Современное коммуникационное пространство – сложный и многомерный феномен. Порожденное информационными революциями, оно подчинено не только логике технологического развития, но и закономерностям развития социального. Формирование научно обоснованной правовой политики в коммуникационном пространстве особенно актуально в условиях информационного общества, однако во многом оно является скорее делом будущего, чем настоящего. Сегодня в юридической науке заметен устойчивый интерес к этой проблеме, но ее артикуляция далека от единых оснований. В отечественной научной литературе сложилась традиция определять правовую политику в коммуникационной сфере через информацию, раскрывая соотношение информационной политики государства и правовой политики в информационной сфере.

Информационная политика государства рассматривается в узком и широком смыслах. А.В. Шевченко считает, что в широком смысле «государственная информационная политика» – это система идей, целей, установок, методов и средств, с помощью которых государство осуществляет регулирование отношений между гражданским обществом и информационной системой государства[1]. В узком, утилитарном смысле информационную политику интерпретируют как то, чего и как хочет добиться власть, используя СМИ как связующее звено между целями субъекта политики и линией поведения, выбранных для их достижения[2]. В целом информационную политику можно рассматривать и как управление информационными ресурсами страны, и как обеспечение удовлетворения информационных потребностей граждан, и деятельность по оптимизации взаимодействия государства и граждан. Значимость этой сферы для государственного развития детерминирует применение правового регулирования к складывающимся в ее рамках общественным отношениям, следовательно, формирование специфической правовой политики – правовой политики в информационной сфере.

Это обстоятельство зафиксировано в научных работах, посвященных правовому регулированию информационной сферы современного общества. В них отмечается стратегическое планирование правового развития инфосферы, а также прямо используется термин «правовая политика». Однако такое применение может быть охарактеризовано с разными семантическими и, шире, методологическими значениями.

Первое направление исходит из того, что информация – это особый объект правооборота, имеющий принципиальное значение для современной экономики, конституционного строя и институтов демократии. Например, И.Е. Марцоха использует понятие «новой информационной правовой политики»[3], не предлагая его дефиниции, но контекстуально связывая его с процессом формирования институтов общественного и государственного контроля за деятельностью СМИ, призванного ограничивать и полностью элиминировать демонстрацию насилия, пропаганду (явную и скрытую) преступного образа жизни, дискредитацию отечественной истории, порнографию, информационные войны в медиа‑контенте СМИ независимо от их жанра. Определение такой позиции в качестве методологической предполагает, что информационная правовая политика является производной от информационных прав граждан, центральным среди которых являются конституционно закрепленные право на свободу слова и право на доступ к информации. Защита и обеспечение конституционных прав информационной группы и составляет в этом случае содержание информационной правовой политики.

Второй подход акцентирует правовые аспекты технологического развития инструментов информационного взаимодействия (каналов коммуникации) между гражданином и государством. В.А. Копылов, рассматривая правовое обеспечение государственной политики в области формирования информационного общества, акцентирует не только совершенствование правотворчества и правоприменения в информационной сфере, но и определяет первоочередные мероприятия государственной информационной политики в области информационного права. К ним он относит «анализ процессов развития информационной сферы, выявление пробелов и дублей в законодательстве; разработка концепции формирования и развития информационного права и его источника – информационного законодательства; анализ причин низкой эффективности существующего информационного законодательства и определение необходимого комплекса мер по исправлению этого положения; повышение информационно‑правовой культуры общества»[4]. Очевидно, что выделены данные мероприятия на основе тенденций в формировании новых общественных отношений, связанных с развитием информационного общества. Данный подход был конкретизирован в последнее десятилетие.

Так, А.С. Деева, анализируя правовую политику российского государства по формированию информационного общества, отмечает, что «…информационные технологии, включая электронную коммерцию, электронное правительство, а также применяемые в области науки и образования, а также здравоохранения, рассматриваются сегодня как интегрированные составляющие всей информационно‑телекоммуникационной сферы. Они образуют инструментальный фундамент для перехода к информационному обществу»[5], и должны быть объектом специализированной правовой политики. И.В. Андронова и В.Н. Выводцев, рассматривая правовые основы российской информационной правовой политики, связывают предмет своего исследования именно со становлением инфраструктуры информационного взаимодействия государства и общества с использованием информационно‑коммуникационных технологий[6].

