К осени 1996 года, когда Владимир Путин начал работу в Администрации Президента, расположенной по адресу Старая площадь, 4, «дивный новый мир» Москвы был полем боя враждующих политических деятелей, гангстеров, мафии, торговцев на черном рынке и новой породы сверхбогатых магнатов, олигархов, которые на наших глазах поднялись до звездных высот в период перестройки и нищеты государства, возглавляемого Борисом Ельциным.

Путин руководил правовым отделом Управления делами Президента, задача которого состояла в защите основных зданий Кремля от посягательств других министерств, а также в управлении владениями России за рубежом, достигавшими 715 единиц в 78 странах. Управление не публиковало отчетов и не несло ответственности перед парламентом, несмотря на то, что его активы оценивались в миллиарды долларов, а годовой доход от содержания отелей, авиалиний и парка легковых автомобилей в это время составлял 2,5 миллиарда долларов.

Начальника Путина, Павла Бородина, Ельцин отыскал в отдаленном сибирском городе Якутске, где он был мэром. Узнав родственную душу (и потенциального собутыльника), в 1993 году он привез его в Москву. Дорогие костюмы, запонки, часы, ручки, выгравированные визитные карточки с золотой каймой – Бородин весьма неплохо жил на свою официальную зарплату 1000 долларов в месяц плюс льготы. Чтобы поддерживать контакты с властью, на специальном столе в его офисе находился блок из девяти телефонов, в том числе горячие линии Президента, премьер‑министра и служб безопасности, и еще дюжина телефонов в приемной. Управление также занималось реставрацией и обновлением нескольких Кремлевских зданий, включая Большой кремлевский дворец. На этот проект потребовалось добрых 488 миллионов долларов из средств государственного бюджета, что впоследствии связало имя Бородина с обвинениями в использовании имущества Кремля в качестве фонда взяток.

«Путин работал под моим руководством в течение девяти месяцев и совершал много поездок в этот период, – рассказывает Бородин. – Он действительно зарекомендовал себя с лучшей стороны. Я сужу об этом не по высокому положению, которого он впоследствии достиг, а потому что я любил и восхищался им тогда, как и сейчас. О его профессионализме можно судить по тому, как он строит международные отношения».

То, что Путин достиг вершин власти, объясняется как упорным трудом, так и стечением обстоятельств. Распространена легенда о том, что он был никем, вышел из тени и стал премьер‑министром; на самом же деле он был адвокатом, который много путешествовал, говорил на трех языках и привык к взаимодействию с политиками в качестве старшего чиновника бюрократического аппарата или государственной номенклатуры. 26 марта 1997 года он унаследовал должность Алексея Кудрина в качестве главы Главного контрольного управления (ГКУ) и получил инструкции по проведению проверки государственных служб, где разного рода «откаты» были обычным явлением. Работа Путина неизбежно сводила его с Борисом Ельциным и членами его семьи. Едва ли требовалось юридическое образование, чтобы распознать преобладающий дух коррупции, который царил в Кремле, а также заметить, что среди тех, кто пользовался благожелательным отношением Президента, были Борис Березовский и его закадычный друг Роман Абрамович. Действительно, на смену Александру Коржакову пришел Березовский в качестве главного ельцинского подхалима. Но человеком, чье мнение имело наибольшее значение, была, несомненно, его дочь Татьяна. «Выражения неприязни на ее лице было достаточно, чтобы уволить кого‑либо, – писала Лилия Шевцова в „Путинской России “, – в то время как улыбка одобрения могла возвести другого на вершину лестницы успеха».

Появлялись обнадеживающие признаки того, что Президент полностью завершит второй срок. Его здоровье заметно улучшилось после сложного аортокоронарного шунтирования, проведенного в Московском кардиологическом центре в ноябре предыдущего года с целью обхода пяти забитых артерий, поставляющих кровь его сердцу. На время семичасовой операции Ельцин передал свои формальные полномочия, включая черный чемодан, содержащий коды активации ядерного оружия, премьер‑министру Виктору Черномырдину. Но сразу забрал их обратно после выхода из‑под наркоза. Березовский и Абрамович знали, что, прежде чем уйти с поста в 2000 году, Ельцину было необходимо найти преемника – приемлемую для Парламента кандидатуру, которая, однако, не будет представлять угрозы для него самого. Так что предложить удачного кандидата было бы в их долгосрочных интересах. Приняв на себя эту новую роль в ГКУ, Путин организовал аналитическую группу, в ходе работы которой были выявлены должностные преступления, совершенные государственными чиновниками. Кроме того, Путин подготовил доклад о злоупотреблении полномочиями в ведомстве Бородина – после его прочтения у Ельцина едва не случился очередной сердечный приступ. Этот доклад был тихо предан забвению. Ельцин не любил выносить сор из избы.

