Чем ближе было окончание президентского срока, тем больше Путин нервничал, а значит, тем более нервозной становилась российская внешняя политика. Он не был уверен в том, что операция «Преемник» пройдет удачно, – в конце концов, он сам до конца не определился с тем, кто будет преемником, когда он назовет его имя, и не возникнут ли в процессе непредвиденные сложности.

Вторым источником постоянного раздражения были отношения с США. Накопленные обиды приходилось на ком‑то вымещать, поэтому 2006 и 2007 годы превратились в годы сплошных скандалов – российская власть то и дело обрушивалась всей своей мощью на кого‑то из маленьких соседей.

Весной 2006 года Россия решила наказать Грузию и Молдавию за новую прозападную политику их властей: был запрещен импорт в Россию грузинских и молдавских вин, а заодно еще и грузинской минеральной воды.

Грузинские власти объявили о раскрытии российской шпионской группы, а в ответ в России началась полномасштабная антигрузинская кампания – в течение недели из страны выслали всех трудовых мигрантов – граждан Грузии; чтобы их оперативно разыскать, милиционеры ходили по школам и переписывали детей с грузинскими именами. Одновременно было прекращено авиасообщение с Тбилиси.

В Польше хулиганы побили детей сотрудников российского посольства. Путин немедленно увидел в этом провокацию и намеренное желание унизить Россию. Сразу вспомнил, что в начале своего президентства бывший коммунист президент Александр Квасьневский втерся к нему в доверие, но потом именно Квасьневский стал основным посредником на переговорах после «оранжевой революции», именно он способствовал приходу к власти Виктора Ющенко. И в России начиналась антипольская кампания, сопровождающаяся запретом польских продуктов.

Наконец, весной 2007 года статус главного врага перешел к Эстонии. Под влиянием местных националистов власти республики приняли решение перенести захоронение советских солдат, а также стоявший на этом месте памятник с одной из главных площадей Таллина на воинское кладбище. Среди русскоязычного населения Эстонии начались протесты, которые немедленно подхватили сурковские «Наши». Они отправили десант в Таллин и одновременно начали осаду эстонского посольства в Москве. Их напор моментально поддержала вся остальная сурковская пропагандистская машина: российские госканалы стали называть эстонских руководителей наследниками нацистов и начали проводить параллели между событиями 2007 года и Второй мировой войной – будто бы борьба между «русскими» и «фашистами» продолжается, как и полвека назад. Эту метафору развил и сам президент Путин, выступая на параде 9 мая: «как и во времена Третьего рейха», кое‑кто в мире демонстрирует «все то же презрение к человеческой жизни, те же претензии на мировую исключительность и диктат», фактически сравнив США и гитлеровскую Германию. А через пять месяцев осудил ЕС за «потворство героизации нацистов и их карателей‑пособников», имея в виду власти Эстонии и Латвии. Это стало первым и на долгое время единственным опытом подобных аналогий – в следующий раз перенос политической реальности в прошлое и реконструкция ролевых моделей Второй мировой войны в российской политике случится через семь лет – в 2014 году.

Сергей Иванов, являясь не просто потенциальным преемником, но путинским уполномоченным по связям с США, скоро стал позволять себе выступать с жесткими внешнеполитическими заявлениями. После окончания антиэстонской кампании именно он встретился с активистами «Наших» (а также с их кураторами Владиславом Сурковым и Глебом Павловским) и поблагодарил их за проделанную работу. Хотя осада эстонского посольства в Москве являлась стопроцентным нарушением Венской конвенции и официально власти заявляли, что они тут ни при чем, министр обороны говорил, что «поддерживает патриотические настроения» и «в целом за это благодарен».

Фактически в 2007 году Сергей Иванов стал вторым внешнеполитическим лицом России после Владимира Путина. Его довольно воинственные заявления показывали во всех новостях, что, естественно, повышало рейтинг. Одновременно оба потенциальных преемника неустанно колесили по стране, якобы проверяя, как проходит курируемая ими работа в регионах. На самом деле это, конечно, был предвыборный чес: Медведев открывал новые больницы, университеты, раздавал бесплатное жилье и посещал новые сельхозпредприятия. Иванов, как куратор ВПК, посещал новые заводы: обещал запустить производство российских самолетов и компьютеров. Поездки каждого в обязательном порядке освещали все телеканалы: в вечерних новостях были обязательные блоки про Путина, про Иванова, про Медведева.

К лету 2007 года стало понятно, что Иванов побеждает. Его патриотичная тематика находила явно больший отклик у телезрителей: сюжетов о нем становилось все больше, хотя на эту тему не было никаких распоряжений сверху – сказывался общий настрой госканалов. Рейтинг Иванова явно опережал рейтинг Медведева. Наконец, именно в сторону Иванова склонялись симпатии главного кремлевского идеолога Владислава Суркова. Иванову нравились созданные Сурковым молодежные движения, он охотно воспроизводил контрреволюционную риторику, которую Сурков оседлал, чтобы побороть «цветную революцию» в зародыше.

У каждого из преемников был собственный аппарат, но что важнее – свой неформальный штаб, который на самом деле занимался продвижением своего кандидата.

По воспоминаниям тогдашних сотрудников Кремля и правительства, Иванов все же первым совершил ошибку. Он поверил в то, что у него есть шанс и он очень велик. Он не мог не замечать, что по всем параметрам опережает своего соперника Медведева, и, скорее всего, всерьез захотел стать преемником. В июне 2007 года именно Иванову (неожиданно) доверили открывать работу Петербургского экономического форума – президент Путин выступал во второй день, а первый день стал бенефисом вице‑премьера, который и за экономику‑то не отвечал.

В какой момент Иванов прокололся, неясно. Вспоминают, к примеру, такой эпизод. Во время зарубежного визита в одну из азиатских стран Путин и Иванов обсуждали возможности поставки систем противовоздушной обороны. Министр обороны Иванов, очевидно, лучше ориентировался в теме обсуждения и в какой‑то момент поторопился и начал отвечать на вопрос собеседников, даже не взглянув на Путина. Президент обернулся к нему и вполголоса сказал: «Ты что, уже и за меня отвечать будешь?»