От осуществления того или иного вида субъективного права, способа его реализации, правового положения управомоченного лица зависит комплекс тех или иных правовых инструментов и средств, предусмотренных и упорядоченных в системе, составляющих конкретный механизм реализации права и исполнения обязанности. Следовательно, основу гарантированного осуществления субъективных гражданских прав и исполнения обязанностей должны составлять механизмы реализации прав и обязанностей.

На формирование механизма осуществления права в значительной мере влияет национальная юридическая доктрина.

Какова природа юридической доктрины? Является ли она источником права, либо правовой теорией (совокупностью правовых теорий), либо государственной программой (концепцией) развития права? Современные словари дают следующие определения рассматриваемого понятия.

Доктрина (лат. doctrina) может означать: во-первых, учение, научную или философскую теорию; во-вторых, политическую систему; в-третьих, руководящий теоретический или политический принцип1. Часто используется термин «доктринальное толкование», смысл которого

определяется как разъяснение правовых предписаний юристами-те- оретиками1.

Таким образом, юридическая доктрина — это не нормативный акт. Так как учение, правовая теория не может самостоятельно выступать общеобязательным правилом поведения, регулятором общественных отношений (только опосредованно, через юридические предписания), соответственно, юридическая доктрина не может быть самостоятельным источником права. Однако, исходя из своей природы формирующего начала законодательства, она выступает дополнительным, вспомогательным источником права.

Так, в ст. 38 Статута Международного суда ООН указывается, что Суд применяет «доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм»[1] [2].

Другой вывод: юридическая доктрина многоаспектна. А значит, важно определить, в каком значении используется данный термин, о какой разновидности юридической доктрины идет речь.

Можно выделить следующие значения юридической доктрины:

а) учение (теория) как совокупность теоретических положений о правовых явлениях[3];

б) государственная программа (концепция) регулирования тех или иных общественных отношений, постановка целей, задач, определение средств для их реализации[4];

совокупность общих начал, исходных конституирующих принципов права, поддерживаемых или санкционированных государством;

руководящие теоретические принципы, основополагающие правовые дефиниции;

научные труды юристов.

Юридическую доктрину можно классифицировать по различным основаниям:

по отраслевой принадлежности: конституционная, международно-правовая, цивилистическая, административно-правовая, финансово-правовая, уголовно-правовая и др.;

по подотраслям или институтам. Так, в гражданско-правовой доктрине таковыми будут являться доктрины в сфере понятия гражданского права, правового статуса субъектов права, осуществления и защиты права, права собственности, обязательственного права, договорного права, наследственного права, авторского права, патентного права и др.;

зависимости от отношения к ней государства, проявления (влияния) ее в отечественном законодательстве: национальная юридическая доктрина; доктрины различных научных школ.

Национальная юридическая доктрина — это сфокусированная в ряд общих и абстрактных правил (представлений) система взглядов, выраженных в учениях, теориях или руководящих принципах, которые имеют основополагающее и решающее значение при принятии тех или иных нормативно-правовых актов, в правоприменении, при вынесении судебных решений, толковании права, формировании правосознания граждан.

В качестве своих структурных элементов национальная юридическая доктрина включает в себя доминирующие правовые учения, теории, базирующиеся на основных юридических принципах, положениях Конституции РФ и сформированной устойчивой правоприменительной практике.

Национальная юридическая доктрина пронизывает весь механизм правового регулирования, в частности механизм осуществления и защиты субъективных гражданских прав, образуя общую идейную основу для достижения результатов, соответствующих целям юридической доктрины.

Для того чтобы разработать проект правового акта, сформулировать те или иные правила, законодатель руководствуется прежде всего положениями юридической доктрины, выраженной в учении о данных институтах, правовых явлениях. Они находят свое выражение в базовых нормативно-правовых актах, и далее в продолжение системы выстраивается все законодательство.

Так, Российская Федерация провозгласила идею строительства правового государства, главными элементами которого являются свобода человека, наиболее полное обеспечение его прав и ограничение правом государственной власти1. Таким образом, учение о правовом

государстве было положено в основу государственного строительства, в фундамент глобального формирования нового законодательства.

Теории о правовом государстве стали одной из главных составляющих национальной юридической доктрины. И это последовательно отражается как в Основном законе России, так и в последующих, принятых на основе Конституции РФ документах. Например, все акты министерств и иных федеральных органов исполнительной власти, которые затрагивают права, свободы и обязанности граждан, проходят обязательный контроль за законностью их содержания с помощью процедуры обязательной государственной регистрации в Министерстве юстиции РФ1.

«Само правовое регулирование, как, впрочем, и всякий иной вид управленческого процесса, осуществляется преимущественно не в вещественной и энергетической форме, а на информационном уровне»[5] [6]. Юридическая доктрина выражает сущность, дух, основные ценности и системообразующие направления развития российского права.

На современном этапе развития законодательства концептуально закреплены новые правовые цели. Учения и теории о правовом государстве, о свободе человека, о наиболее полном обеспечении осуществления и защиты его прав стали фундаментальными составляющими национальной юридической доктрины. С учетом того, что «одной из главных черт нового правопорядка... является возрождение и законодательное закрепление частного права»[7], возрастает роль гражданского права как основного регулятора формирующихся рыночных отношений. В связи с этим важно обеспечить полисистемное развитие цивилистического права. Данные конституирующие доктринальные положения отражаются на всех без исключения юридических институтах, в том числе на институте осуществления субъективных гражданских прав.

Период формирования нового гражданского законодательства Российской Федерации имеет как концептуальные теоретические проблемы, так и трудности в формировании отдельных структурных элементов правовых конструкций и юридических механизмов. Они обусловлены объективными основаниями. В частности, есть определенные коллизии «духа» (смысла) новых нормативно-правовых актов с некоторыми исторически сложившимися принципиально иными традициями правоприменительной практики, с предшествующим опытом хозяйственной деятельности, со сформировавшимся ранее правовым сознанием; остаются противоречия современных юридических конструкций с обычаями делового оборота, установившимися за многие десятилетия административно-плановой экономической деятельности; некоторые гражданско-правовые институты являются новыми и требуют своего изучения специалистами и апробации в правоприменительной деятельности и др.

