Проблема смыслообразования выступает одной из ключевых проблем современного российского правоведения, поскольку в рамках её концептуальной постановки и способов решения наиболее тесно переплетаются интересы государственной власти, противоборствующих социально‑политических групп и отдельных индивидов. Отношение каждого из указанных субъектов к правовой материи не может быть однозначно предопределенным и зависит от множества факторов. Осмысление той роли, которую играет смыслообразование в процессе правового развития современной цивилизации, отдельных государств, регионов, наций и народов может осуществляться в различных теоретико‑познавательных формах, однако главной идеей здесь является признание смыслообразования концептуально‑мировоззренческой предпосылкой и особым нормативно‑ценностным механизмом правового развития.

Представляется, что теория смыслообразования в праве и теория правового развития взаимно дополняют друг друга, взятые в аспекте правовой культуры, правовой политики, правовой жизни и еще целого ряда юридических феноменов, составляющих объекты многих современных правовых исследований. Смысл права – это общекультурный феномен, ориентирующий человека на творчество и созидание в сфере правового бытия. Он выступает интегрирующим звеном между «объективной действительностью» правовых норм и субъективным юридическим опытом индивидов и коллективов, безличными знаниями и личными (групповыми) ценностями, между индивидуальными смысловыми образованиями участников регулируемых правом общественных отношений и общекультурными смысловыми универсалиями и т. п. Смыслообразование – это особый механизм правового развития, имеющий свою научно‑практическую ценность. В результате отражения и познания субъектами общественных отношений правовой реальности возникают и функционируют сложные интеллектуально‑ментальные, когнитивно‑информационные, социально‑психологические, культурные, языковые и другие единицы, объединенные направленным движением к поиску смысла права. С одной стороны, такое движение составляет основную цель учений о типах правопонимания, а с другой – выступает особо ценным человеческим фактором правового развития.

Смыслообразование в праве выступает не только особо значимым инструментом познания сложной правовой реальности, понимания сущности, содержания и основных признаков права, но и системой способов, средств и условий правового развития. Накопление количественных и качественных изменений в правовой сфере общественных отношений, составляющее суть правового развития[1], требует своего осмысления. Правовое развитие сложно представить без оценки определенного уровня правосознания индивидов (общностей), технико‑юридического качества законодательных и иных правовых норм, меры справедливости, нравственной обоснованности, актуальности и прогрессивности практических решений в сфере права. Вместе с тем, в процессе культурного «раскодирования» правового бытия (расшифровки, понимания, объяснения, оценки, верификации) формируется особая сфера «жизненного мира» отдельного человека, субъекта права («das Lebenswelt »)[2]. Смысл тогда представляет собой общую идейно‑мировоззренческую базу, на которой формируется опыт прогрессивного взаимодействия с другими субъектами права, определяются цель, характер и основные направления правового развития общества.

Усваивая переданный социокультурной традицией смысл правовых предписаний, человек вынужден «встраивать» его в систему своих жизненных координат, перерабатывать и конструировать на этой основе собственное видение решения конкретных проблем юридической теории и практики. Отсюда смыслообразование – это форма индивидуального и коллективного освоения богатого мысленного содержания многообразных правовых связей и отношений в обществе, регулятор темпов и сигнализатор качественного состояния его правового развития.

Общность смыслообразования и правового развития можно обнаружить в том, что оба указанных процесса могут осуществляться и анализироваться на конкретных методологических платформах, из числа которых наиболее адекватными по целям и задачам решения поставленных проблем выступают диалектика, синергетика, герменевтика и концептология. Взятые по отдельности и вне контекста смыслообразования и правового развития, данные виды методологий начинают претендовать на свою «всеобщность» и «универсальность» с помощью имеющегося у каждого из них гибкого понятийного аппарата и, как ни парадоксально, потенциальной множественности СМЫСЛОВ терминологии, используемой в их предметной сфере. Представляется, что рассмотренные под углом взаимосвязи со смыслообразованием и правовым развитием диалектика, синергетика, герменевтика и концептология утрачивают свои отдельные претензии на «универсальность». Они исходят из признания общего тезиса, что объективная и субъективная правовая реальность не противопоставлены жестко друг другу, но в единстве образуют СМЫСЛ права. Все обозначенные методологии в совокупности «обязаны» своим происхождением и функционированием общей проблеме смысла права и именно через призму этой проблемы способствуют одновременному осознанному пониманию и решению проблемы правового развития общества.

Процесс смыслообразования обладает характерными особенностями, позволяющими применить к его анализу диалектические законы, принципы и категории. Дело в том, что рациональное «зерно» смысла часто может быть найдено в совокупности типичных, массовидных жизненных случаев, подлежащих юридической регламентации, и выражающих результат обобщенной правовой оценки данной социальной сферы. Следовательно, смыслообразование может принимать текучую, «подвижную» форму, при которой из своеобразных микрокристаллов юридического «протосмысла» (на основе количественных изменений процесса смыслообразования) формируется особое качественное состояние устойчивости, типичного воспроизводства и социальной адекватности полученного смысла. Новая теоретико‑познавательная форма, выражающая этот смысл, отражает преемственность исходного и новаторские моменты актуального смысла права. Вместе с тем, такое «привычное» сочетание эволюции в количестве и революции в качестве для правовой сферы не отражает полностью случаи нетипичного правоприменения[3] либо осуществления права на границе «эпох», в транзитивные периоды развития общества, к числу которых, по мнению многих ученых, относится и политико‑правовая жизнь современной России.

