К персоне Анатолия Петровича Быкова меня привело расследование Эдуарда Лимонова «Охота на Быкова», написанное перед арестом в 2001 году на Алтае. Писателя арестовали за организацию вооруженного сообщества, которое, по версии следствия, должно было силой оружия взять северную русскую часть Казахстана и присоединить ее к России. Но до этого Лимонов по приглашению партийцев прибыл в Красноярск, где вечером того же дня оказался в самом гнезде Быкова – в ресторане «Яхонт», в здании одноименной «гостиницы для иностранных специалистов», где помещался долгие годы офис Быкова, – за большим столом в центре зала.

Лимонов жирными мазками рисует картину, в которой описывает ощущения, созвучные тем, как если бы его пригласили в ресторан самого Аль Капоне. Действительно, алюминиевый король имел не только большой политический вес, но и славу гангстера, пахана, построившего собственную полукриминальную империю на большой крови.

«Быков был в светлом пиджаке, в белой рубашке и галстуке с красно‑желтыми квадратами. Темные брюки. Под глазами – темные круги усталости. Он не уселся за свой стол, но опять‑таки, следуя чьей‑то хорошей выучке, сел за стол совещаний, а мне указал место напротив. Слева помещался большой аквариум – черные камни и желтые плоские, крупные, как блюда, рыбы стояли в нем.

– Я много слышал о вас, Анатолий Петрович. Я внимательно слежу за вашей судьбой и хотел бы написать о вас книгу, – начал я. – Если, конечно, вы не будете возражать. Предваряя ваши вопросы, сразу скажу, что мне интересен более всего контраст между тем социальным классом, к которому вы принадлежали от рождения в простом городе Назарове, и тем местом под солнцем, которого вы добились. Вы стали сверхбогатым человеком, вас знает вся страна…

Где‑то тут он меня перебил и увел инициативу. Он сказал, что вот сегодня беседовал с коллегой – депутатом Законодательного собрания, коммунистом, и пытался получить от него ответ, почему компартия не сплотит вокруг себя все силы общества, чтобы предотвратить окончательную гибель страны. Он звучал как патриот, как я сам в свое время в 1991–1993 годах в моих статьях на страницах «Советской России», этот Быков. Но он был свежий патриот, а я давний, потому я знал, что с коммунистами объединиться невозможно.

Я сказал ему, что объединяться надо, но КПРФ не способна объединить общество, коммунисты‑зюгановцы понимают объединение как положение, при котором командуют и возглавляют они, а остальные силы безвозмездно трудятся на них.

Я сообщил ему, что написал 27 книг, и только одна из них – это портрет, это книга о Жириновском – «Лимонов против Жириновского», но Жирик мне откровенно не нравился. Вам я симпатизирую. По нескольким причинам. Ну, во‑первых, я начинал свою жизнь в рабочем поселке, в пригороде Харькова… Во‑вторых… (Я из вежливости не сказал ему, что в юности мечтал стать крупным бандитом, у нас в Салтовском поселке в пригороде Харькова была такая социальная мода – пацаны мечтали стать крупными бандюка‑ми.) Во‑вторых, я сохранил для себя… В‑третьих, сказал я, у нас в России не о ком писать, у богатых отсутствует жест, порыв. Богатые просаживают деньги в казино, пьют коньяк по 10 тысяч долларов бутылка, но где жест? Что кому хорошего сделал Березовский? О политиках тоже нечего писать. Зюганов – серый. В прошлый мой приезд в Красноярск меня повели смотреть храм, построенный вами, Анатолий Петрович…

Тут я наконец коснулся живой его души под костюмом. Достал. Он сказал, что построил пять храмов: три православных, синагогу и достраивает мечеть. Что в Америке он общался с любавичскими евреями и вот построил в Красноярске синагогу. Его все спрашивают почему, не еврей ли он… Он никак не еврей, но ему хочется, чтоб все конфессии жили в мире, и он подает пример вот такого ровного отношения ко всем религиям и нациям. Иначе Россия развалится!

Меня предупредили, что он говорит плохо. Но он говорил хорошо! Может, ему не хватало актерских модуляций, подчеркивания, ударений, но в беседе двоих было достаточно и тех, что были. Тот, кто меня предупредил, очевидно, давно его не слышал.

Время от времени пищал селектор да неслышные ярко‑желтые рыбы меняли положение в аквариуме. В первый момент встречи он сообщил, что у меня есть 20 минут, а мы сидели уже более получаса. Меня предупредили: «Вам придется говорить, а он будет молчать, слушать вас». Все происходило с точностью до наоборот. Анатолий Быков говорил, а Эдуард Лимонов пытался вставить слово. Лимонов хотел подчеркнуть общее происхождение, но о рабочем поселке он ничего не успел сказать, так же как и о своей книге на эту тему, о «Подростке Савенко». Писатель хотел сообщить ему детали своей биографии, чтобы стать ближе, расположить его. Но «бык» не давал вставить слово.

