Необычайный путь, приведший Владимира Путина в Кремль, начался еще в ноябре 1992 года, когда Конституционный суд снял запрет Бориса Ельцина на коммунистическую партию, позволив членам партии мобилизовать свои силы в Верховном Совете и участвовать в будущих выборах. Проблема Ельцина состояла в том, что только около 300 из тысячи депутатов парламента можно было назвать демократами. Большинство были закоренелыми коммунистами или ультранационалистами, которые объединились вокруг Вице‑президента Руцкого и спикера Руслана Хасбулатова. Руцкой повесил на стену своего кабинета большую карту СССР и вызывающе говорил посетителям: «Это прошлое, но также и будущее».
Противостояние Ельцина его врагам в парламенте подрывало его здоровье. Он сильно пил, что вызывало приступы депрессии, повышенного давления и рецидив болезни сердца. Ситуация привела к взрыву в октябре 1993 года, когда Ельцин распустил парламент и организовал новые выборы. Двести из его политических оппонентов, поддерживаемые несколькими сотнями до зубов вооруженных бойцов, забаррикадировались в Белом доме. Александр Руцкой и его сторонник Руслан Хасбулатов послали вооруженные банды на улицу, чтобы оказать сопротивление милиции, которая пыталась восстановить порядок среди сотен демонстраторов, скандирующих «Вся власть Советам». Повстанцы разграбили офис мэра Москвы Юрия Лужкова в высотке напротив Белого дома и штурмовали телевизионную башню государственного телевидения Останкино в жестокой кровавой битве, которая транслировалась в прямом эфире по Первому каналу. Ельцин вызвал танки. По его команде они атаковали Белый дом и подожгли его верхние этажи, убив 150 человек. Сквозь дым на улицу, спотыкаясь, вышло несколько человек, размахивающих белым флагом. Руцкого, Хасбулатова и их сторонников посадили в автобусы и увезли.
Когда Ельцин обратился к народу, он был само красноречие. «Кошмар этих темных дней уже позади, – сказал он. – Никто не выиграл, никто не одержал победу. Мы все были опалены смертельным дыханием братоубийственной войны. Наши люди, наши соотечественники погибли. Независимо от разности политических взглядов, все они дети России. Это наша общая трагедия. Это наша великая скорбь. Мы должны помнить об этом безумии, чтобы оно никогда не повторилось, пока мы живы».
Позже в том же году Ельцин ввел новую конституцию, предоставляющую ему более сильные президентские полномочия, но он не смог остановить стремительный локомотив экономического хаоса. В 1994 году цены на акции упали, инфляция вышла из‑под контроля, и у правительства не было денег на выплату зарплат и пенсий. К следующему году Россия была в глубоком кризисе. «У хорошего коммуниста, – утверждал немецкий драматург Бертольт Брехт, – в шлеме много вмятин. И некоторые из них получены от врагов». Это же можно было бы сказать и о Борисе Ельцине: хотя подавляющее большинство ударов по молодой демократии были нанесены несгибаемыми коммунистами, но также самим Ельциным и его окружением, их жадностью и коррупцией, которые, в конечном счете, подорвали их авторитет. Шедевр Брехта «Трехгрошовая опера», повествующий о коррупции и страхе, дает аллегорическое описание таких людей. Брехт задает вопрос: «Кто больше преступник: тот, кто грабит банк, или тот, кто его основывает?» Поразительны параллели между постсоветской Россией и Веймарской республикой 1920‑х годов, которая вдохновила Брехта на критику капиталистической системы: гиперинфляция, гражданское неповиновение, политический экстремизм и смещение многочисленных премьер‑министров.
В то время подавляющее большинство россиян страдали от повышения цен, острого дефицита и невыплаты зарплат, и обогащение горстки инсайдеров за счет системы ваучеров разъярило это подавляющее большинство. Их возмущение породило сомнения в демократии и отвращение к рыночной системе, для участия в которой большинство из них были слишком бедны. Это была политическая основа, на которой зародится новый коммунистический вызов, в то время как на другой чаше весов было новое племя финансовых магнатов, которых скоро окрестили «олигархами». Это были те оппозиционные силы, которым предстояло решить судьбу России.