В этой связи уместно напомнить современные баталии на методологическом поле юридической науки, где основными «соперника ми» выступают «классические» и «постнеклассические» методы правоведения. В рамках этой дискуссии речь идет о «модификации» вчерашней диалектики либо смене познавательных импульсов на недиалектические при изучении проблем правового развития общества. Аналогично, это можно отнести и к исследованию роли конкретных методологий в познании смыслообразовательных процессов и их значения для правового развития. В данном ключе позитивные стороны «классического» подхода проявляются как раз в его возможностях видоизменяться, включая в свое содержание инновационное в праве, что и представляет собой собственно саму диалектику в «обновленном» виде, а, значит, и составную часть методологии исследования смыслобразования в праве. Потенциал «постнеклассических» методов усматривается также уже не столько в голом отрицании, сколько в творческой переработке диалектических принципов и развертывании их в новых плоскостях и измерениях. Главные направления и интенсивность этих модификаций таковы, что можно и потерять исходную точку «отсчета» процесса познания под названием «диалектика», а единственным ориентиром тогда остается само движение в общем смыслообразовательном пространстве права. Карл Поппер отметил эти важные черты диалектического процесса познания. «…Не следует думать также, что именно «борьба» между тезисом и антитезисом «создает» синтез. На самом деле происходит битва умов, и именно умы должны быть продуктивны и создавать новые идеи; история человеческого мышления насчитывает много бесплодных битв, битв, закончившихся ничем. И даже если синтез достигнут, его характеристика как «сохраняющего» лучшие элементы тезиса и антитезиса, как правило, является весьма несовершенной.

Эта характеристика вводит в заблуждение, даже если она верна, поскольку помимо старых идей, которые синтез «сохраняет», он всегда воплощает и новую идею , которую нельзя редуцировать к более ранним стадиям диалектического развития. Другими словами, синтез обычно представляет собой нечто гораздо большее, нежели конструкцию из материала, доставляемого тезисом и антитезисом… Диалектики говорят, что противоречия плодотворны и способствуют прогрессу, и мы согласились, что в каком‑то смысле это верно. Верно, однако, только до тех пор, пока мы полны решимости не терпеть противоречий и изменять любую теорию, которая их содержит, – другими словами – никогда не мириться с противоречиями . Только благодаря этой нашей решимости критика, то есть выявление противоречий, побуждает нас к изменению теорий и тем самым – к прогрессу».[4] Анализируя положения классической диалектики и её критику Карлом Поппером, следует высказаться за то положительное, что объективно присуще каждой из этих позиций. Дело в том, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс не могли предвидеть научно‑техническую революцию середины XX века, которая резко повысила значение творческого фактора в деятельности человека, возвысив его во многих случаях вверх, над «объективными» законами (не абсолютизируя эту тенденцию). Обладая знаниями качественно более высокого уровня и информационными ресурсами, инженерной мыслью и близостью к разгадке генных технологий, современный человек может конструировать вокруг себя то бытие, которого он «заслуживает» либо к чему он в надежде на «чудо» стремится. Это та долгожданная цель, к которой человек шел давно, преодолевая как материальные и социальные трудности, так и идеологические, религиозные распри, острые философские и научные дискуссии на протяжении столетий. По‑видимому, это и хотел донести до нас Карл Поппер. Каково же тогда соотношение объективного хода «вещей» и роли личности в процессах смыслообразования и правового развития? Существует ли противоречие между ними? Если да, то является ли оно фатальным? Это своеобразная смысловая загадка, постоянно разрешаемая по‑разному. Объективные процессы правового развития оцениваются, прежде всего, в смысловом поле личности, которая их по‑своему понимает и реализует. В обозначенном смысловом пространстве объективные законы правового бытия и субъективные методы их осмысления и понимания попеременно уступают место друг другу, то доминируя, то оппозиционируя, приближаясь либо к актуальным зонам смыслообразования («смысловому ядру»: нормативно‑ценностному жизненному миру субъектов и личным (групповым) ценностям) либо к потенциальным зонам смыслообразования (смысловой периферии: символам ассоциациям, образам и т. п.). И в этом особая эвристическая ценность диалектики для смыслообразования в аспекте правового развития. Зачастую выступая в социальном познании в меру диалектическим, смыслообразование не ограничивает собственное содержание исключительно диалектикой и остается открытым (в основном через смысловую периферию) для обогащения и развития с помощью иных методологических приемов. Между диалектикой и другими методами смыслообразования в праве выстраивается общая сеть сложных взаимодействий, нуждающихся в специальном осмыслении.

На наш взгляд, диалектические противоречия характеризуют в основном взаимодействие смыслового ядра и смысловой периферии права. Диалектический метод максимально часто здесь применяется в юридической практике при установлении смысла права как воли «исторического» законодателя. Если исследователь опирается на теории смысла как «статического явления», не изменяемого до тех пор, пока это не сделает уполномоченный на это правотворческий орган государства или местного самоуправления, то метод диалектического анализа оказывается наиболее востребованным инструментом смысло‑образования при работе с «отстающим» от жизни законом.

