Карьера Владимира Путина в политике началась в июне 1990 года, когда он стал работать на Анатолия Собчака в Смольном – классическом здании XIX века на набережной Невы, где располагалось руководство администрации Ленинграда. Путин знал о Смольном благодаря тому, что его дядя, Иван Шеломов, служил там морским офицером службы безопасности во время Великой Отечественной войны. Племянник быстро зарекомендовал себя спокойным, квалифицированным и честным технократом, который не лез на рожон и бывал рад, когда шеф приписывал себе его заслуги. «Собчак любил быть в центре внимания и предметом всеобщего обсуждения, – говорит Путин. – Мне казалось, что ему было все равно, проклинают его или восхваляют».

В отличие от своего высокого окружения Путин обнаружил, что штат внешней службы Собчака в Мариинском дворце был «жестким и грубым, в лучших комсомольских традициях» и состоял в основном из чиновников, которым советским руководством были предоставлены определенные бизнес‑привилегии в попытках оживить экономику в начале перестройки. Горбачев и его премьер‑министр Рыжков позволяли брать ресурсы, в том числе нефть, из «неприкосновенных» государственных резервов бесплатно, или «безвозмездно», как они это называли. Членам комсомола – молодежного движения, преданного коммунистической партии, – было раз решено создавать финансовые организации и кооперативы, которые расцвели при ослаблении ограничений на внешнюю торговлю и на сделки в иностранной валюте в конце 80‑х. Это были архетипы «новых русских». Ко времени появления Путина в коридорах власти таких организаций по всему СССР было 135 тысяч – от крошечных парикмахерских до предприятия по производству сборных дачных домов, основанного молодым предпринимателем Александром Смоленским. Каждый хотел приобщиться к делу, и бизнесмены осаждали Смольный в поисках поддержки.

Примерно в это время работодатель Путина Анатолий Собчак взял на работу еще одного бывшего студента юридического факультета. В свои двадцать с небольшим Дмитрий Медведев стал советником председателя Ленинградского городского Совета народных депутатов. Представительный юрист со свежим лицом, предпочитающий пиджаки от Versace и ручки «Паркер», сидел за маленьким столиком в приемной, где посетители часто принимали его за скромного секретаря. Дмитрий Ленков, член городского Совета, бывший частым посетителем Смольного, описывает Медведева как «неприметного». «Путин принимал все решения, а Медведев занимался вспомогательной работой».

В это же время Путин встретил и Анатолия Чубайса – рыжеволосого экономиста, чья национальная программа по приватизации через пару лет выведет горстку кооператоров в класс сверхбогатых, которым сейчас славится Россия. На самом деле, одним из самых успешных комсомольским предприятий был «Менатеп», преобразованный позже в банк «Менатеп» – первый камень в империи путинского врага Михаила Ходорковского. Анатолий Борисович Чубайс входил в группу молодых экономистов, которые осознали, что, если советскую экономику не подвергнуть большим изменениям, она обречена. Непохоже было, чтобы его беспокоило, что от реформ Горбачева пострадают миллионы людей.

После того как Чубайс дал своим заместителям команду начать программу «шоковой терапии», его назначили председателем городского комитета по экономическим реформам. Его главный план состоял в том, чтобы создать внутри Ленинграда свободную экономическую зону, но эта идея была положена на полку Собчаком, который видел, что весь СССР быстро становится свободным рынком. Он разжаловал Чубайса с поста главы по экономическим реформам до заместителя главы исполнительного комитета Совета. Путин осторожно дистанцировался от этой противоречивой фигуры: «Я никогда не взаимодействовал с Чубайсом напрямую, – говорит он. – Я никогда с ним близко не общался».