С учетом происходящих в мире интеграционных процессов, в частности в правовой сфере, необходимо обращение к иностранной, европейской цивилистике (учитывая единую со многими европейскими государствами принадлежность права к общей системе континентального права). При этом важно учитывать, что механическое восприятие российским законодательством правовых норм, сложившихся в иной социокультурной обстановке, невозможно. Поэтому, безусловно, крайне важен вопрос о соотносимости и возможном влиянии достижений зарубежных цивилистов на отечественную теоретическую мысль.

На уровне норм права должна быть заложена идеальная модель механизма осуществления субъективных гражданских прав.

На уровне закона должны быть предусмотрены средства, достаточные для реализации права, механизмы, которые способствовали бы осуществлению права1. Для этого необходимы следующие ресурсы: материальные, организационные, правовые, меры защиты от посягательства на субъективные права, в частности от неадекватного поведения органов публичной власти или их должностных лиц.

Считается, что «норма гражданского права устанавливает только определенный масштаб поведения» — в обобщенном, абстрактном виде формулирует элементы правоотношения, которое возникает в процессе ее реализации. Другими словами, как пишет Д.А. Гараймович, «в норме гражданского права исчерпывающим образом представлены все субъективные права и все юридические обязанности субъекта, оказавшегося в типичной ситуации»2. Если исходить из представленного положения, то, безусловно, на первый план выходят наименование и количество тех или иных прав, предоставленных одному лицу, и, соответственно, корреспондирующие им наименование и количество субъективных гражданских обязанностей. Эта точка зрения основывается на том фундаментальном научном воззрении, что содержанием [8] [9] гражданского правоотношения является совокупность субъективных прав и обязанностей.

Представляется, что эта достаточно обоснованная теоретическая позиция нуждается в актуальной (не только с точки зрения науки, но и с позиции практической, правоприменительной) корректировке.

Гражданское правоотношение — это форма (правовая конструкция, правовой механизм), в рамках которой осуществляются субъективные права и исполняются соответствующие им субъективные обязанности.

Таким образом, в нормах права необходимо обозначать не только права и обязанности, но и весь правовой механизм гарантированной реализации данных прав и обязанностей, когда эти права и обязанности становятся персонифицированными. В объективном праве должен быть предусмотрен фактический результат, к которому должно прийти управомоченное лицо при достижении идеальной (основной, а не факультативной) цели субъективного права.

Справедливо отмечено, что «нынешние законодательные акты можно считать законами лишь по названию, но никак не по содержанию и даже не по форме (ибо их юридическая техника, как правило, не выдерживает критики)»1. Должны быть выработаны общеобязательные требования к юридической технике и закреплены в проекте федерального закона «О нормативных правовых актах в Российской Федерации». В частности, в нормативных актах необходимо использовать термины, которые имеют либо однозначное общепринятое лексическое значение, либо законодательное определение. К примеру, используя в федеральных законах и подзаконных нормативно-правовых актах выражения «государственная корпорация», «концерн», «холдинг»[10] [11], «холдинговая компания»[12], законодатель не дает определения данным организационно-правовым формам, не характеризует правовое положение указанных субъектов.

Другой актуальный пример. Используя в федеральных законах и подзаконных нормативно-правовых актах выражения «договор поставки электрической энергии», «договор купли-продажи электрической энергии», «договор энергоснабжения», «договор об оказании услуг по передаче электрической энергии», «договор купли-продажи (поставки) электрической энергии на розничных рынках», законодатель не в полной мере раскрывает их признаки, юридическую характеристику, не дает их соотношения друг с другом.

Характерной чертой правового регулирования энергоснабжения является усложнение структуры договорных связей по реализации и приобретению энергии. Например, на оптовом и розничных рынках электрической энергии заключаются следующие гражданско-правовые договоры:

двусторонний договор купли-продажи электрической энергии;

б) договор о присоединении к торговой системе оптового рынка электрической энергии;

договор о перетоке электрической энергии;

договор о взаимном резервировании энергоснабжения;

договор энергоснабжения;

договор об осуществлении технологического присоединения энергопринимающего устройства (энергетической установки) к электрической сети;

ж) договор купли-продажи электрической энергии по равновесной цене оптового рынка;

договор купли-продажи электрической энергии у гарантирующего поставщика;

договор об оказании услуг по передаче электрической энергии;

договор об оказании услуг по оперативно-диспетчерскому управлению;

договор купли-продажи (поставки) электрической энергии на розничных рынках и др.

Законодательное установление значительного количества новых договорных форм в области энергетики совершенно справедливо вызывает у специалистов целый ряд вопросов: о правовой природе данных договоров, об их значении и юридической характеристике, о соотношении друг с другом, об отличии некоторых из них от договора энергоснабжения, о порядке правового регулирования отношений по реализации и приобретению электроэнергии на оптовом и розничных рынках электрической энергии и др.1

Усложняет эту задачу не вполне удачное употребление в законодательстве об энергоснабжении терминов для обозначения договорных правоотношений, возникающих на оптовом и розничных рынках электроэнергии[13] [14]. Так, употребляемые в Федеральном законе от 26 марта 2003 г.

№ 35-ФЗ «Об электроэнергетике» «термины не всегда согласуются с аналогичными понятиями, содержащимися в ранее принятых действующих нормативных правовых актах (в том числе и в ГК РФ), что неизбежно приводит к смысловой путанице и затруднению правоприменения»1, положения Федерального закона недостаточно четко определяют правовую природу устанавливаемых договорных отношений2.

Таким образом, для характеристики договорных связей в определенной степени «смешиваются» или используются как взаимозаменяемые понятия договора поставки электрической энергии, договора купли- продажи электрической энергии, договора энергоснабжения, договора об оказании услуг по передаче электрической энергии, договора купли- продажи (поставки) электрической энергии на розничных рынках[15] [16] [17] [18].

