О том, что в обществе могут набрать силу элементы его разлагающие, было замечено еще в древности. Гумилев саркастически назвал таких людей "жизнелюбами", «…поскольку они являются особями нового склада, (то) создают свой императив: "Будь таким, как мы", т. е. не стремись ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить…жизнелюбы умеют только паразитировать на жирном теле объевшегося за время "цивилизации" народа. Сами они не могут ни создать, ни сохранить. Они разъедают тело народа, как клетки раковой опухоли организм человека, но, победив, т. е. умертвив соперника, они гибнут сами» (Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 1989. С. 419).

Собственно обществом (в отличие от населения) следует называть ту часть народа, которая хранит и цивилизиционно‑культурный код и развивает на его основе материальную и духовную культуру. Если общество разрушается, деградирует, то социум превращается в народонаселение, и в этом качестве может существовать длительное историческое время, но без способности к прогрессу. Срок такой жизни, похоже, зависит от накопленного во время взлета культурного багажа. Чем «толще» слой, тем дольше проедание. Хотя, надо признать, что скорость течения деградационных процессов – открытая проблема. Это как в химии: в разных веществах – разная скорость тления. Одно ясно: деградация в обществе идет через людей, а в природе нет ничего сложнее, чем Человек. Поэтому проблема деградации одновременно сочетает в себе политический, экономический, культурный и психологический аспекты – все то, что можно объять понятием «социология».

Во времена, когда социологии как науки не было, зеркалом социальных процессов являлась литература. Онегин и Печорин – это пассионарный (энергетически заряженный) тип личности, но не имеющий значимой, мобилизующей цели в жизни. Андрей Болконский – пассионарий, имевший ложную мобилизующую цель. А вот Обломов и обитатели чеховских дворянских усадеб – личности, не способные делать дело, даже если бы перед ними стояла значимая цель (а она стояла, хотя бы цель не разориться и спасти источник своего существования). Эволюция дворянских литературных типов от начала XIX и к веку XX вполне показательна для иллюстрации хода энтропийных процессов в правящем классе России. Свержение дворянской монархии в марте 1917 году стало закономерным завершением этого процесса.

Но чеховские персонажи – это пассивные деграданты, личности с угасшей энергетикой, живущие скорее по инерции. Если б дело ограничивалось таким типом индивидов, то проблема деградации намного упростилась бы. Процесс описывался бы понятным природным циклом: молодость‑зрелость‑старость‑дряхлость. И такого рода описаний жизнедеятельности государства и общества создано немало. Однако схемы получились чересчур прямолинейными по сравнению с жизнью. К тому же не удавалось объяснить механизм социального старения. С чего это вдруг еще недавно пышущее здоровьем и силой государство вдруг начинало хиреть и разваливаться? Потому что «старость» наступила? Но почему сейчас, а не позже? Непонятно. Недаром с античности был популярен жанр биографий исторических деятелей. Слишком многое зависело от индивидуальных качеств правителей, военачальников, политиков. С ними связывался расцвет государств и упадок. Они, в сущности, были индикаторами состояния общества и этноса. По Наполеону, Цезарю и Александру Македонскому можно судить о самом народе.

Одно время казалось, что, раз дело в правителях, то демократия – лучшее средство против слабой власти, ибо позволяет избавляться от неумелых управленцев, не дожидаясь их смерти, как при монархическом режиме. Но та же античность продемонстрировала иное: деградации подвержена и демократия. И этот политический строй на каком‑то этапе также становится беззащитен перед деградантами.

Так кто они – деграданты? Что ими движет?

Можно различить две основные группы: 1) ориентированные на расширение рамок личной «свободы» до бесконечности, в следствии чего возникает угроза социальной катастрофы, и 2) деграданты, использующие традиционные институты для своей деятельности.

У деградантных «борцов за свободу» вполне привлекательные лозунги. На деле же за ними кроется стремление к освобождению и, главное, узакониванию в глазах общества своего подполья – того уровня сознания, которое психиатры отнесли к «подсознательному», «бессознательному», «первобытному», «животному» в человеческой личности. О снятии запретов как способе борьбы с неврозами толковали многие известные ученые и интеллектуалы, в том числе ссылаясь на Ф. Ницше и 3. Фрейда.