И это было не лишено мудрости. В конце концов, Чубайс не очень заботился о том, чтобы войти в доверие к своим согражданам. Например, обсуждая взлеты и падения российской приватизации, политики и печально известные залоговые аукционы в недавнем интервью газете «Файнэншл Таймс» (в качестве председателя Единой энергетической системы России, а также бывшего главы Администрации Президента), Чубайс неожиданно пустился в странные рассуждения: «Знаете, в последние три месяца я перечитывал Достоевского и не почувствовал ничего, кроме ненависти к этому человеку. Безусловно, он гений, но его представление о русском народе как об особом и святом, его культ страдания и неверного выбора вызывают у меня желание порвать его на куски». Начиная с первых дней работы Путина в городском Совете его карьера в КГБ вызывала серьезные проблемы. В то время как он не делал секрета из своего прошлого, некоторые члены Совета были настолько наивны, чтобы верить, что если они будут угрожать «разоблачить» его, то вызовут его расположение. Путин расценивал такой подход как шантаж и в результате принял, по его словам, «самое трудное решение в жизни»: он написал письмо в КГБ с просьбой об отставке. Затем, задумав сделать это достоянием общественности, он попросил своего друга, режиссера Игоря Абрамовича Шадкина, записать с ним интервью, в котором он объяснил, что решил покончить со своим шпионским прошлым и посвятить свою жизнь работе на благо города.

Интервью было показано по ленинградскому телевидению и дало зрителям возможность впервые бегло познакомиться с их будущим Президентом. Между тем, письмо Путина об отставке, вероятно, исчезло где‑то в системе КГБ, так что, несмотря на его усилия, он все еще был офицером КГБ, подтверждая аксиому: «Кто стал агентом, им и останется». Как бы то ни было, этими действиями Путину удалось и прекратить шантаж, и продолжать получать зарплату в КГБ, что было неплохо, потому что в действительности она была больше зарплаты советника.

* * *

На президентских выборах 12 июня 1991 года Борис Ельцин стал первым Президентом Российской Федерации, набрав 57 процентов голосов избирателей по сравнению со всего лишь 16 процентами голосов за Николая Рыжкова – кандидата от Горбачева. Борис Николаевич Ельцин родился в деревне Бутка на Урале в 1931 году. В зрелом возрасте, будучи пьян, он любил оправдывать свое состояние, рассказывая о том, как пьяный священник чуть не утопил его при крещении. Те, кто слышал эту историю вновь и вновь, обычно спрашивали, кто же напомнил священнику все‑таки вытащить Ельцина из купели. После этого случая он еще дважды ощущал дыхание смерти. Ребенком Ельцин чудом выжил, когда ручная граната военных лет, которую он разбирал, взорвалась и оторвала ему два пальца на левой руке. Затем, годами позже, первому Президенту России едва удалось избежать смерти, когда он заболел тифом.

5 ноября 1991 года Ельцин назначил Егора Гайдара, розовощекого 35‑летнего бывшего экономического редактора академического журнала «Коммунист», главой по вопросам экономической политики. Де‑факто Гайдар стал премьером. Трудно представить двух менее похожих людей. Егор Тимурович Гайдар родился в Москве в марте 1956 года, через несколько недель после того, как Хрущев разоблачил культ личности Сталина. Отец Гайдара был военным корреспондентом, а дед Аркадий Гайдар – известный детский писатель – воевал в Гражданскую войну 1918–1922 годов на стороне большевиков. Когда меньше чем через год Гайдар шел в отдел централизации Госплана в Москве с президентским постановлением в кармане и милиционером в качестве охраны, Россия была изнурена в результате административно‑территориального деления и столкнулась с разрухой в экономике. Он объяснял, что самая большая проблема России – это концентрация богатства и силы в руках бюрократов‑стяжателей и их друзей. Людям, которые спорили с этим утверждением, он говорил: «У нас только одна цель – сохранить статус‑кво. Государство, пекущееся только о своих интересах, разрушает общество, угнетает его и, в конечном счете, разрушает себя».

Это было ересью для идеологически корректных коллег Гайдара по Госплану, так что он позвонил своему приятелю Анатолию Чубайсу в Санкт‑Петербург и попросил того присоединиться к его команде, чтобы разорвать, как он говорил, «порочный круг». Чубайс прыгнул в свой маленький желтый «Запорожец» и проехал весь путь до Москвы под джазовые композиции, лившиеся из его заветного кассетного магнитофона.

* * *

Выборы мэра также состоялись 12 июня, и Анатолий Собчак вернулся на этот пост в качестве первого мэра Ленинграда, избранного демократическим путем. Путин никогда не был – и, по иронии судьбы, не выказывал никакого желания быть – политиком. Однако он, похоже, работал за кулисами политической сцены и являлся главным стратегом среди сторонников Собчака во время предвыборной кампании. Собчак также провел успешную параллельную кампанию – референдум по возвращению городу имени Санкт‑Петербург. Из уважения к блокадникам и ветеранам сам Путин никогда не настаивал на переименовании Ленинграда в Санкт‑Петербург, но всегда называл его Питером.

