В современном мире процессы модернизации являются неотъемлемым элементом универсальных тенденций развития конституционализма и глобализации, которые отражают, с одной стороны, все более глубокое укоренение в национальных сообществах конституционных ценностей верховенства права, равенства, справедливости, демократии, с другой – взаимное переплетение, диффузия внутригосударственных и международных кризисов, конфликтов и противоречий, в результате чего сами названные явления приобретают глобальный, планетарный характер, а преобразование жизнедеятельности конкретного социума обуславливается системой универсальных принципов правового развития всего человечества[1].

Модернизация, таким образом, имеет в своей основе ряд объективно обусловленных, повсеместно проявляющихся, относительно единообразных (по своей сути) предпосылок, среди которых следует выделить: экономические – формирование и развитие качественно новых характеристик общества как общества постиндустриального; информационные – реальность перспективы перехода человечества в информационную эпоху, в эпоху нанотехнологий, что серьезным образом влияет в том числе на культуру общества, включая ее нормативно‑правовую составляющую; социально‑политические, связанные, с одной стороны, с геополитическими изменениями, вытекающими из закономерностей демократизации, отказа от тоталитарных режимов, а с другой стороны, с кризисом классических институтов демократии (избирательной системы, референдумов, традиционных партийных систем).

Конституционно‑правовые факторы модернизации проявляются не только в «линейных», сугубо метафизических характеристиках Конституции и других нормативных правовых актов конституционного значения как правовой основы социальных преобразований. Сама идея, концепция судебного конституционализма предполагает понимание данного явления как сложной нормативно‑деятельностной системы, отражающей режим трансформации конституционных ценностей в законодательство, правоприменительную практику, правовую идеологию, в социальную и индивидуальную психологию. В этом плане в современных условиях динамично развивающихся общественных систем конституционализм воплощает в себе единство нормативных (в первую очередь – правовых), онтологических, аксиологических, юридико‑мировоззренческих начал, развивающихся в соответствии с противоречивыми закономерностями, диктуемыми требованиями правовой глобализации, с одной стороны, и национальными потребностями государственно‑правового развития – с другой.

Для нас это прежде всего потребности модернизации. И если иметь в виду ее конституционно‑правовую составляющую, то на первом плане здесь, – все более усиливающаяся тенденция сближения англосаксонской и европейско‑континентальной правовых систем, их конвергенция. Пожалуй, наиболее важное, по‑своему революционное значение имеет в этом отношении проникновение в нашу национальную правовую систему (как и в континентальную систему права в целом) прецедентных начал. Достаточно вспомнить о приобретающих прецедентное значение для нашей правоприменительной практики решениях Европейского Суда по правам человека, а также о юридической природе решений органов конституционного контроля государств континентальной Европы.

Вместе с тем потребность в проведении и обусловленность правовой модернизации имеет многофакторные начала глобализационного характера, связанные как с задачами выхода России на передовые рубежи современного цивилизационно‑правового развития, так и с необходимостью решения неотложных проблем внутреннего характера, без чего невозможно перейти от «архаичного общества» к «обществу умных, свободных и ответственных людей»[2]. Одной из таких, казалось бы, рутинных, но вышедших сегодня на уровень национальной безопасности проблем являются коррупция и неуклонно расширяющиеся сегменты «теневой правовой жизни», получающие выражение в нормативно‑правовом регулировании с помощью так называемого теневого права, возводящего на «законный» уровень сложившиеся в обществе коррупционные механизмы[3], способствующие формированию и функционированию теневой экономики[4], равно как и других теневых сфер жизни, включая государственно‑политическую сферу.

В этом плане чрезвычайно важно, что объектом модернизационных процессов (пусть специфическим, но очень важным) выступает в том числе и государственность. При этом следует учитывать, что государственность как категория и явление общественной жизни по своему содержанию и реальному значению шире, чем государство, и охватывает собой не только институты публично‑политической организации общества, но также и весь массив национальных экономических, социально‑культурных отношений.