В.М. Боер полагает, что государство, регламентируя информационные отношения, реализует особое направление в государственной политике в области информационных процессов, происходящих в информационной сфере, которые некоторые авторы называют информационно‑правовой политикой[7]. Важнейшей составляющей информационно‑правовой политики является информационная безопасность[8]. По его мнению, теория информационной политики представляет собой высшую, самую развитую форму организации научного знания, дающего целостное представление о закономерностях, существенных связях в области правовой действительности, обеспечивающей жизнеспособность общества на пути прогрессивного развития[9].

Дальнейшие исследования рассматриваемого понятия формируются в русле теории правовой политики. Так, А.И. Рожкова полагает, что правовая информационная политика есть форма современной российской правовой политики. Ее специфику исследователь связывает с координацией посредством права информационных процессов, в правовом обеспечении всех сфер информатизациии, в подготовке программ по направленному, устойчивому, беспрепятственному развитию информационной сферы[10].

Вслед за ней О.Л. Солдаткина определяет информационную правовую политику как подвид правовой политики, наследующий ее основные черты, но имеющий свою собственную специфику: объект, субъектов и сферу применения[11]. Объектом данного вида правовой политики, по ее мнению, является именно информатизация, что позволяет определить информационно‑правовую политику как деятельность специфических субъектов (государства, индивидов, их объединений, включая все общество) по созданию эффективного механизма правового регулирования процесса информатизации в целях создания информационного общества[12].

Максимально концентрированное выражение второй подход нашел в диссертационном исследовании Н.А. Шустова, по мнение которого «в современной юридической науке должны быть: сформулирована и обоснована концепция государственно‑правового воздействия на информационно‑коммуникационную сферу, выработаны наиболее эффективные правовые формы, средства и методы такого воздействия»[13]. Там же предложено определение информационно‑коммуникационной политики России: «информационно‑коммуникационная политика государства представляет собой предметно обусловленную, устойчивую систему организационно‑правовых форм и средств воздействия (стимулирования, ограничения и контроля) на функционирование информационно‑коммуникационной сферы»[14].

Два указанных подхода не исключают друг друга. Они отражают назревающую потребность в систематизации категориальных рядов рассматриваемой сферы, в более четком категориальном анализе предметной области в связи с накоплением больших массивов эмпирических данных. Усложнение коммуникационного пространства, экспоненциальный рост технологического развития приводит к тому, что синкретичная правовая политика в сфере информации усложняется в соответствии с усложенением своего объекта.

Попытка дифференцировать два рассмотренных направления правовой политики осуществлена А.В. Карягиной, которая определяет информационную правовую политику как комплекс политических, правовых, экономических, социально‑культурных и организационных мероприятий государства, направленных на обеспечение конституционного права граждан на доступ и распространение информации в соответствии с п. 4 ст. 29 Конституции РФ[15]. Она различает два аспекта государственной информационной политики: технологический (регулирование процессов развития компонентов информационной среды) и содержательный (приоритеты коммуникационной деятельности участников общественно‑политического процесса). К объектам государственной информационной политики автор относит печатные СМИ, рекламную деятельность, электронные СМИ, средства связи, информационное право, информационную безопасность, а к ее долгосрочной цели – построение информационного общества. Таким образом, информационная правовая политика трактуется как уровень информационной политики государства, на котором осуществляется политическое и правовое воздействие на общество.

Как справедливо отмечают Е.Е. Рябцева и Т.А. Тризно, основными направлениями государственной информационной политики современных государств выступают государственное регулирование деятельности СМИ (в том числе электронных), развитие Интернета как социально‑политического ресурса, нормативно‑правовое регулирование информационных общественных отношений и процессов, создание единого информационного пространства, создание электронного правительства (перевод большинства государственных услуг в электронный вариант), реализация концепции «Новый государственный менеджмент»[16].Часть этих направлений связана с регулированием определенного содержания, часть носит инфраструктурный характер, связанный с изменением характера транзакций.

Ю.А. Белевская, А.П. Фисун формулируют следующие направления деятельности государства в информационной сфере:

– выявление и прогнозирование угроз жизненно важным интересам личности, общества, государства и осуществление комплекса мероприятий по их предупреждению и устранению;

– реализация конституционных прав человека и гражданина на доступ к информации,

– обеспечение информационной безопасности личности, общества, государства;

– анализ и моделирование развития информационной сферы и на их основе разработка концепция дальнейшего развития информационного законодательства и права как основного инструментария правового регулирования прав личности, общества и государства в информационной сфере[17].