Самым сильным и противоречивым из олигархов был Михаил Борисович Ходорковский. «Миша», как называла его семья, родился 26 июня 1963 года в семье еврея и православной христианки. Он рос в обычной двухкомнатной московской квартире, и, хотя его родители не были особенно религиозными, соседи считали юного Мишу евреем. Антисемитизм превратил его в очень воинственного мальчика, который прилагал большие усилия, чтобы добиться успеха во всем, что он делал. Он обладал такой внутренней дисциплиной, что его прозвищем было «оловянный солдатик». Ужасный провал коммунистической экономики и политической системы был очевиден всем, кто жил в брежневскую эпоху. Ходорковский воспринял это как личный вызов. «Мы, граждане, были лишены права голоса, права создавать политические партии и участвовать в общественной жизни, – говорит он. – У нас не только не было этих прав, но, если мы пытались получить что‑то в этом роде, мы рисковали закончить свою жизнь в тюрьме или в психбольнице».
Родители Ходорковского были инженерами‑химиками, и он пошел учиться на инженера‑химика в Химико‑технологический институт имени Менделеева. Там его сразу же заметили. Немногие из студентов обладали его энергией, умом и смелостью; женщины не могли устоять перед обаянием и приятной внешностью этого брюнета. Он вступил в комсомол, рассматривая это как самый быстрый путь к успеху, и в конце второго года был выбран секретарем отделения.
Примерно в это время он женился и теперь уже должен был обеспечивать и жену, и сына. Каждое утро в 6 часов он стоял в очереди, чтобы купить детское питание по государственным продовольственным карточкам. «Сейчас молодые люди не помнят, на что была похожа наша жизнь в Советском Союзе перед началом перестройки, – говорит он. – Мне иногда бывает трудно объяснить, что повышение цен на товары – не самое страшное в жизни. Хуже, когда вы идете в магазин, а там просто нечего купить». Как надежному комсомольцу Ходорковскому было позволено выезжать за границу. Он съездил из Москвы в Париж, где узнал прелести капитализма и свободного рынка. Это изменило его взгляды на окружающий мир. Ходорковский отвечал за столовую и кафетерий Менделеевского института, а его первым кооперативным предприятием в 1986 году было студенческое кафе в местном бюро комсомола, которое он открыл вместе с Алексеем Голубовичем, родители которого занимали ведущие посты в Госбанке – государственном банке, который управлял всеми государственными платежами, в том числе зарплатами, субсидиями и пенсиями.
Покровители с большими связями были необходимы любому потенциальному предпринимателю, и Ходорковский на пути к благополучию заводил знакомства с такими людьми. Следующим его шагом было создание кооператива по импорту компьютеров, которые модифицировались для использования в России и продавались с большой наценкой. Кроме того, он нанял команду программистов из числа студентов института для обслуживания информационно‑технологических систем государственных предприятий и правительственных министерств. Эта организация называлась центром «Межотраслевые научно‑технические программы» – сокращенно «Менатеп».
К тому моменту Ходорковский носил впечатляющие усы и джинсы со свитером под горло. Его наделили дополнительными обязанностями по найму сотрудников в Менделеевский институт. Одна кандидатка – красивая молодая лаборантка по имени Инна – была приглашена им работать в комсомольском бюро. У них возник роман, и его брак распался. Через два года он женился на Инне. В это же время – в 1988 году – Ходорковский превратил «Менатеп» в банк, занимавшийся поиском депозитов для государственных средств, которые контролировали аппаратчики коммунистической партии. Как рассказывал один из руководителей банка Дэвиду Хоффману, корреспонденту газеты «Вашингтон пост» в Москве, Ходорковский, бывало, ходил в сауну с одним из приятелей из Министерства финансов, который должен был вложить 600 миллионов долларов в «Менатеп». Деньги вкладывались в долларах или высокодоходных рублевых облигациях, а «Менатеп» должен был получать доход с валютообменных операций и проценты. Когда министерство потребует свои деньги обратно, рублевый эквивалент суммы окажется обесцененным инфляцией, а Ходорковский останется с существенной прибылью. Разумеется, все в рамках закона.
