С того момента как в мае 2003 года Пол Маккартни ступил на российскую землю, чтобы провести аншлаговые концерты в Москве и Санкт‑Петербурге, стало очевидно, что столкновение характеров между ним и Путиным неизбежно. Марк Хайфели, выдающийся американский режиссер, который снимал концерт «Макка» на Красной площади, сказал мне, что по прибытии в Санкт‑Петербург Маккартни получил приглашение от президента Путина, давнего фаната «Битлз», посетить его в Летнем дворце. «Но Пол ответил отказом, – сообщает Марк. – Это не вписывалось в его распорядок. Концерты были для него важней, и для репетиций и проверки звука ему требовалось все время, которым он располагал. В любом случае, он не дает вовлечь себя в политику.
И все же, когда мы прибыли в Москву, между менеджерами Пола и Кремлем наблюдалась некоторая беготня туда‑сюда, преимущественно по вопросу „кто к кому должен ехать“ [У меня были те же проблемы, когда в 1965 году я привез одновременно Битлз и Элвиса Пресли], но утром в день концерта на Красной площади прибыл эмиссар из Кремля с формальным приглашением Полу и Хизер (тогдашняя жена Пола Хизер Маккартни) на чай во второй половине дня. Деваться было некуда: Пол решил, что нужно пойти». Хайфели сопровождал супругов по Красной площади, но внутрь Кремля его провели через служебный ход, и он вновь встретился с четой Маккартни в комнате ожидания, где они с удивлением обнаружили себя окруженными довольно большой толпой журналистов: Путин не мог упустить столь блестящего случая попозировать перед прессой.
После краткого ожидания двойные двери распахнулись, и с помпой вошел Путин. «Было много улыбок и много снимков, – рассказывает Хайфели. – Путин сказал, каким глотком свежего воздуха для него и всего мира в 60‑е были „Битлз“, – забавно, что при этом он говорил с Полом по‑русски перед прессой, а его слова переводились на английский».
Как только прессу распустили, и трое удалились в более уединенную комнату, Путин продолжил беседу на хорошем английском. Как раз в этот момент Хизер сделала промах. Устав от разговоров о «Битлз» (прогремевших до ее рождения), она перевела разговор на противопехотные мины, и атмосфера переменилась драматически. Путин поверить не мог своим ушам, когда жена музыканта потребовала, чтобы он уделил свое внимание ее благотворительной организации, вдохновленной кампанией покойной принцессы Дианы. Как побледнело его лицо, когда ему начали читать нотации об опасности противопехотных мин и о том, как он должен решить этот вопрос – ему, президенту самой большой страны в мире, имевшему репутацию неутомимого оратора. Путин явно не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне, особенно женщины. Он принял замечания Хизер за отзвук все тех же дебатов по нарушению прав человека в Чечне – а эта тема неизменно пробуждала в нем гнев. Задетый французским журналистом на пресс‑конференции как раз по вопросам использования этого оружия, в Брюсселе, в ноябре прошлого года, он дал весьма саркастический ответ: «Если вы желаете стать радикальным исламистом и сделать себе обрезание, я приглашаю вас в Москву. Мы – страна мультирелигиозная, у нас есть специалисты по этому вопросу, и я посоветую им обрезать вас так, чтобы уже больше ничего не выросло». Он не мог предложить г‑же Миллс подвергнуться этой операции, но знал, как отделаться от гостей, которые становились хлопотными, и предложил немного прогуляться, «подышать свежим воздухом». К удовольствию зевак трое всемирно известных людей с президентом во главе прошествовали мимо кремлевской охраны, причем супруги Маккартни еле успевали за телохранителями, следившими, чтобы никто из кремлевских экскурсантов не приблизился на расстояние вытянутой руки. Затем, несколько неожиданно, Путин развернулся к супругам Маккартни, пожал им руки, попрощался и зашагал прочь, оставив Пола на милость охотников за автографами.
Толпа, которая забила всю Красную площадь, чтобы послушать, как Пол на всю Ивановскую поет «Back in the USSR», включала экс‑президента СССР Михаила Горбачева и пританцовывающего министра обороны Сергея Иванова. Какое‑то время казалось, что Путин не снизойдет до посещения этого события, как вдруг ворота Кремля распахнулись, и президент вышел в сопровождении охраны. Сложная проблема противопехотных мин и сующихся не в свое дело жен не могла отпугнуть Путина от концерта живой легенды, идущего в тени кремлевских стен.
