В конце августа 2005 года произошло событие, неожиданным образом преобразившее всю российскую политику, как внутреннюю, так и внешнюю. На первый взгляд оно не имело к России вообще никакого отношения, но это ложное впечатление. 29 августа на Атлантическое побережье США обрушился ураган «Катрина». В зоне стихийного бедствия оказались Луизиана, Миссисипи, Флорида, Алабама и Джорджия. Власти не смогли заранее эвакуировать всех жителей Нового Орлеана, не предвидели, что защитные дамбы не выдержат напора воды. В течение первых дней Новый Орлеан оказался во власти преступников и мародеров, из‑за чего даже пришлось прервать спасательную операцию. Джордж Буш оказался под градом критики из‑за того, что не прервал свой отпуск в Техасе, узнав о трагедии, т. е. повторил ту же ошибку, что и Владимир Путин ровно за пять лет до этого, после аварии на подводной лодке «Курск».
Российское Министерство по чрезвычайным ситуациям предложило США помощь (в виде двух спасательных самолетов). США отказались, но через несколько дней передумали и попросили прислать эти самолеты. И Путин, и министр обороны Сергей Иванов, и министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу были удивлены подобной хаотичностью. Но еще сильнее шокировало Путина то, что случилось потом. Рейтинг Джорджа Буша обвалился.
Вообще‑то Владимир Путин (особенно в первые годы президентства) никогда не полагался на доклады социологических служб. Уверения помощников, что его рейтинг на высоте, его не убеждали: «Может рухнуть в любую секунду», – говорил он. Помня, как за считаные месяцы телеканалы и война в Чечне сделали из него самого популярного политика в стране, он полагал, что так же быстро может произойти и обратный процесс. После каждой трагедии в России, будь то «Курск», «Норд‑Ост» или Беслан, Путин всякий раз ожидал, что его рейтинг немедленно провалится, что население именно его обвинит в произошедшем. Однако этого каждый раз не случалось. И вдруг главный кошмар Путина реализовался прямо на его глазах, но не с ним, а с человеком, которого он считал более сильным, опытным и удачливым политиком, с самим «военным императором мира» Джорджем Бушем.
Самым удивительным было то, что Буш не смог никак отреагировать на этот провал. Он не смог ни ответить на обвинения в неэффективности, ни переложить ответственность на кого‑то, ни сменить повестку дня, ни поразить избирателей каким‑либо другим сильным ходом. Буш, которого Путин считал сильным, куда более сильным лидером, чем он сам, оказался слабаком. Это вселило в Путина огромную уверенность в своих силах. И в корне изменило тон всех дальнейших переговоров с США: ведь теперь он имел дело не с военным императором, а с хромой уткой.
В октябре 2006 года, как описывает Ангус Роксборо, Путин поиздевался над Кондолизой Райс: ей пришлось несколько часов сидеть и ждать в гостинице, пока он согласится ее принять. А ему просто не хотелось, потому что он выпивал в Барвихе с товарищами. После заседания Совета безопасности его члены решили не разъезжаться, а отметить недавние дни рождения вице‑премьера Дмитрия Медведева и секретаря Совбеза Игоря Иванова. Путин решил, что нет ничего страшного в том, что госсекретарь США подождет до вечера. Но и вечером он решил, что ему не хочется прерываться и лучше пригласить Кондолизу Райс прямо к столу – пусть поговорит сразу со всем Советом безопасности. Помощник президента США по национальной безопасности Стивен Хедли вспоминал, что просто остолбенел, когда они приехали в замок Майендорф на Рублевке, зашли внутрь и обнаружили за столом с закусками сразу десяток высших руководителей России. «Конди, присоединяйтесь, у нас тут как раз для вас есть несколько секретных материалов», – ехидно пошутил Сергей Иванов, указывая на бутылки с грузинскими винами. Но Кондолиза Райс ничуть не смутилась. Она хладнокровно попросила Путина выйти для недолгого конфиденциального разговора. Он согласился, взяв с собой своего конфидента по связям с американцами Сергея Иванова и еще министра иностранных дел Сергея Лаврова в качестве переводчика[1].
Этот разговор закончился скандалом: Райс и Путин поругались из‑за ситуации в Грузии. Госсекретарь США продолжала настаивать на том, что все страны – соседи России имеют право сами решать свою судьбу, а Путин отвечал, что Россия не допустит силового решения замороженных конфликтов в соседних с Грузией республиках: Абхазии и Южной Осетии. Разговор шел на повышенных тонах и совершенно не напоминал идиллию четырехлетней давности.
А когда‑то Сергея Иванова и Кондолизу Райс связывали по‑настоящему дружеские отношения. В мае 2002 года Джордж Буш с женой и свитой гостили у Путина в Санкт‑Петербурге. В один из вечеров президент повел американцев в Мариинский театр, на «Щелкунчик». По дороге Сергей Иванов и Кондолиза Райс говорили, что являются увлеченными балетоманами и вовсе не хотят в сотый раз смотреть классическую постановку «Щелкунчика». Как только в зале погас свет, Иванов (тогда уже министр обороны) предложил Кондолизе (тогда – помощнику президента по национальной безопасности) сбежать и посмотреть что‑то более любопытное. Она согласилась. И Иванов повез ее в репетиционный зал студии Бориса Эйфмана, смотреть на русский авангардный балет. Приглядывать за беглецами отправили секретаря Совбеза Владимира Рушайло (российского коллегу Кондолизы Райс по должности), который был явно страшно недоволен такой суетой. Зато Иванов и Райс были в восторге.
