В новом тысячелетии российские власти обстоятельно сконцентрировались на идеологическом регулировании частной жизни граждан и их сексуальности. Необходимость государственного вторжения в приватную сферу обосновывается нарастающей угрозой в отношении институтов, являющихся носителями российских «традиционных ценностей». Такими институтами, прежде всего, заявляются «традиционная» семья и Русская православная церковь[1].

Утверждение консервативной мобилизации стало очевидным в 2012 году, после того как в своем послании Федеральному собранию президент Владимир Путин призвал поддерживать «традиционные ценности». Вскоре стало понятно, что видится главным источником угрозы «традиционным ценностям». Уже в 2013 году в законодательную лексику были введены понятия «нетрадиционных сексуальных отношений» и обозначены меры по борьбе с ними[2].

Марианна Муравьева объясняет, что традиционалистский крен явился фундаментом для формирования новой национальной идентичности, основанной на идеях отчуждения и запрета. Гендер и сексуальность становятся здесь ключевыми категориями водораздела между тем, что означивается как «традиционное» и «пророссийское» и «нетрадиционное», а следовательно, и «антироссийское» по сути. Образ Чужого конструируется посредством дискредитации негетеронормативных субъективностей и опытов, которые описываются как чуждые «традиционно гетеронормативному российскому большинству»[3].

Между тем консервативная мобилизация не является уникальным российским трендом. Откат к традиционализму, облаченный в дискурс необходимости возврата к «семейным ценностям», наблюдался во многих западных странах в 1990‑е годы, где он стал откликом на некоторые последствия процессов модернизации[4]. В то время как институт брака утрачивает свою монополию на экономическое выживание, сексуальные отношения и заботу о детях, распространяется система «гибкой» (проектной, фрилансерской) занятости, вследствие чего возрастают риски, характерные для нестабильного трудоустройства. Параллельно общим стремлением большинства государств является сокращение расходов, связанных с помощью семьям[5].

В ситуации, когда власти не могут гарантировать безопасности наиболее уязвимым социальным группам, в качестве «универсального решения» системных проблем предлагается идея возврата к однодоходной нуклеарной семье, которая была распространена в странах Западной Европы и США с 1950‑х по 1960‑е годы прошлого века. В этом контексте довольно парадоксальными выглядят попытки российских идеологов представить именно такой уклад жизни «традиционным» для России.

Аргументом за универсализацию гендерного режима «муж‑кормилец» – «жена‑домохозяйка» служит идея «природного разделения мужских и женских функций». Но такой вариант жизненного уклада не является безукоризненным. Прежде всего, иждивенческая позиция для женщин связана с риском чрезвычайной бедности в случае потери кормильца. Кроме того, современников и современниц невозможно убедить выбирать унифицированный стиль жизни на фоне существенных изменений, происходящих с институтом брака.

Согласно данным последних переписей, почти половина взрослого населения в России и Беларуси в браке не состоит[6]. Отчасти такая статистика объясняется стабильно высокими показателями разводов в нашей части света[7], ростом брачного возраста и существенной гендерной разницей в продолжительности жизни. Очевидно, что люди массово организуют свои частные жизни и за пределами нуклеарной семьи. Однако в постсоветских странах, где не возникло массовых социальных движений, таких как феминизм и ЛГБТ‑освобождение, позволивших радикально переосмыслить частную жизнь как арену политической борьбы за реализацию гражданских прав, семья в законодательной риторике и массовой культуре продолжает мыслиться равной браку.

В данной главе мне хотелось бы предложить дискуссию о парадоксальной ситуации, складывающейся в контексте консервативной мобилизации – «посредством нормативного регулирования и идеологического аппарата принуждения»[8] с целью защиты «традиционной» семьи[9] в постсоветских обществах навязываются именно те гендерные идентичности и отношения, которые в существующих экономических обстоятельствах делают гетеросексуальный брачный союз чрезвычайно хрупкой формацией.

