразличием. Этим и объясняется то обстоятельство, что нам трудно проследить ход такого мышления»; «[умозаключения] не являются, подобно нашим понятиям, продуктом интеллектуальной обработки в собственном смысле слова. Они заключают в себя в качестве составных частей эмоциональные и моторные элементы, и, что особенно важно, они вместо логических отношений (включений и исключений) подразумевают более или менее четко определенные, обычно живо ощущаемые партиципации (сопричастия)».

Все поразительно коррелирует: интеллигент мыслит не причинно‑следственными категориями, и не фактами, а неким набором «принятого дискурса», который складывается в мозаики, которые рациональным рассудком попросту не понять. «Раз круглое – значит, красное».

Проиллюстрирую на известном примере лета 2005 года, когда некая бабка поселила таджика‑гастарбайтера в одной комнате с внучкой, которая и забеременела от него в 11 лет. Вот что написала по этому поводу интеллигентка Ирина Петровская в «Известиях»:

«Зрители, вернувшись с работы и включив “ящик”, садятся ужинать вместе с чадами и домочадцами, и тут вам эдакий сюрприз: соплюшка, вот‑вот собирающаяся рожать, ее не старая еще бабушка, ничуть не подавленная семейной драмой, юный папаша, почти не говорящий по‑русски, и разные дяди‑тети, с жаром обсуждающие случившееся».

Далее Петровская занудствует на тему, что не стоило все это показывать по телевизору, обсуждать такое на публике и так далее, но постепенно подходит к Самому Ужасному: «О том, что может ждать таджикского Ромео после подобной славы, и подумать страшно в связи с разгулом ксенофобии в России и безнаказанностью скинхедов, борющихся за чистоту славянской крови».

Бедный, несчастный таджикский Ромео! Несчастный юноша ни в чем не виноват, а теперь его будут не любить, бить и обижать злобные русские скинхеды, которых по непонятным интеллигенции причинам беспокоит чистота славянской крови. Но на этом журналистка не успокаивается и начинает жечь глаголом, как будто пишет сценарий для известной студии трешевого кино «Трома»:

«Бабушка Вали пустила заезжего молодца на постой, определив ему место для ночлега в одной комнате с малолетней внучкой. Видно, бабушке и в голову не пришло, что девочка созрела и что от совместного ночлега с горячим таджикским парнем могут родиться дети.»

«Она хоть и беременная, но маленькая еще девочка, не понимающая, что на нее свалилось и что ее ждет завтра. Ее‑то пошто выставлять на всеобщее обозрение и грядущее за ним порицание, осмеяние, тыканье пальцем?»

Дело даже не в утверждении, что бабушка понятия не имеет, откуда дети берутся, а девочка, будучи беременной, еще не заинтересовалась, что это у нее живот пучит. Интерес представляет именно дискурс.

Половозрелый таджик насиловал 10‑летнюю (если в 11 беременность стало заметно) и, по всей вероятности, русскую девочку Валю? Звать милицию? Отнюдь. Свершилась желанная межнациональная любовь с долгожданным мигрантом Т. Ромео. Самого Ужасного – чистоты славянской крови – удалось избежать. Так что дело милиции – следить за скинхедами, чтобы те не мешали таджикам заниматься… гм… ну, вы поняли.

Вроде бы все элементарно: бабка добровольно поселила половозрелого мужчину в место/время, когда тот имел возможность реализовать свои сексуальные потребности за счет 10‑летней девочки, что (если кому не ясно, почему, то – в газенваген) нанесли ей непоправимый физиологический и психологический вред.

Прочитав изложение фактов в таком виде, даже интеллигент направит девочку на аборт, таджика публично кастрирует и отправит его вместе с бабушкой в биореактор.

Но есть ведь дискурс! В котором, как известно, вместо логических отношений фигурируют обычно живо ощущаемые партиципации. И что мы получаем?

Таджик – значит, низзя забижать, ибо это – Русский Фашизм, а он недопустим, несмотря ни на что. Значит, никакого изнасилования и даже совращения не было, была любовь. Возраст не имеет значения, любви все возрасты покорны. И так далее…

А теперь представьте обратную ситуацию: некий скинхед преодолел естественное биологическое отвращение к межрасовому смешению и обрюхатил некую таджикскую девочку™. Представляете, какой интеллигентский хай поднимется?