Осознавая угрозу, которую представляла для его бизнеса попытка коммунистического переворота в 1991 году, будущий магнат бросился в Белый дом, чтобы поддержать Бориса Ельцина. «Это правда, что 1991 год сделал из меня убежденного сторонника демократии и рыночной экономики», – говорит он. Воплощая в жизнь свои взгляды, он и его партнеры воспользовались всеми преимуществами, предлагаемыми Анатолием Чубайсом в эпоху ваучеров, по приобретению акций множества разных предприятий, в том числе текстильных, химических, металлургических, по производству удобрений, стекла и пищевых продуктов. Когда их обвинили в присвоении государственных активов за малую долю от их истинной цены, он обратил внимание на то, что риски были высоки, и что многие из этих предприятий, в том числе по производству пищевых продуктов, пришлось ликвидировать. «Я играл по правилам того времени, – утверждает он. – Конечно, эти правила могли бы быть и лучше. Тогда нам удалось бы избежать многих проблем, которые у нас сейчас есть. Но теперь это похоже на ситуацию, когда кто‑то купил квартиру в 1994 году, когда цены были очень низкие, а теперь ему говорят: посмотри, сколько эта квартира сейчас стоит, – это выглядит как нонсенс. И если сегодняшние законы применяют к тому времени, когда это все происходило, то, конечно, у них есть прекрасная возможность обвинить кого угодно. В этом и опасность: они пытаются использовать то время, когда законодательство было совершенно неупорядоченным, чтобы сформулировать какие‑то обвинения сегодня».
Процветание Ходорковского неизбежно привлекло внимание администрации Ельцина. В 1993 году он предложил Президенту свои услуги. Это был ловкий ход. Ельцин сделал его заместителем министра топлива и энергетики – это было назначением, которое обещало ему несметные богатства, а также пьянящий запах сырой нефти.
Самым говорливым из олигархов был гиперактивный индивидуалист Борис Березовский. Будучи на семнадцать лет старше Ходорковского и желая нагнать потерянное время, он шел по пути олигархов, как охотничья собака по следу раненого оленя. Родившийся в Москве 23 января 1946 года Борис Абрамович Березовский был единственным сыном инженера, работавшего на кирпичном заводе, и медсестры из Института педиатрии. Хотя он описывает свое детство как «абсолютно фантастическое», он признает, что его отца уволили во время сталинской антисемитской чистки, и бывали времена, когда семье не хватало еды. Березовский учился на факультете компьютерных технологий в Московском лесотехническом институте. Закончив его, он перешел в Московский государственный университет и престижную Академию наук и получил степень кандидата физико‑математических наук. «Он был выдающимся организатором и великолепно решал задачи, – говорит его товарищ по университету Александр Мандель. – У него всегда были толстые блокноты и большой интеллект».
Первая исследовательская должность Березовского была в престижном Институте проблем управления. Он не был блестящим ученым, но был неутомимым работником, специалистом по сетям, который постоянно произносил речи и организовывал семинары и зарубежные поездки. При этом он пытался обеспечить достойный уровень жизни своей жене и двум детям. Когда советская экономика сместилась в сторону рыночного капитализма, он создал фирму по продаже программного обеспечения, и ему удалось убедить советское правительство, чтобы 30 тысяч государственных учреждений купили его программы.
Березовский руководствовался старым принципом Онассиса о том, что у всего есть цена, хотя он добавляет с оттенком чувствительности: «Невозможно купить чувства. Все остальное купить можно». Березовский вошел в крайне неустойчивый (и опасный) автомобильный рынок России в 1989 году, начав импортировать машины Mercedes‑Benz, которые он привозил по одной, возвращаясь в Москву из поездок в Европу, и продавал с огромной выгодой. Он основал собственную компанию «ЛогоВАЗ», позаимствовав «лого» от «Логосистем» (Logosystem), поставщика Fiat в Турине, а «ВАЗ» – от «АвтоВАЗа», производителя автомобилей «Жигули» на импортированной производственной линии Fiat в Тольятти, в центре России. (На самом деле эта автомашина получила свое название в честь возвышенности на западном берегу Волги.)
«АвтоВАЗ» дал Березовскому заем в 5 миллионов долларов для импорта парка из 846 автомобилей Fiat. Прибыль с этой сделки выручить не удалось, но она много дала Березовскому в плане понимания авторынка и укрепила его отношения с компанией. Директор завода Владимир Каданников согласился снабдить расширяющуюся империю Березовского автосалонами и местными представительствами, а также не менее чем 35 тысячами автомобилей «Жигули» под залог всего 10 процентов, с условием выплаты остального в течение следующих двух с половиной лет.