Так, в частности, известен пример, когда Президент Российской Федерации внес 11.07.2011 в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проект федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и другие законодательные акты Российской Федерации в целях усиления ответственности за преступления сексуального характера, совершенные в отношении несовершеннолетних». Законопроекту был присвоен номер 577813–5[5]. Идеи законопроекта реализованы в полном объеме принятием Федерального закона от 29.02.2012 № 14‑ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях усиления ответственности за преступления сексуального характера, совершенные в отношении несовершеннолетних»[6]. Значительно усилена уголовная ответственность за посягательства сексуального характера против лиц, достигших 12‑летнего возраста (введены новые составы преступлений, предусмотренных частью 3 статьи 134 и частью 2 статьи 135 УК РФ), и против лиц, не достигших 12‑летнего возраста. Сексуальные посягательства против последней категории несовершеннолетних (не достигших 12‑летнего возраста) наказываются в новой редакции уголовного закона так же сурово, как и за изнасилование потерпевших, не достигших 14‑летнего возраста, поскольку такие лица в силу возраста находятся в беспомощном состоянии, то есть не могут понимать характер и значение совершаемых с ними действий. Существенно возрос (выше чем, за изнасилование) объем и характер уголовной ответственности лиц, имеющих судимость за ранее совершенное преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетнего. Поэтому можно констатировать, что принятие новой редакции уголовного закона по данной категории преступлений разрешило на законодательном уровне своеобразное диалектическое противоречие. Законодатель постарался максимально точно и конкретно привести в соответствие возросшие небывалыми темпами масштабы преступлений против половой неприкосновенности несовершеннолетних (их реальную общественную опасность) и крайне «неадекватный» размер уголовной ответственности за их совершение, с тем, чтобы данное решение отвечало потребностям правового развития и юридической охраны половой неприкосновенности несовершеннолетних детей.

Методологическая ситуация со смыслообразованием и в широком контексте с правовым развитием общества выглядит иначе, когда закон или иной нормативный правовой акт необходимо привести в соответствие с потребностями развивающихся общественных отношений достаточно быстро, не дожидаясь решения правотворческого органа по данному вопросу. В этом плане сам процесс адаптации (приспособления) закона к изменениям общественной и правовой жизни имеет собственное смысловое наполнение. История правовых учений, теория права и правоприменительная практика выдвигают в таких случаях на первый план герменевтику. Она является неизбежным «помощником» диалектики в юридической практике при установлении смысла права как «объективной воли закона». Известно изречение еще древнеримских юристов о том, что законодатель по общему правилу сказал то, что хотел сказать, но имел ли он в виду еще что‑нибудь? Облекая свое властное правовое веление в текстуальную форму, он должен осознавать, что юридический текст может содержать собственный смысловой контекст и продуцировать множество относительно самостоятельных измерений его понимания. В этом случае рождается условная «объективная воля закона», т. е. то относительно независимое смысловое содержание, которое имеет совокупный текст нормативного акта, в том числе аккумулирующий в качестве «точки отсчета» волю самого законодателя или иного нормотворца. Когда же к данному субъектному составу присоединяются орган публичной власти, применяющий и толкующий нормативный акт, адресаты его действия и вообще любой субъект права («читатель», «участник диалога с текстом»), данная проблема усложняется за счет «надстраивания» новых смысловых этажей, образования новых уровней смыслообразования.

Нам представляется, что именно в таком ракурсе, по принципу «золотой середины» может быть построен реальный герменевтический проект постижения смысла права: он представляет собой взаимодействие воли «исторического законодателя» и «объективной воли закона», объективируемое через текстуальную форму нормативного акта и трансформируемое в юридической практике через толкование, конкретизацию и другие субъективные юридические действия и операции смыслового характера. Если исследователь опирается на теории смысла как «динамического явления», имеющего логику саморазвития и самосовершенствования, то герменевтический метод здесь максимально актуален, а в его использовании испытывают значительную потребность, прежде всего, судьи и другие правоприменители. В этой связи смыслообразование в праве выглядит как многообразная актуализация содержания, в основном, законов или иных нормативных правовых актов в практике их повседневной реализации. При этом закон оценивается не безнадежно как «отстающий» от требований времени, а с конкретной мерой оптимизма как «нуждающийся в совершенствовании». В ходе подобных герменевтических смысловых операций (толкования, конкретизации и т. п.) достигается т. н. «временное» соответствие между законом и новыми общественными отношениями до тех пор, пока это не будет признано социально целесообразным и не приобретет постоянный характер официальный нормы права в правотворческой процедуре. Следовательно, герменевтика объективно нужна диалектике для наиболее полного и глубокого познания связей смыслового ядра и смысловой периферии права так же, как и диалектика при исследовании смысловых основ правового развития частично создает концептуальную основу для применения герменевтических процедур. Например, общепризнанные в отечественной юридической науке приемы преодоления пробелов в праве – аналогия закона и аналогия права – могут рассматриваться в контексте смыслообразования как герменевтические, так как они позволяют, не отрицая исходной точки «отсчета» в виде действительной воли законодателя, приблизить закон к текущим нуждам общественной жизни и непосредственным потребностям юридической практики. В самом деле, что делать правоприменителю (первичному адресату либо читателю нормативного текста), если закон не содержит норму права для регулирования данного юридического казуса либо содержит правовую норму, регламентирующую сходные казусы? Успешность ответа на эти вопросы зависит от полномочия правоприменителя определять судьбу смысла закона по его тексту: обнаруживать «авторский» смысл закона или порождать его актуальный «читательский» смысл, адекватный конкретной историко‑правовой ситуации?

