В связи со знаменательной датой, отмечаемой широко всем юридическим сообществом, а именно 20‑летием принятия ныне действующей российской Конституции, активизировались дискуссии о возможности, необходимости и самой обоснованности внесения изменений в этот очевидно идеологический, постулирующий развитие иного законодательства, нормативный акт. Важным, конституционного уровня правом, является, по нашему мнению, право на личное участие в разбирательстве дела. К сожалению, прямо не обозначенное и обеспеченное комплексом норм международных договоров[1], это очевидное право претерпевает существенные ущемления в правовом регулировании последнего времени в российском внутреннем законодательстве. Это связано, на наш взгляд, с тремя взаимосвязанными и пересекающимися тенденциями социального развития. Во‑первых, со стремлением к упрощению, ускорению и удешевлению как судопроизводства, так и производства по делам в позитивных (административных, управленческих) процессах и процедурах. Во‑вторых, с появлением технических возможностей к обеспечению дистанционного, виртуального участия субъектов различных правоотношений в их процедурном осуществлении. В‑третьих, c очевидным политическим нащупыванием границы возможной реализации разного рода политической власти в автоматическом режиме, императивно, без участия носителей конкретных прав и интересов.

Полагаем, что все они существуют во взаимодействии, и должны быть оценены в совокупности. И начать хочется с утверждения, очевидного и известного каждому, изучавшему когда бы то ни было юриспруденцию: процедура Writ of Habeas Corpus (судебный приказ «хабеас корпус») была революционным прорывом как в системе общегуманитарных правовых ценностей, так и в наборе конкретных юридических возможностей и прав, сделав из человека в системе юридических процедур средневековья не объект, но субъект права. Известно, что Акт, особенно с дополнениями 1679 года «венчал собой триаду основных конституционных гарантий, первыми в которой следует считать Великую Хартию вольностей 1215 года и Петицию о правах 1628 г.»[2]. Однако, соответствующий акт не был исключительно актом материального права, он, прежде всего, вводил качественно новую процедуру, процессуальное право присутствовать при рассмотрении своего дела. К сожалению, следует констатировать, что российская Конституция, несмотря на существующие нормы международных договоров и соглашений, ратифицированных Российской Федерацией, воспроизводит соответствующее право в очевидно усеченной редакции, применительно к нашему времени, предусматривая в ст. 123, что заочное разбирательство уголовных дел в судах не допускается только в отношении уголовных дел.

Другие статьи нашего Основного закона еще более косвенно свидетельствуют о наличии прав на личное участие в разбирательстве дела вне уголовного судопроизводства, т. е. в гражданских, административных, дисциплинарных, позитивных, управленческих и пр. процессах и процедурах. Тем более что термин «заочное» также имеет не единственное, в том числе и процессуальное, толкование в рамках отечественного законодательства.

Вряд ли провозглашенную той же ст. 123 Конституции РФ «открытость» в рассмотрении дел во всех судах или норму статьи 46 Конституции РФ о том, что «никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом» можно считать равными по объему рассматриваемому праву лично присутствовать при рассмотрении своего дела.

К сожалению, следует констатировать, что ущербность конституционных норм в этой части буквально провоцирует российского законодателя, стремящегося к упрощению и удешевлению процедуры, к принятию процессуальных норм, очевидно ущемляющих права и законные интересы субъектов права.

Частным, но весьма серьезным примером этого является относительно новый для отечественного гражданского процесса процессуальный институт судебного приказа (фактически подвид искового производства) внесенный в ГПК РФ при массовой его модернизации, произошедшей еще в 1995 году. Имеется в виду Гл. 11 ГПК РФ «Судебный приказ». Фактически, это был первый и весьма ощутимый на практике шаг к упрощению судопроизводства по делам, в которых доказательственный процесс был если не очевидным, то во, всяком случае, очень упрощенным по характеру ситуации. Как известно, в перечне дел, по которым законодатель вообще исключил устное производство, первоначально оказалось семь категорий дел, среди них были споры, вытекающие их нотариально заверенных и письменных сделок, выплата начисленной, но не выплаченной заработной платы и некоторые другие. Состав их можно и анализировать, и критиковать, но существо применительно к рассматриваемой теме в другом.

Отличительной чертой новой по существу – письменной процедуры судебного приказа гражданском процессе стало не только то, что явка сторон и их личное участие не требуется, но и то, что законодатель счел возможным допустить ситуацию неизвещения «ответчика» о самом возникновении такого производства и предъявлении требования к нему, что в принципе исключает элемент личного не только непосредственного, но и опосредованного участия в разбирательстве дела со стороны лица, призванного отвечать по требованию. Такое положение дел, несмотря на все стремление к упрощению, является принципиально недопустимым в юридическом процессе.

В рамках действующих норм, – о существовании возбужденного в отношении него приказного производства лицо узнает на стадии уже вынесенного судебного акта. Иногда даже на стадии исполнительного производства в рамках применения ограничения на выезд из РФ в качестве обеспечительной в исполнении меры, ибо на практике сплошь и рядом встречаются ситуации злоупотребления заявителя процессуальными правами и невыполнения им обязанности обращаться с требованием по действительному месту постоянного проживания «ответчика» и указывать соответствующий адрес его взаимодействия с судом. Суд не только, допускает ситуацию неизвещения «ответчика» о предъявлении требования, но и не регламентирует порядок направления вынесенного акта. Ст. 128 ГПК РФ не определяет ни сроки направления копии судебного приказа должнику, ни того каким образом факт получения копии приказа должником должен фиксироваться, ни форму, в которой должник может подать свои возражения устно либо письменно. Не устанавливает ст. 128 ГПК РФ и того, в какой форме должна осуществляться фиксация поступления возражений должника к судье. Согласны с Д.И. Квотковым, отсутствие законодательной регламентации – основание к «неумышленным, а подчас и умышленным нарушениям прав должника, поскольку нередки случаи, когда судьи, ссылаясь на неясность дефиниции закона, извещали должника, по сути, ненадлежащим образом»[3]. В связи с тем, что ст. 128 ГПК РФ не содержит указания на срок, в течение которого судья должен направить копию судебного приказа должнику, суды некоторых надзорных инстанции обращали внимание на необходимость к данному случаю применять общее правило рассылки копий решений (ст. 214 ГПК РФ). Следовательно, судья должен направить должнику копию судебного приказа не позднее пяти дней со дня его вынесения. По мнению Д. Туманова, в целом приведенная выше позиция судов представляется верной, но следует уточнить тот факт, что в указанном случае правильнее было бы говорить не о применении содержащейся в ст. 214 ГПК РФ нормы как общей, а о ее применении по аналогии[4]. Примечательно, что процессуальные законы отдельных государств СНГ прямо предусматривают срок направления судебного акта, а не используют аналогию закона в процедуре направления приказа.