По существу, истинное желание таких личностей – возвести скотство в норму, как природное «негреховное» естество («что естественно, то не безобразно»). Пример тому деятельность маркиза де Сада и его поклонников, видящих в его писаниях особый вклад в культуру. Но развитие цивилизации шло не через «естество», а, наоборот, через формирование морали, а мораль не может существовать без запретов и ограничений. В животном мире нет понятия инцеста, гомосексуализма, убийства и вообще понятия преступления. Если крокодил убивает своих детенышей, а лев – выводок своего брата в борьбе за лидерство в прайде – то это не есть преступление, а подчинение инстинктам. Но человек стал человеком, когда преодолел животные инстинкты и сформулировал иные правила поведения. Отказ от них есть скатывания на доцивилизованный уровень. Поэтому индивиды, подрывающие основы культуры – деграданты.

Деградантом пропагандируется вседозволенность: «всё можно, что хочется, и нельзя осуждать тех, кто дозволяет себе то, что им хочется». Это принципы разрушения, хотя они объявляются принципами свободы.

Глубинная задача деграданта – растление общества. Поэтому он не остановится на каком‑то одном рубеже, а будет ратовать за все новые и новые послабления от норм морали вплоть до полного снятия моральных запретов.

Но почему нельзя выстроить цивилизацию на основе «природных инстинктов»? Зачем нужны запреты и моральные регуляторы?

Да, можно жить в норах и пещерах, питаться в сыром виде тем, что дает природа. Но цивилизация преодолевает природную среду и создает искусственную среду обитания. В итоге искусственная среда формирует нового – цивилизованного – человека как социальный, а не только биологический тип. Безусловно, это отчуждение от природы наряду с огромными преимуществами породило свои проблемы, над решением которых люди бьются со времен формирования первых цивилизаций. Но попытка решить их самым простым и «очевидным» способом – снятием запретов, ведет к разрушению основ жизнедеятельности общества. Потому запреты в древних обществах табуировались, объявлялись священными, и все главные религиозные книги – Веды, Библия. Коран – содержат в себе запретительные предписания.

Сохранение равновесия между биологическим и социальным в человеке, смягчение существующего антагонизма – задача, не имеющая легкого и однозначного решения. И попытка упростить ее – путь к деградации.

В химии есть понятие автокатализа, когда в веществе накапливаются катализаторы, ускоряющие реакцию разложения. Этот описание применимо и к деградантам.

Деградантом можно быть независимо от образования, социального положения, размеров дохода и т. д. Деградантами могут быть умные, образованные и талантливые люди. Но всех их объединяет одно качество – это индивиды, в силу своих вкусовых политических, идеологических предпочтений или из‑за материальной выгоды, понижающие энергетику этноса. Возможности у всех разные. У пьяницы, домашнего тирана они мизерные, а у руководителя государства или «властителя дум» на культурной ниве – большие. Смогут ли они в совокупности добиться значимых успехов, зависит от морального здоровья нации и действенного противодействия здоровых сил общества, особенно в условиях мощного демагогического прессинга.

Наиболее опасный деградант в политической жизни – управленец. Типичным деградантом был германский кайзер Вильгельм II. Свою государственную жизнь он, в сущности, посвятил делу уничтожения германской империи. Приняв государство в великолепном состоянии, вся его дальнейшая политика проводилась так, чтобы восстановить против Германии как можно больше великих держав. К началу своего царствования Берлин был на ножах с Францией, но в союзниках имел Австрию, Россию, Италию. Англия была нейтральной. За полтора десятка лет кайзер сделал врагами рейха Россию и Англию (причем британское правительство дважды предлагало урегулировать разногласия, в том числе заключить договор о дружбе). Своими неуклюжими действиями он толкнул их на союз с Парижем, а союзная прежде Италия повернула в сторону Франции. Своеобразным крещендо усилий кайзера по созданию врагов явилось специальное послание в адрес правительства Мексики в 1916 году («нота Циммермана»), в которой предлагалось начать войну с США. Американцы перехватили и опубликовали депешу, что стало окончательным аргументом в пользу вступления Америки в войну против Германии. Чтобы оценить трудность вовлечения США в войну, следует иметь в виду, что Соединенные Штаты были государством с вековой традицией нейтралитета. Первый президент Дж. Вашингтон завещал держаться от европейских разборок подальше. Но кайзер сумел сделать невозможное!