Думается, что диалектика и герменевтика обладают достаточно устойчивой взаимосвязью и взаимозависимостью в рамках исследования смыслообразовательных процессов по линии проблем «смыслообнаружения» и «смыслопорождения». Каждая из этих методологических систем пытается выстроить свой инструментарий решения обозначенных проблем по‑разному, но опирается каждый раз на одинаковый аспект, позиционируя его главным, ядерным, ведущим либо второстепенным, периферийным и ведомым. Если для диалектики важна исходная позиция «смыслообнаружения», то для герменевтики принципиальная познавательная установка – это «смыслопорождение». При этом в рамках диалектической методологии признаются (в традициях советской теоретико‑правовой школы) как исключение из правил аналогия закона, аналогия права, т. е. основные операции как раз «смыслопорождения», адаптации смысла. Герменевтическая теория рассматривает «смыслообнаружение» как традиционный начальный пункт анализа, однако в духе герменевтических установок текст – это всегда «открытая книга», содержащая различный набор потенциальных смыслов, количество и интенциональность которых не ограничены.

Изложенные соображения позволяют прийти к выводу, что методологическая роль герменевтики при анализе смыслообразования в праве проявляется в двух базовых аспектах:

В процессе интерпретации права по объему, т. е. когда нужно установить соответствие (устранить внешнее расхождение между ними) между действительной мыслью законодателя и её текстуальной формулировкой в статье нормативного акта;

В процессе адаптации (приспособления, модификации) смысла права к изменяющимся и развивающимся общественным отношениям, когда проблематика толкования права по объему расширяется: субъект интерпретации двигается от традиционно известных приемов аналогии, конкретизации и других, максимально близко подходит к области «поднормативного» регулирования и правотворчества. По нашему мнению, данная ситуация наиболее явно заметна в процессе абстрактного конституционного нормоконтроля.

Приведем соответствующий пример[7]. В 1992 г. (после изменения статьи 63 действовавшей тогда Конституции РФ, гарантировавшей каждому право на судебную защиту) в практике возникла серьезная проблема в том, что отраслевое законодательство не регулировало отношения, связанные с реализацией военнослужащими права на судебную защиту с учетом специфики воинской службы.

Пленум Верховного Суда Российской Федерации решил эту проблему на основании прямого применения статьи 63 действовавшей тогда Конституции РФ, считая невозможным дожидаться принятия законодателем необходимых законов по данному вопросу. В Постановлении от 18 ноября 1992 г. № 14 «О судебной защите прав военнослужащих от неправомерных действий органов военного управления и воинских должностных лиц»[8] Пленум разъяснил, что военнослужащие имеют право обжаловать указанные действия в военные суды, которые рассматривают дела по таким жалобам применительно к правилам, установленным действовавшим тогда Законом СССР от 2 ноября 1989 г. «О порядке обжалования в суд неправомерных действий органов государственного управления и должностных лиц, ущемляющих права граждан».

Это Постановление, как указывают авторы цитируемого сборника, положило начало функционированию в Вооруженных Силах Российской Федерации судебной власти, поскольку конкретизировало положения Конституции РФ о праве на судебную защиту применительно к отношениям, возникающим из воинской службы, наделило военные суды компетенцией рассматривать гражданские дела по жалобам военнослужащих на действия органов военного управления и воинских должностных лиц, нарушающих их права, определило порядок рассмотрения таких дел.

Специальный закон, который закрепил право военнослужащих на судебную защиту и компетенцию военных судов в этих делах, – «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан», был принят только 27 апреля 1993 г. за № 4866‑I[9].

Безусловно, если бы Пленум Верховного Суда РФ не совершил в данном случае герменевтическую операцию образования нового смысла, конкретизировавшего право военнослужащих на судебную защиту и наполнившего его реальным юридическим содержанием, то военнослужащие в нарушение Конституции РФ оказались бы лишенными права на судебную защиту, что, в свою очередь, не соответствовало бы диалектике нормативного закрепления общего права на судебную защиту и концептуально‑ценностному базису современного общественного устройства, где предполагается, что публичные служащие пользуются особым уважением, доверием и социально‑правовым статусом в составе основной массы населения.