Возможно, он нуждался в ком‑то, вот так вот пришедшем со стороны, чтобы выговориться. А вся его речь была только о храмах, которые он возвел, о госпитале, которому он только что дал один миллион рублей на оборудование, о людях, которые ему пишут, взывая о помощи. Ни слова о КрАЗе, ни слова об акциях, ни слова о тюрьме венгерской или красноярской. Ничего такого. Как позднее обнаружилось, в тот день, позже, у Быкова был назначен пересмотр дела в краевом суде. Вечером стало ясно, что краевой суд оставил в силе приговор районного суда: Быкова оставили на свободе. Интересно, что этот человек, олигарх, или кто там – «крестный отец», ни словом не упомянул ни о суде, ни о том, что, возможно, приговор краевого суда будет не в его пользу и ему придется опять отправиться в тюрьму. Хладнокровный, как хирург, он открывал перед писателем письма и зачитывал, копался в ранах жизни. А ему писали, как президенту, как имеющему возможность помочь, как хозяину, как батьке. Как человеку, о котором известно – этот Быков людям помогает.

Я вспомнил батьку Костенко, – рассказывает Эдуард Лимонов, – приднестровского комбата, убитого людьми Лебедя, вспомнил сцену в сарае, где он, сидя среди своих ребят, принимал население, вершил суд: приказывал дать бензину одному, чтоб отвезти жену в роддом, другого – бывшего полицая – приговаривал к высшей мере. Интересно, что судьба забросила меня тогда в 1992 году к Костенко, а теперь вот, спустя восемь лет, к Быкову. И Костенко был для Лебедя врагом, и Быков его злейший враг. И у меня есть все основания полагать, что в сентябре 1996 года меня зверски избили ногами в голову – люди Лебедя. С тех пор темные пятна и трещины на глазном яблоке не дают мне забыть Александра Иваныча.

Глядя на Быкова, я пытался обнаружить в нем что‑то от гангстера. До визита к нему в одной газетке я вычитал следующее:

«В период с 1993 года по 1996 год в Красноярском крае были убиты 48 бизнесменов, связанных с торговлей алюминием, и 27 криминальных авторитетов, пытавшихся взять «алюминиевые» предприятия под свой контроль. Вряд ли человек, считающийся хозяином края, совсем ничего об этом не знает».

Интересно бы знать, что думают люди, обращающиеся к Быкову за помощью, о 48 бизнесменах и 27 криминальных авторитетах и их судьбе? Скорее всего, если людей спросить, они пробормочут: «Туда им и дорога, а вот Быков людям конкретно помогает. Дает. А кто у нас еще дает в России? Только отбирают».

Эдуард Лимонов точно говорит о закрытости своего собеседника. Кто такой вообще Быков? Пожалуй, это воплощение русской мечты, круто поднявшийся в девяностых, ставший одним из самых влиятельных политиков, но поглощенный термидором в большей степени, чем все остальные герои, так или иначе присутствующие в современном политическом и медиапространстве. И в девяностых Анатолий Быков был фигурой, как говорится, с репутацией. Пресса про него писала так: «Конечно, все знают, что он – Толя Быков, бывший бандит, руководитель группировки. Но никто его с пистолетом не видел, а про группировки слухов много ходит». Ну, и далее, в том же духе.

Родился будущий миллионер‑предприниматель Анатолий Быков в захолустном райцентре Красноярского края Назарово. Еще в начальных классах он серьезно увлекся боксом. Чемпионом, правда, не стал, зато без проблем поступил на кафедру физвоспитания Красноярского педагогического института.

Стать тренером после получения диплома у Быкова не получилось. Поэтому он два года трудился на скромной должности учителя физкультуры в средней школе родного Назарова. Здесь о нем помнят:

«– Парень был как парень… Жили бедно… Мать техничкой в школе… Был хорошим парнем… Лебедь, сука, тащит его туда…

– Всем давали бутылку шампанского к Новому году. Старикам подарки… Соседям. Вот этому давал на телевизор… – выкрикивает мужик в ушанке, под телогрейкой грязная майка с узором.

– А вас как?

– Холкин Николай Михайлович, сосед.

– У них хреновой табуретки не было. Петька, Надька, Анатолий, вот как четвертого… (Задумывается.)

– Колька, – подсказывает мужик постарше, тоже Николай, Ивлев Николай Иванович.

– Задумали съесть его, эти Лебедь, Березовский, Абрамович – зверье е…аное… вначале убитых на него повесили…

– Отец был печником…

– Им акции отобрать…

– Он «криминал», у него нечестно, а у этих Абрамовичей, Березовских – честно?