Эта удивительно щедрая сделка была похожа на многие другие, совершенные в постсоветской России, и имела преимущество разделения центра прибыли – в данном случае, продажи автомобилей – от центра затрат – завода «АвтоВАЗ», который нес все накладные расходы на производство. Налоговые лазейки позволяли дилерам покупать «Жигули» почти на 3 тысячи долларов дешевле их розничной цены. Производство могло быть устаревшим, рабочим могли не платить зарплату, а предприниматели и продавцы все равно богатели бы. Вскоре Березовский стал крупнейшим дилером «Жигулей» в России. В шикарно отремонтированном особняке Смирнова в центре Москвы он открыл клуб, где развлекал важных клиентов, полезных политиков и потенциальных партнеров. Он по праву гордился убранством клуба – шелковой обивкой стен в тон кресел и коллекцией китайского фарфора. Ему достаточно было позвонить в звонок, чтобы вызвать официанта в белом жилете, который наполнял его бокал вином «Сент‑Эмильон» или «Шато Латур». Джордж Сорос, американский финансист, который в «черную среду» 1992 года разорил Английский банк (и получил миллиарды долларов прибыли), был заманен в сферу влияния Березовского обещаниями прибыльных инвестиционных возможностей. После того как они поссорились, Сорос написал: «От его гнева меня пробил озноб – в тот момент я почувствовал, что он может меня убить».
Но, как выяснилось, это на Березовского был подписан смертный приговор. Около 17 часов 7 июня 1994 года в его автомобиле Mercedes 600, отъезжавшем от здания клуба, взорвалась бомба. От взрыва его водителю оторвало голову, телохранитель потерял глаз, а Березовскому повезло вылезти из‑под обломков с незначительными травмами. За это нападение никто даже не был арестован – преступники, скорее всего, были заказными убийцами, нанятыми одним из его конкурентов на автомобильном рынке.
Березовский и другие новые российские магнаты теперь составляли могущественную силу в российской жизни – немногочисленный класс так называемых «новых русских». Еще один особняк – на Воробьевых горах на правом берегу Моск вы‑реки – стал нейтральной территорией, где Березовский, Ходорковский, Смоленский и молодой новичок Владимир Потанин (но не Владимир Гусинский, который был в ссоре с большинством других магнатов и поэтому изгнан из их общества) могли обсудить дела и похвастаться своим состоянием. Они обещали друг другу держаться вместе в альянсе против растущего числа их врагов по бизнесу, но постоянные внутренние дрязги неизбежно разобщали их. Но существовала еще более сильная угроза: коммунисты все еще не успокоились, после того как ельцинская «шоковая терапия» превратилась в баллистическую в октябре 1993 года.
Нависла угроза сенсационного возвращения коммунистов под руководством нового энергичного лидера Геннадия Зюганова – коренастого лысеющего 51‑летнего бывшего учителя физики и пропагандиста коммунистической партии. Ельцину также противостоял неофашист Владимир Жириновский, открыто выступавший за возвращение авторитарного правления. Для мужчин, попивавших охлажденную водку на Воробьевых горах, победа коммунистов означала бы триумф «красных директоров» и возвращение к национализации, а для большинства из них и обвинения в мошенничестве и коррупции. Именно Березовский вдохновил их на действия от имени Ельцина для защиты их империй и жизней.
В конце 1993 года магнат получил доступ во внутренний круг Кремля с помощью Валентина Юмашева – бывшего журналиста, к которому Ельцин относился как к сыну, так как своего у него не было. Связь между этими двумя людьми укрепилась в 1990 году, когда Юмашев провел несколько недель с Ельциным, помогая в написании его первой книги мемуаров «Против шерсти» (или «Исповедь на заданную тему», название, навеянное ранним периодом из жизни Ельцина, когда он был высококвалифицированным рабочим). Для человека из научного мира Березовский был удивительно подкован в сфере СМИ. Он купил популярный еженедельный журнал «Огонек», одним из редакторов которого был Юмашев. Он убедил Юмашева познакомить его с ельцинскими церберами: либерально настроенным главой администрации Виктором Илюшиным и свирепым начальником службы безопасности генералом Александром Коржаковым.