Полагаем, что решение проблем, связанных с безопасностью, имманентно любой сфере государственной деятельности. Соответственно, в качестве ключевых позиций можно рассматривать реализацию прав на доступ к информации и управление развитием информационной сферы.

Исходя из того, что право на информацию является основой реализации многих конституционных прав и свобод (свободы слова, свобода массовой информации, свобода мировоззренческого выбора, избирательное право и т. д.), потенциально реализуемых в условиях любого (по техническим характеристикам) коммуникационного пространства, а построение информационного общества связанно с конкретным уровнем научно‑технического прогресса и цивилизационного развития, мы считаем, что в современных условиях можно выделить два самостоятельных направления правовой политики – информационную правовую политику и коммуникационную правовую политику. Обе они является видовыми понятиями по отношению к родовому – правовой политике в информационной сфере. Информационная правовая политика решает вопросы селекции информации в коммуникационном пространстве (например, институт цензуры). Коммуникационная правовая политика направлена на создание правовых основ построения информационного общества, т. е. развития коммуникационного пространства, управление его встраиванием в социальный ландшафт и, таким образом, контроля социального прогресса.

Дифференцированное рассмотрение этих направлений позволит структурировать имеющееся знание и конкретизировать цели и задачи правовой политики. Оно не требует жесткой демаркации исследовательских областей в силу их тесной связи, но предполагает известную автономию в их рассмотрении.

Центральными проблемами информационной правовой политики являются:

1) проблема усложнения права на информацию;

2) проблема правового статуса цензуры;

3) проблемы правового регулирования новых видов коммуникационной деятельности. Рассмотрим их подробнее.

Усложнение коммуникационного пространства инициирует эволюцию структуры права на информацию. Так, в 1992 г. Т.Л. Кичигина право на информацию рассматривает в неразрывной связи со свободой печати, поскольку пресса является основным источником правовой информации для населения[18]. В 2010 году в диссертационном исследовании М.А. Погореловой конституционное право на информацию рассмотрено как сложносоставное право, представляющее собой систему фундаментальных прав, комплексов прав на информацию и производных от них прав и свобод человека и гражданина. Группируя их по различным основаниям, М.А. Погорелова выделяет в структуре конституционного права на информацию:

1) комплекс прав на доступ к информации;

2) комплекс прав быть информированным;

3) комплекс прав на использование информации;

4) комплекс прав на направление информации определенным адресатам;

5) комплекс прав на распространение (включая дупликатирование и передачу) информации;

6) комплекс прав на производство информации;

7) комплекс прав на защиту от информации;

8) комплекс прав на отказ от предоставления информации;

9) комплекс прав на отказ от получения информации или (и) от ее потребления (ознакомления с информацией);

10) комплекс прав на игнорирование информации;

11) комплекс прав на использование и оборот информации в рамках межличностных коммуникаций;

12) комплекс прав на охрану и защиту информации;

13) комплекс прав на сбор, накопление и хранение информации;

14) комплекс прав на уничтожение информации или ее носителей;

15) комплекс прав на изменение персональных сведений о себе;

16) комплекс интеллектуальных прав на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (комплекс прав интеллектуальной собственности);

17) комплекс прав в отношении электронной документированной информации;

18) комплекс прав собственности и других вещных прав на информацию;

19) комплекс прав на доступ к информации и на информированность на определенном языке;

20) комплекс прав на получение информации в определенный срок[19].

Хотя осуществленная исследователем систематизация не является однозначно удачной (п. 3, например, включает в себя п. 11), но сама попытка свидетельствует о том, что возрастание объемов оперирования информацией наделяет правовым значением каждый возможный этап самого процесса информационного оперирования, что получает отражение в конституционных и прямо вытекающих из последних нормах.

Впрочем, теснейшая связь права на информацию и свободы массовой информации не теряет своей значимости. Свободные средства массовой информации (СМИ) выступают той сферой, в которой объективируется многообразие человеческих мнений и убеждений, учет которых является атрибутом формирования гражданского общества и правового государства.

Свобода массовой информации базируется на принципе невмешательства государства в процесс распространения информации для массовой аудитории. Многообразие информационных процессов неизбежно порождает деструктивные формы информационного воздействия и злоупотребления свободой массовой информации. А.А. Малиновский указывает, что свобода массовой информации претерпела длительную эволюцию своего становления и развития, причем ее первоначальной формой была борьба за свободу печати (производную от свободы слова) от цензуры. Под цензурой исследователь понимает обязанность редакции средства массовой информации предварительно (перед опубликованием или обнародованием) согласовывать материалы или сообщения со специально созданными государственными органами или должностными лицами[20]. Действительно, представление о том, что свобода массовой информации предполагает отсутствие цензурных институтов, а злоупотребления этой свободы должны сдерживаться через систему правовых ограничений, является общепринятым.