Например, ст. 147 ГПК Республики Казахстан[5] предусматривает, что после вынесения судебного приказа судья незамедлительно направляет его копию должнику с уведомлением о вручении, а ст. 398 ГПК Республики Беларусь[6] устанавливает, что в течение трех дней после вынесения определения о судебном приказе судья направляет его копию должнику с уведомлением о вручении.

Полагаем, что ситуация неизвещения «ответчика» о самом предъявлении требования, несовершенство порядка направления вынесенного акта – это первая грубая и уже застарелая ошибка законодателя в деле устранения личного участия в юридических процедурах.

Европейской Конвенцией по правам человека утверждает в ст 6.: публичность разбирательства дела, а в ст. 13 «эффективность» средств правовой защиты. В силу этих правовых стандартов такой вид юридического судебного акта, как судебный приказ, является по существу нелегитимным вне юрисдикции Российской Федерации и не подлежит исполнению ни иностранными судами, ни иными исполнительными органами. Не случайно, поэтому норма гл. 11 ГПК РФ, в п. 2 ч. 1 ст. 125 ГПК РФ, определяет, что нормы о приказном производстве не применяются, если должник находится вне пределов Российской Федерации. Такая усеченность как в территории действия, так и в юридической силе судебного акта не является нормальной.

Несоответствие норм о неизвещении заинтересованного лица о самом возбуждении приказного производства очевидно например, из ст. 55 Минской конвенции[7] 1993 года о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским и уголовным делам – в соответствии с ней в признании решений и выдаче разрешений ни их принудительное исполнение может быть отказано, если ответчик не принял участия в процессе вследствие того, что ему не был своевременно и надлежаще вручен вызов в суд. Это современный вариант закрепления права на личное участие в разбирательстве дела является более адекватным.

Примечательно, что ГПК Республики Беларусь содержит требование об извещении должника о возбуждении приказного производства. Положения содержатся в ст. 223 («Отзыв на заявление о возбуждении приказного производства») ХПК Республики Беларусь, которая устанавливает, что должник в течение пяти дней со дня вручения ему копии заявления о возбуждении приказного производства вправе представить в хозяйственный суд отзыв на заявление с приложением к нему документов, подтверждающих возражения против требования взыскателя. Непредставление должником в установленный срок отзыва на заявление либо согласие с заявленным требованием являются основаниями для вынесения хозяйственным судом определения о судебном приказе, а в ст. 226 ХПК Республики Беларусь («Отмена определения хозяйственного суда о судебном приказе»)[8] установлено, что должник вправе не позднее десяти дней со дня получения определения хозяйственного суда о судебном приказе подать в тот же хозяйственный суд заявление с обоснованным требованием о его отмене, если он не имел возможности по уважительным причинам своевременно заявить свои возражения против требования взыскателя.

Проблема надлежащего извещения всегда была краеугольным камнем в обеспечении личного участия в разбирательстве дела[9]. В.В. Сас со ссылкой на Проект Закона Правил Арбитража Интернета Великобритании (Draft of The Law of the Internet Arbitration Rules )[10] акцентирует внимание на возможности исключительного порядка вызова в судебное заседание с использованием средств телефонной или иной электронной связи в исключительно рамках арбитражного судопроизводства. Потому что «истец сам заинтересован в быстром разрешении спора и своевременном уведомлении его о предстоящем судебном заседании, поэтому лицо, участвующее в деле, вправе указать в исковом заявлении номера телефонов, факсов, адреса электронной почты для правильного и своевременного извещения его о назначении судебного заседания. При этом арбитражному суду необходимо использовать письменное или протокольное согласие сторон на подобный порядок уведомления и исходить из срочности их вызова в судебное заседание. Однако размещение информации на сайте арбитражного суда приобретает процессуальную силу надлежащего уведомления участника дела только в том случае, когда он письменно выразил свое согласие на применение такого способа извещения и вызова в судебное заседание»[11].

В последнее время российское процессуальное законодательство подверглось существенным изменениям относительно порядка извещения сторон: появились новые способы и условия извещения лиц, участвующих в деле. В судах общей юрисдикции извещение участников судопроизводства допускается, в том числе посредством СМС‑сообщения в случае их согласия на уведомление таким способом и при фиксации факта отправки и доставки СМС‑извещения адресату. Факт согласия на получение СМС‑извещения подтверждается распиской, в которой наряду с данными об участнике судопроизводства и его согласием на уведомление подобным способом указывается номер мобильного телефона, на который оно направляется[12]. Извещение участников заседания при помощи коротких текстовых сообщений – абсолютно добровольная процедура. Она будет предоставляться только в том случае, если физические лица сами захотят выбрать данный вид оповещения. Во время первой явки в суд всем участникам процесса будет предложено заполнить анкеты. В одном из пунктов будет предлагаться способ оповещения о предстоящих заседаниях. В том случае, если человек выбирает смс‑уведомление, он обязан внести свой номер сотового телефона. Именно на этот номер и будут приходить сообщения. Ответчику, свидетелям, стороне обвинения никто не навязывает данную услугу. Они могут выбрать стандартный вид получения информации – при помощи почтовых отправлений.

Электронный способ извещения появился в арбитражном судопроизводстве. Если участник арбитражного спора единожды надлежащим образом извещен о возбужденном процессе, в дальнейшем суду дается право извещать его путем размещения информации о слушаниях в Интернете. Поэтому теперь необходимо следить за ходом процесса с помощью сервиса «Картотека арбитражных дел» на сайте Высшего Арбитражного Суда РФ (http://kad.arbitr.ru). Иначе можно попросту не знать о назначении судебного заседания, но считаться надлежаще извещенным о времени и дате его назначения. Также арбитражному суду теперь позволено извещать стороны путем направления телефонограммы, телеграммы, факса или электронного письма по соответствующим номерам и электронным адресам, которые стороны теперь обязаны указывать в иске и отзыве на иск.

Новые средства извещения имеют свои сложности как в получении информации о судебном заседании непосредственно самим заинтересованным лицом, а не кем‑то иным, имеющим доступ к электронной почте, например, так и в подтверждении факта надлежащего извещения лица, участвующего в судебном разбирательстве. Но, мы склонны согласится с В.Б. Наумовым в том, что «уровень доверия к использованию электронной почты формируется постепенно. При этом, с одной стороны нужно учитывать сложившиеся особенности документооборота с помощью электронной почты в сети Интернет, и не уповать на абсолютную надежность и «беспристрастность» технологий, с другой стороны, надо подходить к проблеме адекватно, не пугаясь возможных ошибок и злоупотреблений, которые существуют и при обычном обмене документами»[13].

