Сразу же после того, как в мировой печати появились сообщения о неудаче покушения, Судоплатов был вызван на дачу Берии. «Берия был взбешен, – вспоминал об этой встрече Судоплатов. – Глядя на меня в упор, он начал спрашивать о составе одобренной мною в Париже группы и о плане уничтожения Троцкого. Я ответил, что… ожидаю подробного отчета из Мексики по радиоканалам через день‑два»[1].

После этого Берия и Судоплатов отправились к Сталину на ближнюю дачу. Сталин подтвердил свое прежнее решение, заявив: «Акция против Троцкого будет означать крушение всего троцкистского движения. И нам не надо будет тратить деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом. Приступите к выполнению альтернативного плана, несмотря на провал Сикейроса, и пошлите телеграмму Эйтингону с выражением нашего полного доверия».

Судоплатов подготовил текст такой телеграммы, закончив ее словами: «Павел шлет наилучшие пожелания». Павел – кодовое имя Берии[2].

Еще через два дня был получен краткий отчет Эйтингона о неудаче покушения. Эйтингон сообщал, что готов приступить к осуществлению альтернативного плана с участием Меркадера.

Восьмого июня Берия направил Сталину и Молотову копию более подробного донесения Эйтингона, в котором говорилось: «О нашем несчастье вы знаете из газет подробно… Пока все люди целы, и часть уехала из страны… Принимая целиком на себя вину за этот кошмарный провал, я готов по первому вашему требованию выехать для получения положенного за такой провал наказания»[3].

В заключении «Центра» по поводу налета Сикейроса говорилось: «Мексиканской полиции удалось раскрыть все обстоятельства подготовки и совершения покушения, а также установить многих исполнителей»[4].

Пока начал проводиться в жизнь второй вариант террористического плана, мексиканская сталинистская пресса продолжала публиковать инсинуации о Троцком. Уже после того, как полиция напала на след действительных убийц, 29 мая «Эль популяр» напечатала декларацию Коммунистической партии, которая требовала не наказания террористов, а высылки Троцкого из страны[5].

Все это побудило Троцкого приступить к более активным действиям по разоблачению лжецов и провокаторов. 1 июня перед группой журналистов он обвинил Сталина и НКВД в организации покушения и заявил, что «следующее покушение на мою жизнь неизбежно»[6]. В тот же день он опубликовал в мексиканских газетах письмо президенту республики, в котором называл Толедано моральным соучастником покушения и обвинил газеты «Ля вое де Мехико», «Эль популяр» и журнал «Футуро» в том, что они получают денежные средства от Советского правительства[7]. «Футуро» и «Эль популяр» немедленно возбудили против Троцкого иск о клевете. На слушаниях этого дела Троцкий подтвердил свое утверждение, что названные им издания являются полуофициальными органами НКВД и пользуются его материальной поддержкой[8]. После этого «Ля вое де Мехико» также обратилась к прокуратуре с требованием привлечь Троцкого к юридической ответственности за «диффамацию».

На протяжении июня – июля Троцкий продолжал встречаться с сотрудником американского консульства Макгрегором, которому он рассказал о свидетельствах, собранных им по делу о покушении. Он сообщил Макгрегору названия сталинистских изданий в Мексике, а также имена политических и рабочих лидеров и правительственных чиновников, связанных с Мексиканской компартией. В частности, он заявил, что в ЦК этой партии работает один из ведущих агентов Коминтерна – Карлос Контеро[9] (псевдоним Витторио Видали) и Энрике Мартинес Ригги, имевший прямые связи с Москвой и возглавлявший чистку МКП весной 1940 года[10].

Готовясь к новому судебному расследованию, Троцкий написал свою последнюю крупную статью «Коминтерн и ГПУ», которую он завершил 17 августа, т. е. за три дня до покушения Меркадера.

Публикуя посмертно эту статью, редакция «Бюллетеня оппозиции» назвала ее «самым драматическим документом политической литературы современности: в нем человек объясняет нам, почему его должны убить, обнажает нити интриги, все теснее его обволакивающие, разоблачает мотивы убийцы»[11].

В этой статье Троцкий описывал политическое перерождение Коминтерна, закономерно повлекшее коррумпирование его секций и особенно их «вождей». «В первый период советского режима, – писал он, – когда революция шла от опасности к опасности, когда все силы уходили на гражданскую войну с ее свитой голода и эпидемий, к Октябрьской революции и Коминтерну примыкали в разных странах наиболее смелые и бескорыстные революционеры. Из этого первого революционного слоя, который делом доказал свою верность Октябрьской революции в трудные годы, не осталось сейчас в Коминтерне буквально ни одного человека. Путем непрерывных исключений, материального давления, прямого подкупа, чисток и расстрелов тоталитарная клика Кремля окончательно превратила Коминтерн в свое покорное орудие. Нынешний руководящий слой Коминтерна, как и отдельных его секций, состоит из людей, примкнувших не к Октябрьской революции, а к победоносной олигархии, источнику высоких политических титулов и материальных благ… Они с восторгом и завистью взирают на вторжения Красной армии в Польшу, Финляндию, Балтийские страны, в Бессарабию, потому что такие вторжения немедленно ведут к передаче власти местным сталинским кандидатам на тоталитарное господство»[12].

Далее Троцкий переходил к одной из наиболее острых тем, щедро эксплуатируемой прежними и нынешними антикоммунистами, – о том, что деятельность Коминтерна оплачивалась «московским золотом».