Однако сам термин «цензура» сегодня является весьма расплывчатым. Во‑первых, выделяют разные формы цензуры (по способам контроля) – предварительную (произведение цензурируется до выхода в свет) и карательную (цензурные санкции применяются после опубликования произведения). Во‑вторых, родовое понятие цензуры четко не определено. В.И. Зеленов считает, что цензура – это термин, применяемый для отражения 1) части общественных отношений, 2) основанных на каких‑либо ценностных представлениях и идее «ограничения текста», 3) организованных в форме общественных, государственных и иных институтов, 4) имеющих цель обеспечения безопасности и влияющих прежде всего на культуру[21].

Цензура может исходить от государства, которое может создать специальные орган предварительной цензуры или практиковать карательную (последующую) цензуру, она может исходить от общественности, реализовываться в рамках конкретного социального института (например, школы) или организации (политической партии), принимать форму самоцензуры, элиминировать сведения о каких‑либо объектах, процессах, явлениях или сообщения, обладающие специфическими эстетическими или этическими характеристиками.

Современный российский конституционный запрет цензуры, безусловно, связан с конкретными формами цензуры, развитыми в СССР[22]. Исследователи цензуры все чаще констатируют неизбежность институтов цензуры при любом политическом режиме. Т.М. Горяева отмечает: «В цивилизованном правовом государстве цензура как важнейший инструмент власти реализует ключевые задачи внутренней и внешней политики…в условиях правового государства, политического плюрализма, контроля власти и управления с помощью охранительно‑профилактических и иных функций цензуры обеспечиваются внутренняя и внешняя безопасность, стабильность государства и политического строя при максимальной гарантии прав и свобод человека…в этой ситуации реализация функций цензуры не противоречит гласности, которая создает условие выражения мнений членов общества относительно мер и действий власти в целом и конкретного правительства, в частности»[23]. И.Е. Марцоха полагает, что цензура является необходимым атрибутом любого государства, хотя содержание института цензуры и его формы детерминированы историческим типом государства[24]. По его мнению, наличие в российском праве правовых режимов государственной, семейной тайны и т. п. демонстрирует неизбежность выполнения государством цензурных функций. Отказ от политической цензуры, вызванный опытом тоталитаризма, не означает отказа от цензуры, например, культурной или лингвистической.

С.А. Куликова подчеркивает, что современное правовое содержание понятия «цензура» в сфере массовой информации включает в себя два основных значения. Во‑первых, это незаконное ограничение право редакций СМИ воспроизводить полученные законным способом документы, излагать свои мнения и оценки, распространять подготовленные сообщения и материалы. Во‑вторых, это ограничение беспрепятственного доступа ко всем находящимся в фондах государственных, муниципальных и иных общедоступных библиотек печатным изданиям и аудиовизуальной продукции, а также находящимся в фондах государственных и иных музеев музейным предметам и музейным коллекциям[25]. Исследователь подчеркивает, что узкому легальному содержанию понятия «цензура» противоречит широкое содержание данного термина, характерное для народного правосознания, апеллирующего к необходимости цензуры во имя нравственности общества, духовного развития детей. Отсутствие прямо установленной ответственности за нарушение запрета цензуры в российском административном и уголовном праве, сведение понятия цензуры к деятельности СМИ свидетельствуют о слабой правовой разработанности содержания запрета на цензуру.

Эта, на первый взгляд, парадоксальная ситуация, вполне объяснима с точки зрения историко‑культурного контекста. Цензурные институты отечественного государства в дореволюционный и советский период были ориентированы на политические цели, что мешало теоретической рефлексии освоить саму категорию «цензура» и конкретизировать сущность, структуру и содержание соответствующего феномена. При этом устойчивое социальное воспроизводство предполагает селекцию информации в коммуникационном пространстве. Закономерности такой селекции на сегодняшний день остаются слабо изученными, однако очевидно, что свободное обращение информации, опасной для общества, личности и государства, вряд ли возможно при самых либеральных режимах. Особую актуальность для современных обществ приобретает поиск путей сочетания принципа открытости информации с ограничением сведений, расцениваемых как «вредные» по тем или иным основаниям (детская порнография, экстремистские призывы, пропаганда фашизма, национальной, социальной, религиозной розни и т. д.)

