«Операцию против министра приурочили к началу летних маневров войск Московского военного округа. На заседании правительства министр обороны, его заместители и начальник Генерального штаба должны были докладывать о результатах маневров, и поэтому туда было приглашено много военных.

Повестка заседания, назначенного на 26 июня, как обычно, была заранее разослана членам Совета министров со всеми проектами решений и с указанием имен приглашенных докладчиков и экспертов. Словом, все обставлялось рутинно, чтобы он ничего не заподозрил.

Члены правительства собрались в зале заседаний, а приглашенные, в том числе и военные, расположились в комнате ожидания, откуда приглашенных вызывают в зал только во время обсуждения касающегося их вопроса.

Сначала обсуждали результаты маневров. Тогда в зал и вошла группа силовиков. У министра их появление не вызвало удивления.

Вдруг один из них скомандовал министру:

– Руки вверх!

Другие также достали оружие, считая, что министр может пойти на провокацию. Силовики взяли его под стражу и увели в соседнюю комнату, рядом с тем кабинетом».

Это было холодным летом 53‑го. Прошло меньше десяти лет после войны, и эпоха, конечно, была другой. Героической, солдатской, пахнущей гуталином и дешевым табаком. Арестовывали действующего министра Лаврентия Берию. После него время потекло совершенно другим руслом, исключающим такие экзотические способы «отставки».

Эта книга должна была завершиться по‑другому, как вдруг, впервые после Берии, арестовали действующего министра. К тому же неплохого поэта. Вы почитайте эти стихи!

Баблу и злу внимаем равнодушно, Добро и бедность вряд ли панацея. Два полюса – а равно душу душат. Летейский мрак за стенами Лицея, Застенки, стеньки, разные емельки – Кто на печи, кто в заячьем тулупе: Страна большая, только глянешь мельком – И в ступор.

Это стихи министра экономического развития Алексея Улюкаева, старинного соратника Анатолия Чубайса. И тут я уже подумал, что именно он, арестованный ельцинский министр, должен закольцовывать коллекцию политических силуэтов, именно ему выпала роль не первой, но последней скрипки этой драмы. Поэт с прической солдата в клубном свитере, отвечающий за акробатику рубля. Действующий министр из девяностых. Бывший.

Его арест был ударом сокрушительной силы. Ведь что сразу бросается в глаза? Что арестован именно Улюкаев, стриженный под солдата министр‑капиталист старой школы, ученик и протеже неуловимого Чубайса. Сам факт того, что он, возможно, взял взятку, не удивляет, но вот то, что президент решил нанести удар‑скуловорот по либеральному корпусу правительства, – из ряда вон. Арест вызвал больше вопросов, чем ответов.

Официальная версия Следственного комитета – это взятка в размере двух миллионов долларов наличными, которую ему якобы всучили под контролем силовиков вечером в понедельник 14 ноября 2016 года. Сразу же вызывает сомнение то, что, в отличие от других громких коррупционных дел, например связанных с бывшими губернаторами Сахалина – Хорошавиным и Коми – Гайзером или экс‑главой таможни Бельяниновым, никаких видеодоказательств незаконно нажитых средств в виде валюты и швейцарских часов показано не было (по крайней мере, на данный момент). Приводят и другие аргументы, вроде того, что взяточники, как правило, не берут мзду наличными. Это же, во‑первых, опасно, деньги легко пометить. Во‑вторых, неэффективно. Ну, и он якобы не знал, что в кейсе. Просто схватил и понес в машину.

Представьте себе: 14 ноября, вы – министр в офисе «Роснефти».

Вам дают в руки кейс, тяжелый, килограммов на десять – пятнадцать.

А вы – министр, вы не работаете носильщиком в «Роснефти» и грузчиком не работаете.

Но вы послушно почему‑то идете с этим кейсом в ваш автомобиль. А второй кейс несут за вами дородные телохранители.

И что, вы не понимаете, что там лежит, в этих самых кейсах? Просто схватили и несете?