С неосознанной иронией Ельцин позднее прокомментировал, что доклады Путина во время работы в ГКУ являлись «эталоном прозрачности». Помимо этого, он был впечатлен деловым этикетом и молниеносной реакцией Путина на замечания. «Путин старался избегать личной составляющей в ходе наших контактов, – писал Ельцин в „Полуночных дневниках“, – заметках, составленных в период второго срока правления, когда он страдал от бессонницы. – И именно по этой причине мне хотелось общаться с ним больше».

Такая отрешенность Путина была полезна во время работы. Дома он более свободно выражал свои чувства, не скрывая гордости за двух прекрасных дочерей. Его отношения с супругой были порой весьма сложными, и Людмила Путина не боялась откровенно высказываться об их спорах. В одном из своих редких порывов к обретению независимости она провела четыре дня в Гамбурге с подругой Ирен Питч, с которой она подружилась в 1995 году во время официального визита Владимира Путина в город‑побратим Санкт‑Петербурга. По воспоминаниям Питч, Людмила Путина сердилась на мужа за запрет пользоваться кредитной картой. «Это глупо. Я никогда не буду такой, как Раиса Горбачева», – заявила будущая первая леди. Эти две женщины поддерживали близкую дружбу, и Людмила Путина делилась личными секретами по электронной почте и в письмах – она даже представить себе не могла, что Питч однажды опубликует их с целью получения прибыли. Как рассказывает Питч, причиной, по которой Людмила вышла замуж за Владимира Путина, было то, что он не пил и не бил ее. Однако от лица Людмилы было отмечено, что она лишь процитировала русскую поговорку о том, что хороший человек так не поступает, но вовсе не руководствовалась столь узкими критериями в своем супружеском выборе. Питч также не оставила без внимания очевидный интерес Людмилы Путиной к астрологии, рассказав, что Путин ставил это в один ряд с оккультизмом и язычеством и «затыкал ей рот, как только она начинала высказываться на тему знаков зодиака». Это создало искаженное мнение относительно весьма умеренного интереса г‑жи Путиной – строгой православной христианки, которая всего лишь просматривала гороскопы в ежедневных газетах.

* * *

Помимо этого, Питч рассказывала, будто в своей переписке Людмила Путина признавала, что ее раздражают некоторые привычки мужа. «По вечерам он проводит слишком много времени с друзьями, – писала она, по словам Питч, – и когда он приводит их домой, мне приходится подавать им напитки, корнишоны и рыбу». Кроме того, она рассказала о том, что ее муж «всегда едет в Финляндию, когда ему нужно сказать что‑либо важное, – поскольку в России, как он полагает, нет такого места, где можно говорить без опасения быть подслушанным». Питч сделала достоянием общественности и то, что Людмила Путина доверила только ей: «Иногда так случается, что я очень стараюсь и делаю что‑то исключительно хорошо, Володя хвалит меня за это, но некоторое время спустя я допускаю промах, тогда мои достижения уже не считаются, и я могу быть реабилитирована только по исправлении ошибок. Это причиняет мне боль».

Питч также утверждает, что, когда в 1997 году она неделю гостила у семейства Путиных на их даче в Архангельском – в то время как Людмила играла роль хорошей жены, готовя на кухне домашний суп, а Владимир, одетый в штаны и свитер, представлялся очаровательным хозяином – Людмила в шутку сказала своей гостье: «К сожалению, он – вампир»…

«Два голодных притаившихся хищника», – так публично описывает Питч сине‑зеленые глаза премьер‑министра, явно не имея намерений снова получить приглашение посетить дом Путиных. Хотя Путин, по всей вероятности, ненавидел нескромную гостью, он мирился с Питч как с подругой жены и с невозмутимым видом подшучивал, что ей следует поставить памятник, если она в течение трех недель сможет вытерпеть его жену.

Нежелательным итогом откровений Питч стало повышенное внимание средств массовой информации к г‑же Путиной. Но впоследствии, когда журналист задал вопрос касаемо неосмотрительности жены, Путин ответил: «Граждане России выбрали Президентом меня, а не мою жену. Я очень благодарен ей; она несет свой тяжелый крест».

* * *

А в Санкт‑Петербурге набирала обороты кампания против друга и политического наставника Путина Анатолия Собчака. «В то время возник конфликт между двумя главными группами в Кремле, – рассказывает помощник Галины Старовойтовой Руслан Линьков, член местной демократической партии России. – На одной стороне были Коржаков и Сосковец, на другой – Чубайс. Они боролись за влияние на Ельцина, и Санкт‑Петербург стал местом этой борьбы».