Полагаем, что при учете приведенного зарубежного опыта следует считать положительным, подлежащим безусловному заимствованию правилом то, что э‑общение процессуального свойства может иметь место между судом и участниками судопроизводства, во всяком случае, в ближайшее время исключительно при согласии сторон. Здесь должны быть учтены как факторы возможного злоупотребления правом, так и технические возможности сторон. Видимо, э‑общение может быть допущено только с обеими сторонами или с одной, но при согласии второй стороны юрисдикционной процедуры.

Институт приказного производства не единственный пример ограничения права на личное участие в разбирательстве дела в рамках судопроизводства. Здесь также можно говорить о проблеме обеспечения реализации этого права лиц, находящихся в местах лишения свободы и недееспособных лиц. Так, Европейский суд неоднократно указывал на необходимость обеспечения доступа к суду, участия лично или через представителя в судебном разбирательстве недееспособных лиц. Показательна широко известная ситуация П. Штукатурова. В Страсбург обратился житель Петербурга Павел Штукатуров, которому в 2002 году был поставлен диагноз «простая шизофрения». В своей жалобе он сообщил, что после того, как он унаследовал квартиру бабушки и ее дом, мать подала в суд, чтобы признать его недееспособным. Что в итоге суд и сделал – даже без уведомления Штукатурова о начале разбирательств. Опекуном петербуржца стала его мать. Сам он узнал о судебном решении случайно, разбирая бумаги. Затем после какого‑то конфликта мать, как опекун, отправила Штукатурова против его воли в психиатрическую больницу[14].

В этой связи примечательна и позиция Конституционного суда РФ[15], который неоднократно указывал, что необходимой гарантией судебной защиты и справедливого разбирательства дела является равно предоставляемая сторонам реальная возможность довести до сведения суда свою позицию относительно всех аспектов дела. Поскольку только при этом условии в судебном заседании реализуется право на эффективную судебную защиту[16].

Более того, Конституционный Суд Российской Федерации отмечает, что гражданин, в отношении которого в рамках особого производства рассматривается заявление о признании его недееспособным, имеет статус лица, участвующего в деле. Что означает безусловное наделение, как общими, так и специальными процессуальными правами: заинтересованное лицо имеет право приводить свои доводы, давать объяснения по делу, предоставлять доказательства, заявлять ходатайства, оспаривать судебные акты.

Так, ст. 284 ГПК РФ содержит следующее, заявление о признании гражданина недееспособным суд разрешает с участием гражданина, заявителя, прокурора, представителя органов опеки и попечительства. Гражданин, в отношении которого рассматривается дело о признании его недееспособным, должен быть вызван в судебное заседание, если его присутствие в судебном заседании не создает опасности для его жизни или здоровья либо для жизни и здоровья окружающих, для предоставления ему возможности изложить свою позицию лично либо через выбранных им представителей »[17]. Ст. 167 ГПК РФ говорит о рассмотрении подобных заявлений только с участием самого гражданина. Ст. 116 ГПК РФ по данной категории дел предусматривает личное вручение судебных извещений. В отличие от вышеобозначенной нами проблемы извещения в приказном производстве, здесь мы видим императивное личное извещение лица о времени и месте судебного заседания, но констатируем другую проблему: право на личное участие ограничивается условием наличия (либо отсутствия) «опасности жизни и здоровью лица и окружающих», т. е. практически поставлено в зависимость от заключений медиков, судебно‑психиатрической экспертиз, на основании которых судьи, как правило, принимают решение о возможности личного присутствия заинтересованного лица в судебном разбирательстве. Примечательно, что ни в рамках данных норм, ни в каких‑либо иных, не регламентирована сама процедура определения возможности личной явки заинтересованного лица в судебное заседание, не известны основания, критерии определения опасности для жизни и здоровья[18].

Позиции Конституционного суда РФ устанавливают следующий тезис: возможность стороны довести до суда свою позицию может быть реализована в различных формах. Рассматривая этот вопрос применительно к стадиям кассационного и надзорного производства по уголовному делу, Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал правовую позицию о том, что гарантии права на судебную защиту могут быть реализованы предоставлением осужденному или оправданному возможности не только лично участвовать в заседании суда кассационной или надзорной инстанции, но и иным образом – в частности, поручением осуществления своей защиты избранным ими защитникам, представлением своих письменных возражений на доводы, приводимые противоположной стороной, а также изложить свою позицию путем использования систем видеоконференцсвязи. Конституционно значимым при этом является требование в интересах правосудия обеспечить осужденному, оправданному, их защитникам реальную возможность изложить свою позицию относительно всех аспектов дела и довести ее до сведения суда[19].

Обязательное личное участие в судебном заседании является императивным для тех случаев, когда принимаются решения о применении к лицу мер уголовно‑правового принуждения, или решения, связанные с ограничением его свободы и личной неприкосновенности[20].

В случае же участия осужденного к лишению свободы в качестве стороны в гражданском деле, его право довести до суда свою позицию, согласно позиции отечественного законодателя, может быть реализовано и без личного участия в судебном разбирательстве. Так, ст. 77.1 УИК РФ предусматривает, что осужденные, если требуется их участие в судебном разбирательстве в качестве свидетеля или потерпевшего, могут быть оставлены судом в следственном изоляторе, переведены в изолятор из исправительной колонии, воспитательной колонии, тюрьмы. Данное правило не применяется к гражданскому судопроизводству. Как определяет Конституционный суд РФ, применительно к осужденным гарантией осуществления судопроизводства по гражданскому делу на основе принципов состязательности и равноправия выступают судебные поручения (ст. 62 ГПК РФ)[21].

Аналогичного подхода по поводу личного участия данной группы лиц придерживается и Верховный суд РФ: ГПК РФ и иные нормативные правовые акты не предоставляют лицам, отбывающим по приговору суда наказание в исправительных учреждениях, право на личное участие в разбирательстве судами их гражданских дел (по которым они являются истцами, ответчиками, третьими лицами или иными участниками процесса)[22].

По мнению К.Б. Калиновского, требование личного присутствия сторон в процессе действует строже в уголовном, чем в гражданском процессе, так как уголовная процедура имеет более личный характер, чем гражданский процесс. Объясняется этот факт тем, что сами отношения, по поводу которых ведется уголовное производство, имеют сугубо личное начало. Конституционный суд РФ также поясняет, что «…в случае участия осужденного к лишению свободы в качестве стороны в гражданском деле его право довести до суда свою позицию может быть реализовано и без личного участия в судебном разбирательстве»[23].