Важно устранить неоднозначное восприятие данной правовой материи, определить правовую природу договоров, заключаемых при приобретении (реализации) электрической энергии на оптовом и розничных рынках, поскольку «без правильной квалификации соответствующих договоров невозможно определить круг правил (из числа правовых норм, предусмотренных действующим законодательством), регулирующих договорные отношения сторон, складывающиеся на оптовом и розничных рынках электрической энергии»4.

К примеру, в Правилах функционирования розничных рынков электрической энергии в переходный период реформирования электроэнергетики от 31 августа 2006 г. № 530 представлено следующее определение договора энергоснабжения: «В соответствии с договором энергоснабжения гарантирующий поставщик обязуется осуществлять продажу электрической энергии, самостоятельно или через привлеченных третьих лиц оказывать услуги по передаче электрической энергии и иные услуги, неразрывно связанные с процессом снабжения электрической энергией потребителей, а покупатель обязуется оплачивать приобретаемую электрическую энергию и оказанные услуги» (п. 6). Это яркий пример внутриотраслевых связей гражданского права между отдельными гражданско-правовыми институтами[19], однако он не лишен противоречий.

По сути в данном определении договора энергоснабжения представлены два типа гражданско-правовых договоров: договор купли- продажи электрической энергии, т.е. договор энергоснабжения в доктринальном, общепринятом его понимании, и договор об оказании соответствующих услуг, сопутствующих энергоснабжению.

Отсюда, естественно, возникают проблемы у государственных органов и хозяйствующих субъектов по правоприменению или осуществлению субъективных прав и обязанностей в правоотношениях энергоснабжения. Законодатель вынужден уточнять источники правового регулирования, учитывая рассматриваемую область отношений. Поэтому в п. 6 названных Правил указано, что услуги по передаче электрической энергии по договору энергоснабжения оказываются в соответствии с правилами, установленными законодательством Российской Федерации в отношении договора оказания (об оказании) услуг по передаче электрической энергии. Обязательным условием оказания услуг по передаче электрической энергии является наличие заключенного покупателем и продавцом электроэнергии договора купли-продажи (поставки) электрической энергии (абзац первый п. 11).

Таким образом, в силу подобных недостатков содержание закона приобретает настолько абстрактный смыл, что каждый правоприменитель понимает его по-своему. Более того, закон становится инструментом для легализации неправомерных действий хозяйствующего субъекта, руководствующегося известным изречением: «Закон — что дышло: куда повернул — туда и вышло».

При разработке законов есть и другая крайность (погрешность): законодатель без особой необходимости ограничивает возможности субъектов в реализации своих прав.

Например, ГК РФ обозначил два основных имеющих место на практике вида аренды транспортных средств: с предоставлением услуг по управлению и технической эксплуатации (с экипажем) и без предоставления услуг по управлению и технической эксплуатации (без экипажа). По данному основанию законодатель разделил § 3 гл. 34 на два подпараграфа.

Необходимо отметить, что обозначенные главные содержательные условия, разграничивающие два вида договора аренды транспортных средств, по всей видимости, могут комбинироваться сторонами исходя из конкретной практической целесообразности и необходимости. В договоре аренды транспортного средства с экипажем можно выделить договоры с условиями технического обслуживания и договоры без технического обслуживания (лишь с предоставлением услуг по управлению); аналогично в договоре аренды транспортного средства без экипажа — без предоставления технического обслуживания и с предоставлением услуг по техническому обслуживанию (но без предоставления услуг по управлению).

В частности, лизинг автотранспортных средств, как правило, представляет собой «так называемую форму лизинга с полным набором сервисных услуг»1, характеризующуюся наличием комплексной системы ремонта, страхования, технического и гарантийного обслуживания на базе собственных ремонтных служб арендодателя либо привлекаемых им на контрактной основе специализированных сервисных хозяйствующих субъектов. В качестве практического примера можно привести создаваемую специализированную компанию в г. Энгельсе по лизингу продукции открытого акционерного общества «Троллейбусный завод». Образуемый хозяйствующий субъект будет обеспечивать весь комплекс необходимых сервисных услуг по обслуживанию троллейбусов в соответствии с заключенными договорами финансовой аренды (лизинга)[20] [21].

Без сомнения, выделенные подвиды рассматриваемых договоров аренды транспортных средств с экипажем и без экипажа требуют внимания как в теории, так и в законодательстве. Актуальность их для гражданского оборота подтверждается не только практическими примерами, но и наличием предшествующего нормативно-правового регулирования[22]. Однако в практике применения сторонами выделенных подвидов договора аренды транспортных средств закономерно возникнет вопрос: какими положениями, в том числе ГК РФ, необходимо руководствоваться при этом? Отсутствие в ГК РФ общих норм, рассчитанных на любые договоры аренды транспортных средств, а не только на два его вида, приводит к определенной дилемме, необходимости выбора между различными, — как правило, взаимоисключающими и коллизионными — вариантами.

Первый: признание существующего нормативно-правового регулирования только названных в ГК РФ видов договора пробелом в праве по отношению к другим его разновидностям, а следовательно, влекущим применение гражданско-правовых норм, регулирующих сходные отношения (аналогия закона), при заключении вышеуказанных подвидов договора аренды транспортных средств, не предусмотренных ГК РФ.

Второй: недопустимость использования на практике иных вариантов договора аренды транспортных средств, чем те, которые прямо указаны в § 3 гл. 34 ГК РФ. Данный вариант, на наш взгляд, противоречит общим началам и смыслу гражданского законодательства, в частности принципу свободы договора, и, значит, неприемлем. «Стороны могут заключить договор, как предусмотренный, так и не предусмотренный законами или иными правовыми актами» (п. 2 ст. 421 ГК РФ).