Несмотря на увольнение Коржакова с поста главы службы безопасности Ельцина, у него все еще был доступ к власти в Министерстве внутренних дел через посредство друзей в ФСБ. Он также оказывал влияние на генерального прокурора Юрия Скуратова, который позволил ему продолжить вендетту против своего политического конкурента. «Они хотели получить как можно больше компромата на Собчака, – писал Ельцин в „Полуночных дневниках“, – и завести против него уголовное дело по обвинению в крупномасштабной коррупции».

По версии Ельцина, эти два заговорщика продолжали преследовать Собчака, обвиняя его в коррупции, в то время как Собчак утверждал, что Коржаков сфабриковал улики против него. В интервью газете «Санкт‑Петербург Таймс» он сказал, что его телефоны прослушивались и за ним следили – факт, позже подтвержденный Ельциным в его мемуарах. Затем, во время допроса в ноябре 1997 года, Собчаку стало плохо: очевидно, он перенес сердечный приступ. 7 ноября он тайно вылетел на частном чартерном самолете в Финляндию и оттуда во Францию, предположительно, в целях лечения. До самой своей смерти в 2007 году Ельцин утверждал, что Путин содействовал бегству его великого друга и наставника, что обошлось примерно в 10 тысяч долларов. «Когда я узнал о том, что сделал Путин, я испытывал глубокое уважение к нему и благодарность», – писал Ельцин.

Путин всегда отрицал, что он имел какое‑либо отношение к побегу Собчака, и утверждал, что прежний мэр проходил стандартный таможенный контроль и процедуру проверки паспорта на границе, как любой другой законопослушный гражданин. «Они преследовали беднягу по всей Европе, – утверждал Путин. – Я абсолютно убежден, что он был достойным человеком – достойным на все 100 процентов – потому что я имел дело с ним много лет. Это достойный человек с безупречной репутацией».

Путин работал в ГКУ чуть больше года, до повышения в должности 25 мая 1998 года, когда он стал первым заместителем руководителя Администрации Президента, в чью ответственность входило взаимодействие с регионами. Переход на новую должность произошел как раз вовремя: признавая всю важность его работы в ГКУ, Путин все же считал ее неинтересной и рассматривал вариант ухода в отставку и открытия собственной юридической практики. Его новым руководителем стал зять Ельцина Валентин Юмашев, руководитель Администрации Президента, пользовавшийся многочисленными привилегиями. В своей новой роли Путин возглавил комиссию, которая разрабатывала соглашения о разделении ответственности между центральным правительством и 89 субъектами федерации. В беседах с губернаторами регионов он развивал идею создания «нового федерализма», объясняя, что вертикаль власти была разрушена во время распада Советского Союза и что ее необходимо восстановить для обеспечения эффективного управления государством.

Путин проработал в своей «интереснейшей» должности всего лишь три месяца, когда произошло самое шокирующее событие в его жизни. 25 июля 1998 года его попросили встретить в аэропорту нового премьер‑министра Сергея Кириенко. Кириенко, пришедший на место Черномырдина в марте, возвращался после визита к Ельцину, который проводил отпуск на берегу Финского залива в Карелии. В аэропорту 37‑летний, уверенный в себе, Кириенко приветствовал его словами: «Привет, Володя! Мои поздравления!» Путин был озадачен и спросил: «С чем?» – «Тебя назначили директором ФСБ».

Путину даже не сказали, что рассматривается его кандидатура на эту непривлекательную должность. «Президент просто подписал указ, – рассказывает он. – Не могу сказать, что я был вне себя от радости. Я не хотел входить в одну реку дважды». Путину было тогда 46 лет, и он стремился сделать карьеру в региональном реформировании. Он позвонил Людмиле Путиной, которая в то время проводила отпуск на курорте Балтийского моря. Зная, что подобные звонки прослушиваются и могут быть перехвачены, он сообщил, что «вернулся на то место, откуда начал». Людмила подумала, что он был понижен в должности и снова стал заместителем Бородина, но, когда она поняла, что он имеет в виду, то была обескуражена. Это означало возвращение к «закрытой жизни», чего не было со времен возвращения из Дрездена в Санкт‑Петербург. В «Полуночных дневниках» Ельцин вспоминает о том, что предложил Путину генеральский чин, однако Путин настоял на возвращении к службе в качестве гражданского лица, следуя примеру его героя Юрия Андропова, начавшего работу в КГБ в 1967 году. Ельцин утверждает, что заметил Путина в 1997 году, и, опять же, именно глаза Путина произвели на него сильное впечатление: «У Путина удивительные глаза, – говорил он. – Кажется, что они говорят больше, чем его слова». Помимо этого, он восхищался его умом и демократическим инстинктом, блестящими идеями и военной выправкой. У Ельцина «было чувство, что этот человек, молодой, по моим стандартам, был готов абсолютно ко всему в жизни и мог ответить на любой вызов ясно и отчетливо».