В отечественном праве в последнее десятилетие довольно интенсивно развивается система ограничений доступа к информации в целях «защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства» (ст. 9 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149‑ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»), а также механизмы защиты детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию (Федеральный закон от 29 декабря 2010 г. № 436‑ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию»). Очевидно, что эффективность этих ограничений зависит не только от их концептуальной юридической проработки, но и от учета архитектуры современной системы массовых коммуникаций, интегрированных в сеть Интернет, специально созданной таким образом, чтобы избежать потерь информации. Более того, система массовых коммуникаций не является статичной, бурное развитие стало ее атрибутом в последние столетия. А значит, информационная правовая политика, скорее всего, будет перманентно носить догоняющий, а не упреждающий характер.

Весьма показательным в этом отношении является проблема развития технологий управления информацией, имеющих когнитивный, а не технический характер. В первую очередь речь идет о технологиях связей с общественностью (public relation ). В широком смысле под ними можно понимать создание положительного отношения общественности к PR‑объекту благодаря управлению потоками коммуникации. Для того, чтобы создать положительный имидж индивида, организации, товара или услуги у конкретных социальных групп, PR‑специалист отбирает соответствующие каналы коммуникации, и инициирует распространение по ним специально разработанных сообщений о нужном объекте. В нашей стране PR‑деятельность выделилась в относительно самостоятельную сферу в медиасфере в постсоветский период. Правовое регулирование PR‑деятельности в нашей стране не специализировано и осуществляется отраслевыми нормами, регулирующими те или иные аспекты правоотношений, связанными с личной и массовой коммуникацией.

Как справедливо отмечает А.В. Минбалеев, современная доктрина информационного права нуждается в разработке общего понятия связей с общественностью как разновидности массовых коммуникаций[26]. Под ними он предлагает понимать деятельность коммуникаторов по распространению созданной информации, направленной на привлечение к ним или их деятельности внимания общественности (целевых групп) с целью достижения непротиворечащего законодательству определенного результата, в том числе формирования определенного мнения о коммуникаторе, повышения или поддержания интереса к нему, совершения определенных действий и др.[27]. Данное определение требует конкретизации «определенного результата» PR‑деятельности, уточнение ее субъектного состава (по аналогии с законодательством в сфере рекламы) и, одновременно, демонстрирует степень запаздывания формирования доктрины информационной правовой политики. Цитируемая работа является одной из пионерских по проблематике правового регулирования связей с общественностью, в то время как специалисты по связям с общественностью два десятилетия отмечают необходимость правового регулирования общественных отношений, связанных с рассматриваемой профессией. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что правовому теоретическому отражению связей с общественностью объективно препятствуют низкие темпы институализации PR‑профессии, медленное складывание внутрипрофессиональных представлений о ее сущности, целях и задачах: в настоящее время насчитывают около тысячи определений связей с общественностью[28]. Инновационный, креативный характер PR‑деятельности, свойственный и многим другим формам современной коммуникации, инициирует перманентное появление новых PR‑практик, получающих со временем теоретическое закрепление.

Центральная проблема коммуникационной правовой политики является правовое обеспечение построения информационного общества. Несмотря на свой современный характер, эта проблема уже имеет собственную историю. А.Н. Прокопенко и А.А. Кривоухов считают, состоит из нескольких этапов[29]. Первый этап приходится на период с 1992 г. по 1995 г., когда на государственном уровне была осуществлена постановка задачи формирования правовой политики в информационной сфере в общих чертах, без конкретизации по отдельным направлениям. В период с 1995 г. по 2000 г. реализовывались заложенные в ФЗ «Об Информации, информатизации и защите информации» № 24‑ФЗ от 25 января 1995 г. направления, выдвигались и формулировались основные положения и принципы, вошедшие затем в Доктрину информационной безопасности РФ, с принятием которой профильная правовая политика вышла на качественно новый уровень. С Доктрины информационной безопасности РФ и принятия Хартии глобального информационного общества начинается третий этап, в ходе которого устанавливаются принципы создания информационного общества и вхождения в него государств, определяются основные положения в данной области. Как видим, авторы используют правовой критерий в качестве основы периодизации, связывая основные этапы развития правовой политики с принятием профильных политико‑правовых документов и нормативно‑правовых актов. На данном этапе развития коммуникационной правовой политики этот поход обоснован, однако по мере ее совершенствования через нормотворчество различного уровня потребуется более сложный критерий, позволяющий фиксировать содержательную трансформацию правовой политики. На сегодняшний день ее теоретическим фундаментом являются понятия «информационное общество» и «электронное государство».