– Это Лебедь… Лебедь…

– Участникам войны еще в то время по 100 рублей давал…

– Арбузы летом пригонял…

– Инвалидам… У соседа баба померла, как ее?.. Коренев‑ская… и лекарства давал, и хоронил…

– Кто ни просил – всем давал…

– В школу провел электричество, в котельную…

– Мы что, дураки, не знаем, что творят?! Я знаю его с трех лет. Зверье это, Абрамович…»

Вот так вспоминают – нечего и добавить. А что сам Быков захотел заметить в своем детстве? В интервью «Сегодняшней газете» в апреле 1999 года, то есть на пике славы и могущества, вот что он говорит корреспонденту Г. Лукашову:

«Если я и выделялся из окружения, то только тем, что с самого раннего детства ненавидел блатных. Мое детство прошло в обстановке перенаселенных квартир и бараков. Люди, которые меня окружали, старались жить дружно, коммуной, но встречались и те, кто, пройдя школу тюрем и лагерей, стремился обидеть, отобрать, оскорбить.

Очень хорошо помню, как некоторые мои приятели, поверив блатной романтике, начинали пить, шли воровать, носили ножи и, однажды попав в тюрьму, оказывались на многие годы обреченными на конвейер: «украл – выпил – в тюрьму».

Боксом начал заниматься потому, что хотел быть сильным, а сил часто не хватало. Ничего, вырос и боксу научился.

В молодости стычки с блатными случались не часто, в основном в общественном транспорте (во дворе меня знали хорошо).

Наверное, каждому знакома такая картина: переполненный автобус и какой‑нибудь «лоб» в наколках матерится, пристает к женщинам, задирает мужчин. А мужчины молчат. Со мной такие номера не проходили. Я мог заткнуть рот, а в случае необходимости и выкинуть из автобуса. Иной раз такие конфликты имели продолжение – «обиженные» встречали меня возле дома для выяснения отношений. После выяснения – предпочитали не связываться. Со времен тех «сражений» кисти моих рук хранят следы переломов, но уже тогда многие знали, что Быков себя и своих друзей в обиду не даст и при нем лучше не бузить».

Так бы и остался Анатолий Петрович воспитателем подрастающего поколения, если бы не перестройка и повальное увлечение коммерцией. Заниматься бизнесом в Назарове было делом бесперспективным. Быков отправился покорять Красноярск.

Вид коммерции Быков выбрал довольно своеобразный, под стать своему боксерскому характеру. Злые языки говорят, что бывший учитель физкультуры на удивление быстро сколотил вокруг себя бригаду из числа местных студентов и бывших спортсменов и принялся «шерстить» мелких красноярских бизнесменов. Отбор в команду был очень жесткий – судимых Быков на работу не брал.

Такое предпринимательство, как известно, занятие довольно опасное, но никаких серьезных проблем у Быкова не возникло. В преступном мире быковскую «бригаду» прикрывали лидеры узбекской группировки Салим Абдулаев по кличке Салим и Тофик Арифов – для своих просто Тофик. У правоохранительных органов никаких претензий к деятельности начинающего предпринимателя тоже не было.

Привычные к поборам, перепуганные быковскими вышибалами красноярские бизнесмены жаловаться в милицию не спешили, а по оперативным учетам несудимый Анатолий Петрович не проходил. До 1993 года Быков в числе лиц, находящихся в разработке в связи с расследованием уголовных дел, не значился. Незапятнанную репутацию коммерсанта не смогло опорочить даже тесное сотрудничество с известными всему Красноярску криминальными авторитетами Ляпой (в миру – Липнягиным) и Толмачом (по паспорту – Толмачевым).

В бизнес‑элиту Красноярского края Быкова привели личные негласные связи с руководством региональных правоохранительных органов, которое придерживалось модной тогда концепции «борьбы с преступностью руками преступников» и использовало Анатолия Быкова в качестве «агента влияния». Сотрудничество было взаимовыгодным – УВД прикрывало бригаду Быкова от излишнего внимания государства, а в благодарность «быки» терроризировали досаждавших красноярским милиционерам бандитов.

Как утверждают источники, в устранении несговорчивых конкурентов Анатолию Петровичу помогал лидер другой преступной группировки – дважды судимый Татаренков. Быков даже разделил с ним сферы влияния – бывшему учителю физкультуры отходил Красноярский алюминиевый завод, а Татаренков мог распоряжаться таким же заводом в Саянске.

После заключения исторического соглашения о бандитском разделе алюминиевых заводов ряды конкурентов Быкова начали таять на глазах. Одним из первых погиб красноярский криминальный авторитет Чистяк. За ним на тот свет отправился конфликтовавший с Быковым вор Синий. Покровитель Быкова Ляпа, к тому времени отошедший от дел и скрывающийся в знаменитом по ленинской ссылке Шушенском, вполне основательно заподозрил в гибели Синего своего бывшего подопечного.

Убийство криминального авторитета – проступок в той среде непростительный. По «понятиям», авторитетного вора убивать нельзя. Вернувшись в Красноярск, разгневанный Ляпа «заказал» своего буйного подопечного. Долгое отсутствие сыграло с Ляпой дурную шутку. Как выяснилось потом из оперативных справок, нанятые Ляпой киллеры входили в измайловскую преступную группировку, которая в то время тесно сотрудничала с Быковым. Эти киллеры назначили ему встречу в центре Красноярска и, когда тот приехал с женой и охранниками, расстреляли. Ляпа умер от ранения в голову.