Чтобы аргументировать свой тезис, я буду обнаруживать противоречия, укорененные в дискурсе исключительной ценности «традиционной» семьи, организованной вокруг конвенциональной сексуальной пары. Областью исследования этих противоречий для меня послужат медиатексты, рекламирующие специализированные тренинги, обещающие обучить женщин приемам поиска и удержания партнеров, а также репрезентации «традиционного» гетеронормативного партнерства на российском телевидении последних лет.

Анализируя риторику женских тренингов, рационализирующую «возврат к исконным гендерным ролям», я буду исследовать производство новых гендерных субъектов, которые объясняются сегодня как «традиционные». На примере популярного продукта современной культуры, сосредоточенной на «проблеме отношения полов», – мелодрамы Первого канала «Краткий курс счастливой жизни», – я покажу, как в медиа воображаются последствия претворения в жизнь «традиционных» гендерных ролей.

Иными словами, мой интерес здесь состоит в том, чтобы обнаружить, как в культуре изображается стандартная гетеронормативная пара и какие коды позволяют распознать людей на экране как участников той формы отношений, которая навязывается текущей идеологией. Однако, прежде чем приступить к исследованию противоречий, заложенных в дискурсе «традиционных семейных ценностей», я бы хотела чуть более подробно остановиться на тех социально‑экономических обстоятельствах, в которых он манифестируется.

[1] Марианна Муравьева. «(Ne)традиционные сексуальные отношения» как юридическая категория: историко‑правовой анализ // На перепутье: методология, теория и практика ЛГБТ и квир‑исследований / Ред. – сост. А. А. Кондаков. СПб.: Центр независимых социологических исследований, 2014. С. 68–86.

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] См., например: Sasha Roseneil, Kirk Mann. Unpalatable Choices and Inadequate Families Lone Mothers and the Underclass Debate // Ed. by Elizabeth Silva. Good Enough Mothering?: Feminist Perspectives on Lone Motherhood. Routledge, 1996. P. 191–210.

[5] См., например: Nicky Le Feuvre, Rune Fevrik, Anna Krajewska and Milka Metso. Remarking Economic Citizenship in Multycultural Europe: Women’s Movement Claims and the «Commodification of Elderly Care» / Ed. by Beatrice Halsaa, Sasha Roseneil and Sevil Sümer. Remaking Citizenship in Multicultural Europe: Women’s Movements, Gender and Diversity. Basingstoke: Palgrave, 2012. P. 70–84.

[6] Согласно данным Национального статистического комитета Республики Беларусь, приведенным в сборнике «Семья в Республике Беларусь» за 2013 год, перепись населения 2009 года показала, что в Беларуси в возрасте от 15 лет 61,7 % мужчин и 52,4 % женщин состояли в браке. Сборник доступен на сайте Национального статистического комитета Республики Беларусь: http://belstat.gov.by/homep/ru/publications/family/about.php (доступ 15.09.2013).

Всероссийская перепись населения 2010 года показала, что из 54 187 599 мужчин в возрасте от 16 лет на момент опроса 33 206 726 состояли в зарегистрированном или незарегистрированном браке. Из 65 508 841 женщины на наличие брачных отношений указали 33 257 924 человека.

Итоги Всероссийской переписи населения 2010 года доступны по адресу: http://www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/perepis_itogi1612.htm (доступ 15.09.2013).

[7] Анна Роткирх. Указ. соч. С. 107–108; По данным исследования ООН за 2011 год, в России и Беларуси самый высокий уровень разводов на планете. United Nations Statistics Division. Demographic Yearbook. Divorces and Crude Divorce Rates by Urban/Rural Residence: 2007–2011. Table 25.

[8] Елена Здравомыслова, Анна Тёмкина. Государственное конструирование гендера в советском обществе // Журнал исследований социальной политики. 2004. № 3–4. С. 299–321.

[9] Я перечисляю основные выступления ведущих адвокатов идеологии «традиционных семейных ценностей» в России в: 2012–2015 годах в Anna Shadrina. What is Threatening «Traditional Family Values» in Russia Today? // OpenDemocracy. 05.05.2015. https://www.opendemocracy.net/anna‑shadrina/what‑is‑threatening‑%E2%80%98traditional‑family‑values%E2%80%99‑in‑russia‑today. (доступ 06.04.2017).