В политико‑правовой сфере концепция «информационного общества»[30] начала свое формирование в середине 1990‑х гг. Ю. Хохлов отмечает, что в это время была в США командой Б. Клинтона и А. Гора была сформулирована идея создания сначала национальной, а затем глобальной информационной инфраструктуры, позволяющей использовать преимущества телекоммуникаций с целью сокращения расстояний и передачи огромных объемов данных в кратчайшее время в любую точку планеты (в докладе «Agenda for Action»)[31]. Этой идее был противопоставлен европейский подход (М. Бангеманн), предполагающий развитие не только телекоммуникаций, но и информационных технологий и контента; все три компонента рассматривались как единое целое, под которым и понималось «информационное общество» (в докладе «Europe’s Way to Information Society. An Action Plan»).

В государственной политике различных стран в области телекоммуникаций и связи началось формирование соответствующих концепций, фиксирующих в качестве стратегических целей той или иной версии «информационного общества». Как отмечает Е.В. Шигонцева, основные цели национальных программ развития информационного общества в западных европейских странах были связаны с достижением лидирующих позиций в экономическом и социальном развитии; социально‑экономическая направленность этих программ имеет антропологическую направленность и ориентирована на человеческие ценности; важным их элементом является повышение доверия людей к информационно‑коммуникационным технологиям[32]. Азиатский подход к построению информационного общества отличался от западного: при сохранении традиционных ценностей информационные технологии используются как основа связи государства и рынка.

В нашей стране процесс построения информационного общества шел на понятийной основе, близкой к европейскому подходу. Начался он с разработки и принятия Доктрины информационной безопасности РФ от 9 сентября 2000 г. В ней был закреплен тезис о том, что в современном общественном развитии возрастает роль информационной сферы, представляющей собой «совокупность информации, информационной инфраструктуры, субъектов, осуществляющих сбор, формирование, распространение и использование информации, а также системы регулирования возникающих при этом общественных отношений»[33].

Таким образом, было зафиксировано важное значение информационной сферы для государственных интересов, более того, государственные интересы в информационной сфере были прямо определены: «интересы государства в информационной сфере заключаются в создании условий для гармоничного развития российской информационной инфраструктуры, для реализации конституционных прав и свобод человека и гражданина в области получения информации и пользования ею в целях обеспечения незыблемости конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности России, политической, экономической и социальной стабильности, в безусловном обеспечении законности и правопорядка, развитии равноправного и взаимовыгодного международного сотрудничества». Кроме того, среди проблемных зон информационной безопасности было отмечено отсутствие четкой государственной политики в области формирования российского информационного пространства.

Поскольку информационно‑коммуникационная инфраструктура не может развиваться в изоляции, а ее развитие изначально носило характер фактора глобализации, популяризация идей информационного общества привела к тому, что 22 июля 2000 г. в Окинаве восемь ведущих мировых держав подписали Хартию глобального информационного общества. В этом документе на международно‑правовом уровне были определены меры правового, политического и технологического характера, которые мировое сообщество должно осуществить в целях формирования глобального информационного общества. Окинавская Хартия не содержит определения информационного общества, но перечисляет его основные черты, связанные с новыми возможностями, открываемыми информационными технологиями людям. Хартия призывает к ликвидации международного разрыва в области информации знаний и рассматривает политику в информационной сфере как основу изменения о взаимодействия по продвижению социального и экономического прогресса во всем мире.

Задачи, выдвигаемые хартией, требуют эффективного политического и правового сотрудничества стран‑участниц. Для их решения Хартия предписывает «изыскивать пути к принятию конкретных мер» в том числе в области формирование политического, нормативного и сетевого обеспечения, причем нормативное обеспечение рассматривается как требующее поддержки политического консультирования и укрепления местного потенциала (ст. 19).

На реализацию положений Окинавской Хартии глобального информационного общества направлена Стратегия развития информационного общества в России от 25 июля 2007 г. В ней информационное общество характеризуется «высоким уровнем развития информационных и телекоммуникационных технологий и их интенсивным использованием гражданами, бизнесом и органами государственной власти»[34], а сама Стратегия – как основа для подготовки и уточнения доктринальных, концептуальных, программных и иных документов, определяющих способы построения информационного обществ в стране.