После смерти Ляпы единственный из оставшихся в живых покровителей Быкова Толмач стал необыкновенно подозрителен. По городу он передвигался только в сопровождении десятка охранников и не выходил из машины, пока телохранители не проверят улицу и подъезд дома. Осторожность Толмачу не помогла. 12 мая 1994 года, после того как охранники проверили подъезд его дома, он был расстрелян через ведущее в подвал вентиляционное окошечко. Всполошившиеся охранники обнаружили в подвале только брошенный автомат.

Кроме покойного Ляпы, Быкова попытался «заказать» бывший второй секретарь крайкома Цимик. Сразу после того, как об этом узнал Быков, Цимик был застрелен. Вскоре после этого в подъезде собственного дома неизвестные избили монтировкой его приятеля Турушева, в то время генерального директора КрАЗа. Гендиректор чудом остался жив и предпочел покинуть Красноярск. Главой завода стал Юрий Колпаков.

После избиения директора КрАЗа боевики Быкова и Та‑таренкова ликвидировали по заказу Быкова местных бандитов Войтенко и Наумова, а также неосторожно сунувшегося в дела красноярских авторитетов московского бандита Му‑стафина.

Несмотря на то что особой аккуратностью исполнения заказных убийств боевики Быкова и Татаренкова не отличались, ни одно преступление раскрыто не было. Милицейское прикрытие было непробиваемым. Доходило до того, что татаренковские киллеры дожидались своих жертв на лавочках около подъезда с автоматами на коленях, а после расстрела открыто и буйно обмывали очередное «дело» в ближайшем ресторане. Руководство УВД Красноярска на проделки своего «агента влияния» смотрело сквозь пальцы. Стражи порядка не реагировали даже на достоверную информацию о времени и исполнителях очередного покушения.

В результате устранения конкурентов к концу 1994 года весь Красноярск оказался под влиянием бывшего боксера. «Быки» контролировали почти все гостиницы, казино, станции автосервиса и другие, менее легальные источники дохода. Однако оставаться простым рэкетиром честолюбивый Быков не хотел. Планы учителя физкультуры были гораздо шире – Анатолий Петрович заинтересовался промышленностью Красноярского края. Все эти якобы факты «одобрены» следствием, поэтому доверять им, брать за чистую монету я бы не стал. Но оставим узелок на память. Анатолий Быков отвечает в апреле 1999 года на вопрос Лукашова, кстати, политического обозревателя «Сегодняшней газеты»: связан или нет тот новый период, начавшийся где‑то в 1989‑м, с преступным миром?

«Отвечу совершенно откровенно. Уже тогда я понимал, что есть два способа получать деньги: зарабатывать их своей головой и руками или воровать. Это казалось странным. Зачем воровать, когда в тот, поистине бархатный для советского бизнеса, сезон деньги зарабатывались легко… Но оказалось, что есть люди, которые будут воровать всегда.

Профессиональным ворам заниматься трудом запрещают «понятия». Часть партийных и государственных чиновников, которые просто не любят или не умеют работать, также стремятся украсть и растащить все, что можно, используя свое служебное положение. И неизвестно, кто более опасен для общества. О конфликте на стоянке узнали многие и стали просить у нас защиты. Мне стало ясно, что если мы согласимся, то сами очень скоро превратимся в заурядных рэкетиров. Некоторые мои знакомые тем не менее встали на этот путь и очень скоро подтвердили своей судьбой восточную мудрость: «Кто долго борется с драконом – сам становится драконом».

Для меня лично решался вопрос: с кем я? Обратившись к друзьям в силовых структурах, с которыми занимался спортом, я попросил у них помощи и консультации. Этот шаг, о котором в искаженной форме поведали СМИ, навсегда поставил меня в оппозицию преступному миру. Согласно «понятиям» – основному своду преступных законов – членам преступных сообществ нельзя работать, заниматься бизнесом и тем более поддерживать контакты с работниками правоохранительных органов. За нарушение правил отщепенцам полагалась смерть. Вспомните фильм «Калина красная». Главного героя убивают лишь за то, что он решил завязать с воровской средой. Думаю, в основу фильма положены реальные события».

Как говорится, от сумы до тюрьмы… Так же как и от Назарова до славы. Выйти на руководство второго в России по величине Красноярского алюминиевого завода Быкову помог случай. По некоторым романтичным версиям, новый генеральный директор КрАЗа Колпаков захотел избавиться от навязчивого внимания московских авторитетов Япончика и Малевского, для чего затеял перестановки среди акционеров завода. Для защиты от московских покровителей Колпаков не нашел ничего лучше, чем обратиться за помощью к набравшему авторитет Быкову. Анатолий Петрович не заставил себя долго упрашивать. В обмен на гарантии полной поддержки Быкова ввели в состав акционеров фирм СТМ и «Металлэкс», которые владели семнадцатью с половиной процентами акций КрАЗа. Это дало Быкову возможность стать членом совета директоров и получить 10 процентов акций КрАЗа в личное пользование.