Третий: обозначение в отраслевых транспортных кодексах и уставах разновидностей договора аренды транспортных средств, необходимых для применения в соответствующей области. Это один из реальных и не противоречащих ГК РФ вариантов, который, однако, не реализован в указанных нормативно-правовых актах: новые Воздушный кодекс Российской Федерации1 и Устав железнодорожного транспорта Российской Федерации[23] [24] не содержат ни одной нормы, прямо регулирующей аренду соответствующих транспортных средств.

Четвертый: применение общих положений об аренде. Последний вариант предпочтительнее других, так как имеет легальное основание. Статья 625 ГК РФ предусматривает применение к договорам аренды отдельных видов имущества общих положений об аренде (§ 1 гл. 34 ГК РФ) в случае, когда иное не установлено нормами ГК РФ об этих договорах.

Гражданское право по своему определению «есть система юридической децентрализации: оно по самому своему существу предполагает для своего бытия наличность множества самоопределяющихся центров»[25]. В отличие от публичного права, где доминируют правоотношения власти и подчинения, частное право есть система координации, т.е. область свободы и частной инициативы[26].

Асимметрический, полярный подход законодателя к регулированию отношений передачи транспортных средств во временное владение и пользование, выражающийся в четко обозначенных критериях наличия или отсутствия полного комплекса услуг арендодателя по управлению и техническому обслуживанию, по всей видимости, ограничивает, нормативно сужает потенциально возможное сочетание условий договора аренды транспортных средств и противоречит концепции полисистемного развития цивилистики в целом.

Аналогичный подход законодателя прослеживается и в положениях Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации 1999 г.1 (далее — КТМ РФ). В КТМ РФ предусмотрены две главы, непосредственно посвященные аренде судов: договор фрахтования судна на время (тайм- чартер) и договор фрахтования судна без экипажа (бербоут-чартер).

Первый договор определяется как гражданско-правовое соглашение, по которому судовладелец обязуется за обусловленную плату (фрахт) предоставить фрахтователю судно и услуги членов экипажа судна в пользование на определенный срок для перевозок грузов, пассажиров или для иных целей торгового мореплавания (ст. 198 КТМ РФ). В соответствии с данным договором судовладелец обязан не только принять меры по обеспечению годности судна, по укомплектованию судна экипажем, но и надлежаще его снарядить (ст. 203 КТМ РФ).

Второй договор более категоричен, поскольку уже в определении не допускает возможности различных вариантов аренды, а именно по соотношению условий укомплектования экипажем, предоставления услуг по техническому обслуживанию и по снаряжению судна. Договор фрахтования судна без экипажа (бербоут-чартер) — это гражданскоправовое соглашение, по которому судовладелец обязуется за обусловленную плату (фрахт) предоставить фрахтователю в пользование и во владение на определенный срок не укомплектованное экипажем и не снаряженное судно для перевозок грузов, пассажиров или для иных целей торгового мореплавания (ст. 211 КТМ РФ). Однако в отличие от соответствующих норм ГК РФ КТМ РФ предусматривает, что правила, непосредственно посвященные аренде судов, применяются только в том случае, если соглашением сторон не установлено иное (ст. 201, 212 КТМ РФ). Это означает, что стороны свободны в выборе условий договора фрахтования на время — вариантов предоставления тех или иных услуг судовладельцем и вариантов возможного состояния судна при его аренде[27] [28].

Другой пример — когда отсутствие необходимых правовых норм приводит к деформированию нормального развития гражданско-правового регулирования соответствующих отношений.

Так, зачастую в транспортных организациях для решения вопросов о сохранности и надлежащем использовании транспортного средства для установления фактических отношений аренды транспортного средства применяется институт трудового (коммерческого) контракта1, т.е. арендатор (de facto) числится работником указанной транспортной организации, но фактически получает транспортное средство в свое владение и пользование и независимо от работодателя (данного юридического лица) осуществляет как коммерческую, так и техническую эксплуатацию транспортного средства, неформально рассчитываясь с работодателем (фактическим арендодателем) по истечении определенного, оговоренного заранее периода времени. В том числе и таким образом решаются на практике задачи сохранности транспортного средства, хранения, контроля за его надлежащей технической и коммерческой эксплуатацией. Соответствующее решение позволяет также легально избежать уплаты налогов при официальном заключении договора аренды транспортного средства.

Такая практика наглядно демонстрирует недостаточное закрепление в законодательстве правовых средств, способствующих надлежащей реализации субъективных прав и исполнения обязанностей. В приведенном частном случае требуется прежде всего закрепление общей императивной нормы, предусматривающей возможность арендодателя осуществлять контроль за сохранностью и надлежащим использованием транспортного средства арендатором[29] [30].

Вернемся к общим вопросам. Для формирования идеальной модели механизма осуществления субъективных гражданских прав и исполнения субъективных обязанностей нормативно-правовые акты не должны быть результатом противоправных действий, «откровенных правонарушений», к которым относят «неконституционные нормы общефедеральных и региональных законов, указов президентов, постановлений правительств, инструкций, приказов, положений тех или иных министерств, ведомств, государственных комитетов и т.д.»[31].

Необходимо преодолеть чисто лоббистские политические или экономические устремления отдельных депутатов и их групп, законодательные предложения которых порой не только противоречат действующему законодательству, но и являются неконституционными. Подобным ярким примером является проект федерального закона о срочных вкладах граждан, отменяющий положения п. 2 ст. 837 ГК РФ, по которым граждане, внесшие в банки вклады на определенный срок, лишаются права в дальнейшем востребовать их до истечения данного срока1.

Положения юридического акта не должны противоречить другим нормативным актам, они должны соответствовать и последовательно конкретизировать законы, обладающие большей юридической силой. Важен последовательный, системный подход в формировании гражданского законодательства, не допускающий «принятия популистских норм, абсолютно неработоспособных в реальной жизни», «лоббистских и других неквалифицированных законопроектов»[32] [33]. Последовательное формирование терминологического ряда позволит избежать «насыщения отраслевых законов отрывочными нормативными сентенциями»[34], формальными (недействующими) конструкциями и в целом — понятийной какофонии.