Отечественные ученые‑правоведы отмечают отсутствие четкого понятия «информационного общества». Так, Т.А. Полякова справедливо указывает на то обстоятельство, что в международных правовых документах содержатся лишь признаки этого понятия, на основании которых и разрабатываются различные национальные стратегии построения информационного общества[35]. Правовые подходы к разработке понятия информационного общества в целом отражают эту ситуацию, ограничиваясь перечислением признаков и задач информационного общества. Юридическое понятие «информационное общество», вытекающее из теории права и информационного права, пока находится в стадии концептуализации. Т.А. Полякова, например, предлагает такой вариант его дефиниции: «информационное общество сложное социальное образование индивидов, юридических лиц, государства и его органов, органов местного самоуправления, общественных объединений и политических партий, объединенных в условиях защищенности их сбалансированных интересов в едином информационно‑правовом пространстве совокупностью многочисленных и многообразных общественных отношений, возникающих в связи с созданием, использованием, сбором, обработкой и хранением информации с применением информационно‑коммуникационных технологий во всех сферах жизнедеятельности, направленных на обеспечение каждому универсального доступа к любой общедоступной информации на основе верховенства права»[36]. При этом исследователь считает, что «главной целью создания информационного общества можно считать предоставление обществу возможности обеспечения эффективного решения своих задач, но новыми способами»[37].

Закладывание и развитие этих новых способов в Российской Федерации связано с реализацией федерально‑целевой программы «Электронная Россия» (2002–2010), государственной программы «Информационное общество» (2011–2020).

Переход к информационному обществу невозможен без построения его фундамента – интегрированной совокупности информационно‑коммуникационной инфраструктуры, обслуживающей функционирование электронной коммерции, электронного государства, образования, науки, здравоохранения и т. д. Для этого необходимо: формирование единого информационного пространства страны и его интеграция в мировое информационное пространство; переход к инновационной экономике знания; повышение эффективности государственного управления посредством внедрения информационно‑коммуникационных технологий в государственное строительство; повышение доступности информационно‑коммуникационных технологий и преодоление цифрового разрыва; повышение качества работы социальной сферы (здравоохранения, обслуживания, транспорта и т. п.) на основе применения информационно‑коммуникационных технологий; развитие науки и системы образования; обеспечение правопорядка и противодействие преступности.

Решение этих задач носит преимущественно коммуникационный характер, поскольку предполагает установление и поддержку связей между отдельными сегментами общества, при обязательном наличии обратной связи. Обеспечение их эффективного правового регулирования и составляет содержание коммуникационной правовой политики – самостоятельного вида современной правовой политики в информационной сфере.

[1] Шевченко А.В. Информационное пространство мегаполиса – метамодель коммуникативных отношений // Управление мегаполисом. 2008. № 1.С. 57.

[2] Карасева Е.В. Информационная политика органов исполнительной власти современного мегаполиса: особенности ее формирования реализации (на примере деятельности правительства Москвы). Автореф. дис…. канд. полит. наук. М., 2004.

[3] Марцоха И.Е. Институт цензуры в информационной правовой политике России. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Ростов‑на‑Дону, 2007. С. 2.

[4] См.: Копылов В.А. Информационное право. М., 2002.

[5] Деева А.С. Правовая политика российского государства в вопросе формирования информационного общества // Вестник Поволжской академии государственной службы. 2010. № 4. С. 94.

[6] Андронова И.В., Выводцев В.Н. Правовые основы российской информационной политики // Правовая политика и правовая жизнь. 2012. № 2 (47). С. 31.

[7] Боер В.М., Павельева О.Г. Информационное право. Учебное пособие. Ч.1. СПб.: ГУАП, 2006. С. 72.

[8] Боер В.М. Информационно‑правовая политика Российской Федерации на современном этапе // Закон и право. 2012. № 5. С. 7–9.

[9] Боер В.М. Информационно‑правовая политика России: монография. СПб.: Академия МВД России, 1998. С. 55.

[10] Рожкова А.И. Концептуальные основы правовой информационной политики // Правовая политика и правовая жизнь. 2008. № 3. С. 130.

[11] Солдаткина О.Л. Информационно‑правовая политика: дефиниция, сущность, субъекты // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2013. № 1 (90). С. 216.

[12] Там же. С. 217.