* * *

Одним из самых заметных признаков изменений, произошедших в демократическом Смольном, было снятие портретов Ленина, который вел спартанское существование в этом здании в ранние годы революции, и популярного Сергея Кирова, убитого в его стенах по приказу Сталина. И в то время как большинство сотрудников заменили их портретами Бориса Ельцина, Собчак выбрал портрет Петра Великого. Путин решил последовать примеру своего начальника, и ему предложили выбрать из двух портретов: романтического изображения молодого кудрявого царя и гравюры Петра в более зрелом возрасте, где он закладывал основы Российской Империи. Он выбрал не провидца, а самодержца. И, хотя большевики были ныне уже не в почете, он не пренебрег полностью их «щитом и мечом» и отвел почетное место бюсту Ленина.

Словно поддавшись лихорадке, 400 городских советников ухватились за западный стиль городского управления, но обнаружили, что не могут договориться по основным вопросам, например, о выделении чиновникам определенных портфелей советников. «Мы думали, что представим принципы парламентской демократии прямо на городском уровне, – говорит Путин. – А получился бесконечный ужас». Мечтой Анатолия Собчака было сделать Санкт‑Петербург финансовой столицей России – проект, который требовал организатора, обладающего множеством навыков и крепкими нервами. Путин, хоть и был новичком в политике, имел диплом по международному праву, говорил на двух языках, эффективно работал в офисе и, казалось, почти не умел нервничать, так что в июне 1991 года Собчак назначил его председателем новосформированного Городского комитета по международным экономическим отношениям, в обязанности которого должно было входить привлечение иностранных инвестиций. Это назначение рассердило многих советников и очень раздосадовало Владимира Анатольевича Яковлева, амбициозного инженера‑строителя, который был на восемь лет старше Путина и считал себя главным помощником мэра.

Павел Бородин, бывший глава Управления по делам президента в Кремле (а также партнер по бильярду и собутыльник Ельцина), впервые поведал о том, как произошло назначение Путина, в беседе за чаем и пирожными в гостиной отеля «Парк Лейн». Бородин – крупный хорошо одетый мужчина, который явно знавал лучшие дни, рассказывает, что его дочь Катя заболела во время учебы в Ленинградском государственном университете, и ему нужен был кто‑нибудь в городе, кто проверил бы, что она получает надлежащее лечение. «Мне назвали имя Владимира Яковлева, который работал в мэрии, – говорит он, – но когда я позвонил из Москвы, секретарша сказала, что Яковлева нет, а есть только Собчак и некий Путин.

Я не хотел беспокоить самого Собчака, поэтому попросил: „Соедините меня с этим Путиным“. Меня соединили, я объяснил ему проблему, и он обещал этим заняться. И сдержал слово. Он достал машину для перевозки Кати в больницу, отдал распоряжения по поводу нее и следил за ходом лечения – даже посещал ее в последующие дни. Он не обязан был этого делать, просто он был действительно хорошим человеком и сейчас им остается. С тех пор я его безмерно полюбил». Бородин говорит, что, когда он в следующий раз разговаривал с Собчаком, он похвалил Путина, «скромного чиновника», который так помог ему, и поэтому мэр – к крайнему раздражению Яковлева – поставил его во главу Комитета по международным связям. «В то время он был только членом свиты мэра и точно не вторым номером, которым, как некоторые говорят, он стал, – утверждает Бородин. – Это я сделал его таковым».

Одной из первых задач Путина в городском Совете было разобраться с актом неповиновения со стороны группы твердолобых коммунистов, настойчиво водружавших красный флаг Коминтерна на металлическом флагштоке на крыше Дома политпросвещения, которую хорошо видно из Смольного. Как только Путин убирал флаг, коммунисты быстро ставили другой, пока у них не кончились красные флаги. Вместо того чтобы сдаться, они сделали флаг мрачного темно‑коричневого цвета, который обычно ассоциируется с ультраправыми. Терпение Путина лопнуло. Он заказал кран и закончил игру по перетягиванию каната, лично проконтролировав, чтобы флагшток был демонтирован с помощью паяльной лампы.