Положительным примером оценки нормативно-правового акта на соответствие его содержания отечественному законодательству является действующий механизм, когда все акты министерств и иных федеральных органов исполнительной власти, которые затрагивают права, свободы и обязанности граждан, проходят обязательный контроль за законностью их содержания с помощью процедуры обязательной государственной регистрации в Министерстве юстиции РФ[35].

Целесообразно проводить правовую экспертизу проекта нормативно-правового акта, но не органом, осуществляющим подготовку нормативно-правового акта, а органом иной ветви публичной власти. Так, если проект разрабатывает то или иное министерство (ведомство), то правовую экспертизу должен проводить или курировать аппарат (или комитет) законодательного органа соответствующего уровня.

Таким образом, нормативно-правовой акт должен быть подготовлен к исполнению, продуман весь его механизм: закреплены стадии реализации субъективного права, необходимые процедуры, субъектный состав, обозначены и выделены соответствующие ресурсы, представлен научно-практический прогноз качественного уровня его исполнения в достижении запланированных целей.

Именно тогда право будет представлять собой своеобразную динамическую, саморегулирующуюся («самонастраивающуюся») систему, способную «оперативно учитывать потребности общественного развития, сохранять качества устойчивой, стабильной системы общественного регулирования»1.

Стоит обратить также внимание на то, что часть правовых явлений остается не до конца осмысленной, а следовательно, не урегулированной правом в достаточной мере.

Например, в гл. 21 ГК РФ не проведено разграничение договорных и внедоговорных (деликтных, кондикционных) обязательств[36] [37]. В результате этого общие положения об обязательствах (гл. 21—26 ГК РФ) не соотнесены с нормами об отдельных видах внедоговорных обязательств, содержащихся в гл. 59 и 60 ГК РФ, что приводит к их коллизионности и препятствует правоосуществлению.

Конструктивной мерой по преодолению указанной проблемы стало предложение о внесении в гл. 21 ГК РФ статьи о договорных обязательствах, включающей в себя положения: «а) о приоритете норм, содержащихся в главах и параграфах Кодекса, посвященных отдельным видам договоров и их разновидностям, перед общими положениями об обязательствах и договорах, которые в этом случае подлежат лишь субсидиарному применению; б) о порядке применения (прямого и непосредственного) общих положений об обязательствах и договорах к непоименованным договорам, в отношении которых отсутствуют специальные правила регулирования; в) о возможности возникновения обязательств уже на стадии преддоговорных контактов сторон и порядке их правового регулирования»[38]. В данном случае представлена успешная попытка законодателя сформировать законодательный уровень механизма осуществления прав и исполнения обязанностей.

Следующий элемент — система организации исполнения законов, в которой правомерная деятельность органов исполнительной государственной и муниципальной власти должна играть решающую роль. Еще в 1798 г. В.В. Капнист в комедии «Ябеда» писал: «Законы святы, но исполнители — лихие супостаты»1. К сожалению, и в современной России рассматриваемая проблема продолжает оставаться актуальной.

«Организация исполнения законов является... наиболее слабым местом нашей правовой системы»[39] [40]. Сохраняется определенный разрыв между законодательством и правоприменительной практикой[41]. Нормативные конструкции на практике порой сводятся к техническим или игровым операциям либо вообще к идеологическим декларациям[42]. С этой точки зрения следует предусмотреть в самом нормативноправовом акте полномочия и порядок деятельности соответствующих органов исполнительной власти, ответственность государственных и муниципальных органов, конкретных должностных лиц (иных субъектов), имеющих непосредственное отношение к реализации права на той или иной стадии. Основной функцией органов публичной власти должна стать «организация исполнения законов на своем поле деятельности»[43].

Положительный пример: в Федеральном законе от 13 июля 2001 г. № 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей»[44] прописаны порядок регистрации юридических лиц, компетенция и ответственность федеральных органов исполнительной власти по государственной регистрации организаций и индивидуальных предпринимателей. В случае необоснованного, неправомерного отказа в государственной регистрации, уклонения от нее или нарушения порядка государственной регистрации, допущенного по вине регистрирующего органа, регистрирующий орган обязан возместить ущерб (п. 2 ст. 24 указанного Федерального закона).

Необходимо также обеспечить в полной мере информированность хозяйствующих субъектов об их правах. В законе надлежит прописывать механизм доведения до сведения заинтересованных субъектов, граждан и организаций установленных правил, целей правового акта.

Таким образом, функционирование органов власти должно проходить в соответствии с их нормативно установленной компетенцией и обеспечиваться юридическими гарантиями.

Очередной важный элемент — гражданские правоотношения. Это форма, в которой реализуются субъективные гражданские права и исполняются соответствующие им субъективные гражданские обязан- ности1.

Необходимо отметить, что концепция «представляет совокупность ценностных доминант в освещении, распознании какого-либо явления, процесса, отношения»[45] [46]. Поэтому при действии правового отношения важны принципы непосредственного осуществления прав и обязанностей. Принципы осуществления субъективного гражданского права — это основные нормативно-руководящие начала (положения, идеи), которые характеризуют реализацию управомоченным лицом тех возможностей, которые составляют содержание принадлежащего ему субъективного гражданского права.

В соответствии с п. 2 ст. 1, п. 1 ст. 9 ГК РФ граждане и юридические лица осуществляют принадлежащие им гражданские права по своему усмотрению, т.е. своей волей и в своем интересе, а в некоторых случаях — и в интересах третьих лиц. Названные нормы содержат основной принцип осуществления гражданами и юридическими лицами своих субъективных гражданских прав — возможность свободной реализации содержащихся в праве лица правомочий. Иными словами, осуществление гражданами и юридическими лицами принадлежащих им гражданских прав по своему усмотрению всегда предполагает возможность выбора определенного правомерного поведения.