Даже если предположить, что американские доллары не укладывали в вашем присутствии, вам действительно не ясно, что они там есть?

И вы, болван‑министр, легкомысленно садитесь в машину и уезжаете с этим кейсом и тем, что нес дородный охранник. Ручки этих кейсов обработаны веществом, которое потом светится на ваших руках. Потом начинается фарисейство о том, что он лично деньги не трогал, с купюрами не контактировал. Но чемоданы‑то нес! Это факт.

В это отказываются верить, но и что с того? Мать вот никогда не поверит, что сын подлец и убийца. Мой дед‑генерал рассказывал, что после ареста Берии в воинском гарнизоне произошла массовая драка между двумя группами военнослужащих из‑за того, что один солдат снял со стены портрет министра МГБ. Дошло до саперных лопаток. Не верили, что Берия может быть арестован, и все тут. На то они и сторонники, и единомышленники Берии, эти «многие», чтобы не верить в доказательства его вины. И сторонники Улюкаева не верят.

Видео и фото нет? Так это тоже не аргумент при условии, что КГБ не то учреждение, которое любит снимать «селфи». Дадут, когда потребуют обстоятельства.

Еще один аргумент в копилку сомневающихся заключается в том, что не может быть арестован человек, которого недавно наградил Медведев Столыпинской медалью[1]. Ну и что? Награжденные орденами и медалями зачастую становились убийцами и палачами в советское время, тот же Лаврентий Павлович был маршалом. Да и Столыпин – не тот, что нарисован густыми красками на либеральном иконостасе. Реальный Столыпин покровительствовал главе боевой организации эсеров Евно Азефу!

Кстати, именно Азефа, вычурно‑плакатного, напоминает Улюкаев, такой аля‑улю Азеф. Коренастый, с солдатской прической, весь из себя широкий, с плямкающими губами и чемоданами, полными долларов…

Довольно климат виноватить!

Он подневолен, как и я.

Его штыком, киркой, лопатой

Ковала данность бытия…

– писал Улюкаев. Он уже давно пишет стихи. Впервые арестованный министр опубликовал свои стихи в журнале «Студенческий меридиан» в 1978 году. В 2002 году он выпустил книгу «Огонь и отсвет» со своими ранними стихами. В 2012 году вышел его следующий сборник – «Чужое побережье», а в 2013 году – «Авитаминоз». Что ж, придется и его добавить в нашу копилку поэтов, только без определения «демон».

В творчестве министра Улюкаева преобладают произведения о деньгах, но встречаются и другие, еще более мрачные. Так, в одном из своих творений министр рассуждал о «нелепости» героического эпоса: «Если чего и успели сложить, / Лишь героический эпос. / Но отчего же так хочется жить, / Хоть и нелепо все это?» / А вот и ответ:

К гадалке не ходи, ходи к меняле:

Смени свое прозренье на везенье,

Пусть повезет, по крайности с рублями,

А то и с избирательностью зренья,

Чтоб выбрало из тусклого пейзажа

Медальный профиль, белые одежды,

И чтоб на белом ни крупицы сажи,

Иль чтоб вообще не размыкались вежды.

Стихи, если это не просто упражнения, и судьбу по‑своему могут определить. Вот, например, так: «Мы шли к отеческим гробам. А тут бедлам…» Улюкаев всю свою жизнь шел к этому бедламу.

Родился Алексей Улюкаев в 1956 году в семье аспиранта Московского института инженеров землеустройства (МИИЗТ) Валентина Хусаиновича Улюкаева. Дед Улюкаева – татарин, работал дворником. Этот штрих биографии почему‑то все вспоминают. Даже Лимонов. Ну и чего, что дед татарин‑дворник? В столицах их было много. Какая здесь психология?

Поначалу Улюкаев не имел склонности к учению. Тройки, а то и двойки были основными оценками знаний Алексея, поведение тоже оставляло желать лучшего.