Как считает автор, данный тезис имеет и международное признание. Согласно Международному пакту о гражданских и политических правах (подпункт «d» пункта 3 статьи 14) и Конвенции о защите прав человека и основных свобод (подпункт «с» пункта 3 статьи 6), лишь при рассмотрении предъявляемого уголовного обвинения каждому предоставляется возможность защищать себя лично. Так, Европейский Суд по правам человека указал, что обязательные требования, присущие понятию «справедливое судебное разбирательство», не всегда одинаковы, например, для разных споров, относящихся к гражданским правам и обязанностям, и для дел, касающихся уголовных обвинений. По мнению Европейского Суда по правам человека, Договаривающиеся государства пользуются большей свободой в области рассмотрения гражданских дел, чем по уголовному преследованию («Домбо Бехеер Б.В. против Нидерландов» § 32)[24].

Но в последнее время мы можем констатировать положительную динамику в однозначном решении вопроса реализации права на судебную защиту без личного участия осужденных в рамках гражданского судопроизводства. Определение Конституционного суда РФ уже содержит более разумную формулировку о том, что «ч. 2 ст. 77.1 УИК РФ не исключает принятие судом решения об обязательности участия осужденного в качестве стороны в гражданском судопроизводстве в тех случаях, когда это необходимо для защиты прав личности и достижения целей правосудия»[25].

Думается, что не следует узко, однозначно воспринимать и нормы международного права, тогда как прослеживается и иная позиция. Так, в рамках обсуждения данной проблемы интерес представляют постановления ЕСПЧ по жалобам гр. Шилбергса и Карасева[26]. Поскольку они определяют несколько иной подход к разрешению вопроса личного участия названных лиц: Европейским судом были выявлены нарушения норм конвенции по причине отсутствия у осужденного возможности лично принимать участие в гражданском судопроизводстве. Как указал Европейский суд, ни Гражданский процессуальный кодекс, ни Уголовно‑исполнительный кодекс не предусматривают специального положения для осуществления этого права лицами, находящимися под стражей, не зависимо от того, находятся ли они в предварительном заключении или отбывают наказание. Но ЕСПЧ обращает внимание, что хотя международный договор прямо и не фиксирует право осужденных к лишению свободы на личное присутствие в суде по гражданским делам, но гарантирует более общее право на эффективное участие в судебном разбирательстве и равные условия с противоположной стороной[27]. А п. 1 ст. 6 Конвенции предоставляет государство свободу в выборе средств для обеспечения этих прав участникам гражданского судопроизводства. Причем последнее не относится к ограниченным категориям гражданских дел, в которых характер и образ жизни человека имеют отношение к предмету судебного разбирательства или решение органа правосудия во многом основывается и зависит от непосредственного восприятия судьей поведения стороны (например, обжалование действий сотрудников уголовно‑исполнительной системы)[28]. Если в национальном законодательстве не обозначен круг гражданских дел, по которым личное присутствие и право личного присутствия в суде гарантируются в любом случае, то каждой стороне должна быть дана разумная возможность обеспечить эффективное участие при помощи иных средств[29].

Тенденция развития технических возможностей, обеспечивающих дистанционное участие субъектов права в их процедурной реализации, имеет не только положительные стороны, о которых много и активно говориться в последнее время. Но можно обнаружить и нежелательные проявления применительно к ограничению права личного участия, как в судебных процессах, так и в различных видах позитивных процедур.

Здесь можно говорить об ограничениях права на личное участие в разбирательстве дела в рамках организации и развития системы электронного правосудия, электронного правительства, системы электронного нотариата отдельных групп населения, которое выражается в отсутствии необходимого обеспечения доступа к такой форме взаимодействия с государством всех слоев населения, в зависимости реализации личного участия посредством онлайн процедур от наличия технических возможностей.

Более того, существо самого информационного общества предполагает существование не только высокотехнологических систем коммуникации, но главное – нового управления, права и государства. По сути дела можно говорить о новой концепции гражданского или «сетевого общества». «Сетевое общество» предполагает наличие высокоразвитых элементов гражданского общества: «популяризацию возможностей и преимуществ информационного общества», «социализацию на основе общения», «новые формы солидарности», «распространение региональных инициатив»[30].

Как справедливо отмечает В.А. Копылов, «Социальная система и право, как один из основных регуляторов этой системы, существенно отстают от темпов развития информационного общества, от непостижимых скоростей наступления на нас новых информационных технологий и всемирной паутины сети Интернет – «строительного материала» информационного общества»[31]. Между тем, все активнее идет работа по формированию в различных государствах мирового сообщества концепций «электронного государства», «электронного правительства» и т. д. Причем следует обратить внимание, прежде всего на то, что концепции эти никогда не основаны лишь на облегчении, упрощении и удешевлении процедуры и правил процесса документооборота процедуры и правил процесса, всегда как правило, ставятся и содержательные задачи, сопряженные с идеями гражданского общества, прозрачности и доступности правосудия, борьбы с коррупцией, реализацией конституционного права на получение информации, гласности и публичности власти и т. д. Не последнее место в таком государстве занимает «электронное правосудие», которое имеет для России исключительное значение, учитывая сложность нашей судебной системы.

«Электронное правосудие» предполагает использование информационно‑коммуникативных технологий в осуществлении процессуального законодательства. В частности, для этого необходимо, чтобы тексты судебных актов были размещены в Сети Интернет на официальных сайтах судебных органов и др.

Это образование также предполагает высокую информатизацию и компьютеризацию всей судебной системы, включая повышение навыков судей и других субъектов по использованию этих технологий[32].

В качестве примера «электронного правосудия» можно назвать следующие элементы: подача исков, регистрация заявлений, представление отзывов на иски в электронном виде, электронное судебное дело, движение этого дела из суда в суд в электронной форме, заседания с помощью видеоконференций, отправка дополнительных уведомлений участникам судебного процесса через Интернет или посредством СМС‑сообщений и пр.

В целом, многие авторы не без оснований считают, что за онлайновой процедурой, позволяющей соблюсти как все принципы процесса, в том числе и доступ к правосудию – будущее юридического процесса в целом[33]. Мы также считаем, что возможности электронизации процедуры как таковой даже до конца не оценены. Так, В.В. Сас отмечает, что развитие электронного правосудия повысит доступность суда и даст экономию средств, людям не придется летать за 2 тыс. километров, а достаточно будет прийти в свой суд и выступить там в специально оборудованной системой видео‑конференц‑связи комнате, чтобы принять участие в судебном процессе, проходящем за пределами его родного города»[34].