Однако законодательство предусматривает и пределы осуществления гражданских прав (абзац второй п. 2, абзац второй п. 3 ст. 1, ст. 10 ГК РФ). Субъекты обязаны осуществлять свои гражданские права не только в соответствии с законодательством, обычаями делового оборота, но и в соответствии с их социальным назначением, соблюдая принципы разумности и добросовестности, солидарности интересов и делового сотрудничества, нормы морали и нравственности, правила деловой этики.

Реализация субъектами своих гражданских прав не должна нарушать права и законные интересы иных граждан и юридических лиц, общественные и государственные интересы. Действия, совершаемые

в противоречии с данными правилами, характеризуются как злоупотребление правом. Закон не перечисляет их, тем более не указывает их исчерпывающий перечень. Злоупотребление правом может быть различным по форме или способам проявления. В частности, к подобным случаям относится так называемая шикана — осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу.

На практике чаще всего возникают иные формы злоупотребления правом. Например, некоторые предприятия, осуществляя разрешенную хозяйственную деятельность, подчас выбрасывают в атмосферу, в близлежащие стоки и водоемы ядовитые отходы, тем самым загрязняя окружающую среду. Однако делают это хозяйствующие субъекты не с намерением нанести вред кому-либо, а с целью производства продукции, в дальнейшем — получения прибыли и решения других уставных задач. Производители не приобретают очистное оборудование по той причине, что их приобретение, установка, эксплуатация и обслуживание обходятся дороже, чем установленные законодателем штрафные экологические санкции.

Приведем примеры правонарушений, санкции за которые установлены в ГК РФ.

Так, в соответствии с п. 4 ст. 26 ГК РФ суд может ограничить или лишить несовершеннолетнего в возрасте от 14 до 18 лет права самостоятельно распоряжаться своими доходами при наличии достаточных оснований, таких как расходование заработка на употребление спиртных напитков или наркотических веществ. Суд вправе ограничить в дееспособности гражданина, который вследствие злоупотребления спиртными напитками ставит семью в тяжелое материальное положение (ст. 30 ГК РФ). При негуманном, ненадлежащем обращении с домашними животными суд может принять решение о принудительном выкупе их лицом, предъявившим соответствующее требование в суд (ст. 241 ГК РФ).

Другим случаем злоупотребления является использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке. Правовые основы предупреждения, ограничения и пресечения подобной деятельности определяет Федеральный закон от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции»1. В частности, к злоупотреблению правом относятся действия занимающих доминирующее положение на рынке хозяйствующих субъектов, которые имеют либо могут иметь своим результатом

ограничение конкуренции и (или) ущемление интересов других юридических лиц или граждан-предпринимателей. К указанным действиям Закон относит: изъятие товаров из обращения с целью создания или поддержания дефицита на рынке либо повышение цен, навязывание контрагенту невыгодных для него условий договора, включение в договор дискриминирующих условий, создание препятствий доступу на рынок (выходу с рынка) другим хозяйствующим субъектам, нарушение установленного нормативными актами порядка ценообразования, сокращение или прекращение производства имеющих спрос или заказы потребителей товаров при наличии безубыточной возможности их производства, необоснованный отказ от заключения договора с отдельными покупателями (заказчиками) при наличии возможности производства или поставки соответствующего товара, установление монопольно высоких (низких) цен, экономически, технологически и иным образом не обоснованное установление различных цен (тарифов) на один и тот же товар, установление финансовой организацией необоснованно высокой или необоснованно низкой цены финансовой услуги, нарушение установленного нормативными правовыми актами порядка ценообразования, манипулирование ценами на оптовом и (или) розничных рынках электрической энергии (мощности) (ст. 10 Закона).

Перечень предусмотренных Законом действий, являющихся нарушением антимонопольного законодательства, не является исчерпывающим. Антимонопольный орган вправе применить к хозяйствующему субъекту меры воздействия и в случаях, прямо не названных в Законе, если действия этого субъекта ограничивают конкуренцию и ущемляют интересы других лиц, т.е. отвечают общему определению понятия «злоупотребление доминирующим положением»[47].

В случае нарушения установленных законом пределов осуществления гражданских прав суд может отказать лицу в защите принадлежащего ему права, что, в свою очередь, может повлечь утрату у гражданина или юридического лица данного права. В частности, если в соответствии с п. 3 ст. 272 ГК РФ собственник недвижимости утрачивает права пользования на земельный участок ввиду его ненадлежащего использования, то он лишается возможности требовать по суду признания за ним права на приобретение в собственность земельного участка либо установления условий пользования земельным участком на новый срок.

3 См. там же. С. 51—52.

На практике нередко бывают случаи, когда перевозчик-таксист требует оплату за перевозку пассажира (предполагая его неосведомленность) по наиболее длинному маршруту от места посадки до места назначения. Суд может в иске перевозчику отказать, так как он действовал неразумно (не знал более рентабельный участок дороги) или недобросовестно (сознательно) вводил пассажира в заблуждение. И в том, и в другом случае перевозчиком были нарушены пределы осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей.

Актуальным вопросом является соотношение различных юридически значимых действий по эффективной защите тех или иных прав1.

В соответствии с ч. 2 ст. 45 Конституции РФ каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Из положений ГК РФ прямо следует, что защита гражданских прав может осуществляться только теми способами, которые непосредственно предусмотрены законом (ст. 12). Налицо определенная коллизия. Есть ли логика в сужении потенциально возможных способов защиты при нарушении гражданских прав и законных интересов?

Отрасль права содержит систему норм, «на основе которых конструируются правоотношения, определяются права и обязанности их участников»[48] [49]. От общей направленности предписаний той или иной отрасли зависит, будет ли она относиться к отраслям с преимущественно запретительным регулированием, либо с преимущественно обязывающим регулированием, либо с преимущественно дозволительным регулированием. Если гражданское право по характеру норм и направленности регулирования является преимущественно дозволительной отраслью, то главным результатом его регулирующего воздействия являются не наложение запретов и не ограничения, а наделение определенным правом[50].