Большее значение, нежели чувства Ельцина, имел тот факт, что его дочь Татьяну впечатлило спокойствие, с которым Путин продолжил свою работу, не высказывая мнения о происходящих вокруг него событиях. Влияние «Тани и Вали» стало признанным фактом жизни Кремля, в то время как их действия за его стенами стали национальным скандалом. Они ездили по Москве на бронированном «Мерседесе», в окружении телохранителей и подхалимов. На смену старой верной ельцинской гвардии пришли лица, чьи кандидатуры были выдвинуты Татьяной; эти люди установили контроль над правительственными учреждениями и получили значительную часть государственной собственности. Тех, кто воспринимался в качестве оппонента, попросту игнорировали. Круг лиц, приближенных к носителю власти, состоял из Валентина Юмашева, Александра Волошина, Бориса Березовского, Романа Абрамовича и еще трех политических деятелей – Виктора Аксененко, Виктора Калюжного и Владимира Рушайло, следовавших за ними по степени влияния. Примечательно, что Абрамович стал ключевой фигурой в качестве казначея семьи Президента. Он даже сместил своего наставника Березовского, руководствуясь мнением Татьяны Дьяченко. Березовский обладал политическими амбициями и считал себя «создателем королей», влиятельным лицом, от которого зависит назначение на высокий пост. Он очень много говорил, в то время как Абрамович все время молчал.

Самой большой головной болью Ельцина было финансовое цунами, поразившее российскую экономику после внезапного падения мировых цен на нефть до 8,50 доллара за баррель. Кризис начался 27 мая 1998 года («черный вторник»), когда курс акций резко упал более чем на 14 процентов, что привело к обвалу фондового рынка на 40 процентов с начала месяца. Процентные ставки, снизившиеся от 42 процентов по январским показателям до 30 процентов, внезапно увеличились до 150 процентов. Государственный долг составлял более 140 миллиардов долларов в твердой валюте и 60 миллиардов долларов в рублевом эквиваленте по внутреннему долгу страны, краткосрочным государственным облигациям.

Ельцин вызвал в Кремль Анатолия Чубайса (которого он в одном из своих типичных эксцентричных порывов уволил из кабинета министров двумя месяцами ранее) и отправил его униженно просить о помощи Вашингтон. Чубайс вернулся от Президента Клинтона с обещанием финансовой помощи, «которая должна способствовать стабильности, структурным реформам и экономическому росту в России». Однако никто не был уверен в способности Кириенко справиться с ситуацией, и именно олигархи выбрали Чубайса, вопреки воле Ельцина, в качестве главы правительственной команды на решающих переговорах с МВФ. Десять миллиардов долларов, предлагаемых международными банкирами, было недостаточно; Россия нуждалась в 35 миллиардах долларов. В ходе следующего посещения Соединенных Штатов Чубайсу удалось убедить представителей МВФ увеличить заем до 22,6 миллиарда долларов на два года. Перечисление аванса в размере 4,8 миллиардов долларов до конца июля разрешило бы проблемы, как минимум, до октября – по крайней мере, так предполагалось. К сожалению, зарубежные инвесторы посчитали, что настало время выйти из игры, и вывели такие огромные суммы денег, что к концу августа российские банки не просто оказались в затруднительном положении, а были на грани развала.

В российской экономике существовало слишком много неустойчивых факторов, и одним из самых непредсказуемых было здоровье 65‑летнего Президента. В период голодных забастовок шахтеров, проходивших в Москве под открытым небом, мэр Лужков с вызовом заявил, что если Ельцин «не может работать и выполнять свои обязанности, то нужно иметь волю и смелость, чтобы сказать об этом прямо». Ельцин был сильно уязвлен этой критикой, поскольку он лично выбрал Лужкова с целью политического продвижения во время перестройки, и уже совсем недавно, в 1996 году, они провели совместную кампанию. Путин рассказывает, что, когда он направлялся в печально известное серо‑желтое кирпичное здание на Лубянке, в котором размещалась штаб‑квартира ФСБ, он чувствовал такое нервное напряжение, будто его подключили к электрической сети. Одним из его главных приоритетов было проведение ряда мер по снижению служебных затрат, что непременно означало обретение врагов. Уходящий в отставку директор Николай Ковалев открыл перед ним сейф со словами: «Вот моя секретная записная книжка. И вот мое оружие». Ковалев стремился искоренить коррупцию в банках и фирмах, но был не в состоянии понять, что подобная коррупция просачивалась в кремлевские верхи. Возможно, естественным предпочтением Путина было бы продолжать работу Ковалева, но он осознавал, что его назначение – а вместе с ним и доверие Президента – предусматривало пресечение вмешательства ФСБ в дела президентской семьи. Если он и научился чему‑либо в КГБ, то это было умение выполнять приказы.