Доходы Быкова вполне отвечали его требовательным запросам. По подсчетам экспертов, быковская группировка получала не контролируемый налоговыми службами годовой доход в 45–50 миллионов долларов. В родном Назарове Быков выстроил четырехэтажный коттедж общей площадью в один квадратный километр с бассейном, спорткомплексом и вертолетной площадкой. А под Красноярском купил для своих «бригадиров» целый коттеджный поселок из шести домов.

КрАЗом Быков распоряжался единовластно. Другие акционеры остались не у дел после того, как Анатолий Петрович вычеркнул из реестра 17 процентов акций, купленных компанией TWG на чековом аукционе. Реакция бывших партнеров Быкова была самой негативной. Из Москвы в Красноярск зачастили посланцы, которых потом находили мертвыми. Сам Быков отсиживался дома, стараясь не выходить лишний раз на улицу. В прессе схватка Быкова с московскими акционерами КрАЗа получила название «первой алюминиевой войны».

Позицию Быкова поддержал красноярский губернатор Зубов. Он считал, что TWG попросту обирает завод. После окончания в 1997 году боевых действий Быкова избирают председателем совета директоров КрАЗа, а заодно и вице‑президентом Российской федерации бокса.

Войдя в руководство КрАЗа, Быков распространил свое влияние на другие предприятия Красноярска. Для этого он создал финансово‑промышленную группу ТАНАКО, в которой объединились «Красноярскэнерго», Красноярская ГЭС, Ачинский глиноземный комбинат и другие крупнейшие предприятия края.

Дольше всех захватническим поползновениям Быкова сопротивлялись энергетики. Руководитель РАО ЕЭС Анатолий Чубайс не скрывал раздражения от дерзости красноярского авторитета, но сделать ничего не мог. Авторитет Быкова вырос до такой степени, что к несудимому учителю физкультуры стали обращаться за советом известные политики и воры в законе.

Империя Быкова рухнула вместе с другим политическим монстром – генералом Александром Лебедем. Быков сделал роковую ошибку: поддержал на губернаторских выборах кандидатуру генерала.

Опытный Лебедь от помощи не отказался, но после выборов немедленно отдалил одиозного бизнесмена. Империя Быкова тем временем продолжала расти – к ней присоединились предприятия «Красуголь» и «Красэйр». На опалу Лебедя Быков не обращает внимания: «Захотим – снимем».

В отличие от мягкого Зубова, боевой генерал Лебедь терпеть в своей вотчине параллельную власть не собирался. По его просьбе в Красноярский край вновь приехала комиссия Колесникова и на этот раз обнаружила массу нарушений. По результатам проверки против Быкова моментально заводят сразу два уголовных дела, поэтому он срочно уезжает за границу.

Соратник Быкова Георгий Рогаченко вспоминает: «В декабре 1998 года жил в «Яхонте». Готовил фестиваль «Чемпионы вызывают чемпионов». Как‑то ночью не спалось, около часу спустился в бар. Слышу за спиной голоса, очень знакомые: «Кого вы поддерживаете?» – «Мы за Быкова». Сидят Доренко и Березовский и три проститутки. Березовский прилетел мирить Лебедя и Быкова. …Должны были встретиться Лебедь, Быков и Березовский. Быков ждет их полчаса, час, наконец заводится и едет в резиденцию Лебедя, в «Сосны». Проходит мимо охранника. Заходит в комнату, где сидят Лебедь и Березовский. Со слов охранника: «Быков морально размазал Лебедя». «Нужно заходить, выручать хозяина, но в то же время я боюсь!» – вспоминал охранник. Быков не стеснялся в выражениях. Березовский пытался вмешаться, но Быков поставил его на место: «А ты там молчи!» Все это со слов охранника. Трое суток Лебедь пил, затем вызвал бригаду Колесникова.

Тогда в приемной Ельцина сидели Чубайс с Путиным и Березовский с Лебедем…

Когда Быков вышел из СИЗО, мы его спросили: «Толя, зачем ты ввязался в это?» «Ребята, потому что мы ввязались, в России не будет президента Лебедя. Ельцин увидел, что Лебедь не держит обещаний». …Быков – исторический человек, и, может быть, это его главное предназначение – не допустить президента Лебедя… Через четыре года Лебедь попытается участвовать в выборах. Его ближайшее дело – переизбираться на губернаторских выборах в 2003 году. Потому сделает все, чтобы уничтожить Быкова… Ему говорят, Петрович, едет комиссия Колесникова, разбираться. «Во, пусть едет, во всем разберутся!» – наивно верил, что разберутся в его отношениях с Лебедем… Быков о Березовском: «Не буду с ним, он воровал бюджетные деньги!»