В соответствии с частью 1 ст. 153.1 АПК РФ лица, участвующие в деле, и иные участники арбитражного процесса могут принять участие в судебном заседании путем использования систем видеоконференцсвязи при условии заявления ими ходатайства об этом и при наличии в соответствующих арбитражных судах технической возможности осуществления видеоконференцсвязи. В свою очередь, ВАС РФ поясняет, что суд сам в течение пяти дней с момента поступления ходатайства должен проверить наличие технической возможности у суда, посредством которой, согласно ходатайству, должна быть осуществлена видеоконференцсвязь. На лицо, заявившее соответствующее ходатайство, такая обязанность не возлагается.

Путем использования систем видеоконференцсвязи лицом, участвующим в судебном заседании, могут быть также представлены в арбитражный суд, рассматривающий дело, письменные доказательства (ст. 75 АПК РФ), иные документы и материалы (ст. 89 АПК РФ) (за исключением вещественных доказательств) при условии наличия технических средств, обеспечивающих возможность ознакомления с такими доказательствами (документ‑камера).

Что касается использования систем видеоконференцсвязи в гражданском процессе, то изменения произошли только в 2013 году. Федеральный закон от 26 апреля 2013 года № 66‑ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации»[35] ввел возможность использования в гражданском процессе систему видеоконференцсвязи.

До опубликования указанного закона возможность использования видеоконференцсвязи существовала в уголовном судопроизводстве. С помощью данной технологии обеспечивалось участие лиц, содержащихся в местах лишения свободы и в изоляторах временного содержания в судебных заседаниях. Таким образом, вслед за уголовным и арбитражным и в гражданское судопроизводство привнесены элементы новейших технологий, призванные существенно сократить время рассмотрения гражданских дел судами общей юрисдикции и обеспечить гарантии доступности правосудия.

В настоящее время, при наличии в судах технической возможности использования видеоконференцсвязи, участники гражданского судопроизводства могут участвовать в судебном заседании на расстоянии.

В соответствии с поправками в ГПК РФ, проведение судебных заседаний при помощи видеоконференцсвязи возможно как по ходатайству лиц, участвующих в деле, так и по инициативе самого суда. Просить суд об использовании средств видеоконференцсвязи также могут, специалисты, эксперты, свидетели, привлеченные к судебному разбирательству и находящиеся вне места нахождения суда, рассматривающего дело. В случае удовлетворения судом их ходатайств, суды, расположенные по месту пребывания находящихся удаленно потенциальных участников судебного процесса, обязаны будут обеспечить, не только техническую возможность их участия в видеоконференции, но и взять подписку о разъяснении таким лицам их прав, обязанностей и ответственности.

Цель введения новых технических возможностей – обеспечить участие в судебном заседании лиц, находящихся в территориальной удаленности от суда, в котором проводится судебное заседание . Для этого указанные лица используют техническую базу суда по месту жительства, месту пребывания, либо месту нахождения лиц, которых необходимо заслушать.

Следует отметить, что нововведения не допускают возможности использования систем видеоконференцсвязи в закрытых процессах.

Институт участия в судебном заседании путем использования систем видеоконференцсвязи имеет определенные ограничения.

Так, определенные ограничения связаны с технической составляющей процедуры. Проведение подобных судебных заседаний возможны только при наличии у судов технической возможности, отсутствия технических неполадок при проведении заседания при помощи ВКС и с использованием оборудования только судов. Несмотря на достаточную распространенность средств видеосвязи сети Интернет, указанная процедура возможна только при использовании оборудования суда. Ю. Севостьянова обращает внимание и на судебную практику, которая складывается таким образом, что суды ограничиваются лишь констатацией факта отсутствия технической возможности для участия в судебном заседании посредством видео‑конференц‑связи, не имея обязанности объяснить обстоятельства технической невозможности. Определение об отказе в удовлетворении ходатайства об участии в судебном заседании путем использования видео‑конференц‑связи не обжалуется, поэтому заявитель лишен возможности проверить законность и обоснованность такого отказа[36].

Определенные возражения и трудности правоприменительной практики вызывает и такое ограничение как невозможность представления вещественных доказательств непосредственно в процессе рассмотрения дела[37]. В то же время, как отмечает Ю.А. Романова, некоторые суды, несмотря на прямой запрет, все‑таки практикуют исследование вещественных доказательств: аудиозаписей, фотографий, видеозаписей, при помощи ВКС[38]. Ю. Севостьянова указывает и на другие несовершенства законодательного регулирования процедуры «ни в законе, ни в судебной практике не выработано критериев приемлемости либо неприемлемости причин, названных заявителем в качестве оснований для использования систем видео‑конференц‑связи. Следовательно, высока вероятность вольного судейского усмотрения по указанной категории дел. Учитывая тот факт, что определение об отказе в использовании систем видео‑конференц‑связи обжалованию не подлежит, судейское усмотрение с легкостью может перерасти в «легализованный произвол»[39].

При использовании видеоконференцсвязи возникает и другая немаловажная проблема, ограничивающая право личного участия в деле – вопрос, связанный с подтверждением личности при использовании видеосвязи. Судья на заседании сможет видеть лицо истца, но он не будет уверен, что именно этот человек подал заявление. Как решение данной проблемы, предлагается возложить установление личности на суд, в котором установлена видеоконференцсвязь[40].

В отношении проблемы идентификации личности можно с уверенностью утверждать, что она является максимально общей – т. е. касается практически всех видов юридических процессов и процедур. Начиная от правотворческих, где один из комментаторов употребил образное выражение в отношении избирательного процесса, озаглавив статью – «труп депутата не найден, но его рука продолжает голосовать»[41], (причем можно иметь в виду и правотворческий (нормотворческий) процесс частного свойства (в областях частного права), когда идет преддоговорный процесс обмена оффератами‑акцептами) и до любой процедуры позитивного правоприменения, имея в виду взаимоотношения с государственными и муниципальными органами, общественными организациями, любыми другими субъектами права. Как отмечает Ю. Петрова, «в разрозненных информационных ресурсах полным‑полно «мертвых душ», и наоборот – один и тот же человек в базах данных разных ведомств может вести несколько совершенно разных «учетных жизней». К тому же, ни один из существующих реестров физических лиц (равно как и юридических) не является исчерпывающим – даже в базах данных системы медицинского страхования, считающиеся самыми полными, недостает сведений чуть ли не о десяти миллионах человек, если сравнивать с данными последней переписи населения»[42]. Существующая проблема широко обсуждается и, казалось бы, достаточно обязать каждого члена сообщества зарегистрироваться в качестве пользователя электронной почты, и законодатель, и государство во всех правоотношениях частного свойства одним росчерком пера приобретут замечательный заменитель «постоянному месту жительства» или «месту пребывания», в юридическом процессе, отпадет проблема судебных и прочих надлежащих извещений и вызовов, а вместе с ней и любые перечни уважительных причин срыва процедуры, неявок и т. д. Но, с другой стороны, это же событие может привести к обратному результату, если пустить дело на самотек. Сервера электронной почты будут пропадать вместе с адресатами, почта будет не доходить, теряться, запаздывать. Необходимо будет внедрять механизмы гарантированного получения повесток и т. д.