С учетом сказанного представляется, что устанавливать фиксированный набор гражданско-правовых способов защиты, ограничивать их выбор и количество только теми, которые указаны в законе, нельзя. С этой точки зрения успешной является редакция последнего абзаца положений ст. 12 ГК РФ, дополненная выражением «иными способами, предусмотренными законом». Исходя из своей направленности, функций именно цивилистика в первую очередь должна следовать названному правилу, указанному в ч. 2 ст. 45 Конституции РФ.

Другая проблема. Конституция РФ гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод (ч. 1 ст. 46). На основе данного положения отечественная доктрина формулирует конституирующий элемент завершения процесса восстановления, защиты субъективных гражданских прав. К примеру, в постановлении Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 г. № 3-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 74 и 77 Федерального закона «Об акционерных обществах», регулирующих порядок консолидации размещенных акций акционерного общества и выкупа дробных акций, в связи с жалобами граждан, компании «Кадет истеблишмент» и запросом Октябрьского районного суда города Пензы»1 указывается, что «право на судебную защиту предполагает конкретные гарантии, которые позволяют реализовать его в полном объеме и обеспечивают эффективное восстановление в правах посредством правосудия» (абзац шестой п. 3). Обращает на себя внимание концептуальное юридическое выражение «восстановление в правах посредством правосудия». Смысл данной конструкции вполне очевиден, а именно принятие конкретного судебного решения по делу (другими словами, совершение правосудия) восстановило или защитило субъективные гражданские права.

На наш взгляд, это ошибочное доктринальное положение. Необходим не менее важный и системообразующий завершающий этап в осуществлении и защите субъективных прав — обеспечительный механизм реализации судебного решения.

Завершающим этапом механизма реализации субъективных гражданских прав и исполнения субъективных гражданских обязанностей должны стать не только решения суда по защите нарушенных прав, а реальное (формальное и фактическое) осуществление субъективных гражданских прав и исполнение обязанностей.

Важно создать независимую судебную власть, способную обеспечить в соответствии с законом ответственность за правонарушения и судебную защиту от правонарушений2. Именно с этой целью в 1991 г. была подготовлена концепция судебной реформы, положения которой вошли в новую Конституцию РФ, послужили базой для принятия феде- [51] [52] ральных конституционных законов о судебной системе, о системе арбитражных судов и других законов о судоустройстве и судопроизводстве1.

Кроме того, целесообразно выработать систему исполнения судебных решений, в том числе порядок принудительного исполнения судебных актов, поскольку завершением действия механизма защиты гражданских прав должно стать реальное (формальное и фактическое) восстановление нарушенных субъективных гражданских прав.

Представляется крайне важным сделать акцент на этом в юридической доктрине и в законодательстве.

На наш взгляд, ГК РФ целесообразно дополнить следующими положениями.

Право гражданина или юридического лица считается осуществленным с момента юридической и фактической реализации правовых и социально-экономических возможностей, которые предоставляются правом. Указанное правило целесообразно закрепить п. 3 ст. 9 ГК РФ.

Например, пока наследник реально не вступил в права собственника на наследственное имущество, не получил возможности владеть, пользоваться и распоряжаться полученным наследством, нельзя считать субъективное наследственное право реализованным.

Другой пример — отношения дарения (пожертвования). Если одаряемому не предоставили фактической возможности извлекать полезные свойства из пользования даром, обладания им, то право перехода собственности от дарителя к одаряемому можно считать также неосуществленным.

Нарушенные гражданские права считаются восстановленными с момента реализации юридической и фактической их защиты. Данное положение можно предусмотреть в качестве п. 3 ст. 11 ГК РФ.

Не охранительный правоприменительный акт завершает действие механизма защиты прав, а стадия реального, фактического устранения нарушений права, восстановления (признания) субъективного гражданского права и (или) компенсации потерь, вызванных нарушением права2.

Аналогичные процессы происходят и при исполнении субъективной гражданской обязанности, поскольку субъективные гражданские права и обязанности обладают корреспондирующими свойствами, тесно взаимосвязаны и взаимообусловлены. [53] [54]

[1] См., например: Современный словарь иностранных слов: Около 20 000 слов. 2-е изд., стер. С. 211; Кулапов В.Л., Сенякин И.Н. Теория государства и права: Учебнометодическое пособие. Саратов, 1999. С. 160.

[2] См.: Шестиязычный юридический словарь компании «Гарант». 1996—1998.

[3] По аналогии с общим определением, представленным в Словаре русского языка (см.: Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. 18-е изд., стер. С. 689).

[4] К примеру, к таковым относятся: Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента РФ от 21 апреля 2000 г. // СЗ РФ. 2000. № 17. Ст. 1852; Доктрина информационной безопасности Российской Федерации. Утверждена Указом Президента РФ от 9 сентября 2000 г. // Парламентская газета. 2000. 3 сент.

[5] См. п. 8 Указа Президента РФ от 23 мая 1996 г. № 763 (СЗ РФ. 1996. № 22. Ст. 2663).

[6] МалькоА.В. Стимулы и ограничения в праве: теоретико-информационный аспект. С. 3. См. также: ЧерданцевА.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург, 1993. С. 5, 8—9.

[7] Суханов Е.А. Современное развитие частного права в России // Юрист. 2001. № 3. С. 2.

[8] См. также: Вавилин Е.В. Осуществление и защита гражданских прав: тенденции развития законодательства // Известия вузов. Правоведение. 2007. С. 211.

[9] Гараймович Д.А. Оценочные понятия в современном гражданском праве // Циви- листические записки: Межвуз. сб. науч. тр. М., 2001. С. 144.

[10] Суханов Е.А. Современное законотворчество в области гражданского права // Нотариус. 2006. № 2. С. 25.

[11] См., в частности, п. 5 ст. 22 Федерального закона от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» (с посл. изм. и доп.) (СЗ РФ. 1996. № 17. Ст. 1918).

[12] См., в частности, п. 3 ст. 64 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (с посл. изм. и доп.) (СЗ РФ. 2002. № 28. Ст. 2787).