Ну да, разобрались: обвинять Быкова в присвоении бюджетных средств не стали, потому что нашелся козырь крупнее – с показаниями неожиданно выступил его бывший подельник Татаренков, который еще в октябре 1996 года был объявлен в розыск и перебрался в Грецию. Скрывался бывший киллер на деньги Быкова – он подарил Татаренкову гостиницу. «Мы ничего не делали без воли Петровича, – заявил он на следствии. – Он сказал, что это не его бизнес и что это для него «зернышко». Сказал, что отдает гостиницу нам. Сказал, чтобы его отовсюду вывели».

Однако после того как Быков лишился завода, он потребовал недвижимость назад. «Друг, которому я был безгранично предан, предал меня, – сокрушался Татаренков. – Он позвал меня на встречу с собой в Германию. В самый последний момент я усомнился в его искренности и изменил решение. Я не полетел. Я сделал несколько телефонных звонков, и мне все стало ясно. Мой друг улетел в Россию, а вместо него меня ждали киллеры».

Греческая полиция арестовала Татаренкова в конце 1999 года.

Оскорбленный до глубины души, несостоявшийся владелец гостиницы сразу начинает давать показания на своего бывшего друга, обвиняя его в причастности к смерти Ци‑мика, Губина, Толмачева, Ляпы и других представителей преступного мира. После показаний бывшего друга арестовавшим Быкова венгерским властям ничего не оставалось, как выдать беглого бизнесмена российским следственным органам.

«Вот такая вот непростая русская история, со стукаче‑ством, конечно, ну как же без… – говорит писатель Лимонов, автор единственного расследования об алюминиевом быке. – Настучали Путину, что Быков намеревается стать губернатором и будет сидеть (позоря чистую, белоснежную Россию за рубежом, в Швейцарии и других странах!) в сенате! И хотя Анатолий Петрович Быков призывал из венгерской тюрьмы красноярцев голосовать за Владимира Владимировича Путина, его наивная лесть или честное заблуждение не увенчалось успехом. Приказ валить Быкова есть. И бегают подлыми мышами за кулисами эфэсбэшники и добровольцы агеевы и дружинины, возят кассеточки, пленочки, арестовывают Татарина в Греции, сами арестовали, сами привезли. Нет, Татарин хоть и отпетый, хоть и убийца, если докажут, но свое достоинство у Владимира Татаренкова есть, он если и выдаст, то того, кого он хочет выдать (браво, Татарин!), а не того, на кого ему указывают. Татарин обнялся с Быковым при очной ставке. Что, получили?! Пришлось срочно запускать еще одну провокацию».

Через некоторое время он был вновь арестован и препровожден в Лефортово. Ему предъявили обвинение в подготовке покушения на Павла Струганова (также известного как Паша Цветомузыка). 29 сентября 2000 года сотрудники ФСБ и МВД инсценировали убийство бывшего компаньона Быкова Вилора Струганова. 3 октября Александр Василенко сообщил Быкову, что выполнил его заказ, и в качестве доказательства предъявил наручные часы жертвы, документы и 20 тысяч долларов, якобы украденные у убитого. Разговор записывался аппаратурой УФСБ, которой снабдили лжекиллера.

«Да, провокация, потому что оттого, что бесчестная ловушка сооружается ФСБ, она не делается благородным делом. Покрыли ионизированной невидимой эмульсией часы и документы, притащили, всучили. (Это, похоже, как в полицейских фильмах злодей, оглушив жертву, вкладывают ей в руку револьвер, чтобы остались отпечатки пальцев.) Другого выхода нет, а валить надо. Высшие чины государства приказали. За власть они глотку перервут, эти высшие чины», – уверен Лимонов.

4 октября 2000 года Анатолий Быков был арестован и помещен в Лефортово. В тот же день его обвинили по ст. 30 ч. 1 УК РФ («Приготовление к преступлению и покушение на преступление») и ст. 105 ч. 2 («Убийство, совершенное группой лиц»). 20 декабря следствие по делу завершила прокуратура Северо‑Восточного округа Москвы и передала его в суд. Анатолий Быков получил шесть лет условного наказания. Следствие по остальным уголовным делам, по которым проходил экс‑глава КрАЗа, – ст. 174 («Легализация средств, полученных незаконным путем»), ст. 191 («Незаконный оборот драгоценных металлов») и ст. 222 («Незаконное хранение оружия») – продолжала прокуратура Красноярска.

Обвинение в причастности к убийству предпринимателя Губина было снято с Быкова 7 декабря 2000 года, но возбуждено вновь в 2002 году, окончательный приговор по этому делу: 1 год тюрьмы, но тут же он был амнистирован. 1 июля 2003 года краевой суд признал Быкова невиновным в этом преступлении .

Сейчас Быков второй десяток лет трудится депутатом Красноярского заксобрания и занимается благотворительностью. Большинство уже не помнит алюминиевого быка, и от всероссийской известности не осталось и стружки. Может, оно и к лучшему. Анатолий Быков пережил термидор, но ценой своих собственных амбиций и своей dream. В этой главе глупо ставить вопрос «Почему не получилось?». Выжил. Все получилось.