Такого рода помехи не приветствовались в упорядоченном мире Путина. К сожалению, для окружения Собчака, тот был настолько занят достижением своих целей, что в нем проявилась авторитарная жилка. Депутаты вздрагивали, когда он вставал, чтобы произнести в палате заседаний Мариинского дворца свою 45‑минутную речь, как будто выступал перед студентами ЛГУ. Его усилия по проталкиванию решений выглядели как попытка захватить диктаторские полномочия, и многие из этих решений были оспорены в судах. Действительно, как заметил Борис Ельцин в своих мемуарах 1995 года, судя по решениям городского Совета, Собчак расстался со своим старым либеральным имиджем и превратился в «жесткого авторитарного администратора». Путин был легкой целью для очернителей Собчака. Ходили слухи, что он подсадная утка КГБ, и что он использовал тайные методы для получения должности, – иначе зачем бы антикоммунист и демократ брал известного офицера КГБ на работу в святая святых? Кажется очевидным, что, приняв на работу Путина, Собчак решил выбить клин клином – нейтрализовать комсомольских бизнесменов, криминальных элементов и заодно многих советников, которые изводили его, прося поддержки. Двое мужчин прониклись друг к другу симпатией во время предвыборной кампании и сформировали настоящий альянс, в котором Собчак был руководителем развивающегося Санкт‑Петербурга, а Путин – его сильной правой рукой.

Тем временем СССР разваливался на куски. Путин считал – как оказалось, правильно – что, проводя политику одностороннего разоружения, Горбачев вносил свой вклад в распад Российской империи. Главной причиной падения коммунизма, однако, была вера Горбачева в то, что храмина, построенная на страхе, терроре и коррупции, может выстоять при двойном таране со стороны перестройки и гласности. Большая часть членов номенклатуры в России и ее восточно‑европейские спутники знали, что при попытках реформировать систему вскрываются ее основные пороки и приводят к ее краху. Когда Горбачев в 1990 году получил Нобелевскую премию мира за свою роль в одной из самых мирных революций, которые когда‑либо случались в восточном блоке, один советский министр это саркастически прокомментировал: «Следует помнить, что это все‑таки была не премия по экономике». Нельзя было избежать отрицательной реакции сил советского консерватизма даже в их предсмертной агонии. 18 августа 1991 года Путин с Людмилой и детьми находился в отпуске в ее родном городе Калининграде, когда восемь бескомпромиссных членов правительства – противников перестройки, возглавляемых предавшим Горбачева депутатом Геннадием Янаевым и поддерживаемых начальником КГБ генералом Владимиром Крючковым, а также некоторым количеством вооруженных сил, попытались совершить государственный переворот. Они сформировали чрезвычайный комитет и отправили цензоров контролировать газеты и телевизионные станции. КГБ заключил Горбачева под домашний арест на его крымской даче в Форосе, когда отказался оставить пост генерального секретаря. Всем телевизионным станциям было приказано показывать балет «Лебединое озеро» – как издевательство над публикой в момент, когда происходит что‑то скверное.

Анатолий Собчак был в Москве утром 19 августа, когда новости о перевороте достигли столицы. Он поехал на дачу Президента Ельцина, располагавшуюся глубоко в березовом лесу в Завидово, где было решено созвать внеочередное заседание парламента. К тому моменту «Лебединое озеро» достигло своей цели, и заговорщики воспользовались телевидением для объявления в стране чрезвычайного положения. Вице‑президент Янаев выступил с заявлением о том, что Горбачев был отстранен от должности «по состоянию здоровья» и что он, Янаев, теперь действующий Президент. Опасаясь ареста, Собчак отправился в аэропорт Шереметьево, чтобы улететь обратно в Санкт‑Петербург и сплотить город против заговорщиков, пока Ельцин прощался со своей плачущей женой и дочерьми, чтобы затем в Белом доме, блистающем парламентском здании из белого мрамора на набережной Москвы‑реки, сделать страстное обращение о поддержке к гражданам России. Действительно, оба этих человека были в списке 69 российских лидеров, которых предстояло арестовать, и агенты Крючкова из расколовшейся группы «Альфа» окружили дачу. Их командир тщетно ждал приказов от чрезвычайного комитета ворваться внутрь и арестовать обитателей, так что тем удалось уйти.