На вступительных экзаменах в МГУ в 1973 году молодой Улюкаев закономерно провалился. Поступил в университет он только на следующий год, со второй попытки. Целый год он дрожал от ужаса, что может попасть в ряды Вооруженных сил СССР. Конечно, обошлось, не без помощи папы Валентина Хусаиновича, который сумел добиться отсрочки на полгода для такого ценного сотрудника, как Леша.

Поступив на экономический факультет МГУ, будущий министр принялся учиться, но не из‑за какой‑то особой тяги к знаниям, а из‑за маячивших в воображении мрачных казарм, куда он отчаянно переезжать не хотел. Один раз ему уже повезло, но второго раза могло и не быть… Алексей не только сумел окончить вуз, но и поступить в аспирантуру. В 1983 году он успешно ее окончил, защитив кандидатскую диссертацию. Но в университете его не оставили, были кандидаты достойнее Улюкаева, который не отличался широтой научных взглядов, хотя имел большой плюс – упрямство и усидчивость. Не имея талантов, он упрямо учился, методично продвигался по служебной лестнице, потом упрямо нес два роковых чемодана в машину.

История – всегда история болезней И их закономерного финала. Танцует мотылек над бездной, Ему все мало.

Он мир кроит по образу‑подобью, Стремится всеми фибрами в анналы. А плотники сколачивают гробы, И все им мало.

Тем временем, в 1980 году, произошло событие, изменившее всю жизнь нашего героя, – он сошелся с научным сотрудником ВНИИ системных исследований при Государственном комитете по науке и технике СССР Егором Тимуровичем Гайдаром. Отношения сразу сложись неравноправными: хотя Алексей и хотел подружиться с Егором, но тот смотрел на него сверху вниз. Это было заметно во всем: хоть они и были ровесники, но Егор Тимурович учился на курс старше Алексея, был самоуверенным упитанным юношей, мечтавшим оставить рваную колею на историческом полотне.

Свои амбиции Егор подкреплял и собственным происхождением – он приходился внуком большому советскому писателю Аркадию Гайдару. Не то что дед Улюкаева – татарский дворник. Егор Гайдар уже тогда был рьяным антисоветчиком, как и его товарищ – рыжий, худой доцент Ленинградского инженерно‑экономического института Анатолий Чубайс. С последним Гайдар решил тут же познакомить и Алексея Улюкаева. Среди молодых московских и ленинградских экономистов, в круг которых ввел Улюкаева Гайдар, тот не выделялся практически ничем, кроме преданности Гайдару. В результате многие мемуаристы в воспоминаниях о том времени даже забывают об Улюкаеве.

Как человеку, лишенному каких‑либо политических взглядов, Алексею нравились почти анархистские взгляды своих новых друзей, нравились тайные экономические семинары «Змеиная горка», которые притягивали даже одним своим масонским названием. Да и содержание их было не менее крутым: Гайдар и Чубайс рассказывали о том, как они перекроят экономику страны. На минуточку, это все происходило в железобетонном Советском Союзе, напрочь консервативном и пуританском. Семинары Гайдара и компании походили на встречи бомбистов‑народовольцев конца XIX века. Юноше не могло не импонировать такое.

Потом Улюкаева приняли в организованный Чубайсом клуб «Перестройка», вскоре переименованный в «Демократическую перестройку», где он заслужил почетное звание «самого продвинутого теоретика» в команде грузного, но пока энергичного Гайдара (к началу нулевых он станет неповоротливым и малоподвижным). Егор Тимурович вообще с энтузиазмом взялся за своего протеже, устроил его к себе в журнал «Коммунист», где под ширмой ЦК КПСС собирались будущие «младодемократы». Упрашивать не пришлось: Улюкаев пошел к своему патрону, забросив унылую, неприбыльную работу доцента кафедры политэкономии МИСИ.