Приводя декрет Совнаркома от 13 декабря 1917 года о финансовой помощи, которую Советская республика будет оказывать революционным движениям в других странах, Троцкий писал, что такая помощь «началась с того часа, когда большевики взяли в свои руки власть». Однако тогда дело шло об открытой помощи коммунистическим партиям, которая отнюдь не обусловливалась их покорным подчинением диктату Москвы. «Партии, получавшие помощь, пользовались полной внутренней демократией, в том числе полной свободой критики по отношению к Советскому правительству. На конгрессах Коминтерна шла всегда страстная идейная борьба, причем бывало не раз, что мы с Лениным оставались в меньшинстве»[13].

Начало перерождения дела финансовой помощи иностранным коммунистическим организациям Троцкий датировал тем временем, когда Сталин и Бухарин захватили в свои руки руководство Коминтерном. «Система подкупа и развращения руководителей рабочего движения в других странах начали систематически применяться примерно с 1926 года… С этого же времени начинается непримиримая борьба оппозиции (“троцкистов”) против финансового произвола и подкупов в Коминтерне и на его периферии»[14].

После победы правящей фракции над левой оппозицией и утверждения сталинистского режима в СССР и в международном коммунистическом движении «международная солидарность» превратилась в унизительную зависимость от Кремля. «Финансовая помощь стала формой подкупа… Теперь эта “помощь” стала ощущаться даже агентами Москвы как постыдная и унизительная зависимость, в которой не следует открыто признаваться»[15].

Под влиянием разоблачений оппозиции Сталин оказался вынужден публиковать нечто вроде финансовых отчетов Коминтерна. «Надо сказать сразу, – подчеркивал Троцкий, – что эти отчеты, обработанные в лаборатории ГПУ, совершенно нереальны. Весь бюджет преуменьшен в несколько раз. Секретные расходы не упомянуты вовсе. Источник поступления доходов замаскирован»[16]. При всем этом в отчетах неизменно встречается особая статья – субвенции партийным периодическим изданиям. Что же касается секретных расходов, то они связаны с вмешательством ГПУ в дела Коминтерна и его секций, осуществлением тайных операций ГПУ за рубежом с помощью иностранных коммунистических партий.

В подтверждение этого Троцкий ссылался на конкретные факты, изложенные в книгах бывшего члена ЦК Компартии Испании Э. Маторраса «Коммунизм в Испании. Его ориентация, его организация, его методы» и одного из основателей Компартии США, на протяжении 20 лет бывшего членом ИККИ и его президиума Б. Гитлова «Я свидетельствую». Наиболее исчерпывающие свидетельства связей Коминтерна с ГПУ и финансовой зависимости компартий от ГПУ принадлежали, по словам Троцкого, бывшему главе советской разведывательной сети в Западной Европе В. Кривицкому, причем эти сведения «имеют юридический вес свидетельского показания», так как Кривицкий дал их под присягой комиссии палаты депутатов США[17].

Троцкий приводил также свидетельское показание И. Закса, в течение 15 лет игравшего руководящую роль в коммунистическом движении Латинской Америки, и письма Кривицкого и Гитлова с выражением готовности ответить под клятвой на вопросы мексиканского суда. Более того, Гитлов и Кривицкий прислали Троцкому специальные показания для мексиканского суда, причем в заявлении Кривицкого, которое, по его словам, «могло быть использовано для любого суда в Мексике по делу Льва Троцкого», говорилось: «ГУГБ (Главное управление государственной безопасности НКВД. – В. Р. ) организует террористические акты за границей… Организаторами этих террористических актов являются ответственные агенты ГУГБ за границей. Убийцы всегда иностранцы, находящиеся на службе в ГУГБ… Некоторые из них по соображениям конспиративного характера официально не принадлежат к партии»[18].

Освещая события, связанные с покушением, совершенным 24 мая, Троцкий писал, что он никогда не считал непосредственным организатором этого покушения Мексиканскую коммунистическую партию. «ГПУ пользуется компартией, но вовсе не сливается с нею»[19]. «Для преступлений ГПУ крайне характерно разделение труда между тайными убийцами и легальными “друзьями”: уже во время подготовки покушения, наряду с подпольной работой конспирации, ведется открытая клеветническая кампания с целью скомпрометировать намеченную жертву. То же разделение труда продолжается и после совершения преступления: террористы скрываются; на открытой сцене остаются их адвокаты, которые стараются направлять внимание полиции на ложный след»[20].

[1] Судоплатов П. Разведка и Кремль. С. 87.

[2] Судоплатов П. Разведка и Кремль. С. 89.

[3] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 99.

[4] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 101.

[5] Троцкий Л. Д. Дневники и письма. С. 188–189.

[6] Огонек. 1990. № 35. С. 23.

[7] Отечественная история. 1995. № 4. С. 93.

[8] Trotsky. Stalin’s Gangsters. London, 1977. P. 83.

[9] По‑видимому, речь идет о Карлосе Контрерасе. «Имя его впервые получило печальную известность во время гражданской войны в Испании, где Контрерас в качестве комиссара пятого полка был одним из наиболее свирепых агентов ГПУ» (Бюллетень оппозиции. 1940. № 85. С. 11).

[10] Отечественная история. 1995. № 4. С. 94–95.

[11] Бюллетень оппозиции. 1940. № 85. С. 7.

[12] Бюллетень оппозиции. 1940. № 85. С. 8.

[13] Бюллетень оппозиции. 1940. № 86. С. 9.

[14] Бюллетень оппозиции. 1940. № 86. С. 10.

[15] Бюллетень оппозиции. 1940. № 86. С. 9.

[16] Бюллетень оппозиции. 1940. № 86. С. 10.

[17] Бюллетень оппозиции. 1940. № 86. С. 11.

[18] Бюллетень оппозиции. 1940. № 86. С. 14.

[19] Троцкий Л. Д. Дневники и письма. С. 192.

[20] Бюллетень оппозиции. 1940. № 85. С. 10.