Необходимо признать, что на Украине у США оказалось достаточно много союзников. Причем это были далеко не одни лишь националисты. У значительной части украинского бизнеса, а также у политической элиты интересы объективно совпали с интересами США (по крайней мере, эти люди так думали). Такое положение вещей было обусловлено процессом формирования бизнес‑политической элиты украинского государства.

В то время как у националистов была позаимствована идеология, реальные рычаги управления сохранила за собой бывшая партийная и хозяйственная элита. Для них, в отличие от националистов, украинское государство не являлось сверхценностью, но внезапное исчезновение союзного центра позволяло обогащаться за счет расхищения бывшей общенародной собственности без оглядки на какие‑либо ограничения. Фактически реальные владельцы Украины (независимо от того, отдавали ли они себе в этом отчет) ставили перед собой задачу приватизировать все привлекательные активы, после чего государство надо было каким‑то образом утилизировать (чтобы некому было предъявить претензии).

Такой подход не совпадал с подходом идейных националистов, которые тоже были не прочь обогатиться за счет советского наследства, но при этом желали построить и сохранить сильное украинское государство. Однако националисты не имели достаточной поддержки в массах, настроенных на реинтеграцию постсоветского пространства в той или иной форме. Достаточно напомнить, что на первых президентских выборах в 1991 году бывший второй секретарь ЦК КПУ и председатель Президиума Верховного совета Украины Леонид Кравчук легко победил националиста Вячеслава Черновола, а на досрочных президентских выборах 1994 года выступавший с лозунгом едва ли не восстановления СССР бывший член ЦК КПСС и генеральный директор (а до этого секретарь парткома) Южного машиностроительного завода – Леонид Кучма.

В результате хозяйственники, контролировавшие управленческие рычаги, опиравшиеся на поддержку избирателей, но имевшие потребность в идеологическом обосновании своего права на суверенное разграбление Украины, заключили союз с националистами, которые, будучи не в состоянии самостоятельно прийти к власти, единственные имели готовую концепцию построения самостоятельного украинского государства, заодно объяснявшую невозможность восстановления государственного единства с Россией. Националистов пустили во власть, выделив им гуманитарный блок (идеологию) и предоставив возможность принять участие в разграблении государственной собственности. Взамен националисты одарили хозяйственников обоснованием их права на независимое от Москвы управление самой богатой из бывших советских республик.

В результате данного симбиоза появилась классическая фигура среднестатистического украинского элитария. Это был человек, привыкший считать себя «эффективным собственником» и при этом смертельно боявшийся российского бизнеса, который, по его мнению, спит и видит, как бы забрать у украинского элитария, принадлежащие ему «заводы, газеты, пароходы». Принадлежащие ему активы он не создал сам, а получил, используя рычаги политического влияния. Поэтому, как правило, он совмещает бизнес и политическую деятельность. Присутствие в политике является для него гарантией сохранения и развития бизнеса, поскольку без доступа к бюджетным финансовым потокам, к возможности приватизации за бесценок (а то и вовсе бесплатно) все новых и новых активов он хозяйствовать не способен и неизбежно разорится. Главный способ зарабатывания денег, независимо от профиля бизнеса, – выбивание налоговых льгот и бюджетных субвенций для своих предприятий, а также привлечение иностранных кредитов под государственные гарантии. Считает, что сохранить неправедно приобретенные активы и капиталы может только на Западе (в чем сильно ошибается, но переубедить его невозможно). Уверен, что Россия всегда будет по‑братски обеспечивать ему доступ на свои рынки, снабжать его дешевыми энергоносителями, кредитовать и т. д. Боится, что, если в чем‑то не угодит Западу, его капиталы в офшорах и имущество за пределами Украины будут конфискованы.

В то же время часть еще советских хозяйственников, а также выходцев из мелкого полукриминального бизнеса последних лет перестройки и первых лет независимости в Юго‑Восточных промышленных регионах смогла установить контроль над шахтами, ГОКами и металлургическими предприятиями. Простая производственная цепочка, наличие собственного сырья, а также спрос на металлургическую продукцию низкого передела и на продукцию химических и нефтехимических предприятий на мировом рынке позволили им наладить не сложное, но реальное производство и за счет объемов поставок быстро стать мультимиллионерами и миллиардерами. Эта группа была заинтересована в сохранении хороших отношений как с Западом, куда уходила на продажу производимая продукция, так и с Россией, откуда поставлялись газ и нефть, служившие одновременно сырьем (в частности, для химической и нефтехимической промышленности) и энергоносителем. К ним примыкали сельскохозяйственные производители и владельцы предприятий пищевой промышленности, поставлявшие продукцию как на западные рынки (зерно, рапс, подсолнечное масло и семечки), так и в Россию и также заинтересованные в дешевых энергоносителях.