Коржаков примкнул к Ельцину после того, как в 1990 году тот вышел из коммунистической партии и начал развивать собственный политический механизм, что привело его к председательству в Верховном Совете, а затем – к президентству. За свою преданность Коржаков был повышен до генерала и получил контроль над Федеральной службой охраны (ФСО) – агентством, которое поставляло охранников для федеральных чиновников и которое Коржаков превратил в частную армию. «У Коржакова мышечная масса значительно преобладала над серым веществом – примерно как у неандертальца, – сказал один высокопоставленный британский дипломат. – Он был близок к шефу и долгое время был очень предан ему. Он стал одним из главных собутыльников Ельцина».
Будучи бескомпромиссным сторонником жесткого курса и идейным противником демократии и новомодной рыночной экономики, Коржаков естественным образом стал врагом для людей типа Березовского. Не нужно было обладать большим количеством серого вещества, чтобы понять, что главная цель этого олигарха – это Борис Ельцин. Действительно, Березовский намеревался прибрать к рукам президентскую власть, таким образом, сделав себя неприкосновенным и одновременно защитив свое новоприобретенное богатство. То, что он достиг успеха в достижении этих целей, не вызывает сомнений, но его вера в неотъемлемое право на доступ в президентский кабинет, независимо от того, кто его занимает, должна была в конечном счете привести к его падению.
Шанс продолжить путь завоевания благосклонности Ельцина выпал Березовскому, когда он узнал, что Валентин Юмашев только что закончил редактировать второй том президентских мемуаров «Записки Президента» и ищет издателя. Недостатка в российских издательствах, желающих обнародовать самые сокровенные мысли самого могущественного человека страны, быть не могло, но план Березовского, как обычно смелый, состоял в том, чтобы напечатать миллион экземпляров в Финляндии и перечислить Ельцину «авторский гонорар» от продаж за границей на счет в лондонском банке.
Юмашев представил этот план группе, известной как «Семья»: жене Ельцина Наине, двум дочерям – Елене и Татьяне, а также нескольким доверенным друзьям, в число которых входил и сам Юмашев. План был принят. Коржаков утверждал, что Юмашев представил издание книги как «огромный подвиг, как будто только Борис Абрамович был на это способен». Результат проявился в виде красивого тома, но еще большее удовлетворение приносили 16 тысяч долларов наличными, которые Юмашев приносил в президентский офис еже месячно – ельцинский процент от 3 миллионов долларов «авторского гонорара», который Березовский разместил в филиале «Барклайс Банка» (Barclay Bank) на Мэйфэре. Согласно Коржакову, Юмашев делал «все возможное» для того, чтобы связать Березовского с Семьей. Озлобленный генерал никак не мог помешать Ельцину сделать Березовского членом президентского клуба, где Семья и ее гости плавали, играли в теннис и развлекались в роскошной обстановке. Коржаков дал Кристии Фриланд, корреспонденту газеты «Файнэншл таймс» в Москве, яркое представление о бесцеремонной манере Березовского налаживать связи. Коржаков принимал душ после игры в теннис, когда к нему присоединился назойливый магнат, который начал разговор под шум воды. «Я не слышал и половины того, что он говорил, но он продолжал кричать, – вспоминает Коржаков. – Березовский никогда не занимался спортом. Он пришел в клуб, чтобы мешать другим заниматься спортом, а также подходить к нужным людям со своими вопросами, своими делами и своими проблемами».
Его нахальство было необычайным. Напоминая внешне Денни де Вито (только чуть выше ростом), он сновал среди представителей российской политической элиты, сообщая всем свои мнения и предлагая услуги. Он усвоил, что самый быстрый путь к Президенту пролегал через его младшую дочь, скромную и застенчивую «Таню» – Татьяну Дьяченко, бывшую жену бизнесмена Леонида Дьяченко. Как говорит Коржаков: «Если Таня Дьяченко дает ему номер своего прямого телефона, то кто и каким образом мог бы его остановить?» Березовский щедро одаривал ее – например, подарил «Ниву» (разновидность российского джипа) и Chevrolet Blazer (хотя она не может вспомнить, чтобы принимала какие‑либо автомобили). Он укрепил свое положение, став финансовым советником Семьи в таких делах, как покупка дома для Ельциных на мысе Антиб, где у него самого была летняя резиденция. Березовский подал Виктору Илюшину и Александру Коржакову идею о том, что государственный телевизионный Первый канал должен быть «президентским каналом», занимающимся проельцинской пропагандой для 200 миллионов зрителей в 10 часовых поясах. Первый канал был частью Останкино, содержавшего телестудии и программы, которые коммунисты пытались взять под свое крыло. Хотя Илюшин и Коржаков подозревали, что Березовский собирается захватить этот гигант в свою сеть, им ничего не оставалось, кроме как поддержать эту идею. В это время единственным частным телеканалом в России был НТВ Владимира Гусинского, который составлял около 15 процентов доли рынка. И Гусинский был врагом не только Березовского, на него нельзя было рассчитывать в вопросе поддержки Президента.