Путин вскоре понял: несмотря на то, что орган сменил название, он сохранил свою традиционную паранойю, заключавшуюся в так называемом «постоянном состоянии напряжения». «Они всегда устраивали проверки, – рассказывал он. – Не очень часто, но очень неприятно». Кроме того, существовали мелкие ограничения: так, предполагалось, что чиновники ФСБ должны обедать в одной из столовых на Лубянке, поскольку, согласно распространенному мнению, «только спекулянты и проститутки обедают в ресторанах».

Путин не был встречен с распростертыми объятиями: он зарекомендовал себя как слишком близкий соратник Собчака, чтобы вызывать симпатии у коллег‑офицеров, и фактически повернулся спиной к КГБ, отказавшись шпионить за мэром в здании муниципалитета. В качестве решения проблемы Путин избрал метод, которого он неизменно придерживался впоследствии: испытывая недостаток в поддержке существующей иерархии, он создал собственную команду из служб безопасности Санкт‑Петербурга, в частности, в нее входили его друзья Виктор Черкасов, Сергей Иванов и Николай Патрушев, с каждым из которых он был знаком либо со времен учебы в Ленинградском государственном университете, либо с первых лет работы в КГБ. И в качестве формулировки миссии он вернул на место мемориальную доску Юрия Андропова, которую ранее убрали из вестибюля. Поскольку страна находилась на грани банкротства, Кириенко был вынужден объявить, что правительство снизит курс российской валюты до 9,1 рубля за доллар, а это означало падение более чем на 50 процентов, в результате чего значительно сократился импорт, и было подорвано доверие общества. Вскоре после этого Ельцин уволил Кириенко и всех членов кабинета министров, но это не разрешило существующие проблемы. Путин, по всей видимости, не боявшийся сравнения со спекулянтами и проститутками, был замечен в итальянском ресторане; в разговоре он возлагал вину за тяжелое положение, в котором оказалась Россия, на председателя Федеральной резервной системы Алана Гринспена. Сотни тысяч людей теряли работу, сбережения людей обесценивались, а в магазинах практически не было товаров.

Ельцин хотел заменить Кириенко своей старой верной рабочей лошадкой Виктором Черномырдиным, известным своими малапропизмами в духе Йоги Берра, такими как: «Ситуация совершенно беспрецедентная – опять та же самая история!» и «Лучше я не буду говорить, иначе я что‑нибудь скажу…», – однако Дума не позволила назначить его на эту должность. В качестве компромисса, приемлемого для большинства депутатов, в сентябре эту должность принял Евгений Примаков, бывший руководитель СВР (Службы внешней разведки), с января 1996 года служивший в качестве министра иностранных дел. Вначале Примаков отклонил предложение Ельцина, но, как он позже высказался в своих мемуарах «Годы в большой политике», при выходе из кабинета Ельцина он столкнулся с «Таней и Валей», которые убедили его принять предложение. «На мгновение разум отступил, и чувства взяли верх», – писал он. Как показало время, Примаков, надо отдать ему должное, был слишком независимым и пытливым, и меньше чем через год его сместили с поста.

* * *

Двадцатого ноября Путин услышал новость о том, что в Санкт‑Петербурге была убита Галина Старовойтова. На доктора наук Старовойтову и ее помощника Руслана Линькова напали двое мужчин на лестнице ее жилого дома. 52‑летняя женщина‑демократ получила три пули в голову и умерла на месте происшествия. Линькову тоже выстрелили в голову, но он выжил. Бросив оружие на лестнице, убийцы скрылись на поджидавшем их автомобиле.

Доктор наук Старовойтова была неоднозначной фигурой, у которой было много врагов. Во время своих частых поездок на Запад она высказывала предостережения о том, что реформаторов России атакуют влиятельные группы, «стремящиеся восстановить старую экономическую и политическую систему» и использовать ностальгию по коммунистическим временам к своей выгоде. В свое время Ельцин назначил ее своим советником по вопросам этнических меньшинств. В 1994 году у них возникла ссора вследствие разногласий по чеченскому вопросу, но затем они достигли консенсуса. Проблема для врагов доктора психологии Старовойтовой состояла в том, что она была неподкупна. Она планировала представить Думе доказательства коррупции коммунистов и только что объявила, что будет баллотироваться на должность губернатора – причем ее соперником был давний противник Ельцина Владимир Жириновский, националистический лидер, пытавшийся, в соответствии с ее обвинениями, построить «преступную диктатуру», – но была убита… Одним из излюбленных объектов ее внимания была российская армия. «Наши вооруженные силы не несут ответственности перед гражданским обществом, и у них нет обязательств даже по отношению к Президенту», – отстаивала она свою позицию. Ельцин высказал предложение о том, чтобы она возглавила Министерство обороны, но она отшутилась, сказав, что Россия пока что не готова к министру обороны в юбке.