Ну и, наконец, каждый, кто мог поучаствовать в комбинациях с газом, рвался к транзитной трубе. В первые годы независимости Украина активно занималась реэкспортом российского газа (пока в контракты не был внесен запрет на подобную деятельность). Но и после этого газ оказывался чрезвычайно привлекательным средством заработка, а точнее, разного рода махинаций. Не случайно на Украине говорили, что все крупные состояния были первоначально заработаны на российском газе.

Именно таким дуализмом украинского бизнеса, его зависимостью от российских энергоносителей и одновременно попытками ориентироваться преимущественно на западные рынки, объясняется политика многовекторности, официально заявленная Леонидом Кучмой и бывшая основой украинской внешней политики вплоть до конца 2004 года. При этом ментально украинская бизнес‑политическая элита практически в полном составе (возможно, за единичными исключениями) чувствовала себя частью Европы и с удовольствием внимала националистическим мифам об извечной нерусскости украинцев.

Если с точки зрения интересов бизнеса элита делилась на компрадоров и национальных производителей, причем ресурсы последних значительно превышали ресурсы первых, то с точки зрения идеологии подаляющее большинство элитариев были духовными компрадорами.

На Украине сложился компрадорский олигархический режим, в принципе испытывавший нужду в государстве только как в средстве обогащения. Следовательно, и ценность для элиты Украина представляла лишь до тех пор, пока ее ресурсы позволяли решать данную задачу. Неизбежное в перспективе истощение ресурсов (нельзя же несколько раз разграбить одни и те же предприятия) приводило к утрате интереса неидеологизированной части элиты к сохранению государственности. Это порождало внутреннее противоречие между элитариями, являвшимися политиками от бизнеса и допущенными к власти националистами. Для последних, как было указано, государство имело самостоятельную ценность.

Данное противоречие решалось в рамках декларированного курса на так называемую евроинтеграцию, предполагавшего в рамках официальной многовекторности следование в фарватере американской и европейской политики по принципиальным вопросам. Под давлением ЕС Украина закрыла Чернобыльскую АЭС, сократив возможности своей атомной генерации, при этом деньги, обещанные на реконструкцию «саркофага», ЕС не выделил. Под давлением США Киев отказался от Бушерского контракта с Ираном, принял участие в оккупации Ирака и т. д. Опека Запада, с точки зрения националистов, гарантировала защиту от возможного излишнего пророссийского крена хозяйственников, а неидеологизированные политики от бизнеса надеялись, что прозападный курс убережет их имущество от слишком пристального внимания структур, борющихся с коррупцией и отмыванием денег.

Пока Запад не вступил с Россией в открытую жесткую конфронтацию, такой симбиоз в рамках многовекторности мог существовать. Как только началось геополитическое противостояние Москвы и Вашингтона, намеки на необходимость сделать выбор зазвучали с двух сторон, но особенно настойчиво – с Запада. В принципе, правящий класс Украины однозначно занял прозападную позицию. Но тут выяснилось, что промышленность не в состоянии работать в условиях роста цен на энергоносители, а Россия в обмен на снижение цены логично требует ответных уступок. И не было бы ничего страшного в том, чтобы уступить, но тот самый Запад против. При этом за долгие годы господства в украинской политике и в сфере идеологии антироссийских прозападных сил Запад получил возможность, действуя через основанные при его содействии и им же финансируемые НКО, практически полностью поставить под свой контроль медиа‑сферу и экспертное сообщество, получив возможность практически неограниченного влияния на общественное мнение.

Сложилась ситуация, когда наиболее системный украинский бизнес оказался жизненно заинтересован в налаживании конструктивных отношений с Россией. Иначе ему было не выжить. Этого же требовали интересы финансовой, экономической, политической и социальной стабильности. Понятно, что если затраты у бизнеса начинают превышать доходы, то он становится нерентабельным, предприятия закрываются, рабочие увольняются, а нет прибылей – нет налогов, то есть бюджет пустеет. Беднеет страна, снижается уровень жизни народа и параллельно растет социальное напряжение, так как чем ниже уровень жизни, тем активнее народ требует от правительства решить проблемы.

Однако за долгие годы идеологической всеядности духовного компрадорства этот, объективно заинтересованный в опоре на массового пророссийского избирателя бизнес не создал адекватные политические и информационные структуры. В результате он остался без эффективных инструментов влияния на ситуацию и оказался вынужденным следовать в русле политики, навязываемой прозападными силами. Характерно, что даже после февральского переворота 2014 года и начала гражданской войны практически все крупные украинские бизнесмены и ведущие политики, кроме тех, кому угрожала немедленная бессудная расправа, не просто остались в стране, но и предпринимали попытки наладить конструктивное сотрудничество с самозваной властью.

В результате сложившаяся за годы независимости бизнес‑политическая элита оставила миллионы русских (пророссийских) избирателей Украины без руководства и не смогла использовать их потенциал на пользу себе и государственной стабильности.