Именно вопиющей неэффективностью деградантный тип управленца отличается от пассионария, двигающее государство и общество вперед, несмотря на огромное число препятствий. Таковым был Петр I, Дж. Вашингтон и Фридрих II. Это были не «голубые ангелы», а люди, способные делать ошибки, терпеть поражения, но, в конечном счете, они добивались своих целей и оставляли после себя могучее, хотя зачастую и противоречивое наследие. Однако оно вполне могло служить и служило в качестве образца для последующих поколений. Созданная ими система затем успешно работала в течение многих десятилетий.

Между этими полюсами находится большинство управленцев. Они способны сохранять и приумножать существующее в рамках условий и целей им поставленных. Соотношение между этими группами, в сущности, определяет вектор эволюции государства и народа.

История с Вильгельмом II показывает, какие беды может принести стране человек с апломбом, решивший, что знает, как надо делать и, невзирая на все советы и предостережения, проводящий свой гибельный курс. В сущности, деградант‑управленец – это человек, нарушивший меру своих возможностей и при этом способный достигать своих разрушительных целей. Такие возможности дает власть, тем более власть огромная, какая бывает у самодержцев и у несменяемых выборным путем руководителей государства. Например, показавший себя неплохим руководителем среднего звена чиновник становится Главным Начальником, то могут начинаться проблемы, заканчивающиеся развалом работы вверенной ему структуры. Причина провала состоит в том, что на прежнем месте он проявил себя как прекрасный исполнитель, а на новом он должен сам формулировать задачи перед подчиненными, разрабатывать стратегию действий, то есть быть тем, кого ныне зовут креативщиком. Именно в этом заключается провал деятельности на посту главы государства Н. С. Хрущева,

М. С. Горбачева и его команды (Н. И. Рыжкова, Е. К. Лигачева). Они были хорошими исполнителями, но, получив свободу действий, оказались никудышными творцами. Зато великие государственные деятели всегда являют собой сочетание креативности и способности исполнять задуманное до конца.

Деградант – это, прежде всего, тип мышления (а значит, и поведения). Часто деградант ориентирован на условия жизни максимально свободных от борьбы, на комфортное существование. В итоге, это ведет к потере исторической будущности системы (государственной, этнической). Возьмем литературный пример. Владельцы усадеб в пьесах А. П. Чехова («Вишневый сад», «Дядя Ваня») – милые люди. У них есть лишь одно сильно выраженное отрицательное качество – атрофирована способность к эффективным действиям. В итоге, они обречены потерять свои поместья и бесславно сойти со сцены истории.

Типичный деградант Обломов в одноименном романе И. Гончарова. Этот герой – милейший и добрейший человек. Он вызывает симпатию у читателей (и зрителей фильма Н. Михалкова). Но при этом Обломов – социальный паразит, объедающий и разоряющий своих крестьян. Он лишает крестьян (а это сотни людей) перспективы и смысла их труда. Это означает, что не надо воспринимать деграданта, как отрицательного в личностном плане человека, в этом случае блокировать деятельность (или бездеятельность) деграданта не представляло бы труда. В том‑то и дело, что бороться с такими индивидами затруднительно, особенно если они хорошо освоили премудрости демагогии. А златоустов среди деградантов много, и они могут заговорить или поставить в тупик софистикой любого.

Есть выражение: понять, значит простить. Поэтому в кино и на подмостках театра чеховским деградантам сочувствуют и режиссер, и актеры, и зрители, и вызывают неодобрение «злые» люди, лишающие милых усадьбовладельцев их имущества. Несколько труднее понять (и простить) деграданта, который спускает (или опускает) не поместье, а государство, поскольку в этом случае страдают миллионы безвинных. Но и тогда всегда находятся историки, пытающиеся обелить таких правителей ссылками на «сложные обстоятельства», а некоторые из таких государственных деятелей даже получают статус мучеников (если погибают на плахе или от пули).