Но мы считаем важным предложить, как приоритетную в связи с обсуждаемой темой – концепцию «правовых» информационных технологий, ибо, по нашему мнению, задача у права применительно к настоящему моменту и такому элементу процедуры, как идентификация личности не опережающая, но «тормозящая». Цель правового регулирования соответствующих процессов – ограничить максимально ее применение строго ограниченным набором случаев, отнеся в остальном ситуацию к свободному усмотрению личности – идентифицироваться ли ей в иных, нежели строго и в публичном интересе установленных процедурах – судебных, налоговых иных или нет.

Известно, что в отечественной правовой системе отсутствует кодифицированный акт, обслуживающий процессуальные потребности позитивных процессов и процедур, таких как лицензионный, регистрационный, аккредитационный и т. п. процессы. Попытки разработки подобного акта неоднократно принимались в две десятилетия действия современной Конституции. Они, однако, до сих пор не привели к осязаемому результату.

Первой «нормативной» ласточкой в отечественном процессуальном законодательстве, хоть как‑то обозначившей даже просто возможность не лично‑бумажного, а электронного общения стал ФЗ РФ № 59 «О порядке рассмотрения обращений граждан»[43]. Он, как известно, предполагает за государственными органами обязанность отвечать по существу на разного рода обращения граждан, в том числе представленные по компьютерным сетям, в общие, установленные и для обычных обращений сроки. Значительным продвижением к желаемому варианту «компьютеризации» позитивных процедур стала Концепция административной реформы в Российской Федерации в 2006–2010 годах, предусматривающая предоставление государственных услуг без участия заявителя[44], которая получила свое развитие в Концепции снижения административных барьеров и повышения доступности государственных и муниципальных услуг на 2011–2013 годы[45]. В частности, организованы и действуют, наконец, многофункциональные центры по предоставлению государственных услуг в режиме «единого окна» в электронной форме.

Здесь заслуживает внимания проблема ограниченного доступа субъектов права и в механизме предоставления государственных услуг в электронной форме широкому кругу граждан.

Показателен в этом смысле опыт зарубежных стран. Так, в Германии предоставляются всего 12 базовых электронных услуг для граждан – это поиск работы, социальные пособия, личные документы, регистрация автомобилей, медицинские услуги, подача различных заявлений, и 8 базовых услуг для бизнеса – регистрация бизнеса, налоги, таможенная декларация, статистика, государственные закупки. Все услуги для бизнеса соответствуют стандартному списку для стран ЕС. В настоящее время в принципе и Правительство Российской Федерации тоже пошло по пути, определенному Германией – определены 14 первостепенных услуг. В принципе они аналогичны 12 базовым услугам Германии. Но показателен опыт Германии по созданию многофункциональные центры по предоставлению государственных и муниципальных услуг, где помимо стационарных офисов для обслуживания населения на отдаленных территориях используются мобильные фронт‑офисы. Фронт‑офисы располагаются на базе автобусов, имеют несколько рабочих мест. Они связаны с центральным офисом радиоканалом. Как правило, они курсируют по расписанию или останавливаются и разворачиваются для работы в местах массового скопления людей[46]. При этом техническая инфраструктура электронного правительства Германии состоит из современнейших систем электронной идентификации, правительственных и частных телекоммуникационных сетей, порталов доступа к государственным услугам в электронном виде.

Следует отметить, что в силу неизбежной процессуальной общности вопросов процедуры – такие проблемы как э‑извещения и вызовы; э‑переписка, обмен э‑документами и признание их юридически значимыми; возможность э‑ведения процедуры, общая процессуальная проблема идентификации участников такого общения, возможность виртуального вынесения юридически значимых правоустанавливающих актов, регулирование проблемы личного участия посредством видеонаблюдения и так далее – все эти элементы, по нашему мнению, вполне успешно могли бы быть заимствованы позитивно‑процедурным законодательством у законодательства юрисдикционно‑процессуального. В сфере уголовного, гражданского, конституционного, арбитражного процесса существует уже реально не только много больше действительно процессуальных правил, фактически определяющих правовой статус ИТ в процедуре, но и имеющих практику их применения, в частности, отечественными судами.

Полагаем, что памятуя о третьем из упомянутых факторов влияния на законодательное решение соответствующих вопросов – это тема политическая, определяющая как характер государственности, так и качество отношений с ней.

Упрощение юридических процедур разного рода действительно возможно, но это должно касаться добровольного выбора физического присутствия и его необходимости при осуществлении юридических процедур, но не вопроса информированности об их возникновении и ходе, тем более, объема прав субъекта при их осуществлении.

К сожалению, институт приказного производства – далеко не единственный, когда российский законодатель вопреки мировым стандартам считает возможным под лозунгом экономичности и упрощения процесса «облегчать» процедуру. При этом ссылки на технические возможности, имея в виду информационно‑коммуникационные технологии, являются несостоятельными. Действительно, в условиях информатизации личное участие в юридических процедурах может опосредоваться видеоконференцсвязью или обменом документами, заверенными электронной подписью (и законодатель вполне обоснованно идет по этому пути, включив, например, в ГПК соответствующие изменения ФЗ – № 66 от 26.04.2013 г.). Но дело даже не в техническом обеспечении личного участия, а в абсолютной необходимости информированности о возникновении и ходе любой разновидности юридического процесса на любой стадии его возникновения и обеспечении правовой возможности личного участия лица в рассмотрении его дела в установленных законом формах.

При этом изъятия из права личного участия и информированности должны быть абсолютно мотивированными. Таковые мы видим, например, на предварительном следствии в уголовном процессе, где в силу не состязательного, но следственного начала, и степень информированности, и право личного участия имеет определенные оговоренные законом пределы, обусловленные особенностями правоотношений. Это есть разумное ограничение, установленное исходя из публичного интереса.