* * *
Известный как «Гусь», Гусинский был российским театральным директором, единственным предметом гордости которого была организация церемоний открытия и закрытия Игр доброй воли Теда Тернера в Москве. Родившись 2 октября 1952 года (на пять дней раньше Путина), он был водителем такси в начале перестройки, а потом благодаря системе ваучеров Чубайса познакомился с бесконечными возможностями свободного предпринимательства. Он заработал миллионы долларов, объединившись с московским мэром Юрием Лужковым, советским бюрократом старого стиля, для реставрации государственных зданий и продажи их с существенной прибылью на расширяющемся столичном рынке недвижимости. По мере роста своего состояния Гусинский основал либеральную газету «Сегодня» и банк под названием «Мост». 10 октября 1993 года, всего через неделю после объявления Ельциным войны против коммунистов, он запустил НТВ с лозунгом «Новости – наша профессия», переманив известных дикторов Татьяну Миткову и Михаила Осокина, а также менеджеров, директоров и инженеров из консервативного Останкино. «Я просто хотел быть номером один», – объясняет он.
Несмотря на свою почти полную монополию, Останкино стоило государству 170 миллионов долларов в год, при том что доходы от рекламы составляли всего лишь 40 миллионов долларов. Предложение Березовского заключалось в том, чтобы Ельцин дал Первому каналу лицензию на новую компанию, в которой 51 процент будет принадлежать государству, а 49 – частным инвесторам, которых он будет контролировать. Ельцин согласился на это предложение как из желания не допустить к телекомпании коммунистов, так и для обогащения Березовского и его партнеров: Ходорковского, Александра Смоленского и украинского физика, превратившегося в банкира, Александра Фридмана.
В это же время банк «АвтоВАЗ», управляемый Березовским, включился в битву титанов с банком Гусинского «Мост» за управление заграничной прибылью «Аэрофлота». Российская национальная авиакомпания была приватизирована, но большинство ее активов – и, таким образом, управление ими – оставались у государства. Когда‑то крупнейшая авиакомпания в мире, сейчас она была в отчаянном положении и часто едва находила деньги на топливо и зарплату сотрудникам. Взлетно‑посадочные полосы по всей стране были завалены списанными самолетами, которые разбирались на части, чтобы другие самолеты могли взлететь. Хотя государство, как предполагалось, должно было предоставлять фонды для сохранения платежеспособности «Аэрофлота», однако денежные средства в твердой валюте от проданных за границей билетов – по оценкам, от 80 до 220 миллионов долларов в разное время – никогда не текли обратно в систему. Вместо этого они откачивались посредниками и исчезали на сотнях секретных счетов в иностранных банках. Много денег уходило в компанию под названием «Андава», основанную Березовским.
В то же время Кремль наводнился слухами. Согласно Коржакову, Березовский «регулярно сообщал, что и где Гусинский сказал о Президенте, как он его проклинал, какими именами называл, как хотел его обмануть». Зная, что Ельцин боится Юрия Лужкова как потенциального соперника на президентских выборах, Березовский играл на его паранойе, рассказывая, что Гусинский и Лужков провозгласили тост за тот день, когда мэр станет Президентом.
Коржаков утверждает, что, в конце концов, он отказался быть каналом передачи подобных сплетен, так что Березовский обратился к Татьяне Дьяченко. Когда через некоторое время он обрел контроль над счетами «Аэрофлота», он назначил Валерия Оку лова – ранее одного из пилотов авиакомпании – главой национального авиаперевозчика. То, что Окулов был в то время женат на привлекательной дочери Президента, не было случайностью.