А теперь, как и обещал читателю, слово Быкову:

«Я никогда не думал, что мне придется вспоминать все эти темы, уголовные дела, которые возбуждались. Я думаю, что юрист третьего‑четвертого курса поймет, что это было сфабрикованное дело. Против меня было совершено преступление, а не я его совершал. Я это докажу в любом цивилизованном суде, и я это доказал. Европейский суд подтвердил, что против меня была организована провокация. Это во‑первых.

Во‑вторых, когда я стал заниматься политикой, выдвинул свою кандидатуру в депутаты Законодательного собрания, против меня и моего окружения начали возбуждаться уголовные дела. Я помню, как арестовывали ребят в Назарове, подкидывали патроны, гранаты, пистолеты… Потом подходили ко мне чиновники с большими погонами и предлагали сняться с выборов, а взамен ребят отпустят. Я отвечал: «Если они виноваты, пусть сидят». Я знал, что они не виноваты. Тогда я прошел первые выборы с первой попытки (один из 42 депутатов), набрал 70 процентов. Ровно через два‑три дня их всех отпустили. Эпопея на этом закончилась. Я начал работать в Законодательном собрании.

Вторая эпопея началась, когда меня избрали председателем комитета по промышленности, транспорту и энергетике Законодательного собрания. Еще одна эпопея началась во время приватизации. Приватизация шла и до этого времени, но в то время надвигался передел собственности. Всех это беспокоило, особенно промышленно‑финансовые группы, которыми в то время руководил, например, Березовский, а Немцов тогда был вице‑премьером. Они сюда приезжали и пытались лоббировать интересы. Немцов тогда лоббировал интересы Красноярской ГЭС. С Валерием Зубовым, который тогда был губернатором, поднимался вопрос. Он говорил: «Ты должен отдать!» А я говорил, что никому ничего не должен отдавать. Тогда у меня появилась задача создать энергометаллургический фонд. Я начал создавать. Фактически со всеми предприятиями мы договорились. Мы понимали, что это будущее экономики Красноярского края. Мы пришли к Валерию Михайловичу Зубову, он выслушал. Ему и хотелось этого, но, видимо, он что‑то пообещал другим людям. Когда в Москве начали узнавать об этой схеме, как раз подошло время выборов губернатора. С Валерием Михайловичем мы не договорились на выборах. Хотя я приезжал с ним договариваться и в администрацию президента, и к нему приходил. Но по определенным обязательствам перед «Альфа‑групп» он не мог. Они тогда предложили краю большие деньги, тогда была задолженность перед бюджетниками большая. Они помогли краю рассчитаться, банк дал кредит. Тогда нас пригласила в администрацию президента Митина, которая отвечала за выборы по Сибирскому федеральному округу. Пригласила меня, Москвич был, Усс был, Юрий Олейников представлял «Норильский никель». Зубов сказал, что и без Быкова станет губернатором. Я приехал от промышленников и от аграриев. Мы были готовы с Зубовым договариваться. А он заявил, что все решено, что ему никто не нужен, он решил с выборами все сам. Зубов мне сообщил, что меня приглашает к себе Юрий Лужков, что я должен поехать к нему. Я сказал, что никуда не поеду и улетаю в Красноярск. Если Юрий Михайлович будет выдвигаться в губернаторы Красноярского края, тогда я с ним сяду и поговорю. Я поехал в аэропорт, приезжает туда наш земляк Малышков и давай меня уговаривать. Я отказался, улетел в Красноярск. На этом закончилось.

– Я так понимаю, что вы подозревали, что будут какие‑то кулуарные договоренности, на которые вы были не готовы идти?

– Я все хотел делать открыто и официально. Никто так не захотел. Валерий Зубов был уверен, что эти ребята ему помогут стать губернатором. Наверное, сейчас я бы повел себя по‑другому. Но тогда мой коллега, который был депутатом Законодательного собрания, Виктор Зубарев, привел ко мне Александра Лебедя. Я посмотрел, что он действительно генерал, десантник, мужик, третье место на выборах президента занял. Он сказал, что в экономике ничего не понимает, что он политик, а я экономику буду строить. Я начал рассказывать о схемах, которые мы придумали. Если мы этот проект реализуем на территории Красноярского края, то у нас здесь будет золотое яйцо, а у него козырная карта, если он хочет дальше двигаться в политику. Нам нужно было сохранить эту промышленность. Это будущее Красноярского края, без которой и сегодня ничего не возможно здесь построить.

– Слово «схема» не очень хорошее. Наверное, речь идет о программе?

– О программе, конечно. Она была написана Косыгиным в советское время. Я ее нашел, немного реанимировал и вынес. Энергетика замыкалась на алюминиевой промышленности, угле, железной дороге, Ачинском глиноземном комбинате, нефтеперерабатывающем заводе. Это все делалось для развития Канско‑Ачинского бассейна. Все, что разрабатывали коммунисты, сегодня никому из новых руководителей это бы даже в голову не пришло. И не придет, наверное. Они мыслят другими масштабами. А это было самое правильное развитие экономики Красноярского края.