Важно: интеллигент не притворяется, он действительно так мыслит.

Сходность мышления интеллигентов и первобытных людей наглядно показывает, что интеллигенты – это продукт не развития, а деградации человека .

Из сказанного следует три важных вывода.

Во‑первых, не стоит думать, что‑де интеллигенты специально действуют «против русских». Все проще: они против всех нормальных людей. Причем категорию «нормальный» здесь следует понимать и как «среднестатистический», и как «дóлжный быть». Интеллигенция выступает против ценностей традиционного общества и при этом de facto мешает прогрессу, дальнейшему развитию человечества. В дальнейшем я раскрою эти тезисы, пока же мы не рассматриваем происхождение и цели интеллигенции, но лишь феномен как таковой.

Во‑вторых, сходство мышления с первобытным приводит к тому, что властителями умов интеллигентов становятся те, кого можно назвать современными шаманами. Что характеризует «классических» шаманов? То, что они сами верят в духов, но при этом проделывают множество трюков, чтобы убедить в силе духов (а заодно и своей) своих соплеменников. Именно таково поведение рупоров либерализма и т.п. интеллигентских сентенций; не буду раскрывать тему за очевидностью.

В‑третьих, интеллигентский тип мышления можно корректно моделировать вирусной инфекцией (использованы рассуждения из работы «Монотеистический паразит», Skydger).

Вирусы (от лат. virus – яд) являются истинными внутриклеточными паразитами, не способными к жизнедеятельности вне живых клеток. Вирусы относятся к наиболее примитивным формам жизни, их размножение весьма своеобразно и очень не похоже на размножение других живых существ. Вирусы существуют в двух формах: вне‑ и внутриклеточной. Признаков жизни у внеклеточных вирионов не обнаружено. Попадая в организм, вирусы проникают в чувствительные к ним клетки и переходят из пассивной формы в активную.

Сходство, как видите, полное. Интеллигентность как комплекс мемов паразитирует на людях, мемы именно примитивны и при этом отличны от естественной для биологического вида Homo психики. Вне людей идеи интеллигентов существуют в книгах и т.п., и таким путем можно заразиться.

Кроме того – вирусы обычно приводят к болезни не у всех подряд: можно быть носителем и не болеть, в нашем случае это означает «быть хорошо знакомым с интеллигентским дискурсом, но не разделять его». Вот я же пишу эту статью – но я интеллектуал, а не интеллигент. Вирусы поражают в первую очередь именно ослабленные организмы. В самом деле – попробуйте примерить интеллигентские мемы – политкорректность, либерализм, всеобщее равенство, свободный рынок, гуманизм, – да что угодно, в конце концов, на представителя здорового, естественного социума. Что характерно – любого. Прикиньте, скажем, на Смока Белью – получилось? А на кого‑либо из героев, которых играл Клинт Иствуд? На самурая? На русского витязя? Не обязательно брать эпических героев – примерьте на русского солдата времен ВОВ: как, вышло?.. То‑то же.

Но мы опять отвлеклись. Так все же – как обстоит дело со стойкостью интеллигенции в отстаивании идеалов?

Все просто. Это – НЕ волевое решение, и тем более – не осознанное. Когда некий папуас не преступает табу – или, наоборот, следует обычаю племени «нанести ритуальные шрамы и заострить передние зубы», он не делает выбора. Так принято в этом племени – вот и вся мотивация.

Помните формулировку? «Продиктовано» – т.е. привнесено извне .

Интеллигенция – такое же племя, только прикрывающееся современностью. Поклонение духам‑идеалам, а вовсе не сила духа – вот причина стойкости.

«…в качестве причины ищется не только какой‑нибудь вид объяснений, а избранный и привилегированный вид объяснений, таких, при которых быстрее всего, чаще всего устраняется чувство чуждого, нового, неизведанного – обычнейших явлений. – Следствие: один вид установления причин перевешивает, все более концентрируется в систему и, наконец, выступает доминирующим, т.е. просто исключающим другие причины и объяснения.» – Ф. Ницше, «Сумерки идолов, или как философствуют молотом».