Экономический строй и социальная система, испытывая активное государственно‑правовое воздействие, являются важной элементной характеристикой российской государственности и в конечном счете – посредством объектно‑деятельностной, социально‑экономической, духовно‑мировоззренческой, политико‑идеологической составляющих государственности – характеристикой судебного конституционанизма в соответствующих сферах и нормативно‑деятельностных формах его проявления. Именно на этом уровне относительно самостоятельные компоненты государственности (государство как его центральное звено, правовая система, система прав и свобод человека и гражданина, экономический строй, социальная система общества и др.) создают в процессе своего функционирования единую интегративную сферу институтов конституционного строя, взаимоотношений государства и личности и в конечном счете государственно‑организованного общества в целом как единого политического, правового, социально‑экономического образования[5]. Очевидно, что на правовом уровне соответствующая система государственности, включающая политические и социально‑экономические характеристики, обеспечивается тесным единством частных и публично‑правовых средств нормативного правового воздействия.

Модернизация государственности – это многоплановое глобальное явление, включающее в себя как позитивные проявления (дозволение, поощрение, стимулирование социально полезных тенденций развития), так и «негативные» формы правового воздействия на процессы обновления (предупредительные, пресекательные, запретительные), равно как и поиск новых прогрессивных направлений созидательной активности общества и государства. В связи с этим модернизация государственности находится в двухплоскостной системе отношений, направленных, во‑первых, на снятие социальных противоречий, поскольку образование и разрешение напряженности есть диалектическая основа любого развития; во‑вторых – на оптимизацию, рационализацию и повышение эффективности публично‑властным образом организованной социальной системы (развитие в собственном смысле слова). Но и в том и в другом случае высшей нормативной формой опосредования данных отношений является конституция с присущими ей принципами и ценностями конституционализма.

Вместе с тем, будучи объектом модернизации, государство является ее доминирующим субъектом, призванным обеспечить не только создание инструментальной системы публично‑правового управления, направленной на снятие кризисных явлений (конфликтов, противоречий), но и поддержание ее эффективного функционирования на основе принципов рационализации и оптимизации как во внутригосударственном, так и в международном контексте[6].

Анализ проблем современного конституционализма, в том числе под углом зрения государственно‑модернизационных процессов, актуализирует поиск эффективных конституционно‑правовых механизмов их разрешения, что возможно на основе единых, универсальных философско‑правовых подходов, определяющих саму методологию реализации конституции во всех ее формах: нормативно‑регулятивной, правоприменительной, политико‑идеологической, социально‑экономической. Между тем в настоящее время наблюдается существенная неравномерность (асинхронность) между философским, концептуальным осмыслением конституции и системы конституционализма в целом, с одной стороны, и государственно‑властной правореализационной деятельностью – с другой. Наука здесь зачастую оказывается не востребованной практикой, что в конечном счете приводит к философско‑мировоззренческой эклектике, но не на уровне конституционных форм закрепления ценностных начал нашего развития, а при осуществлении законодательной, исполнительной, судебной власти. Уже поэтому необходимо понимание того, что философия современного российского конституционализма – это не некая спекулятивная метафизическая юриспруденция, а мировоззренческая основа соединения теории и практики развития общества и государства на основе верховенства права и в соответствии с ценностями конституционализма, что наглядно подтверждается всей деятельностью КС РФ, в том числе по основным направлениям модернизации российской государственности.

Это становится, в свою очередь, основой для установления конституционной идентичности отдельных институтов российской государственности сформулированным идеалам правового, демократического, федеративного, социального государства как конституционной модели развития модернизационных процессов в Российской Федерации.

[1] Универсальный характер модернизационных процессов в настоящее время признается на официальном уровне не только в России, но и в Европе. Так, в совместном заявлении саммита Россия – ЕС по «Партнерству для модернизации» (Ростов‑на‑Дону, 1 июня 2010 г.) прямо указывается, что «в мире, где народы и экономики все более взаимосвязаны и взаимозависимы, все более важной и необходимой становится модернизация наших экономик и обществ» (URL: www.kremlin.ru).

[2] Послание Президента РФ Федеральному Собранию РФ. М., 2009. С. 5.

[3] См.: Баранов В.М. Теневое право. Н. Новгород, 2002; Малько А.В., Саломатин А.Ю. О некоторых вопросах модернизационных процессов в современных условиях // Государство и право. 2004. № 3. С. 29.

[4] См.: Архипов А.Ю., Богуславский В.Н. Институционализация теневой экономики в условиях глобализации. Ростов н/Д, 2007; Экономика и право. Теневая экономика. 3‑е изд. М., 2007.

[5] См.: Морозова Л. А. Проблемы современной российской государственности: учеб. пособие. М., 1998. С. 9–13.

[6] См.: Тихомиров Ю.А. О модернизации государства // Журнал российского права. 2004. № 4.