В целом следует отметить, что смыслообразование, смыслопорождение обычно как раз и относят к элементам герменевтического искусства в интерпретации и понимании юридических текстов. Постулируется открытость и множественность потенциальных смысловых пластов юридического текста: авторских, читательских и т. д.[10]. Авторский замысел (в праве – смысл воли или веления законодателя) как объект «смыслообнаружения», «смыслоузнавания» выступает лишь начальным этапом строительства и применения нового смысла, тогда как адаптация, «приписывание» и иные операции со смысловым содержанием правовых требований представляют собой способ и (или) результат взаимодействия субъекта права с окружающим его правовым бытием. Понимание есть фундаментальный способ бытия человека в мире[11]. Отсюда смыслообразование в праве осуществляется не только и не столько в силу индивидуального акта творчества или «эйдетического умозрения»[12], но и сколько в процессе взаимодействия участников общественных отношений при удовлетворении наиболее важных их потребностей и интересов с использованием преимущественно правовых средств.

Процесс функционирования смысла в правовой сфере проходит через процедуры восприятия, понимания, оценки и интерпретации правовых норм в сознании и вообще когнитивной сфере субъектов права. Лицо должно стремиться к подлинному пониманию юридического текста через «аппликацию» (применение) закона к данному случаю, когда смысловые «горизонты» двух исторических эпох пересекаются и совмещаются[13]. Герменевтическая процедура есть, следовательно, продуктивное методологическое средство для «прорыва» в правовое будущее, в котором для новых общественных отношений находится место уже сегодня в рамках текстуальной формы действующего закона. Так проявляется новый аспект смыслообразования в праве, связанный с действием «скрытых», «тайных» смыслов, заключенных в текстуальной оболочке юридического документа. На протяжении длительного исторического периода соотношение текста и смысла нередко обозначалось учеными как оппозиция, хотя логичнее было говорить о многообразии их функциональных взаимосвязей.

Смыслообразование в праве оказывает огромное практическое влияние на экономику, политику и культурную деятельность современных государств и народов, поскольку смысл, образуемый субъектами социальных отношений в контексте оценки действующего законодательства или придаваемый ими юридическим процессам в обществе, – это эффективный инструмент согласования интересов и борьбы за власть, бизнес и собственность, за ту или иную модель социального и правового порядка и т. д. При этом смысл, созданный или интерпретированный в рамках конкретной жизненной ситуации, способен и в дальнейшем трансформироваться в процессе его адаптации и трансляции в социально‑юридической практике от поколения к поколениям людей. И в этом проявляется синергетический компонент, придающий процессам смыслообразования в праве организующий характер, выявляющий потенциал самопостроения и саморегуляции смысловых структур правовой жизни[14].

Синергетика как междисциплинарное научное направление стала широко популярной во второй половине XX века. Источником поставки фактического (эмпирического) материала для синергетических исследований стали бурно развивающиеся в этот период физика, химия, биология, кибернетика, теория информации. Несмотря на то, что в неправовых гуманитарных исследованиях синергетика по‑прежнему квалифицируется как «универсальная теория эволюции», тем не менее в праве она ценна там, где повышается значение не отдельного элемента системы, а целостного множества этих элементов; где носителями свойств и качеств выступают не только индивидуальные объекты, но и их коллективные и согласованные взаимодействия, в результате чего свойства объектов локализованы не в определенном для каждого из них месте, а принципиально существуют не локально, распределены (рассеяны) в пространстве. Отсюда ключевое понятие синергетики – самоорганизация, которая рождается самой системой в результате потери устойчивости некоторого состояния как некоторый, обобщенно понимаемый фазовый переход[15].

Этот взгляд, сформулированный Г. Хакеном, акцентирует взаимосвязь микро– и макромиров, выявляет механизм взаимодействия целого и его частей. По мнению И. Пригожина, в синергетике важна творческая, конструктивная роль хаоса, который может выступать источником нового порядка, а случайность – это имманентное свойство необратимо развивающейся структуры, когда даже малое воздействие (флуктуация) на открытую (диссипативную) систему может привести её в новое, принципиально непредсказуемое, состояние, никогда не повторяющееся с прежним её состоянием.

Наконец, синергетика постулирует нелинейность, означающую наличие более одного решения при одинаковых условиях, т. е. множество путей эволюции системы, а выбор эволюционного пути выглядит спонтанным и осуществляется самой системой в точках бифуркации в направлении того или иного аттрактора[16].

Мы считаем, что применение общих положений синергетики для анализа процессов смыслообразования допустимо, хотя и с определенными оговорками. Главная из них, связана с тем, что объектом синергетики являются открытые неравновесные системы. Право же не может быть отнесено ни к открытой, ни к закрытой системе. Вполне обоснованно можно заметить, что в этом тезисе лежит суть научных споров о перспективах современных правовых исследований: в рамках расширения междисциплинарных связей с другими науками или «внутри самого права» с позиций исключительно «чистых» юридических приемов. Представляется, что в структуре процесса смыслообразования можно выделить:

1) достаточно стабильный, или замкнутый блок, именуемый смысловым ядром (ценности, идеи и нормы права в «жизненном мире» личности);

2) адаптивный участок в виде слоев взаимодействия между смысловым ядром и смысловой периферией права (правотворческую практику и актуализированную юридическую практику высших правоприменительных органов в порядке «поднормативного» регулирования);

3) открытую и динамическую подсистему смысловой периферии права (текущую юридическую практику и граничащую на «стыке» с ней многообразную деятельность людей в других сферах социальной жизни).