Соперник Крючкова генерал Олег Калугин бросил вызов лучшим кадрам КГБ, ведя толпы к учреждениям законодательной власти, которые теперь были окружены бойцами группы «Альфа» и танками Таманской военной дивизии. Он убедил Ельцина обратиться к толпе. Как потом было видно на пленке, отснятой телевидением, дородный седовласый человек в тяжелом бронежилете под коричневым костюмом поднялся на броню одного из танков и призвал население оказать перевороту самое серьезное сопротивление. Это была драматичная сцена, и она сыграла в пользу Ельцина, в то время как в 2002 году Калугин был заочно отдан под суд и признан виновным в шпионаже в пользу США, где он сейчас живет в изгнании. Войска дрогнули перед таким взрывом патриотизма и перешли на сторону Ельцина. Тысячи москвичей соорудили баррикады перед Белым домом из деревьев, троллейбусов, стройматериалов и даже старых ванн, а командиры танков повернули свои орудия от здания и направили их на представителей группы «Альфа». Ситуация была критической, хотя Джеймс Х. Биллингтон, американский академик, который был в Москве на протяжении всего переворота, находил, что атмосфера вокруг Белого дома была «скорее карнавальной, чем революционной».

А в Петербурге КГБ получил приказ арестовать Анатолия Собчака по его приземлении в аэропорту Пулково. «Прилетев, они, к своему большому удивлению, обнаружили, что самолет окружен вооруженными милицейскими формированиями, – пишет Александр Рар в своей биографии Путина. – Путин вернулся из отпуска и, узнав о неминуемом аресте Собчака, решил защитить его всеми возможными способами, открыто выступив, таким образом, против своих бывших работодателей». Согласно Рару, Путин посадил Собчака в свою машину и повез его с головокружительной скоростью в город, где главы городского КГБ и военачальники вели решающие переговоры.

Хотя Собчака в аэропорту действительно встретил вооруженный телохранитель, на самом деле, Путин здесь не при чем: 19 августа он еще был в Калининграде. Настоящим спасителем Собчака был один из его близких друзей Аркадий Крамарев, начальник Ленинградского управления министерства внутренних дел. В сопровождении спецподразделения Крамарева Собчак поехал в Главный штаб на Дворцовой площади для противостояния военачальнику на стороне путчистов генералу Виктору Самсонову, танки которого громыхали по всему шоссе от псковских казарм до центра Санкт‑Петербурга. Генерал удивился, увидев Собчака, которого считал арестованным, – и он мало что мог сказать, когда мэр устроил ему разнос на глазах у его подчиненных, офицеров КГБ, главы местной коммунистической партии Бориса Гидаспова и Аркадия Крамарева. Собчак потребовал у Самсонова показать ордера, которых у того не было. Лидеры путча в Москве отчаянно хотели, чтобы он занял Мариинский дворец, но отказались выдать ему надлежащие ордера, так же как отказались приказывать войскам штурмовать культовое обиталище Верховного Совета – Белый дом. Собчак предупредил Самсонова, что путч «незаконный и нелегитимный», и что заговорщиков будут судить как преступников. Самсонов стал колебаться. Он согласился вывести войска из города, но только до поры до времени.

Следующие тридцать шесть часов были критическими для будущего Петербурга, города, погруженного в вооруженный конфликт, как и, разумеется, для будущего всей страны. Собчак поспешил в Мариинский дворец, где находились кабинеты членов Ленсовета и мэрии. Во второй половине дня он обратился к советникам, которые объединились вокруг нового председателя Александра Беляева, и его речь транслировалась по громкой связи тысячам людей, собравшимся на Исаакиевской площади.

В тот вечер исполняющий обязанности Президента Янаев провел в Москве пресс‑конференцию. Его руки тряслись, говорил он с трудом, что в его случае наводило на мысли либо о неуверенности, либо о неумеренном потреблении водки (что и дало перевороту неофициальное название «водочный путч»). Журналисты издевались над его нелепым представлением. Позже тем же вечером Анатолий Собчак обратился ко всей стране на независимой телестанции «Пятый канал», президент которой, Борис Петров, был против путчистов. Представ перед телезрителями спокойным и красноречивым, мэр осудил чрезвычайный комитет и призвал народ сплотиться на Дворцовой площади в 10 часов утра 20 августа.