[13] См.: Витрянский В.В. Договор энергоснабжения и структура договорных связей по реализации и приобретению электроэнергии // Хозяйство и право. 2005. № 3. С. 34.

[14] См. там же. С. 43.

[15] Жанэ А.Д. Проблемы правового регулирования электроэнергетики // эж-Юрист. 2005. № 49. С. 12.

[16] См. там же. С. 12-13.

[17] См.: ВавилинЕ.В. Осуществление прав и обязанностей по договору энергоснабжения. Саратов, 2007. С. 10-26.

[18] См.: Витрянский В.В. Договор энергоснабжения и структура договорных связей по реализации и приобретению электроэнергии. С. 43.

[19] О межотраслевых связях гражданского права см.: ЧелышевМ.Ю. Концепция оптимизации межотраслевых связей гражданского права: постановка проблемы. Казань, 2006.

[20] Газман В. Лизинг автотранспортных средств // Хозяйство и право. 1997. № 11. С. 92.

[21] См.: Цах Н.П. От стабилизации к развитию // Автомобильный транспорт. 1998. № 3. С. 7.

[22] См.: Договор на аренду грузовых автомобилей автохозяйств Министерства автомобильного транспорта Казахской ССР, утвержденный Министерством автомобильного транспорта Казахской ССР 13 марта 1965 г. // Сборник законодательства по автомобильному транспорту. М., 1964.

[23] См.: Федеральный закон от 19 февраля 1997 г. № 60-ФЗ «Воздушный кодекс Российской Федерации» // СЗ РФ. 1997. № 12. Ст. 1383.

[24] См.: Федеральный закон от 10 января 2003 г. № 18-ФЗ «Устав железнодорожного транспорта Российской Федерации» // СЗ РФ. 2003. № 2. Ст. 170; № 28. Ст. 2891. См. также: Федеральный закон от 10 января 2003 г. № 17-ФЗ «О железнодорожном транспорте в Российской Федерации» // СЗ РФ. 2003. № 2. Ст. 169. В ранее действовавшем Транспортном уставе железных дорог Российской Федерации от 19 декабря 1997 г. также не было положений об аренде локомотивов и других железнодорожных транспортных средств (см.: Российская газета. 1998. 17 янв.).

[25] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 40. (Серия «Классика российской цивилистики».)

[26] См. там же.

[27] См.: Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации от 30 апреля 1999 г. № 81-ФЗ // СЗ РФ. 1999. № 18. Ст. 2207.

[28] Более подробно см.: Вавилин Е.В. Договор аренды транспортных средств // Известия вузов. Правоведение. СПб., 1999. № 2. С. 148—155.

[29] См., например: Материалы АО «Саратовсельхозтранс». Саратов, 1999.

[30] Более подробно см.: Вавилин Е.В. Аренда транспортных средств. Правовые аспекты. М., 2005. С. 50-52.

[31] Малько А.В. Правовые акты как основное средство реализации правовой политики // Российская правовая политика: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. М., 2003. С. 133.

[32] См.: Суханов Е.А. Современное законотворчество в области гражданского права. С. 25.

[33] Там же. С. 26, 28.

[34] Булаев Н.И., Бердашкевич А.П. О развитии законодательства в области образования. М., 2005. С. 13.

[35] См. п. 8 Указа Президента РФ от 23 мая 1996 г. № 763 (СЗ РФ. 1996. № 22. Ст. 2663).

[36] Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. Т. I. С. 332.

[37] См.: Витрянский В.В. Понятие обязательства // Хозяйство и право. 2009. № 3. С. 20.

[38] Там же.

[39] Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова: Литературные цитаты. Образные выражения. 4-е изд., доп. М., 1988. С. 127.

[40] Яковлев В.Ф. Россия: экономика, гражданское право (вопросы теории и практики). М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2000. С. 25.

[41] См.: Карташкин В.А. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод и становление правового государства в России // Права человека и политическое реформирование (юридические, этические, социально-психологические аспекты). М., 1997. С. 42—62; Он же. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. Воспитание поколений XXI века: Материалы международного симпозиума // Государство и право. 1998. № 7. С. 110.

[42] См.: Вершинин А.П. Указ. соч. С. 44.

[43] Там же.

[44] См.: СЗ РФ. 2001. № 33. Ст. 3431.

[45] См. об этом: Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву. Л., 1949; Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959.

[46] Рыбаков О.Ю. Личность и правовая политика в Российском государстве. Саратов, 2003. С. 12.

[47] См. п. 12 Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 30 марта 1998 г. № 32 «Обзор практики разрешения споров, связанных с применением антимонопольного законодательства» (Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. № 5); Федеральный закон от 17 августа 1995 г. № 147-ФЗ «О естественных монополиях».

[48] См. об этом: Вершинин А.П. Указ. соч.

[49] Яковлев В.Ф. Россия: экономика, гражданское право (вопросы теории и практи

ки). С. 51.

[51] См.: Вестник Конституционного Суда РФ. 2004. № 2.

[52] См.: ОсиповГ.В., ПолонскийБ.Я. Вступительное слово // ЯковлевВ.Ф. Россия: экономика, гражданское право (вопросы теории и практики). С. 8. См. также: Туманова Л.В. Проблемы обеспечения права на независимый и беспристрастный суд // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: Сб. науч. статей. СПб., 2007. С. 27— 34; Фурсов Д.А., Харламова И.В. Теория правосудия в кратком трехтомном изложении по гражданским делам: теория и практика организации правосудия. Т. 1. М.: Статут, 2009.

[53] См.: ЯковлевВ.Ф., СемигинГ.Ю. Экономическое (коммерческое) правосудие в России: В 4 т. Т. 1: Зарождение и развитие коммерческого правосудия (XII—XIX вв.) / Науч. консультант В.Н. Кудрявцев; Отв. ред. Л.Н. Алисова. М., 2004. С. 47.

[54] См.: Вавилин Е.В. Понятие и механизм осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей // Журнал российского права. 2004. № 5. С. 35-43.