Как раз в последнем участке смыслообразования права в наибольшей мере применим синергетический метод. Это связано с тем, что именно смысловая периферия права опосредует действия индивидуальных и коллективных субъектов права по претворению в жизнь юридических норм в тесной, неразрывной связи и под влиянием окружающей их политической, нравственно‑бытовой, экономической, религиозной и культурной среды. Разница здесь лишь в том, что отмеченное взаимодействие выступает аналогом энергоинформационного обмена между открытой системой и внешней средой (в терминах синергетики).

В связи с этим можно констатировать, что, несмотря на сравнительно высокий уровень упорядоченности современным российским правом существующих и разнообразия неупорядоченных (неурегулированных) общественных отношений, сфера применения синергетического подхода к правовым явлениям не может расширяться до бесконечности. Поскольку объективные процессы правового развития и субъективные механизмы их осмысления (смыслообразования) взаимно обусловлены и зачастую протекают параллельно, то синергетика выступает максимально типичным и распространенным исследовательским подходом (в совокупности своих классических принципов) в смысловой периферии права

Представляется, что процессы смыслообразования (на уровне смысловой периферии права) взаимодействуют с другими сферами социальной жизни через механизмы производства и обращения социально значимой информации по каналам «право – политика», «право – нравственность», «право – экономика», «право – религия» и другим звеньям. Количественные потоки (кванты) этой информации, измеряемые статистическими, математическими и кибернетическими методами, временно создают общую с текущей юридической практикой неравновесную среду. В зависимости от того, малые или большие шумы (возмущения) воздействуют на эту общую среду (в терминах синергетики), различаются интенсивность воздействия циркулируемой в этих каналах информации на юридическую практику (в терминах теории смыслообразования). Справедливо звучит то, что порой даже самые незначительные флуктуации могут породить максимальный или важнейший эффект для последующего правового развития общества. Поэтому иногда одно, но резонансное, событие общественной жизни, может поставить на повестку дня целый ряд юридически значимых вопросов и породить соответствующие смыслообразовательные проблемы (ношение женских головных уборов, повышенная юридическая ответственность спортсменов за использование своей физической силы, взаимодействие религиозного и юридического начал при совершении неадекватных поступков в храмах и на территории церкви и т. д.).

При описании процессов смыслообразования в праве все глобальные процедуры самоорганизации «скромно» представлены через влияние глубинных социокультурных процессов на повседневную юридическую жизнь (практику) общества. Однако это не означает, что применительно к более высокому уровню официально оформленной юридической практики, высшие государственные и муниципальные органы публичной власти будут реагировать на каждое такое резонансное или рядовое «возмущение», идущее из общества. Часто социальные оценки и высказывания на форумах, в блогах, социальных сетях и вообще в письменных обращениях в адрес органов власти могут не получать никакой реакции со стороны управляющих субъектов (государства, работодателя, правоохранительного органа, общественной организации). Это может свидетельствовать как раз о высоком уровне «сопротивляемости» права (за счет его внутренних нормативных и иных ядерных смысловых элементов) любым, даже резонансным, внешним воздействиям из социальной сферы.

Реакция управляющего субъекта на периодически возникающие «входные» сигналы из неправового (социального) пространства (в виде законодательных прогнозов и проектов правовых актов) может последовать в силу аналогичной периодической повторяемости злободневных процессов. Они порождают эффект самоорганизации в самой юридической практике, начинающей развиваться тогда по законам собственной «внутренней логики» (это уже диалектический термин для описания сложившегося упорядоченного состояния системы), что приводит, в конечном счете, к повышению социальной значимости соответствующих процессов и их потенциальной «включенности» в сферу правового регулирования (в терминах классической общей теории права). Следовательно, за рамками смысловой периферии права синергетика «уступает» место другим методологическим принципам смыслообразования, в том числе и диалектике.

Еще одним важным моментом изучения процессов смыслообразования в российской юридической науке и практике является связь этой проблемы не только с когнитивной сферой личности, составляющей центральное звено проблемы смысла права, но и со смежными областями человеческой деятельности: аксиологической, деятельностной (поведенческой), творческой, социально‑бытовой и т. п. Представляется, что данные сферы интегрируются в сложные смысловые структуры, а речь в ходе соответствующего рассмотрения правовой материи необходимо вести уже о концептуальных смысловых единицах права разной природы и назначения. В этом, по нашему мнению, заключается комплексный и многоуровневый характер смыслообразования в правовой действительности, не сводимый уже только к герменевтическому, диалектическому или синергетическому постижению мира, а оформляющий взгляд на смысл права как концепт[17]. Использование концептологической методологии и смысловых структур знания в ходе анализа отечественного права позволит современному исследователю придать человеческое измерение и комплексную направленность традиционным проблемам правопонимания и правового развития.

Как подчеркивается в современной научной литературе, под формулой смыслообразования максимально сближаются и когерентно функционируют такие разнородные единицы, как восприятие, эмоции и чувства, представления, понятия, образы, символы, ценности, потребности и интересы, мотивы, установки и программы, творчество, нравственность и другие компоненты[18].