После того как компания пустила по ветру добротный журнал, Гайдар со своим протеже перекочевал в газету «Московские новости», которая уже к тому времени была негласным рупором перестройки. По протекции туда же был устроен Улюкаев. Ну, а когда Гайдар стал заместителем премьера ельцинского правительства, предложив недалекому президенту пакет смертоубийственных реформ, тут же в команде младореформатора объявился и Улюкаев. «Молодое дарование» было назначено экономическим советником председателя правительства и помощником первого вице‑премьера, должность которого в 1993–1994 годах занимал Егор Тимурович. Будущий министр экономического развития стал активным проводником гайдаровским реформ: именно Улюкаев был одним из ключевых реализаторов шоковой терапии и добивания советской экономики. Когда со страной было покончено, Гайдар принялся разрабатывать второй этап своей реформы революционных преобразований. На роль заместителя по Институту проблем экономики переходного периода он взял «самого продвинутого теоретика». То есть Улюкаева.

В 1994 году он вступил в партию «Демвыбор России», а на следующий год и вовсе возглавил ее московскую организацию. В 1995 году в Государственную думу теоретик развала не попал, поскольку партия не смогла преодолеть пятипроцентный барьер. Однако через год он был избран в Московскую городскую думу. В этом амплуа он запомнился сравнительно мало. Помнится, что он пытался протащить, впрочем неудачно, некоторые свои инвестиционные проекты и ругался с коллегой‑однопартийцем Сергеем Юшенковым. Дошло до того, что последний сменил Улюкаева на посту руководителя московской организации. В принципе человек небольшого размаха, Улюкаев везде проигрывал, если за ним не было поддержки более внушительных фигур, вроде Гайдара или Чубайса.

В Европе холодно, в Швейцарии труба Метели всю неделю завывала. Что домики людские, что гроба, Не видно ни Харона, ни Ваала.

Хоть брадобрей не подавал руки, Металлом нежным не тревожил плоти, Не видно ни лодчонки, ни реки, Ни дяди Пети, ни Груши тети…

В 1998 году, когда полномочия Улюкаева, как депутата Московской городской думы, истекли, баллотироваться он никуда не стал, вернувшись в обжитой гайдаровский институт, где всегда были рядом его товарищи из числа могильщиков советской экономики. Промаявшись там год, он разродился брошюрой «Правый поворот», подзаголовок которой звучал ни много ни мало как «Программа правильной жизни, здоровой экономики и честной политики».

Правда, Улюкаев дал для нее лишь общие направления мыслей да поставил свою подпись. Истинным автором брошюры был Егор Холмогоров, который сейчас считается русским националистом, что в принципе смешно. Холмогорову едва за сорок, но выглядит он развалиной, опирающейся на трость. В полемике Холмогоров самоуверен, но в своих поливах часто теряет суть. Не националист по природе, он сроден новой экономической азефовщине, ярким представителем которой является Алексей Улюкаев. Возможно, Холмогорова отодвинули от либеральной кормушки, поэтому он активно окармливается на национал‑патриотической поляне.

В 1999 году, когда вся страна замерла в преддверии реакции, которая уже электризовала воздух, Алексей Улюкаев идет на выборы в Госдуму. Два года депутатства в московском парламенте дают ему уверенность, что идеи реформаторства пригодятся в новой Думе. Тем более что он ничем не рискует – плечом к плечу с ним идут товарищи по демократическому блоку. Итак, Улюкаева включают в общефедеральный список от Союза правых сил, руководителями которого были все те же Чубайс и Гайдар. Но, как известно, умный телок у двух маток сосет. Улюкаев договаривается с партией «Яблоко», чтобы он считался единым кандидатом от демократических сил.

К огромному разочарованию Улюкаева, СПС прошел в парламент, но, увы, без него. В одномандатном же округе он тоже провалил выборы, уступив председателю Контрольно‑счетной палаты Москвы Сергею Шохину, который представлял лужковскую платформу «Отечество – вся Россия». Горевать Алеше пришлось недолго, уже в следующем году старый товарищ Улюкаева по «Змеиной горке» Анатолий Чубайс пригласил его не абы куда, а на пост первого заместителя министра финансов. Я лично с завистью смотрю на взаимопомощь либеральных злодеев.