При всем многообразии индивидуальностей, какие наиболее черты характерны для деградантов?

Во‑первых, это склонность к редукции (упрощению) имеющихся проблем. Например, Советский Союз был распущен по принципу «нет государства – нет проблемы», хотя на деле эти проблемы были «делегированы» новообразованным государствам. Немудрено, что в 1990‑е гг. стали высказываться предложения о «сокращении» России, как слишком большой для управления страны. Та же стратегия проводилась в сфере экономики: если в какой‑то отрасли существовали сложные проблемы, то предлагалось ее ликвидировать, как неконкурентоспособную по принципу «нет отрасли – нет проблемы». На деле же проблема неэффективного управления никуда не девается, а переносится в другие сектора национального хозяйства. Поэтому, несмотря на серьезное сокращение территории государства, ее населения, индустрии, мы видим те же проблемы управления, что были и прежде, включая царский период.

Во‑вторых, слабая энергетика, проявляющая себя как «слабая воля». Известно, что психологический момент играет огромную роль в спорте. Порой настрой полновесно компенсирует прорехи в подготовки спортсменов. Так было во время турне московского «Динамо» по Англии в 1945 году, когда, в общем‑то средняя по европейским меркам футбольная команда, блистательно обыграла лучшие английские клубы. Так было в 1980 – «афганском» – году, когда студенческая команда США на олимпийских играх совершенно неожиданно в великолепном стиле обыграла намного более сильную команду СССР. И таких примеров в мировом спорте множество. Болельщики и руководство страны понимают значение таких психологических успехов, поэтому победа российской сборной по хоккею на чемпионате мира в 2008 г. после многолетнего перерыва была воспринята как долгожданное возрождение национального духа. Да, профессиональный спорт – удел сильных людей, но если ограничиться любованием спортивных успехов, то это сведется к имитации национальной воли. Победы советских хоккеистов не спасли Советский Союз от поражения. По‑настоящему государственная воля и состояние национальной энергетики проявляются в экономике и науке. Когда после победы российских хоккеистов или гимнасток раздаются громкие голоса в пользу сворачивания отечественного автомобилестроения, то это свидетельствует о том, что успехи в спорте мало повлияли на процессы затухания воли в обществе.

Россия с ее огромными богатствами позволяет управленцам тренироваться на ней достаточно долгое время по принципу «миллионом больше, миллиардом меньше – в итоге прибыток». Резервы (природные, человеческие, интеллектуальные) покрывают недостачу. Поэтому в России не сложились четкие критерии, отличающие эффективного управленца от деграданта. Понять, чем один государственный деятель хорош, а другой плох, весьма затруднительно. Споры кипят десятками лет, но разрешить их так и не удается. Обычно все решается вкусовыми предпочтениями и политической конъюнктурой.

Деграданты всегда подведут «теоретическую» базу под свою деятельность. Свои провалы они объяснят доставшимся им тяжелым наследством, внешними обстоятельствами и т. п. Они, в отличие от пассионария, никогда не возьмут на себя ответственность за неудачу. Причина в том, что пассионарий способен исправить положение, сколь тяжелым оно бы ни было, а деградант лишь усугубит ситуацию.

Разница между пассионарием и деградантом можно пояснить на простом примере. Когда критикуют действия великих личностей, то нетрудно заметить, что ошибки пассионариев и деградантов разного качества. Наполеон допустил просчет, затеяв кампанию против России, или когда вместо пенсионного существования на острове Эльба, дерзнул вновь стать императором Франции. Но поражения явили трагизм Бородино и Ватерлоо, увековеченные в романах, стихах, фильмах и картинах, в то время как деградант сливает «империю» без малейшего намека на достойный пример для потомков.

Как появляются деграданты? Почему и при каких исторических обстоятельствах общество идет за ними?