Мы должны констатировать важное обстоятельство, что в процессе смыслообразования на «ядерном» уровне существование диалектических противоречий часто не обнаруживается. Это связано с тем, что сами внутренние связи между ценностями, идеями и нормами права не повторяют диалектические связи между отдельными объектами, между различными частями единого целого. Согласно распространенной трактовке, связь в философии – это взаимообусловленность явлений, разделенных в пространстве и времени; расположенность друг возле друга, естественная и одновременно разумная принадлежность друг другу, причина возникновения, образования понятий[19]. Связь, следовательно, это особый «мостик», который соединяет предметы и явления, обеспечивая преемственность развития и динамизм всеобщих связей мироздания. В случае признания связей между элементами смыслового ядра права по «умолчанию» диалектическими, мы легко оказались бы в плену привычных и доступных наблюдению фактов, что стоит только найти две исходных ценности или идеи, как сразу же может быть спроектирован вариант разрешения противоречий между ними в виде кумулятивной ценности или интегративной идеи. Между тем, взаимные связи ценностей, идей и норм права как составных ядерных частей процесса смыслообразования в праве подобны образу раскрывающегося веера. При боковом взгляде на него кажется, что сначала раскрывается один лепесток, затем другой, и так далее до последнего лепестка, а в сложенном виде он всегда представляет собой именно веер – материальный предмет, с которым у человека связаны определенные смысловые ассоциации о его назначении, строении и способах обращения с ним. При этом визуальное оформление веера имеет существенное значение, так как придает ему безусловную эстетическую привлекательность в виде рисунка лебедя, цветочного луга, леопарда и т. п. Аналогично этому, постулируется концепт права. Ценности, идеи и нормы суть общий «рисунок» его раскрывающегося смыслового ядра и главное его основание. Однако данное смысловое ядро развертывает собственное содержание благодаря человеку, вступающему в значимые для него (уровень ценностей), осознанные, реже – переживаемые (уровень идей), и необходимые (уровень правовых норм) правовые связи с ближайшим окружением, социальными группами и обществом в целом, с государством. И поэтому общее представление смыслового ядра права и конкретизирующее развертывание его внутренней структуры выступают континуальным (непрерывным) процессом взаимодействия объекта (права, образуемого им смысла) и субъекта (человека, познающего и ищущего этот смысл).

В этом плане соотношение внутренних содержательных элементов концепта права может приобрести диалектический характер тогда, когда уровень актуализации концептуальных признаков его содержания достигнет стадии возможности их смыслового «различения», когда субъект познания способен оценить характер имеющихся связей между элементами целого: однозначные, вероятностные, порождения, развития, жесткие, гибкие, противоречия и другие. Для появления возможности смысловой дифференциации признаков права, человек осуществляет конкретизацию «свернутого» образа концепта права в различных измерениях (не только в одном логическом), конкретизацию как одновременно всех модусов права, так и последовательно, каждого измерения за измерением, что несвойственно классическому диалектическому методу, работающему все‑таки идеально и преимущественно в сфере логико‑теоретического мышления. Единство исходной репрезентации смысла права в жизненном мире человека обеспечивается на этом «ядерном» уровне собственным концептологическим методом. Здесь право является исходным концептом, нуждающимся для понимания его смысла в дальнейших процедурах толкования, конкретизации, объяснения, реализации, систематизации, оценки и культурной «маркировки».

Проблема смыслообразования в праве в русле концептологии имеет фундаментальное значение в силу ее тесной связи с функционированием системы конституционного правосудия в современной России. В процессе абстрактного нормоконтроля выявляются множественные ценностные и идейно‑мировоззренческие составляющие российского законодательства, которые порождают различные смысловые модели понимания и реализации нормативных юридических требований. Смыслообразование – это теоретико‑познавательная основа деятельности Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации по осуществлению судебного конституционного нормоконтроля.

В практике конституционного правосудия можно обнаружить творческий подход к интерпретации и реализации актуально‑практической схемы решения дела, когда в качестве соответствующих схем выдвигаются чаще всего баланс ценностей либо интересов сторон (публичных и частных интересов), а также по мере убывания смысловой адекватности доминирование конкретной ценности над другой, выбор или предпочтение одной ценности перед другой. Эти три широко распространенных, не исключая и другие, ситуации и есть движение в рамках смыслообразовательного процесса от наиболее типичного, уравновешенного состояния правовой системы и правовой политики, основанного на балансе ценностей (интересов), к менее выраженным и не всегда повторяющимся ситуациям, в которых одна ценность выступает доминантой или предпочтительной, т. е. от ядра к периферии смысла права.

Следует выделить то общее и различное, что присуще приемам диалектического синтеза и концептологического баланса. Для диалектического метода мышления процесс синтеза, «снятия» противоречий есть условный статический «момент» познавательного процесса, в котором предмет равен (по предшествующему состоянию) и уже не равен самому себе (по последующему, новому состоянию). Это внутреннее статическое равновесие его отдельных элементов, достигнутое через динамический процесс разрешения противоречий между ними, через действие закона отрицания отрицания. Далее он сменяется очередным циклом динамизма, приводящим к модификации актуального качественного состояния нормативно‑ценностных систем.