[13] Шустов Н.А. Организационно‑правовые основы информационно‑коммуникационной политики России. Автореферат диссертации на соискание ученой степени канд. юр. н. Владимир, 2007. С. 4.

[14] Там же. С. 7.

[15] Карягина А.В. Современная информационная правовая политика в РФ: Теоретико‑правовой аспект // Вестник Таганрогского института управления и экономики. 2012. № 2 (16). С. 34.

[16] Рябцева Е.Е., Тризно Т.А. Государственная информационная политика Канады: политико‑правовой аспект регулирования // Каспийский регион: Политика, Экономика, Культура. 2013. № 3 (36). С. 140.

[17] Белевская Ю.А., Фисун А.П. Направления государственной политики РФ в формировании и развитии правового регулирования деятельности личности, общества и государства в информационной сфере // Актуальные проблемы российского права. 2009. № 3. С. 176.

[18] Кичигина Т. Л. Право на информацию и свобода печати: автореф. дисс… канд. юрид. наук: 12.00.01; [Место защиты: Институт государства и права РАН]. М., 1992.

[19] Погорелова М.А. Конституционно‑правовое регулирование права на информацию в Российской Федерации: автореф. дисс… канд. юрид. наук; 12.00.02; [Российский университет дружбы народов]. М., 2010.

[20] Малиновский А.А. Свобода массовой информации: Теоретико‑правовые аспекты: Автореф. дисс… канд. юрид. наук; 12.00.01; [Московская государственная юридическая академия им. О.Е. Кутафина] М., 1995. С. 12–13.

[21] Зеленов М.В. Цензура: подходы к определению понятия // Ленинградский юридический журнал. 2013. № 1(31). С. 103.

[22] Так называемая «политическая» цензура». Имела предварительный характер.

[23] Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. 1917–1991. М., 2009. С. 8.

[24] Марцоха И.Е. Институт цензуры в информационной правовой политике России: Автореф. дисс… канд. юрид. наук; 23.00.02; [Место защиты: Рост. юрид. ин‑т МВД РФ]. Ростов‑на‑Дону, 2007. С. 18.

[25] Куликова С.А. Запрет цензуры в системе конституционных запретов в информационной сфере // Информационная безопасность регионов. 2011. № 2 (9). С. 78.

[26] Минбалеев А.В. Теоретические основания правового регулирования массовых коммуникаций в условиях развития информационного общества. Автореф. дисс… д‑ра юрид. наук; 12.00.14; [НИУ Южно‑Уральский государственный университет]. Челябинск, 2012. С. 9.

[27] Там же.

[28] Алехин Э.В. Управление общественными отношениями: [Электронный ресурс]. Пенза, 2012 // URL:://window.edu.ru/resource/857/78857/files/alekhin_PR.pdf (Дата обращения 11.03.2014).

[29] Прокопенко А.Н., Кривоухов А.А. Правовая политика Российской Федерации в сфере государственных информационных ресурсов // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. 2007. № 9. Т. 2. С. 173–181.

[30] Безусловно, содержательно куда более узкая и конкретная, нежели парадигма информационного общества, сформированная на базе трудов Д. Белла, О. Тоффлера, М. Кастельса в социальной философии и, шире, в социогуманитарном знании.

[31] Ершова Т. Вперед к информационному обществу 2.0! Беседа с председателем редакционного совета журнала «Информационное общество», председателем Совета Директоров Института развития информационного общества Ю.Е. Хохловым в связи с 15‑летием института // Информационное общество. 2013. № 5. С. 6.

[32] Шигонцева Е.В. Генезис концепции информационного общества: теоретико‑правовой аспект // Гуманитарные исследования. 2012. № 4 (44). С. 217.

[33] Доктрина информационной безопасности РФ от 9 сентября 2000 г. // Правовая система ГАРАНТ. URL: http://base.garant.ru/182535/#ixzz2vHQaTvoh (Дата обращения 11.03.2014).

[34] Стратегия развития информационного общества в России от 25 июля 2007 г. // Правовая система «ГАРАНТ». URL: http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/92762/#ixzz2vHJfEJao (Дата обращения 11.03.2014).

[35] Полякова Т.А. Правовое обеспечение информационной безопасности при построении информационного общества в России: автореф. дисс… д. юрид. наук; 12.00.14; [Российская правовая академия Министерства юстиции Российской Федерации]. М., 2008. С. 21.

[36] Там же. С. 8.

[37] Там же. С. 22.