Однако ограничения иного рода следует очень тщательно обсуждать. О возникновении таковых свидетельствуют внесенные совсем недавно в ГК РФ изменения о новых презумпциях в регулировании юридической полноценности извещений и выводов. Имеется в виду норма ст. 165.1 ГК РФ о юридически значимых сообщениях, новая редакция которой звучит следующим образом: «Сообщение считается доставленным и в тех случаях, если оно поступило лицу, которому оно направлено (адресату), но по обстоятельствам зависящим от него, не было ему вручено или адресат не ознакомился с ним». Полагаем указанная норма, уже вступившая в силу, – вне критики по следующим обстоятельствам первое: не соблюдены смысловые нормы русского языка – тем более адресат не может считаться надлежаще извещенным, если сообщение не вручено по обстоятельствам, не зависящим от него. И второе: Перераспределение бремени доказывания надлежащего характера факта извещения с установлением соответствующей презумпции повлечет массовые нарушения процессуальных и материально‑правовых прав, в том числе права личное участие в публичном разбирательстве дела самого лица, тем более, что названные нормы, с очевидностью в ближайшее время будут воспроизведены законодателем в процессуальном законодательстве.

Полагаем, что все указанные выше шаги в движении законодательства отклонились от нормального вектора развития ситуации с правом на личное участие и должны быть скорректированы.

[1] Например, п. 1 Ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека закрепляет право на справедливое судебное разбирательство, рамками которого охватывается право личного участия в разбирательстве дела как элемент процессуального равноправия сторон (Европейская конвенция о защите прав и основных свобод человека от 4 ноября 1950 г с послед. изм. и доп. // URL: http://www.echr.ru/documents/doc/2440800/2440800‑002.htm).

[2] Графский В.Г. Habeas Corpus Amendment Act (Измененный акт о процедуре «ха‑беас корпус» 1679 г.) // Всеобщая история права и государства // http://www.univer5.ru/teoriya‑gosudarstva‑i‑prava/vseobschaya‑istoriya‑prava‑i‑gosudarstva‑grafskiy‑v.‑g.‑276/Page‑253.html.

[3] Квотков Д.И. Приказное производство: правовое регулирование, проблемы, перспективы развития // http://www.sudmos.ru/articles/sud/spor_100.html

[4] Туманов Д.А. Приказное производство в настоящее время: процесс или фикция процесса? // URL: http://cmza.ru/stati/prikaznoe‑proizvodstvo‑v‑nastoyaschee‑vremya‑protsess‑ili‑fiktsiya‑protsessa.html.

[5] См.: Гражданский процессуальный кодекс Республики Казахстан от 13 июля 1999 года № 411‑I (с изменениями и дополнениями по состоянию на 15.01.2014 г.) // URL: http://online.zakon.kz/Document/?doc_id=1013921&sublink=139000.

[6] См.: Гражданский процессуальный кодекс р. Беларусь от 11 января 1999 г. № 238‑З 9 (с изм. от 8 декабря 2013 г.) // http://newsby.org/kodeks/gpk/index.htm.

[7] См.: «Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» (Заключена в г. Минске 22.01.1993) (вступила в силу 19.05.1994, для Российской Федерации 10.12.1994) (с изм. от 28.03.1997) // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_5942/ © КонсультантПлюс, 1992–2014.

[8] См.: Хозяйственный процессуальный кодекс р. Беларусь 15 декабря 1998 г. № 219‑З с изм. от 23.07.2013 // URL: http://etalonline.by/?type=text®num=HK9800219#load_text_none_1; сайт национального правового интернет‑портала р. Беларусь http://pravo.by/main.aspx?guid=6361.

[9] См., например: Кузнецов А.А. Проблемы надлежащего извещения юридических лиц при привлечении к административной ответственности // URL: http://e.arbitr‑praktika.ru/article.aspx?aid=254984; Извещение российских компаний в иностранных судах // Эффективное или официальное? // http://zakon.ru/blogs/izveshhenie_rossijskix_ kompanij_v_inostrannyx_sudax__effektivnoe_ili_oficialnoe/7084.

[10] См.: URL: http://www.endispute.co.uk/cliff/dciaac.htm.

[11] См.: Сас В.В. «Электронное правосудие» как элемент «сетевого общества»: теоретические проблемы // http://cyberleninka.ru/article/n/elektronnoe‑pravosudie‑kak‑element‑setevogo‑obschestva‑teoreticheskie‑problemy#ixzz2usZ1luHO.

[12] См.: Разъяснения даны Постановлением Пленума ВС РФ от 9 февраля 2012 г. № 3 «О внесении изменений в некоторые постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации» // сайт Российской Газеты URL: http://www.rg.ru/2012/02/17/sms‑dok.html.

[13] Наумов В.Б. Электронный документооборот в российском процессуальном законодательстве. // Электронный документ и документооборот: правовые аспекты. Сборник научных трудов. РАН ИНИОН. Центр социальных научно‑информационных исследований. Отдел правоведения. РАН ИГП. Центр публитчного права. Сектор информационного права. /Под ред. Алферорва Е.В., Бачило И.Л. М., 2003. С. 113.

[14] См.: Постановление от 27 марта 2008 г. по делу «Штукатуров против России» // URL: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ARB;n=73494; К недееспособным вернуться права //URL: http://www.gazeta.ru/social/2012/06/27/4644097.shtml.

[15] См.: Постановление Конституционного суда РФ от 27 февраля 2009 г. № 4‑П // URL: base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc.

[16] См.: Постановления Конституционного суда РФ от 10 декабря 1998 г. № 27‑П; от 15 января 1999 года № 1‑П; от 14 февраля 2000 года № 2‑П и др. // URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_21387.

[17] См.: Гражданский процессуальный кодекс РФ от 14.11.2002 № 138‑ФЗ (принят ГД ФС РФ 23.10.2002) (действующая редакция от 10.01.2014) //URL: http://www.consultant.ru/popular/gpkrf/8_38.html#p2625.

[18] См.: подробнее о данной проблеме: Аргунова Ю.Н. Судебная практика признания гражданина недееспособным // http://npar.ru/journal/2009/4/13‑argunova.htm.

[19] См.: Постановления Конституционного суда РФ от 10 декабря 1998 года № 27‑П и от 14 февраля 2000 года № 2‑П, Определение Конституционного суда РФ от 16 ноября 2006 г. № 538‑О //URL: www.consultant.ru.

[20] См.: определения Конституционного суда РФ от 16 ноября 2006 г. № 538‑О, от 19 мая 2009 № 576‑О‑П // URL: www.consultant.ru.