В случае с монархией ситуация понятна: монарх получает власть по праву рождения, и убрать с трона законным путем не представляется возможным, даже если он явно плохой правитель. Сколько царств погибло оттого, что «богоизбранный» оказался не способным организовать сопротивление врагу, или своей неразумной политикой доводил подданных до мятежа. Иное положение в демократических государствах. Там правительство смещается путем выборов. Этот механизм, казалось бы, должен служить надежной преградой для проникновения в элиту деградантов. Однако история демократических государств показывает, что демократия – самая недолго живущая форма политической организации. В древности она существовала лишь в нескольких государствах Средиземного моря, и известна, прежде всего, по культурным и политическим успехам Греции и Рима (к демократическим государствам относились еще Карфаген и города Финикии). После гибели античности, демократия возродилась лишь спустя тысячу лет и опять в относительно небольшом по размерам регионе Западной Европы. Правда, затем демократия широко распространилась по планете. Но следует учесть, что история ее нынешней гегемонии насчитывает всего пару веков, что по историческим меркам немного, тогда как монархии и деспотии существуют тысячелетия и исчезать не собираются. А вот у демократии уже вырисовываются крупные системные проблемы, причем того же типа, что и с античностью (там демократия продержалась около трех веков и выродилась в авторитарную власть). Главная проблема – это перерождение демократии в охлократию, когда, перефразируя строки из песни А. Макаревича, «каждый идиот имеет право на то, что слева и то что справа». Об этой напасти писал еще Аристотель, и эта закономерность начинает просматриваться и в наше время.

Демократии быстро достигают больших экономических успехов. Сам характер строя предполагает рост жизненного уровня всех избирателей, ибо в этом залог социального мира гражданского общества. Сначала это радует, потом начинают открываться негативные моменты столь, безусловно, прогрессивного процесса. У богатых демократических государств возникает серьезная опасность снижения национального энерговоспроизводства до кризисного – энтропийного – уровня. Имя этого негатива – социальный паразитизм. Он проявляется в разных формах, в том числе в форме гедонизма. Когда гедонизм набирает силу, то пассионариев начинают вытеснять деграданты. На них возникает спрос, чтобы заполнить разрыв между большим объемом управленческих задач, доставшихся от пассионарного периода, и снизившимся энергопроизводством нации. Их управление сводится к приведению системы к новым, упрощенным, возможностям. Начинается сброс ставшего неподъемным «имперского» груза, который раньше нести было не трудно. Начинается сужение фронта управленческих задач, но при непременном условии – сохранять привычный уровень потребления! «Хлеба и зрелищ!» – вот что должна обеспечить угасающая демократия своим гражданам, чтобы те не возмущались. А это то поле, на котором играют деграданты. Их объективная задача превратить общество в «стадо», обуреваемое простыми инстинктами, которые легко удовлетворять. Тут очень пригождается 3. Фрейд с его теориями психологического подполья в человеке. Мол, надо вытащить фрейдистские комплексы на свет и легализовать их. Потому вдруг так громко заявила о себе тема гомосексуализма. Людей с нарушенным хромосомным составом немного, вряд ли больше одного процента (если, конечно, не начался процесс биологического вырождения этноса), но о них говорится так шумно, эта тема раскручивается так мощно, будто проблема гомосексуализма касается большинства мужчин. А когда будет исчерпана эта тема, то всплывут другие: вопросы: инцеста (контрацептивы исключают зачатие, так почему близким родственникам нельзя любить друг друга?), педофилии (дети ныне взрослеют рано, так почему им нельзя со взрослыми…?) и т. д. Все это будет подаваться в обертке борьбы за свободу личности, за гуманизм, на право иметь право «на то, что слева и то, что справа» и пр.

Для общества опасно возрастание влияния гедонистов и деградантов как разрушителей этноэнергетики нации. Гедонисты пропагандируют философию жизни как цепи удовольствий. Деграданта исповедуют капитулянтство перед внешними и внутренними проблемами как способ приспособления к имеющимся системным сложностям, решить которые они не в состоянии. Под этот уровень подверстывают не только экономику, уровень государственного управления, но и культуру. К ней тоже резко снижаются требования. Достаточно посмотреть фильмы и почитать художественную литературу «деградантных» периодов любой страны и отчетливо станет видно объединяющее их качество: тяга к социальным маргиналам, к негативу, к патологии или, если сказать жестче – тяга к дерьмецу. Они «конституируют» эту консистенцию, как экстракт свободы, что тоже понятно: деградантов закономерно тянет к вырожденцам и вырожденчеству.