Считай до трех, до полчетвертого,

Считай, что жизнь полна чудес,

Как крема и цукатов тортик –

Почти без горечи и без

Последствий. Налетай, подследственный,

На харч богов! – безынтерес…

Мне эти перлы не по средствам.

Мне скучно, бес, –

воодушевленно писал Улюкаев, хотя скучать ему не приходилось. В министерстве он быстро освоился и занялся финансовыми потоками для силовиков и вообще курировал в правительстве кредитно‑денежную политику. В этой должности он доработал до самой отставки государственника и корпоративиста Михаила Касьянова. Обиженный Касьянов ушел в оппозицию, а торжествующий Кудрин назначил Улю‑каева, как своего человека, в Центробанк, сделав первым замом его председателя.

Сергей Игнатьев, председатель правления ЦБ, предпочитал играть осторожно и по‑тихому, поэтому, когда появился Алексей Улюкаев, тот с воодушевлением передал ему полномочия выступать от лица Центробанка. Точнее, выступать лицом. Отныне тучное тело зампреда с азефовскими толстыми губами стало олицетворением экономической политики России. Говорящая голова плямкала губами и сопела в телекамеру, выдувая из себя все новые ноу‑хау политики ЦБ. В частности, в 2006 году Улюкаев заявлял о готовности Центробанка сделать рубль конвертируемым, а осенью 2008 года успокаивал народ тем, что «Россия скоро минует стадию кризиса и восстановит свой прежний потенциал». Каждый раз Улюкаев «пробивал дно», как говорят в интернет‑сообществе.

Весной 2013 года наш герой рассматривался в качестве кандидата на пост председателя правления Центробанка, но в конце концов на эту должность Владимиром Путиным была рекомендована Эльвира Набиуллина. Улюкаев обиженно занялся публицистической деятельностью, например написал научную работу, посвященную дефолту 1998 года, «В ожидании кризиса: ход и противоречия экономических реформ в России». Регулярно писал в журнал «Открытая политика», который сам же учредил вместе с Гайдаром, сам, видимо, и читал. Говорить, что эти статьи как‑то или на кого‑то повлияли, не приходится.

Лучше дело шло со стихами – без шуток. В издательстве «Вагриус» вышел довольно симпатичный сборник стихов «Огонь и отсвет», а потом и «Чужое побережье». Из него мне запомнилось такое стихотворение:

Играешь на разрыв аорты,

Потом аорту разрываешь,

Не знаешь, ты живой ли, мертвый,

Не знаешь,

Зачем играл, зачем пылил

По этой кривенькой дорожке.

К богам стремился. Только сил

Не рассчитал немножко.

Возможно, это лучшее его стихотворение, во всяком случае до тюрьмы. Какой он вообще был, этот министр? Говорят, Улюкаев был склонен к эпатажу. С подчиненными он особо не церемонился, ценил русский мат и вольготно его использовал. Часто бывал в ярости, и не только с подчиненными. Известным эпизодом стал случай в самолете, когда взбешенный причмокивающий Улюкаев стал орать на пилота за то, что его жене не дали сесть в бизнес‑классе. В итоге обиженный зампред Центробанка улетел на личном самолете Германа Грефа.

Незадолго до своего назначения он обрушил на головы телезрителей умозаключения самого сомнительно качества. Так, он отметил, что ставки по кредитам в июне 2013 года соответствуют «исторически сложившимся». Причинами стагнации, по мнению Алексея Валентиновича, являются уменьшение внешнего спроса и исчерпание возможностей. При нынешних загрузках мощностей и уровне занятости восстановление невозможно. Поэтому, по его мнению, нужно не ослабление курса, а рост инвестиционной активности. И все в таком же воздушно‑отвлеченном духе. Аж во рту сладко становилось!

Не может быть, чтоб только память Нас по кругам своим вела, Своими крепкими руками Листая вечные «дела»:

«Хранить всегда» – шутить беспечно Над каждой выходкой страны? Она же вечна, вечна, вечна, Как красноплощадный гранит!