Осуществляя динамическое, живое понимание и взаимокорреляцию многообразных ценностей в правовой сфере, субъект права в целях достижения баланса между этими ценностями, первоначально двигается по одному с диалектикой пути. Однако он не стремится на финишной «прямой» диалектически синтезировать все интерпретируемые ценности, поскольку они могут быть синтезированы тогда лишь в какую‑либо определенную «суперценность», что не только будет несправедливо по отношению к отдельным ценностям, но и не соответствовать реальным аксиологическим связям в мире правовой культуры, которые во многих случаях строятся по принципу «микросфер» бытия личности, групп, социума: жизнь, братство, патриотизм, образование, жилище, семья, материнство и детство, безопасность, порядок и т. п. Их специфика дуалистична, в том, что все это – своеобразные микросферы бытия (микроокружение) субъектов права и одновременно микроценности одноименных микросфер.

Следовательно, баланс ценностей – это уникальное состояние их «динамического равновесия », обусловленное и достигаемое творчески‑интерпретативной деятельностью субъекта права, при которой он формально придает одинаковую правовую значимость нескольким ценностям или осуществляет одинаковую аксиоправовую оценку двух или более ценностей, взаимодействующих в правовой сфере и не обладающих в естественном социокультурном состоянии равной значимостью (оценкой).

При этом значимость определяется не только выработанными и общепризнанными историко‑культурными способами и стандартами оценки ценностей, но зависит и от идейно‑духовной, политической или социально ориентированной оценки того влияния, которое данная ценность оказывает (оказывала) на формирование правосознания, законодательства, юридической практики и всей правовой культуры конкретного общества. Внутри смыслового ядра права могут накапливаться и вступать в конкуренцию между собой различные идейные представления субъектов права о месте и взаимодействии большого числа ценностей, об их природе и функциональной роли для жизнедеятельности личности.

По нашему мнению, данные идейные способы осмысления различных ценностей не тождественны диалектическим процедурам их анализа. Дело в том, что механизм устранения подобной конкуренции ценностей состоит не в скачке, и не в отрицании предшествующего качественного состояния (смысла) той или иной ценности. Данный механизм заключен в особой по целям и задачам, преимущественно рационально осуществляемой деятельности субъектов права по приданию соответствующим социокультурно неоднородным ценностям (а иногда и ценностям одного рода, близких «микросфер») смысловой юридической однородности и динамического равновесия. И достигается это, главным образом, через акт установления баланса ценностей в судебных решениях конституционных (уставных) судов. Следовательно, теоретико‑практическая роль концептологии для процессов смыслообразования в праве, бесспорно, значима. И особо актуальна.

Таким образом, следует отметить, что смыслообразование в праве приобретает в настоящее время статус самостоятельной научной и практической проблемы в российской юриспруденции. Решение этой проблемы имеет важнейшее значение для осуществления прогрессивного правового развития и политико‑правовой модернизации Российского государства адекватными темпами и средствами в целях обеспечения социальной стабильности и акмеологической функции юридического бытия личности.

[1] Элементарные начала общей теории права / Под общей ред. В.И. Червонюка. М.: Колос, С, 2003. С. 351.

[2] Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб: Владимир Даль, 2004. С. 74–81.

[3] Горшенев В.М. Способы и организационные формы правового регулирования в социалистическом обществе. М.: Юридическая литература, 1972. С. 164–201.

[4] Поппер К. Что такое диалектика? // Вопросы философии. 1995. № 1. С. 121.

[5] [Электронный ресурс]: Государственная Дума Российской Федерации. Официальный сайт. Законопроекты. http://www.duma.gov.ru/systems/law/?class=68253&federal‑subject=6230500&sort=date (Дата обращения к ссылке: 18 февраля 2012 года).

[6] Российская газета. 2012. 02 марта. № 46.

[7] Пример приводится по книге: Комментарий к Постановлениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации по гражданским делам // под ред. В.М. Жуйкова. 2‑е изд., перераб. и доп. М.: Норма, 2008. С. 15.

[8] Сборник постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации. 1961–1996 гг. М.: Юридическая литература, 1996. С. 121–122.

[9] Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ. 1993. № 19. Ст. 685.

[10] Овчинников А.И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. Монография. Ростов‑на‑Дону, 2002. С. 49–98 и другие.

[11] Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ад Маргинем, 1997. С. 5–30.

[12] Шелестюк Е.В. Смыслообразование на разных уровнях сознания // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты: Материалы Международной школы‑семинара (VII Березинские чтения). Вып. 18. М.: ИНИОН РАН, АСОУ, 2011. С. 337.

[13] Гадамер Г.Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. С. 227, 228.

[14] Шундиков К.В. Синергетический подход в правоведении. Проблемы методологии и опыт теоретического применения. М.: Юрлитинформ, 2013. С. 8–22.

[15] Хакен Г. Синергетика. М.: Мир, 1980. С. 54.

[16] Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986. С. 41.

[17] Гаврилова Ю.А. Смысловое поле права (философско‑правовой аспект). Волгоград: Изд‑во ВолГУ, 2011. С. 24–71.

[18] Шелестюк Е.В. Указ соч. С. 329–337.

[19] Большой энциклопедический словарь. М.: Большая российская энциклопедия, 1997. С. 853.