И не только Красноярского края, а на базе края развития экономики Советского Союза. И вот тут‑то все началось. Когда они между собой все поделили, кто будет заниматься энергетикой, кто углем, кто нефтепродуктами, тут появился какой‑то Быков. Они подумали: «Кто такой Быков?! Мы его сотрем в порошок!» Мы помним, как сюда приехала комиссия, как эта комиссия добивалась, чтобы меня – депутата – отдали под суд. Тогда у депутата был иммунитет. Без согласия Законодательного собрания они не имели права отдавать меня под суд. Выписал следователь прокуратуры в Назарове ордер на арест, на основании которого меня в Венгрии задержали. Это первое дело, по которому меня выпустили под залог. Когда увидели, что это дело сырое, ничего не получается, они придумали это дело со Струга‑новым. Дело было сфабриковано. Об этом в своей книге пишет Генрих Павлович Падва. Они, несмотря ни на что, возбудили уголовное дело, опять же без разрешения депутатов. Вывезли меня в Москву, судили там, придумали условный срок. А судили по той статье, по которой не бывает условного срока. В это время арестовали самого Струганова. Он давал показания, которые никак не состыковывались с этим делом. А иммунитет де путата Законодательного собрания сняли только в июне 2003 года, а судили меня в 2002‑м. Европейский суд признал это незаконной провокацией против меня только через семь лет.

– Это уголовное дело много в вашей жизни изменило. Есть ли сейчас у вас планы очистить эту историю?

– Я бы своим скептикам пожелал, чтобы они поискали тех, кого я в детском саду обидел. Может, они там тоже что‑то найдут. Есть доктрина Даллеса, написанная в 1945 году директором ЦРУ. Там написано, что для тех, кто осознает то, что будет происходить, мы найдем возможность, как их оболгать и задвинуть. Вот эту строку применили ко мне. Оболгали. Я скажу, как шел процесс в Москве. На моей стороне выступают свидетели: депутаты Госдумы, Законодательного собрания, ветераны Афганистана, полковники, сотрудники правоохранительных органов. На той стороне – люди с криминальным прошлым. Я не буду перечислять их. Им поверили. Что с правоохранительной системой случилось?!

Я говорил прокурору на процессе, чтобы она сняла мундир полковника. А она говорила, что симпатизирует мне, но сделать ничего не может, потому что ей до пенсии пять лет оставалось, что скажут наверху, то и делала. Я в процессе всех этих дел сам стал как юрист. Я из Лефортова выиграл все выборы, меня допускали.

Девяностые годы были очень смутными. Особенно после развала Советского Союза. Организованная преступность появилась не без участия определенных спецслужб. Заинтересованные со стороны Запада и с нашей российской стороны, которые встали на путь зарабатывания денег. Из этого получился монолит. Одни стали преступниками, другие покойниками. Они говорили: «Петя, ты в курсе, что тебя Вася заказал?» А потом вызывали Васю и говорили, что его Петя заказал. Петя и Вася ходят и ждут, кто же кого первым убьет. В итоге один второго стреляет. Они потом его приглашают и говорят: мы тебя спасли, ты наш. Вся страна воевала в девяностых годах. Я работал в школе учителем, в армии был. Я приехал в Красноярск, я обалдел от того, что здесь происходит. Я с генералами разговаривал, они хотели видеть зону, тюрьму, а не город. Пусть найдут в Красноярске нормальных людей, кого я обидел. Я отвечал только тем, кто приходил ко мне и наступал мне на ногу. Независимо от их ранга и положения. Мой принцип: кто ко мне с мечом придет, если я сумею, я защищусь. Это мой принцип, благодаря которому я выжил».

Миф о Быкове, сказание о «крестном отце», гласит, что он бандит и мерзавец, посадил на трон генерала Лебедя. В соответствии с этим не мерзавец и не подлец Лебедь послал силовиков раздавить Быкова. Честно это? А у нас честности не ищут. Термидор все списал.

Почти такие, как Быков, в России есть. И их тоже вызвало к жизни землетрясение перестройки и Закон о кооперации. Лимонов говорит, что Андрей Климентьев похож на Быкова, есть шумный Брынцалов, есть неумный Довгань, немало есть. Почти, но не такие. С Быковым большая проблема. Быков хороший парень. Вот что необычно в этой истории. Он так хорош со своей улыбкой до ушей, с неунывающим нравом, с мамой‑уборщицей и отцом‑печником, с трагическими детьми в «Иван‑да‑Марье», с раздачами всего, чего можно, пенсионерам, с попыткой восстановить советскую модель функционирования промышленности края, так хорош, что должен раздражать всех. И он это сделал: с мешками под глазами от усталости, итальянской улыбкой и необычайным даром надежды. Быков простил всем все. И отпустил все грехи.

Спасибо Лимонову, что напомнил мне об этом чудесном человеке, ну а я вам всем – о нем. С одной стороны, Быков – сбитый летчик, но с другой – в гораздо лучшем положении, чем иные.