Деградант способен активно пробиваться во власть, но, достигнув цели, быстро осознает, что имеющиеся задачи ему не по плечу. В нормальной обстановке такие индивиды оттесняются личностями пассионарного плана или просто профессионалами, и они занимают в обществе место соразмерное их способностям. Иная ситуация складывается, когда энерговоспроизводство народа не в состоянии обеспечить социум необходимым числом пассионарных личностей. Это открывает путь к доминированию энергетически слабых индивидов. Придя к власти, им ничего не остается делать, как только начать процесс редукции, чтобы совладеть с имеющимися проблемами. В этом и заключается отгадка «перестройки» СССР и последующих «реформ» в постсоветской России. Так сказать, делали, что могли и получили то, что сумели сделать.

Российские деграданты легко нашли выход из незавидного положения. Когда возникают экономические и управленческие проблемы, да еще неожиданные и к тому же с малопонятной природой своего происхождения, то сразу предлагается выход – реформы. Реформирование – «все‑ обьясняющее» слово, за которым можно скрыть непонимание происходящего. Предложение начать реформы – способ снять с себя ответственность. Реформы легко начать, но, подобно ремонту в квартире, трудно закончить. Хлипкий результат реформирования всегда можно свалить на объективные обстоятельства. Впрочем, нередко и этого не требуется. Обычно к концу реформирования забывается, с какими целями они начинались. «Реформы», особенно длительные по времени – благоприятная среда для демагогов и деградантов.

Итак, общее правило демократии, а также правящего класса традиционного (авторитарного) государства – с возрастанием «сытости» растет влияние деградантов. Их объективная задача – устранить препятствия для воцарения жизни «в свое удовольствие». Для этого разрушается все, что требует серьезных усилий, в том числе устраняются те качества, которые предполагают определенную степень мобилизованности общества для конкурентной борьбы, его способность аккумулировать силы. Они целенаправленно выводят страну на уровень, который по силам деградантам.

Размобилизованность – «идеал» деграданта. К ней они стремятся подсознательно, но целеустремленно. В итоге получается рыхлый, разбалансированный социум, теряющий способность эффективно противостоять внешним и внутренним угрозам, капитулирующий перед ними ради сохранения спокойной, сытой, безмятежной жизни. Поэтому, если будет предложено, чтобы Россия сконцентрировалась и начала экономическое

наступление в сфере производства товаров с высокой добавленной стоимостью, например, в автомобилестроении и электронике, то обязательно последуют «убедительные» и проникновенные рассуждения о том, как это дорого, трудно и не обязательно, что есть более легкие пути использования возможностей страны. В России эта позиция нашла свое выражение в «теории естественных конкурентных преимуществ», активно пропагандируемой в 2000‑е годы. Такими «преимуществами» считалось добыча и продажа сырья на «инновационной» основе. Это все равно, если бы спортсмены и тренеры в период подготовки к Олимпийским играм рассказывали, как трудно завоевать медали и, по большому счету, не очень‑то и нужно, ибо есть внутрироссийские соревнования, где также дают медали. Понятно, что такая команда олимпийские награды не завоюет. Фактически данная «теория» служит основанием для уклонения от соперничества, хотя на словах все за то, чтобы развивать конкуренция. Но это конкуренция «не бей лежачего».

В Западной Европе, США и России давно обозначилась тенденция саморазрушения цивилизации. Причем она достигла такого уровня, что социальное и техническое созидание автоматически включает момент саморазрушения. Обществом ощущается негативная тенденция, предпринимаются оздоровительные меры, но они недостаточны. Необходимо более глубокое знание причин деградации.

Все знают, сколь важно сохранять конкурентоспособность экономики, но точно также необходимо осознавать важность сохранения и поддержания высокого качества этноэнергетики. Состояние государства определяется не размерами природных богатств, а состоянием национальной энергетики.