Услышав новость об убийстве Старовойтовой, Ельцин назвал ее своим «самым близким соратником». Он послал министра внутренних дел Сергея Степашина, ветерана службы безопасности России, в Санкт‑Петербург с целью найти ее убийц. Главными подозреваемыми были наемные убийцы, действовавшие по заказу ГРУ, военного управления внешними вооруженными силами России. Расследование убийства проходило под личным руководством Сергея Степашина, бывшего главы ФСБ и впоследствии премьер‑министра России. В июне 2005 года двое наемных убийц, Юрий Колчин и Виталий Акишин, были признаны виновными и приговорены соответственно к 20 и 23 годам тюремного заключения. Несколько других подозреваемых до сих пор находятся в розыске в связи с расследованием убийства Старовойтовой, которое было возобновлено в 2009 году. Тем временем Путин начал восьмой по счету процесс реорганизации ФСБ в течение того же количества лет, которое потребовалось на этап борьбы за развитие экономики. Он упразднил два отдела (экономической контрразведки и защиты стратегических объектов) и уволил приблизительно 40 генерал‑лейтенантов и генерал‑майоров и около трети основного штата, сократившегося с 6000 до 4000 человек. Поскольку удар обрушился, главным образом, на тех, кто приближался к пенсионному возрасту или уже достиг его, многие утверждали, что федеральная служба лишилась своих самых опытных сотрудников, и Путин действительно был намерен избавиться от тех, кто имел наиболее прочные связи со старой советской властью.

Это было для него трудным временем, усугубившимся смертью его любимой матери Марии в конце 1998 года после долгой борьбы с раком. Он взял отпуск, чтобы быть рядом в ее последние дни. Хотя Путин закрыл ей глаза на смертном ложе, в своем характерном стиле он не проявлял сильных эмоций. Если он и плакал, то делал это без свидетелей.

Тем временем его усилия не остались незамеченными в Кремле. Ельцин позже заявил, что ценит чувство такта, свойственное Путину: для обеспечения «мягкой посадки» уволенных из ФСБ служащих им предоставлялась новая работа или щедрая пенсия. Представляется сомнительным тот факт, что Ельцин был в то время хорошо осведомлен о стремлении Путина к снижению затрат или о его человеколюбии, но вскоре ему предстояло хорошо его узнать. Очень хорошо.

* * *

На заседании кабинета министров, прошедшем 28 января 1999 года, Примаков обещал вести войну против спекулянтов и торговцев на черном рынке, которых он считал виновными в экономических преступлениях против государства. Борис Березовский занимал первую строку в этом списке. Вскоре после этого следователи и бригада вооруженных людей в черных масках совершили рейд на компании Березовского в Москве, штаб‑квартиры «Сибнефти» и «Аэрофлота» в поисках компрометирующих документов. Они покинули здание «Сибнефти» с несколькими коробками материалов. К своему негодованию, Березовский узнал, что рейд был заказан премьер‑министром лично.

Одновременно Юрий Скуратов начал расследовать дело Павла Бородина, который, как утверждалось, брал взятки в крупном размере у швейцарской машиностроительной компании «Мабетекс», выполнявшей многомиллионные реставрационные работы в Кремле. Скуратов, сын работника милиции, начал свою карьеру в качестве профессора права в родном регионе Ельцина. Он поддерживал Ельцина как местного главу коммунистической партии, а затем как демократического реформатора. В 1989 году он вступил в штат юридического отдела Центрального комитета коммунистической партии в Москве. К 1991 году он уже являлся членом команды Ельцина в качестве советника КГБ и затем подготовил проект Конституции 1993 года совместно с Анатолием Собчаком, который также был объектом его внимания.

Когда в октябре 1995 года его назвали главным прокурором, оппозиция в Думе поддержала его как политически нейтральную фигуру. Имущественное управление Бородина предоставило ему дачу в предместьях Москвы, он разъезжал на бронированном «Мерседесе». Однако к 1999 году широкой публике было хорошо известно, что Скуратов, несмотря на браваду и широкие полномочия, был не в состоянии ни предъявить иск ключевым фигурам, вовлеченным в коррупцию, ни расследовать заказные убийства политических деятелей и прочих видных людей.

В интервью газете «Нью‑Йорк Таймс» Скуратов утверждал, что разочаровался в режиме Ельцина после выборов 1996 года, во время расследования дела Лисовского и Естафьева. Он вскоре понял, что отрицание виновности кремлевских деятелей было ложью, тогда как главные правительственные советники оказывали на него давление, вынуждая его прекратить расследование. Сейчас же он утверждал, что имеет предоставленное офисами «Мабетекс» в Лугано (Швейцария) документальное подтверждение того, что компания предоставила кредитные карты Ельцину и его двум дочерям, Татьяне Дьяченко и Елене Окуловой. Наличие этих документов означало, что компания «Мабетекс» оплачивала покупки, совершаемые за счет этих карт, что составляло десятки тысяч долларов.