В октябре 2006 года от этого восторга не осталось и следа. Кондолиза Райс, испортившая душевное застолье в Майендорфе, стоя на высоких каблуках, смотрела на Путина и Иванова сверху вниз и едва ли не кричала. Они отвечали ей такими же полными ярости и презрения словами и взглядами.
Через две недели в США прошли промежуточные выборы в конгресс. Республиканцы потерпели сокрушительное поражение: потеряли и сенат, и палату представителей, которые контролировали два года перед этим. Для Путина это было совершенно четким сигналом: Буш – лузер, с ним больше не нужно считаться. Надо давить.
Слабость Буша не вызывала никаких сомнений – Путину казалось, что Буш больше не хозяин даже в своей собственной администрации. В 2007 году, желая предотвратить развертывание ПРО в Европе, Путин выступил с неожиданным предложением: создать совместную российско‑американскую систему ПРО, а вместо того, чтобы создавать новую РЛС в Чехии, использовать уже существующую габалинскую РЛС в Азербайджане. Американские партнеры были в шоке: ни Джордж Буш, ни Кондолиза Райс не ожидали от Путина такой открытости и готовности к сотрудничеству. Казалось, он просто обезоружил США своими предложениями. Но спустя месяц эксперты Пентагона прилетели в Азербайджан, чтобы проинспектировать габалинскую РЛС, и она их совершенно не впечатлила. Они доложили в Белый дом, что РЛС устаревшая и не соответствует американским требованиям. Чиновники явно спускали на тормозах прорывные предложения России, а Буш, на словах соглашавшийся на все предложения Путина, не проявлял никакой политической воли, чтобы отстаивать их совместную договоренность.
Заочное выяснение отношений случилось в феврале 2007 года. Владимир Путин и Сергей Иванов приехали на Мюнхенскую конференцию по безопасности с тем, чтобы проучить Джорджа Буша. Путин подготовил речь, которая должна была, с одной стороны, продемонстрировать его отношение к поверженному «императору мира», а с другой стороны, быть предложением к новому диалогу для всего мирового сообщества[2].
Начал Путин с серии выпадов против США и «доктрины Буша».
Предлагавшийся после холодной войны однополярный мир не состоялся.
История человечества, конечно, знает и периоды однополярного состояния и стремления к мировому господству. Чего только не было в истории человечества.
Однако что же такое однополярный мир? Как бы ни украшали этот термин, он в конечном итоге означает на практике только одно: это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решения.
Это мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри.
И это ничего общего не имеет, конечно, с демократией. Потому что демократия – это, как известно, власть большинства при учете интересов и мнений меньшинства.
* * *
«Сегодня мы наблюдаем почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы в международных делах, военной силы, силы, ввергающей мир в пучину следующих один за другим конфликтов. В результате не хватает сил на комплексное решение ни одного из них. Становится невозможным и их политическое решение.
Мы видим все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права. Больше того, отдельные нормы, да, по сути, чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере – и навязывается другим государствам. Ну кому это понравится? Кому это понравится?»
Именно эта яркая антиамериканская часть выступления Путина была замечена и процитирована всеми. Она спровоцировала такой серьезный скандал, что вторую и третью части речи никто не заметил. А вторая часть была тоже амбициозной, но куда более миролюбивой: Путин предлагал разработать новую архитектуру мировой безопасности, т. е. прислушиваться к голосу России и других стран БРИК, а не решать все только в рамках НАТО. Третья часть и вовсе содержала рутинное перечисление традиционных путинских обид: отказ европейских стран и США от ратификации адаптированного ДОВСЕ, расширение НАТО на восток, препятствия для российских инвестиций в Европе, неудачи России на пути вступления в ВТО.
Такой международный популизм сыграл двоякую роль. С одной стороны, Мюнхенская речь стала очень популярной. Опробованный Путиным образ главного антиамериканиста мира быстро принес дивиденды – по итогам года Путин был объявлен человеком года по версии журнала Time . И вовсе не благодаря каким‑то достижениям, хотя в этом, 2007 году ему удалось осуществить, наверное, самую сложную операцию в своей политической карьере, операцию «Преемник». Всеобщее признание пришло к Путину исключительно благодаря его новой риторике, которую он обрел, поняв, что ему больше не надо ориентироваться на Джорджа Буша, не надо больше стремиться понравиться ему или кому‑то еще. В июне 2007 года, накануне саммита G8, он выразил эту мысль в интервью таким иносказанием: «После смерти Махатмы Ганди уже и поговорить не с кем». Попрощавшись с Джорджем Бушем, Путин остался наедине с самим собой, в полной уверенности, что теперь он самый опытный, сильный и удачливый мировой лидер.
[1] Роксборо А. Железный Путин: взгляд с Запада. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2012.
[2] Выступление и дискуссия на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности // Официальный сайт президента России, 10.02.2007.
|