Под термином «внешняя политика» мы подразумеваем ведение международных сношений. Предмет этих сношений не выдумывается – сама жизнь его выдвигает и ставит на очередь. Внешнее представительство или дипломатия, домогаясь чего‑либо от другого народа, сначала склоняет его, доказывая, что уступить – его прямая выгода, предлагает компенсации, пускает в ход обещания и прельщения, и лишь после того как средства убеждения исчерпаны, переговоры прекращаются и стороны берутся за оружие. Отсюда внешняя политика есть искусство преимущественно практическое.

Исходная точка внешней политики – общенародная польза. Однако история показывает нам многочисленные примеры, когда соображения государственной пользы заведомо приносились в жертву либо личным влечениям народоправителей, либо материальным интересам правящих сфер. По дружбе к прусскому королю Фридриху II Император Петр III возвратил ему Восточную Пруссию, которая была завоевана и занята русскими войсками. Союз с французским императором Наполеоном I был для России чрезвычайно выгоден: на севере Россия приобрела Финляндию, на юге ее стремлению к Ближнему Востоку открывался широкий простор. Но был выдвинут аргумент, будто континентальная система препятствовала сбыту произведений сельского хозяйства. В действительности (что в тогдашнюю эпоху было гораздо важнее) она способствовала вздорожанию предметов роскоши, без которых придворная знать обойтись не желала. Под давлением среды Император Александр I вынужден был, вопреки интересам России, порвать с Наполеоном и французскому союзу предпочесть союз с Англией.

Но и помимо вопроса о добросовестности, в области внешней политики элемент субъективный имеет значение решающее. Обыкновенно при вступлении на престол новый Государь дает заверение, что во всем он будет следовать заветам предшественника. Не подвергая сомнению искренности возвещаемых с высоты престола намерений, все, однако, понимают, что в народной жизни совершился перелом и наступила новая эра.

Но если на ходе политических дел неизбежно отражается личность Государей, то, по крайней мере, министрам иностранных дел надлежало бы держаться направления одинакового. Служа единому делу, они, казалось бы, обязаны соблюдать преемственность мыслей и действий. Между тем редкий министр не презирает своего предшественника, а про себя не мнит, что настоящая здравая политика начинается только с него.

Оставляя официальную сферу и переходя к общественной деятельности и публицистике, мы и тут констатируем неограниченное господство субъективизма. Как мы видели, государственные люди и политики‑профессионалы – и те не в состоянии превозмочь личных симпатий и предубеждений и удержаться на почве чисто деловой. Тем более от частных лиц трудно ожидать, чтобы они не поддавались внушениям прессы и о текущих событиях судили самостоятельно. В 60‑х годах русское общество увлекалось объединением Италии, хотя было очевидно, что Австрия, вытесненная из Италии, обратится на Балканский полуостров, где для нас явится опасным соперником. Кроме того, общество нередко бывает обмануто и о действительном положении вещей узнает уже после того, как событие миновало. Когда в 1870 году парижская чернь кричала «a Berlin», она со своей точки зрения поступала последовательно: ее уверяли, что армия в полной готовности, стало быть, победа обеспечена.

Итак, если в основе внешней политики и лежит стремление государственной пользы, то сущность этой пользы и способы ее достижения всякий понимает по‑своему. В исполнении дипломатов‑ремесленников внешняя политика обращается в простое механическое отражение событий на умы правительственных лиц и общественные страсти. При таких условиях мыслимо ли вообще действия внешней политики подводить под систему и для них устанавливать руководящие принципы?

Совершенно иная получается картина, как только во главе политики становится человек выдающийся. Подобно войне, политика имеет своих великих людей – Ришелье, Фридриха II, Бисмарка и других, – оставивших потомству в назидание вечные памятники дипломатического творчества. Тут уже нет места случайности; между замыслом и выполнением строгая связь не прерывается ни на минуту; конечный результат – тот именно, который намечался вначале. Изучение классических образцов дипломатического искусства дает нам возможность вывести известные положения, в совокупности составляющие теорию внешней политики.

Как в целом объеме, так и в каждом отдельном проявлении или политическом акте внешняя государственная политика образует силлогизм. Первая часть этого силлогизма – постановка цели, вторая часть – выбор средств и третья – выполнение.

Каждую из этих частей мы рассмотрим: а) вообще, б) в применении к России.