Расследование дела только начало продвигаться, как обнаружилась уязвимость Скуратова. На камеру был снят похожий на него человек, развлекавшийся с двумя проститутками в сауне, по‑видимому, в нетрезвом состоянии. Данное видео впервые показали по государственному телеканалу РТР. Это вызвало сенсацию; кадры из видеоролика были опубликованы в большинстве российских газет. То, что на видео присутствовал сам Скуратов, так и не было доказано, и он утверждал, что его опознали ошибочно и что его враги в Кремле намеревались очернить его репутацию. Хотя никто не мог определить, кем был снят этот ролик, как и то, кто на самом деле на нем присутствовал, имелись все признаки того, что это ловушка ФСБ. Путин выступил с подтверждением того, что обнаженный круглолицый человек на видео и есть генеральный прокурор. В тот день, когда были совершены рейды на «Сибнефть», Ельцин, по слухам, вызвал Скуратова на свою дачу в Горки‑9, где к удивлению генерального прокурора рядом с Президентом находился также Путин. В присутствии Путина Ельцин «предложил» Скуратову немедленно написать прошение об отставке. У прокурора не оставалось выбора. Получив документ, Ельцин засмеялся и пожал руку Путина, что усугубило унизительность ситуации.

Версия Путина относительно данной истории существенно отличается. Он говорит, что на встрече присутствовало четыре человека: Ельцин, Скуратов, Примаков и непосредственно он сам. Ельцин положил видеозапись и фотографии на стол и сказал: «Я полагаю, вам не следует продолжать работу в качестве генерального прокурора». Примаков согласился. «Да, Юрий Ильич, я думаю, вам необходимо написать заявление об отставке». Скуратов поразмыслил, затем взял лист бумаги и написал заявление об уходе. Но Скуратов не сдался. Самым влиятельным его союзником был оппонент Ельцина Юрий Лужков. В качестве регионального лидера он являлся членом Совета Федерации, верхней палаты российского парламента, в чью ответственность входил контроль деятельности прокурора. Совет проголосовал в поддержку Скуратова, после чего тот отменил прошение об отставке и обнародовал детали своего незаконченного расследования по делу о контрактах на реставрацию Кремля. Лужков вел весьма агрессивную политику, разжигая огонь и требуя, чтобы прокурору дали возможность закончить свою работу.

Двадцать четвертого марта Евгений Примаков летел в Вашингтон с официальным визитом, но, узнав, что НАТО начала бомбардировку Югославии, он приказал повернуть самолет над Атлантикой и лететь обратно в Москву. Российские СМИ окрестили это решение «петлей Примакова», и оно нашло бурную поддержку общественности. Действительно, к своему достоинству, Примаков стал чрезмерно популярной, честолюбивой и опасной фигурой. Ажиотаж вокруг его личности в Кремле привел к тому, что Ельцин стал подозревать, что премьер‑министр организует заговор с одним из его самых близких советников, генералом Николаем Бордюжей с целью свержения Президента.

Взлет Бордюжи по скорости был подобен метеору, столь же головокружительным было его падение. Бывший офицер КГБ был руководителем Федеральной пограничной службы, а 14 сентября 1998 года он был назначен главой всемогущего Совета безопасности. Спустя четыре месяца он стал руководителем ельцинского штаба, что сделало его одним из самых влиятельных людей в России. Однако вскоре после этого Бордюжа потерял обе должности. 19 марта на смену ему пришел бородатый экономист Александр Волошин, один из бывших деловых партнеров Березовского, человек, удивительно гармонично вписывающийся в это хитросплетенное общество, а спустя несколько дней должность председателя Совета безопасности принял Путин. Тем не менее, Примаков продолжал оказывать давление на Березовского. 5 апреля заместитель прокурора Николай Волков подписал ордер на его арест в связи с обвинением в неправильном использовании дохода «Аэрофлота». Березовский никогда не был держателем акций «Аэрофлота», но имел доступ к миллионам долларов в твердой валюте от продаж билетов на международные авиарейсы. Березовский находился в то время в Париже и добился аннуляции ордера, совершив телефонный звонок своим союзникам в Кремле. «Примаков намеревался посадить меня в тюрьму, – прокомментировал Березовский. – Мы отмечали день рождения моей жены, [и] совершенно неожиданно на торжество явился Путин. Он пришел и заявил: „Меня ничуть не заботит, что Примаков теперь подумает обо мне. Я чувствую, что в настоящее время это является правильным“».