Тем временем, за Мариинским дворцом строились баррикады на случай, если танки неожиданно вернутся под покровом ночи. Члены кооперативов, которых ожидало неминуемое угасание бизнеса в случае возвращения к власти «старой гвардии», в спешном порядке отправили во дворец копировальные и факсимильные аппараты для печати и последующего распространения агитационных листовок. Туда были доставлены телевизоры и продовольствие. Мафия предложила оружие. 19‑летний студент Лев Апостолов пошел прямо на Невский проспект и присоединился к антипутчистской демонстрации. Ему и его шестерым друзьям было поручено патрулировать Большую Морскую улицу и строить баррикады за кинотеатром «Баррикада». «Нам дали нарукавные повязки и велели не прыгать на танки, если они появятся», – рассказывает он.

Утром 20 августа на Дворцовой площади и прилегающих к ней улицах по зову Собчака собралось до 300 тысяч людей. Демонстранты размахивали транспарантами, провозглашающими лозунги «Долой фашизм!», «Нет военному перевороту!» и «Лучше смерть, чем рабство!».

Будь Путин человеком КГБ в мэрии, переворот бы был удобным случаем для его измены. Он поступил наоборот. Сразу же после начала путча он решил бросить свой жребий вместе с демократами. «Я вернулся в Ленинград 20‑го, – сообщает он. – Мы с Собчаком практически переехали в городской Совет. И не только мы двое – там разместилась масса народу». Путин рассказывает, что выезжать из здания Совета было опасно, но Собчак решил распространить свое послание среди рабочих. Куда бы он ни шел, фактически везде его ждала поддержка. Они поехали на Кировский завод на юго‑западе города, где их радушно встретили: «Но мы нервничали, – вспоминает Путин. – Нам даже выдали пистолеты, хотя я оставил свой служебный револьвер в сейфе».

В тот день Путин провел в Большом доме переговоры со старшими офицерами, в том числе со своим другом Виктором Черкесовым, о том, чтобы местный КГБ остался нейтральным. Он также почувствовал, что настал подходящий момент для разрыва его официальных связей с КГБ, и направил второе прошение об отставке, которое было принято после разговора Собчака с командиром его дивизии.

К 21 августа большинство лидеров переворота сбежали из Москвы. «Вся эта ночь была очень напряженной, полной слухов, – рассказывает Лев Апостолов. – Утром пришло сообщение о том, что путч пал, и в колонках зазвучал Боб Марли. Я помню, что демократы в городском Совете держались очень спокойно и с большим достоинством. Собчак произнес величественную речь – что‑то о том, что фашизм не пройдет».

Путин говорит, что, увидев лица путчистов по телевизору, «сразу понял, что все кончено». Горбачев в Крыму был освобожден из‑под ареста, и хотя он был восстановлен в должности Генерального секретаря партии, его влияние было непоправимо подорвано. Почти единогласно центры власти во всем СССР качнулись в сторону Бориса Ельцина, который брал на себя одно министерство за другим. Народный трибун был запечатлен стоящим за Горбачевым и показывающим знак победы Черчилля – «V». Люди выходили на улицы, сносили памятники Ленину, знаки серпа и молота и даже памятник Феликсу Дзержинскому возле штаб‑квартиры КГБ. Мавзолей Ленина закрылся на неопределенный срок. Когда Горбачев посетил заседание Парламента 23 августа, многие депутаты глумились над ним. Его заставили распустить весь его кабинет, и на следующий день он покинул пост Генерального секретаря. Украина, Белоруссия, Эстония и Латвия провозгласили свою независимость. Анатолий Собчак был вызван, чтобы помочь разработать проект Конституции, которая должна была добавить Ельцину энергии для борьбы с врагами на посту Президента. 6 ноября 1991 года он издал декрет, запрещающий деятельность коммунистической партии на всей территории Российской Федерации. Когда спустя год этот декрет стал законом (как оказалось, временно), Путин убрал свой партбилет в ящик стола.

По сей день он отказывается осудить печально известный августовский путч, описывая Крючкова как «истинно верующего в коммунизм», а мотивы заговорщиков, желающих сохранить Советский Союз, как «благородные», хотя тут же добавляет, что эти события разделили его жизнь на две части. «До того момента я не понимал по‑настоящему преобразований, происходивших в России, – говорит он. – Но в дни этого путча все идеалы, все цели, которые были у меня, когда я пришел работать в КГБ, рухнули. Конечно, пройти через это было невероятно трудно. В конце концов, большая часть моей жизни была посвящена работе в органах. Но я сделал свой выбор».