А потом действующего министра арестовали. Кстати, интерес к аресту до боли похожего на плакатного Азефа Улюка‑ева спадает – ну арестовали, привычно даже. Но помочь ему теперь некому. Гайдара давно уж нет, а Чубайс и сам загнан в ловушку незадачливым протеже. Современные политики лишены того романтического флера, который украшал деятелей девяностых. Что же все‑таки построил Владимир Путин? Чем современные молодые наркомы отличаются от тех, кто достался ему по наследству от Ельцина?

Свиные глазки Евно Азефа, улыбка Лаврентия Берии – вы такого больше не увидите. Полистайте назад эту книгу, выдохните.

Езжай, мой сын, езжай отсель.

На шарике найдешь теперь

Немало мест, где шаг вперед

Необязательно пятьсот

Шагов назад, где, говорят,

Не все всегда наоборот,

Где не всегда конвойный взвод

На малых выгонят ребят,

Где не всегда затычку в рот,

Бывает – правду говорят,

Бывает голова вверху,

А ниже – ноги,

Где в хлеб не сыпали труху

И не смеялись над убогим:

Ха‑ха, хе‑хе, хи‑хи, ху‑ху.

О боги!

При чтении последних строчек я задумываюсь не о священных монстрах, а о потерянных поколениях, вброшенных в плавильный котел девяностых. Мы много говорили о тех, чей стремительный взлет в девяностых был прерван так называемым буржуазным термидором. Но в России с 1991 года выросло уже не одно и даже не два, а целых три «потерянных поколения», к одному из которых принадлежит и сам автор.

Первое – это поколение моей супруги, родившейся в 1970‑х годах. Ко времени крушения Советского Союза это поколение только‑только успело окончить институты или отслужить в рядах армии, побывать в Чечне. Это то поколение, на которое обрушились осколки десятков стен, две из которых – Берлинская и Кремлевская – обнажили внутренние и внешние противоречия старого мира. И гротескный мусор мира нового, который лакировали под витрину цивилизаций большегубые Гайдар и Улюкаев, рыжий Чубайс и Альфред Кох, маскировавшийся под демократа. Именно им, не Ельцину, принадлежат эти болтающиеся на исторических улицах неоновые вывески.

Второе поколение – дети восьмидесятых, последние солдаты, «рожденные в СССР», для которых красная Россия – это воспоминания детства, сентиментальные, но грубые своим переходом в мир девяностых. Как слепые котята, они еще не могли наблюдать, но слышали моторы танков у Белого дома и треск вертушек в небе Кавказа, удивленные тем, что их не добили прикладами. Их опаивал молоком плейбой Немцов на коленях у стареющего грузного Ельцина. Голосуй или попадешь в ад, говорили они.

Ну и третье – это поколение девяностых, родившихся уже при термидоре, сказки для которых писал не Борис Абрамович Березовский, а Сурков. Второстепенная фигура пред лицом масс и событий революции девяностых, Путин обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде. Бюрократия победила не только патриотическую оппозицию. Она победила режим Ельцина. Но дала всходы не те, что от нее ожидали патриоты и озлобленные дельцы реформ.

Главной проблемой термидора, как и любой реакции, является заморозка статус‑кво.

Все три мной означенных поколения, которые застали сбитых летчиков, включая последних, вроде Улюкаева, оказались в положении еще более тяжелом, чем наши антигерои: смог реакции не дает взлететь, социальные лифты передвигают неталантливых (девяностые, при всех их грехах, были временем для талантливых и смелых). Но в этих поколениях, даже в том, появившемся во время термидора, начинают зреть правильные плоды, хотя обезличенная госмашина и видит их в роли сорняков.

Три «потерянных поколения» – это уже как минимум тридцать лет утраченного времени. Исторического, культурного, всякого. Выжженной пустыни или космоса, в котором клубятся нереализованные мечты, литературные памятники, горящие маячки, заботливо раскинутые проповедниками девяностых, того времени, где, как в стихах Улюкаева, голова снизу, а выше ноги.

[1] Медаль П. А. Столыпина – награда правительства Российской Федерации. Учреждена в 2008 году.