* * *
До сих пор крупнейшим событием 1994 года считается начало Первой чеченской войны. Чечня, часть южной России, объявила о своей независимости тремя годами ранее, но Москва безуспешно пыталась провести в Чечне референдум на тему сохранения отмежевавшейся республики в составе России. Власть лидера сепаратистов Джохара Дудаева росла, и было заметно, что Москва оказалась в замешательстве. Ельцину не хотелось посылать российские вооруженные силы для подавления мятежа, но ряд неприятных инцидентов заставил его развернуть военный лагерь.
31 августа того года он посетил в Берлине церемонию празднования окончательного вывода войск из объединенной Германии. Кадры прямого телеэфира о том, как он, будучи пьяным, отобрал дирижерскую палочку у руководителя оркестра и сам пытался дирижировать, облетели весь мир. Затем 30 сентября, возвращаясь из Соединенных Штатов, он не смог выйти из самолета в Ирландии, чтобы встретиться с ожидающим его премьер‑министром Альбертом Рейнольдсом. Это событие тоже было транслировано по телевидению, но телевизоры показывали только трап самолета и пустой дверной проем – и снова многие решили, что Президент был пьян. Заместитель премьер‑министра Олег Сосковец, наконец, вышел из самолета для встречи с Рейнольдсом и, как его затем цитировал ТАСС, сказал, что здоровье Ельцина в порядке, когда в действительности у него в полете случился сердечный приступ. Ельцин переживал один кризис за другим. В «черный вторник» 11 октября 1994 года рубль потерял в цене 27 процентов из‑за неожиданного обвала на валютных рынках. Ельцин был невеждой в экономических делах. Обвиняя в этом падении либералов из своего правительства, он сблизился со своим собутыльником генералом Коржаковым, который создал в Кремле воинственную группу, получившую у либеральных оппонентов название «партия войны». Среди ее членов был Сосковец, ветеран советской военной индустрии, которого Коржаков тайно считал будущим Президентом.
Осознавая преимущества наличия собственного телеканала без критики в эти трудные времена, Ельцин 29 ноября подписал указ и поменял Останкино на ОРТ (Общественное российское телевидение). Никаких признаков аукциона, положенного по закону, хотя бы даже и символического, не было. Сначала Березовский был назначен председателем Надзорного совета, но позже собрал все бразды правления в свои руки.
В следующем месяце Президент по указанию «партии войны» послал войска в горные районы Чечни. НТВ Гусинского показало ужас этого конфликта, и поддержка войны электоратом сошла на нет. Меньше чем за 18 месяцев в этом жестоком столкновении было убито более 30 тысяч человек, в том числе 5 тысяч российских солдат. Рейтинги Ельцина по опросам снизились до однозначных чисел, тогда как у лидера коммунистов Геннадия Зюганова они достигали 30 процентов.
20 февраля 1995 года ОРТ разорвало все связи с посредниками, которые получали огромные прибыли от продажи рекламного времени на Первом канале. «Это была моя собственная идея, – говорит Березовский. – Она вызвала большое удивление». В ответ на это новый популярный генеральный директор ОРТ Владислав Листьев был застрелен двумя убийцами у двери своей московской квартиры. В свои 38 лет он был в России фигурой уровня Ларри Кинга, а его шоу «Поле чудес» было национальным хитом. Ельцин поехал в студию ОРТ и осудил в прямом эфире «это трусливое и злое убийство». В память о погибшем все телеканалы были закрыты на сутки. Березовский попал под подозрение: ОМОНу было приказано арестовать его, и бойцы отправились к нему домой. Когда они прибыли, сотрудник ФСБ Александр Литвиненко (позже отравленный в Лондоне) вышел из дома, размахивая пистолетом, и сказал ОМОНу, что их услуги не требуются, поскольку ФСБ собирается забрать Березовского для допроса. Березовский навсегда остался благодарным Литвиненко за свое спасение от ареста, и, позже, они работали вместе. После расследования в ФСБ сделали вывод, что убийство Листьева и покушение на жизнь Березовского были работой «курганских» – банды, внедрившейся в ряды московской милиции.
Олигархи просто купили более защищенные «Мерседесы» и окружили себя большим количеством телохранителей. Они потирали руки, предвкушая, как сорвут новый куш. У группы с Воробьевых гор появилась идея, как превратить локомотив экономического хаоса в богатый и теплый вагон.
|