Известный психиатр с обширным опытом работы с русскими клиентами сказал об этом так: «Интересно, что Путин еще раз пригласил Маккартни после того, как в первый раз получил от него щелчок. Этот человек, обладающий огромной властью, в общении с поп‑звездой вел себя как фанат. Путин назначил ему встречу на государственном уровне, чтобы сказать, что его любимая композиция „Битлз“ – это написанная Маккартни „Yesterday“. Это было ребячеством, которого никто не ожидал от Путина, но это, то и было интересно, поскольку показало его с той стороны, которую обычно он скрывает. Невозможно поверить, что стычка с женой Маккартни имеет какое‑то отношение к персональному эго: Путин и не подумал, что оскорблен персонально, – нет, в его лице все его правительство, вся страна [была мишенью], когда эта женщина начала наставлять его в таком простом вопросе, как использование противопехотных мин. Он человек колоссальной гордости, которую он передал миллионам россиян, утратившим надежду в годы правления Ельцина».
Неоспоримым является тот факт, что в личной жизни Путин бывает весьма резок, когда задевают его идеалы. Когда чужак смеет бросать вызов российскому порядку вещей, Путин, кажется, готов подписаться под изречением советского разведчика Геворка Вартаняна – человека, спасшего жизни Сталина, Черчилля и Рузвельта на Тегеранской конференции 1943 года: «Предатель заслуживает пули или петли». На совместной пресс‑конференции в Санкт‑Петербурге в июле 2006 года в присутствии репортеров он ясно дал понять Джорджу Бушу, что не потерпит нотаций относительно демократии. Хорошо зная, насколько испортились отношения между их двумя странами после того, как Вашингтон начал критиковать его железную хватку на горле российских СМИ и политиков, Путин преподнес ему горькую пилюлю, когда Буш дал понять, что хотел бы видеть в России тот вид демократии, за который Америка сражается в Ираке. Ответ Путина – практически не завуалированный – был таков: «Я буду с вами откровенен: мы, конечно, не хотим такой демократии, как в Ираке. Никто лучше нас не знает, как усилить нашу страну. Но мы точно знаем, что не сможем стать сильнее, если не будем развивать демократические институты. И мы, несомненно, пойдем именно этим путем». Как и бывшая г‑жа Маккартни, Буш на собственном опыте убедился, что лучше не пытаться учить Путина.
* * *
Прежде чем Путин впервые посетил Лондон в качестве президента, на стол Тони Блэра лег необычный конверт. Конфиденциальное послание, доставленное на Даунинг‑стрит, 10, эмиссаром (по словам советника Блэра), предупреждало, что в ходе переговоров не следует ожидать от российского лидера принятия каких‑либо решений, и объясняло, почему именно. Послание пришло из Москвы, явно с ведома Путина, и Блэр был не единственным главой государства, получившим такое письмо.
Служащий Блэра говорит, что перед встречей он предложил озадаченному премьер‑министру такую оценку способа управления Россией: «Ход вещей в правление Путина не изменился настолько, насколько принято считать. Это все еще очень сложная и запутанная система, подобная Византийской империи, и мы не знаем, у кого в руках настоящая власть. У меня ощущение, что, если вы захотите увидеться с начальником любого департамента и откроете двери в его кабинет, там окажется Путин. Он очень занят уравновешиванием разных центров силы, и в этом отношении он чрезвычайно умен». Медиевист Стивен Рансимен писал об отношениях Европы и Византийской Империи: «С тех пор, как наши крестоносные праотцы впервые увидели Константинополь и встретились, к своему отвращению, с обществом, где каждый умел читать и писать, ел вилкой и предпочитал дипломатию войне, стало модно говорить о византийцах с презрением, использовать их имя как синоним упадка». Россия же разными способами показала, что добровольно сделалась наследницей византийской культуры, восприняла ее теологию, религию и некоторые социальные структуры.
Один из выдающихся русских философов, Константин Леонтьев, был апологетом византизма и защищал близкие культурные связи между Россией и Востоком, чтобы уравновесить «революционные влияния Запада». Он отстаивал культурную и территориальную экспансию России на Восток – в Индию, Тибет и Китай. Российский двуглавый орел, который смотрел на Восток и на Запад, кстати, был унаследован у византийцев.
Лорд Браун, который встречался с президентом везде, от Чекерс, загородной резиденции премьер‑министров в 2001‑м, занимаемой тогда Тони Блэром, до президентской дачи в 2005 году – «покрытой позолотой, очень русской, с обилием мебели, выглядевшей или являвшейся антикварной», – имеет ясное представление о Путине как о спасителе нации. «Когда встречаешься с ним, интуиция ясно говорит: „Какой сильный человек передо мной“. Я не имею в виду физически, потому что он не выглядит огромным, но одно его присутствие и манера говорить сообщают, что он нисколько не сомневается в себе. Я не устаю спрашивать себя, как далеко он способен зайти в своих методах, чтобы заполучить то, что ему нужно. Если вы сможете определить это, вы определите его характер: как далеко он пойдет? Я полагаю, все же есть определенные границы. И при этом он необыкновенно популярен. С первой моей поездки после того, как он получил власть, я почувствовал, что он национальный герой. За его постоянные усилия в решении проблем народа люди его уважают. Есть поговорка, что если на Сахалине сломается поезд, Путин отправится его чинить».
|