[21] См.: Определения КС РФ от 16 октября 2003 г. № 478‑О, от 14 октября 2004 г. № 335‑О, от 21 февраля 2008 г. № 94‑О‑О, от 19 мая 2009 г. № 576‑О‑П. // URL: www.consultant.ru.

[22] Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за IV квартал 2006 г. // URL: http://www.vsrf.ru/vscourt_detale.php?id=4745.

[23] См.: Определения КС РФ от 16 октября 2003 г. № 478‑О, от 14 октября 2004 г. № 335‑О, от 21 февраля 2008 г. № 94‑О‑О, от 19 мая 2009 г. № 576‑О‑П // URL: http://www.echr.ru/documents/doc/1692106/1692106‑001.htm.

[24] См.: Калиновский К.Б. Принцип очности в российском конституционном производстве // Развитие идей правового государства и гражданского общества: Материалы междунар. науч. – практ. конф. / Под ред. С.Е. Еркенова. Караганда: КЮИ МВД РК им. Б. Бейсенова, 2009. С. 22–26.

[25] См.: Определение КС РФ от 16 февраля 2012 г. № 299‑О‑О //URL: www.consultant.ru.

[26] См.: Постановление ЕСПЧ, от 17 декабря 2009 г. по делу «Шилбергс против России», Постановление ЕСПЧ от 25 ноября 2010 г. по делу «Роман Карасев против России» // URL: https://www1.umn.edu/humanrts/russian/euro/Rgladkiycase.html.

[27] См.: Постановление ЕСПЧ, от 17 декабря 2009 г. по делу «Шилбергс против России» https://www1.umn.edu/humanrts/russian/euro/Rgladkiycase.html.

[28] См., например, Решение Европейского Суда от 2 февраля 2010 г. по делу «Кабве и Chungu против Соединенного Королевства» (Kabwe and Chungu v. the United Kingdom), жалобы №№ 29647/08 и 33269/08 //URL: http://www1.umn.edu/humanrts/russian/euro/Rkarasevcase.html; см. Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу «Ковалев против Российской Федерации» (Kovalev v. Russia), н. 37, жалоба № 78145/01// URL: http://www1.umn.edu/humanrts/russian/euro/Rkarasevcase.html.

[29] См.: Постановление ЕСПЧ от 25 ноября 2010 г. по делу «Роман Карасев против России» // http://www1.umn.edu/humanrts/russian/euro/Rkarasevcase.html; Постановление Европейского Суда от 23 октября 2008 г. по делу «Хужин и другие против Российской Федерации» (Khuzhin and Others v. Russia), пп. 53 и последующие, жалоба № 13470/02; а также Постановление Европейского Суда от 4 марта 2010 г. по делу «Мохов против Российской Федерации» (Mokhov v. Russia), пп. 45–51, жалоба № 28245/04).

[30] См.: Распоряжение Правительства РФ от 20.10.2010 г. № 1815‑р «О государственной программе Российской Федерации ”Инфор‑мационное общество (2011–2020 годы)”» // СЗ РФ. 2010. № 46. Ст. 6026.

[31] Копылов В.А. Информационное право: вопросы теории и практики. М., 2003. С. 18.

[32] См.: Сас В.В. «Электронное правосудие» как элемент «сетевого общества»: теоретические проблемы // http://cyberleninka.ru/article/n/elektronnoe‑pravosudie‑kak‑element‑setevogo‑obschestva‑teoreticheskie‑problemy#ixzz2usZ1luHO.

[33] См. например: Голоскоков Л.В. Правовые доктрины: от Древнего мира до информационной эпохи. М., Научный мир. – 2003.

[34] Сас В.В. «Электронное правосудие» как элемент «сетевого общества»: теоретические проблемы // http://cyberleninka.ru/article/n/elektronnoe‑pravosudie‑kak‑element‑setevogo‑obschestva‑teoreticheskie‑problemy#ixzz2usZ1luHO. URL: http://www.elrussia.ru/09/06/2008.

[35] См.: Федеральный закон от 26 апреля 2013 года № 66‑ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации» // URL: http://www.consultant.ru.

[36] См.: Севостьянова Ю. Непростая видео‑конференц‑связь //URL: http://justicemaker.ru/view‑article.php?id=1&art=2756.

[37] См.: Черных И.И. Использование видеоконференцсвязи в арбитражном процессе // Законы России: опыт, анализ, практика. 2011. № 10. С. 32–36; Некрестьянов Д.С. Использование систем видеоконференцсвязи в арбитражном процессе //арбитражные споры. 2011. № 3. С. 132–136; Романова Ю.А. Некоторые вопросы правовой регламентации судебного заседания арбитражного суда с использованием видеоконференцсвязи // Вестник Томского государственного университета. Право. 2013.№ 1(7) С. 115–117.

[38] См.: Романова Ю.А. Там же.

[39] Севостьянова Ю. Непростая видео‑конференц‑связь //URL: http://justicemaker.ru/view‑article.php?id=1&art=2756.

[40] См.: Сас В.В. «Электронное правосудие» как элемент «сетевого общества»: теоретические проблемы // http://cyberleninka.ru/article/n/elektronnoe‑pravosudie‑kak‑element‑setevogo‑obschestva‑teoreticheskie‑problemy#ixzz2usZ1luHO; Сайт электронная Россия URL: http://www.elrussia.ru.

[41] Вершинин А.П. Электронный документ: правовая форма и доказательство в суде. Учебно‑практическое пособие. 2000. С. 20.

[42] Петрова Ю. Ревизская сказка // Эксперт № 40. С. 2–3 // http://www.cognitive.ru/about/press/press68.htm.

[43] ФЗ РФ «О порядке рассмотрения граждан»// СЗ РФ 2006. № 19. Ст. 2060.

[44] Одобрено Распоряжением Правительства РФ от 25 октября 2005 г. № 1789‑р в ред. Распоряжение Правительства РФ от 9 февраля 2008 г. № 157 –р; Постановление Правительства РФ от 28 марта 2008 г. № 221, от 10 марта 2009 г. № 219.

[45] См.: Концепция снижения административных барьеров и повышения доступности государственных и муниципальных услуг на 2011–2013 годы Утв. Распоряжением Правительства Российской Федерации от 10 июня 2011 г. № 1021‑р // http://www.rg.ru/2011/06/28/koncepciya‑site‑dok.html.

[46] См.: Электронное правительство по‑немецки //Интервью с заместителем руководителя Государственного бюджетного учреждения Сахалинской области «Сахалинский областной центр информатизации» Платошиным Андреем Валентиновичем //http://aits.admsakhalin.ru/?m=26&str=83.