Путин знал или догадывался о том, что у него твердая почва под ногами. 12 мая Ельцин уволил При макова. Спустя три дня в Думе были предприняты попытки объявить импичмент Президенту, но эти усилия завершились унизительным поражением, когда Кремль или его союзники якобы заплатили 30 тысяч долларов за каждый голос в его поддержку. Ельцин с его шатким здоровьем не мог вынести этот стресс. По причине болезни он отменил встречу с премьер‑министром Испании Хосе Марией Аснаром, предоставив Лужкову новый повод для сомнений в его пригодности к занимаемому посту. По его заявлению, Россией управлял не Ельцин, а «режим» Кремля, включавший в себя Березовского, его союзника Александра Волошина, а также «Таню и Валю». Тем не менее, Ельцин достаточно быстро выздоровел и назначил премьер‑министром Сергея Степашина, ранее занимавшего должность министра внутренних дел. Со стороны Думы не возникло возражений, и назначение было подтверждено большинством: 301 к 55 голосам. Новый премьер‑министр пообещал расправиться с преступным капитализмом, повысить налоги на алкоголь и топливо, а также ввести более эффективную систему сбора налогов. При содействии Чубайса (которого поддержали 180‑тысячные войска Министерства внутренних дел) он взял на себя обязательство ввести законы, требуемые МВФ в качестве оплаты займа в размере 4,8 миллиарда долларов, призванного спасти Россию от невыполнения обязательств по внешним долгам.

Однако Михаил Ходорковский воспользовался возможностью дефолта на сумму в 236 миллионов долларов, долга консорциуму западных банков, и, избавившись от целого ряда инвесторов, обрел полный контроль над «ЮКОСом». «Если человек не является олигархом, – сказал он одному журналисту, – то с ним что‑то не так. Все имели равные изначальные условия, каждый мог бы этого добиться. Если человек не сделал этого, это означает, что с ним что‑то не так». В начале 1998 года он приобрел еще одну нефтяную компанию, «Томскнефть», и стал добывать нефть из ее богатых месторождений вместо того, чтобы разрабатывать месторождения «ЮКОСа». Одним из инвесторов «Томскнефти» был американец Кеннет Дарт, которому принадлежали 13 процентов акций. Он использовал свой голос, чтобы воспрепятствовать осуществлению планов Ходорковского включить компанию в состав «ЮКОСа», в надежде на получение крупной прибыли при продаже своей доли. Однако ответным действием Ходорковского было понижение стоимости акций путем финансовых махинаций практически вплоть до их обесценивания. Дарт получил в наследство огромное состояние, сделанное на производстве пластиковой посуды, и у него было много денег. Он провел дорогостоящую PR‑кампанию, целью которой было изобразить русского олигарха вором в средствах массовой информации по всему миру. Вопрос был улажен после заключения секретного соглашения, по которому Ходорковский приобрел акции Дарта, но это не помогло ему восстановить репутацию. Тем временем Путин продолжал делать успехи. 11 июня он присутствовал на напряженной встрече с американской делегацией, где обсуждался усугубляющийся кризис в Косово. Он произвел впечатление на заместителя госсекретаря США Строуба Тэлботта «своим самообладанием и уверенностью, выражающимися в сдержанной и тихой манере». По словам Тэлботта, Путин «был воплощением исполнительной компетентности, способности добиться цели без суеты и трений (такова была его репутация в Санкт‑Петербурге, когда я в первый раз о нем услышал)». Тэлботт также заявил, что в Путине не было ничего напыщенного: «Никакого запугивания, никаких настойчивых просьб и обвинений, неизменно ассоциирующихся у меня с назидательным стилем русских политиков». Он считал Путина «пожалуй, самым невозмутимым русским из всех, кого когда‑либо встречал. Он слушал с той внимательностью, которая была столь же расчетливой, сколь учтивой». Путин сказал Тэлботту, что он «сделал свою домашнюю работу», обратившись к творчеству русских поэтов, которых Тэлботт изучал в Йельском университете и в Оксфорде, – Владимира Маяковского и Федора Тютчева, чья философия отражается в следующих строчках: «Умом Россию не понять / Аршином общим не измерить / У ней особенная стать / В Россию можно только верить». На американца это подействовало весьма обескураживающе.

В конце июля премьер‑министр Израиля Эхуд Барак полетел в Москву на переговоры с Ельциным о Ближнем Востоке. Он вернулся домой с новостью о том, что через несколько дней Степашин будет смещен с должности. Впоследствии Ельцин добавил, что у его «верного пса» нет никаких шансов стать его преемником. «Еще когда я назначал Степашина, – пишет он в „Полуночных дневниках“, – я знал, что уволю его». Кого же следующим назначили на злополучную должность премьер‑министра? «Новым премьер‑министром, чье имя упомянул Ельцин в разговоре со мной, – сообщил по телефону израильский премьер‑министр Биллу Клинтону, – стал какой‑то человек по фамилии Путин».